Оставаясь в меньшинстве

ГЛАВА 16. Фонд «НАДАВ»

Мы решили назвать новый фонд «НАДАВ». На иврите это слово ассоциируется с такими понятиями, как щедрость, благодеяние. Но также это на иврите первые буквы фамилий троих основателей фонда: моей, Володи Дубова и Миши Брудно — моих старых друзей и партнеров по ЮКОСу.

Я хотел бы сказать самые теплые слова благодарности моему другу и единомышленнице Алле Леви, которая оказала неоценимую помощь в создании и развитии нашего фонда, а также помогла мне лучше понять израильское общество и особенности подхода к благотворительности.

Мы с Аллой познакомились во время моего первого официального визита в Нью-Йорк. Я был президентом РЕКа, Алла — старшим посланником Еврейского агентства в США Она сразу произвела на меня впечатление умного, делового и независимого человека. Алла приехала в Израиль в далеком 1971 году. Тогда практически каждому выезду из СССР предшествовала долгая, изнурительная борьба с советской властью, и случай Аллы не был исключением. Недавно она опубликовала очень искреннюю и эмоциональную книгу о своем духовном становлении и непростом пути в Израиль под названием «Я — вольная птица».

Много лет Алла Леви проработала в Еврейском агентстве, познакомилась с еврейскими общинами во всем мире. Именно она помогла мне четко сформулировать философию будущей деятельности фонда. Помогла выбрать первые проекты, которые поддерживал наш фонд.

Мне известны несколько филантропических тактик. Одни учреждают фонд, выделяют сумму на его деятельность и все руководство отдают в руки профессионалов. Другие стараются вникать в каждый финансируемый проект и пытаются им руководить, то есть занимаются микроменеджментом. Я же выбрал для себя, как мне кажется, золотую середину. С одной стороны, в фонде «НАДАВ» работают опытные профессионалы, которым я полностью доверяю. Но при этом мы с ними регулярно встречаемся, анализируем состояние дел, спорим и дискутируем. Я выдвигаю свои идеи и предложения, и они не всегда проходят испытание коллективным обсуждением. Иногда сотрудники фонда предлагают новые проекты. У нас нет отношения «начальник — подчиненный». Мы — один небольшой коллектив, который занимается важным и очень интересным для меня делом.

Среди самых первых проектов фонда были программы «Таглит» (Taglit-Birthright) и «Маса» (Masa Israel Journey). Программа «Таглит» была инициирована моими друзьями — американскими филантропами Майклом Стейнхардтом[101], Чарльзом Бронфманом[102] и Линн Шустерман[103]. Идея, которую они выдвинули, сначала казалась абсолютно утопической. Они предложили дать каждому молодому еврею или потомку еврея (в соответствии с Законом о возвращении) в возрасте от восемнадцати до тридцати двух лет возможность практически бесплатно посетить Израиль. В ходе десятидневной экскурсии группы молодежи по сорок-пятьдесят человек должны были не только посещать известные туристические достопримечательности, но и знакомиться со своими израильскими сверстниками, встречаться с друзьями и родственниками, уже проживающими в Израиле.

Я не сомневаюсь, что спонсоры программы, планируя эту инициативу, прежде всего думали о молодых американских евреях, среди которых в конце 90-х годов стали наблюдаться тревожные тенденции.

Дело в том, что американские евреи после Второй мировой войны, и в особенности после победы Израиля в Шестидневной войне, стали горячими сторонниками Израиля. В 70-х годах из США даже началась небольшая алия (репатриация) в Израиль. А те американские евреи, которые решили быть сионистами, оставаясь в США, считали своим долгом регулярно посещать Израиль и жертвовать на различные израильские проекты.

Однако эти настроения постепенно менялись, и в конце XX века все больше молодых американских евреев стали воспринимать Израиль как далекую и чужую страну. Есть многочисленные исследования на эту тему, цифры приводятся разные, многие из них оспариваются социологами, но тенденция очевидна: американская еврейская молодежь отдаляется от Израиля.

Для такого изменения отношения было много причин: и продолжающийся палестино-израильский конфликт, и бесконечные дрязги в современной израильской политике, и антиизраильская пропаганда в студенческих кампусах. Но также очень важным было отсутствие представления о современном Израиле. Именно его и хотели дать молодым евреям инициаторы проекта «Таглит».

Я впервые услышал об этой идее от председателя Еврейского агентства Салая Меридора. И сразу понял, что это — самый крупный проект, реализующий концепцию Jewish Peoplehood на практике, который, несомненно, усилит ощущение причастности молодого человека к земле предков и к судьбе еврейского народа. Потом к этой программе присоединились другие филантропы, еврейские федерации Северной Америки и, что очень важно, правительство Израиля. Жизнь показала, что «Таглит» стал одной из самых успешных образовательных программ: с 1999 года благодаря ей Израиль посетили сотни тысяч человек из шестидесяти двух стран[104].

Наш фонд с самого начала участвовал в нескольких подобных инициативах. Но при этом я понимал, что ему необходим свой уникальный, флагманский проект.

В конце 2003 года мне позвонил Натан Щаранский, с которым я познакомился еще в Москве, и предложил встретиться. На встрече Натан сказал, что обращается ко мне по просьбе премьер-министра Ариэля Шарона, в правительстве которого Щаранский тогда занимал пост министра по делам Иерусалима и диаспоры. Выяснилось, что на повестке дня стоял вопрос о спасении Музея диаспоры (Бейт ха-Тфуцот), расположенного в кампусе Тель-Авивского университета.

Этот музей, открытый в 1978 году, считался в свое время одним из самых технологически продвинутых. В его экспозиции не было ни одного исторического объекта, кроме стола, на котором была подписана Декларация Бальфура[105]. Все прочие экспонаты были созданы специально для того, чтобы наиболее наглядно отразить главную концепцию музея: еврейский народ прожил долгие века в галуте, прошел через многочисленные страдания, но в конце концов осуществил свою мечту и вернулся в Землю обетованную.

В первые годы существования в музей выстраивались огромные очереди. Но постепенно интерес израильтян снижался, государственные дотации сокращались, а уменьшение потока туристов в Израиль из-за Второй интифады привело к тому, что он оказался на грани финансового краха. Уже поговаривали о его закрытии.

Щаранский повез меня в музей, который произвел на меня весьма удручающее впечатление. Было видно, что годы его расцвета остались позади, некогда технологически передовая экспозиция теперь выглядела устаревшей, а темнота залов подчеркивала мрачное настроение, царившее среди сотрудников музея.

Той относительно небольшой суммы, которую я пожертвовал тогда, музею хватило на несколько месяцев, и вскоре ко мне обратились снова. Тогда я и принял решение, определившее деятельность и фонда «НАДАВ», и музея на много лет вперед: именно возрождение музея, посвященного еврейскому народу, станет нашим флагманским проектом.

Я выразил готовность стать основным спонсором Музея диаспоры, но при одном условии: фонд становится его партнером, и мы вместе проводим в нем кардинальную реформу. Впереди предстояла огромная работа: набор новых сотрудников, разрешение трудовых конфликтов, разработка концепции новой экспозиции. С самого начала я считал, что ответственность за обновление музея должны вместе с нами разделять и Государство Израиль, и еврейские филантропы во всем мире. И уже в 2005 году израильский кнессет принял Закон о Бейт ха-Тфуцот, который определил музей как «национальный центр еврейских общин в Израиле и во всем мире».

Каждый музей отражает свою эпоху. Как через дизайн и внутреннее устройство, так и через принципы отбора экспонатов и пояснений к ним. Исторические музеи стоят в особом ряду. В отличие от художественных, которые призваны погрузить посетителя в мир прекрасного, их главная задача — представить определенную версию истории народа, раскрыть его идентичность — иногда в многообразии, иногда преднамеренно прямолинейно.

Дом диаспор — так буквально переводится название музея Бейт ха-Тфуцот — также отражал свою эпоху и представления израильских и еврейских лидеров о еврейской истории и отношениях между Государством Израиль и диаспорой. Эти люди совершили настоящее чудо: возродили еврейское государство на своей земле. Они стали свидетелями возвращения сюда сотен тысяч евреев. Сбылись речения пророков! Естественно, что для отцов-основателей государства история евреев поделилась на до и после 1948 года — года основания Израиля, а география еврейского народа — на Израиль и все остальные страны.

При этом в еврейской истории в рассеянии подчеркивались именно страдания и беды еврейского народа. Экспозиция начиналась с огромных камней разрушенного Второго Храма и арки Тита, на барельефе которой изображены римские солдаты, марширующие с храмовой менорой и другими трофеями из разграбленного Храма (это были муляжи из гипса и папье-маше). Все три этажа пронизывала черная металлическая решетчатая конструкция, символизирующая жертвы еврейского народа во время Холокоста. Конечно, были в музее и залы, посвященные еврейским праздникам, традициям, духовным достижениям, был зал с замечательными моделями синагог, но в целом посетитель выходил с ощущением, что еврейская история — это погромы, лишения и скитания по враждебному миру. Через это ощущение передавался в 1970-е годы призыв лидеров Израиля к евреям диаспоры: «Хватит прозябать среди чужих — возвращайтесь на историческую родину!» — в изложении на музейном языке.

Мы же начинали нашу «перестройку» в начале XXI века, когда многое изменилось. Израиль превратился в одну из ведущих экономических, военных и технологических держав на Ближнем Востоке. Далеко не все евреи совершили алию, примерно половина народа продолжала жить в других странах. Более того, сотни тысяч израильтян перебрались в США, Англию, Францию и даже Германию.

Перед нами стояла непростая задача отразить эту изменившуюся ситуацию, это новое самоопределение в обновленном музее.

На одном из первых совместных обсуждений представителей нашего фонда с работниками музея Алла Леви произнесла ключевую фразу: «Новый музей должен рассказывать не о прошлом еврейского народа, а о его настоящем и будущем». Именно поэтому сегодня новый Музей еврейского народа, в который мы превратили Бейт ха-Тфуцот, открывается с обзора современного еврейского мира.

Тогда же мы сформулировали девиз музея: «Эта история — твоя». Мы хотели, чтобы посетитель выходил из музея не просто сторонним наблюдателем, а с ощущением, что он сам — часть огромного и многообразного еврейского мира, с которым он связан личными узами. И он должен испытывать не только горечь былых утрат, но и гордость за принадлежность к еврейскому народу.

Этот девиз стал основой нашего подхода к работе над новой концепцией и экспозицией музея.

Пятнадцать лет реконструкции — это долгий путь. И, должен признаться, весьма непростой.

За эти годы сменилось несколько директоров, неоднократно обновились составы попечительских советов и музейных комиссий. Сколько яростных споров — до криков, слез и смертельных обид — велось о том, что должно быть включено в экспозицию, а что — нет. Вопросы обсуждались непростые. Например, как показать многообразие современного иудаизма? Должны ли мы рассказать о женщинах-раввинах в реформистском и консервативном течениях? Можем ли упомянуть однополые браки, освящаемые реформистами в США, но считающиеся богопротивными с точки зрения ортодоксов?

Несколько лет мы искали дизайнерскую фирму для работы над новой экспозицией. Местные предложения нас не удовлетворили, и мы объявили международный конкурс. Его выиграла компания Gallagher & Associates, во главе которой стоит Патрик Галлахер — ирландец, принявший иудаизм.

Мы не могли просто закрыть музей, разобрать старую экспозицию и начать создавать новую. Все работы велись параллельно с повседневной деятельностью музея. Уже через несколько лет с начала нашего партнерства был достроен новый музейный корпус для проведения лекций и семинаров. Мы начали реформировать работу экскурсионного и лекционного отдела. На его основе открыли Международную школу по изучению еврейского народа. Именно сотрудники этой школы должны были не только готовить экскурсоводов на будущее, но и одновременно проводить лекции, семинары, образовательные мероприятия, постоянно расширяя круг участников этих мероприятий — от молодых пар с детьми до пенсионеров.

Каждый год мы открывали новые выставки, причем как традиционные по тематике для Музея диаспоры (такой была, например, выставка, посвященная иранским евреям), так и принципиально иные (например, о евреях — звездах шоу-бизнеса Бобе Дилане и Эми Уайнхауз). Большим успехом пользовалась экспозиция, посвященная еврейскому юмору. Многие из этих выставок потом отправились путешествовать по миру — например, выставка, посвященная советским евреям, борющимся за выезд в Израиль.

Наш подход стал быстро приносить результаты. Аудитория музея помолодела, его начали посещать семьи с детьми, группы солдат и офицеров Армии обороны Израиля, участники программы «Таглит». Музей наполнялся новой энергетикой.

Значительную роль в процессе реновации музея сыграла моя старшая дочь Ирина.

Я уже писал, что она первой в нашей семье получила еврейское образование, окончив в 1995 году еврейскую школу в Москве. Но, что не менее важно, Ирина рано начала заниматься филантропической деятельностью как волонтер. В девятнадцать лет она работала в Hill Foundation. Затем, в начале 2000-х, — в созданной ЮКОСом «Федерации интернет-образования». Ирина окончила экономический факультет МГУ и несколько лет проработала в международной консалтинговой компании АРСО.

После ареста Ходорковского я попросил ее переехать в Лондон, где она продолжила работать в той же фирме.

Несколько раз Ира приезжала ко мне и через пару лет пребывания в Лондоне, в 2006 году, решила перебраться в Израиль, где к тому времени уже жили все ее родственники: папа, мама, отчим, дедушка и бабушка. Пока она искала работу в области PR, я предложил ей попробовать свои силы в филантропии. Но уже не добровольцем, а административным работником. Она организовала некоммерческую организацию Israeli Center For Better Childhood, которая помогала обеспечивать лекарствами детей, больных раком. Потом деятельность организации расширилась — к ней присоединился выходец из Греции филантроп Саби Майонис, и они стали помогать репатриантам из Эфиопии, а также предоставлять стипендии для обучения в израильских университетах талантливым ребятам из провинции (сейчас эта программа называется «ХаБогрим» — «Выпускники»),

Ирина на своем опыте познакомилась с израильской бюрократией и израильским законодательством. Не говоря уж о том, что за два года она выучила иврит настолько хорошо, что могла общаться с чиновниками!

Когда я убедился, что это дело Ирине близко и она его успешно осваивает, я попросил Аллу Леви постепенно вовлекать ее и в дела фонда «НАДАВ». Со временем Ирина стала директором фонда и сама инициировала несколько проектов. При этом она все больше времени посвящала музею. Она прошла долгий путь от представителя фонда до наблюдателя в совете директоров, затем заместителя председателя совета директоров и, наконец, председателя правления АНУ (ивр. Мы) — Музея еврейского народа — так стал называться бывший Дом диаспор.

Должен подчеркнуть, что подобное сотрудничество между представителем семейного фонда и государственного музея означало прежде всего огромную ответственность. Фактически моя дочь взяла на себя все риски, связанные с переустройством музея. Конечно, в случае успеха ей и другим работникам музея достанутся все лавры, а в случае провала? Возьмем прозаический вопрос: стоимость новой экспозиции. Вначале нам говорили, что она обойдется в пятьдесят миллионов долларов, но в результате потребовалось сто. И половину этой суммы собрала Ирина, встречаясь с еврейскими филантропами по всему миру. А что касается второй части, то тридцать миллионов за эти годы внес фонд «НАДАВ», а двадцать — правительство Израиля.

Были и непростые переговоры с официальными лицами Израиля, которые ей пришлось вести на протяжении всех этих лет, ведь музей — государственный. Конечно, Ирине помогала моя приверженность долгосрочным обязательствам фонда, но без ее увлеченности, самоотверженности и трудолюбия, а также без поддержки всего коллектива музея перестройка постоянной экспозиции могла затянуться на долгие годы.

Я горжусь своей дочерью, с которой мы выступили как партнеры и единомышленники. Музей еврейского народа — символ нашего партнерства и сотрудничества. Для нас это — зримый результат наших диалогов о еврейском народе, которые мы вели на протяжении многих лет.

При этом я считаю, что новая концепция, определяющая роли Израиля и еврейской диаспоры, связь между различными общинами и отношения индивидуума со своим народом, нужна не только нашему музею, но и всему Израилю. Наши сотрудники постоянно проводят на эти темы беседы с посетителями — школьниками, туристами, солдатами, преподавателями. Но было бы совсем неплохо, если бы хоть несколько раз в год во всех школах проходили занятия, посвященные не только Холокосту, но и еврейской солидарности…

Реформированная экспозиция в Музее еврейского народа, чего мы все так долго ждали, открылась 21 февраля 2021 года. К сожалению, из-за коронавируса пришлось проводить мероприятие виртуально. Перед открытием я провел несколько дней в залах и убедился, что это не просто современный центр, оснащенный по последнему слову техники, но именно музей, отражающий новую концепцию единения еврейского народа.

В мире существует множество еврейских музеев, сосредоточенных, как правило, на истории местных общин. Мы же представляем еврейский народ как некое единое целое, как народ живой, творческий и развивающийся. Именно поэтому экспозиция начинается не с камней разрушенного храма, а с больших портретов современных еврейских семей. Весь третий этаж, откуда посетитель приступает к своему путешествию, посвящен современной культуре еврейского народа, его вкладу в цивилизацию. Мы верим, что человек после экскурсии по музею выйдет с чувством причастности к своему народу и верой в его будущее.

Я ходил по новому музею и испытывал чувство гордости за ту огромную работу, которую мы проделали за пятнадцать лет.

Еще одним очень важным проектом для меня лично и для фонда «НАДАВ» стал Институт политики еврейского народа JPPI), созданный по инициативе Салая Меридора в то время, когда он был председателем Еврейского агентства. В сущности, это то, что по-английски называется think tank, то есть «мозговой центр» — организация, занятая стратегическим анализом. Возглавил этот институт один из крупнейших израильских (да и мировых) ученых, политологов и писателей профессор Иехезкель Дрор, который до этого долго работал во влиятельном американском центре RAND Corporation, а также много лет был политическим советником израильского правительства.

В совет директоров входили известнейшие политологи, политики, историки и философы. Среди последних я могу упомянуть Бернара-Анри Леви[106], а среди политиков — моих друзей Денниса Росса, много лет проработавшего в Государственном департаменте США, и бывшего посла США в Европейском союзе Стюарта Эйзенштадта. Они во многом стали для меня наставниками, объясняя положение Израиля и еврейского народа в современном мире.

Естественно, когда они пригласили меня стать одним из сопредседателей института, я с радостью принял это предложение.

Институт изначально поставил перед собой высокую планку: анализировать положение еврейских общин мира и Израиля как единого целого. Это, в частности, изучение демографических, социальных изменений еврейского населения во всем мире, вопросы взаимоотношений Израиля с еврейскими общинами. Главной стратегической задачей института была разработка рекомендаций долговременной политики для израильского правительства, международных еврейских организаций и еврейских лидеров, то есть всех тех, кого по-английски называют decision makers — лицами, принимающими решения. Раз в год институт представляет свой доклад на заседании в администрации премьер-министра Израиля (насколько он прислушивается к этим рекомендациям, другой вопрос). На сайте института можно найти большой архив — от ежегодных аналитических докладов до публикаций на самые разные темы, связанные с историей и современным положением еврейского народа.