Осторожно — пума!

В ночном Якутске

Багаж у меня небольшой. В одной руке маленький чемоданчик наподобие тех, в которых футболисты носят бутсы, а в другой жестяной тубус с картами. Карты природных ресурсов, недавно разработанные на географическом факультете Московского университета, вез я для демонстрации руководителям совнархоза Якутской автономной республики в надежде заключить с ними хозяйственный договор. В середине пятидесятых годов ученые были заняты усиленными поисками мест приложения достижений своей отрасли знаний в практических делах. Дело в том, что производственники того времени оценивали академических и университетских представителей естественных наук как силу второстепенную и не спешили финансировать научные разработки и рекомендации. Но ученые твердо знали, что практика без науки не сможет рационально развиваться. Поэтому они все настойчивее стучались в двери практических организаций. Мне выпала доля постучаться в якутскую дверь.

Якутск только что стал столицей алмазного края и университетским городом. Именно в этот год среди одноэтажного деревянного Якутска на Октябрьской улице появились недавно разработанные совместно с мерзлотоведами первые свайные кирпичные трехэтажные дома с тройными рамами и индивидуальной канализацией — филиал Академии наук и два экспериментальных — для преподавателей университета. Самую же эту улицу еще не переименовали в проспект Ленина, как она называется сейчас.

До торжеств трехсотдвадцатипятилетнего юбилея вхождения Якутии в состав России Якутск еще не располагал большими ассигнованиями на строительство и благоустройство, которые сейчас позволили ему приукраситься неузнаваемо: асфальтировать улицы, построить современного типа аэропорт, застроить трехэтажными каменными домами не только проспект Ленина, но и многие другие улицы. Поэтому, если не считать дощатых тротуаров, в то время столица автономной республики не имела мощеных улиц. Вечномерзлые грунты, оттаивая под сплошными фундаментами, вспучивались, и стены домов накренялись, нарушая горизонтальность полов и строгую прямолинейность улиц. Только башня от древнего города, построенного землепроходцами более трехсот лет назад, стояла не накреняясь, потому что не имела фундамента.

Сейчас турбовинтовые лайнеры доносят нас от Москвы до Якутска за семь-восемь часов с одной остановкой, тогда же винтовые самолеты между Москвой и Якутском летали с восемью остановками и каждый радиационный туман останавливал их не только на ночь, но и на сутки.

Мне повезло. Не прошло и двух суток, как ИЛ-14, поднявшись с Быковского аэродрома столицы, подрулил к небольшому деревянному строению якутского аэропорта. Известно, что в любой из наших столиц номер в гостинице получить трудно. Поэтому я и не пытался искать гостиницу, которая, как выяснилось позже, была единственной и не слишком вместительной. В моей записной книжке имелся адрес Кирилла Космачева, который после окончания аспирантуры в Московском университете решил приложить свои научные силы на окраинах нашей Родины и обосновался в Якутске на улице Аммосова. О своем появлении я Кириллу не сообщил, а он, естественно, даже не мог представить, что мало знакомый ему человек, занимавшийся до сих пор Дальним Востоком, вдруг окажется в Якутске да еще в зимнее время.

Степенно сойдя с борта самолета, я как-то не обратил внимания на поспешность всех остальных пассажиров. Через так называемый зал ожидания аэропорта, отталкивая друг друга чемоданами, как будто за ними по пятам шел вал цунами, бежали пассажиры. Они задыхались под тяжестью ноши, совершенно не обращали внимания на чины, на пол и возраст, глаза их были устремлены только в одну точку, вперед — на дверь зала ожидания. Все стремились как можно скорее выскочить на припортовую площадь. Я вежливо уступал путь всем и через несколько мгновений остался один посреди зала.

Выигравшие бег пассажиры моментально переполнили те полтора такси, которые скучали в ожидании самолета. Остальные ринулись к автобусу типа «голубая антилопа» и взяли его приступом задолго до того, как я подошел к нему. Площадь мгновенно опустела. На автобусной остановке кроме меня остались две пожилые женщины. Висеть же на подножке было невозможно, так как мороз в сорок восемь градусов сковывал неподвижный воздух.

Чтобы скрасить разочарование женщин, я начал разговор:

— А скоро ли будет второй автобус?

— Автобусы ходят через сорок минут.

— А где улица Аммосова?

— Впервые слышим. Это надо в центре спрашивать. Здесь такой нет.

— А далеко ли до центра?

— Километров восемь.

Шел девятый час декабрьского вечера. Только что вышедшая из-за взлетной полосы полная луна тускло освещала пустынную улицу, легко соперничая с парой еще более тусклых электрофонарей, торчащих по краям площади. Пока я проделал сто пятьдесят метров от аэровокзальных дверей до остановки автобуса, мороз проник в перчатки, а галоши стали стучать по обледенелой земле, как деревянные. Хорошо, что вопреки отходящей моде носить галоши я все же догадался утеплить ими ноги в туфлях. Зимой в Якутске все от мала до велика носят валенки, унты или в крайнем случае бурки. Человек в туфлях на улице города здесь крайняя редкость — это наверняка не знающий здешнего климата командированный с запада. Дольше нескольких минут якутские морозцы ботинок не терпят. Преодолевать пешком восемь километров, так же как и стоять сорок минут на таком морозе, было бессмысленно. Не пожелав стать ледяной статуей, я отправился в зал ожидания и занял наблюдательный пост возле окна. Отсюда видны прямая улица, упирающаяся в аэропорт, автобусная остановка в круге электрического света и мой чемоданчик, который был оставлен в качестве заявки на автоочередь. Несомненно, что оставлять неодушевленный предмет в очереди была крайняя наивность москвича. В Сибири сама природа требует от людей предприимчивости, и здесь очереди для посадки в автобусы не соблюдают.

Как только в начале улицы появились фары автобуса, в пятне света автобусной остановки начали возникать фигуры, жаждущие автоперевозки. Просто поразительно, откуда они появлялись? Преодолев в стремительном броске площадь, я еле успел спасти свое имущество из-под танцующих ног. Их было не менее сотни. Мне с большим трудом удалось втиснуться в автобус. Салон автобуса был низеньким и тесным. От пола до потолка, включая спинки кресел, его внутренность представляла собой ледяную броню, задрапированную довольно красиво блестящим инеем.

Бедный автобус качался и стонал под напором пассажиров в процессе его заполнения. Трескалась его ледяная облицовка. Кондукторша в категорических тонах требовала оплаты проезда.

Однако выполнить ее требование я лично не мог по причине чрезвычайной пассажирской плотности.

Несколько освоившись с необычностью положения, я стал выяснять, где и как мне следует выйти и найти нужную улицу.

— Улица Аммосова? Впервые слышу, — ответил первый спрошенный пассажир.

— Аммосова? Семен, ты знаешь где Аммосова? — обратилась кондукторша к водителю.

— Впервые слышу, — донеслось из кабины после длительной паузы.

— Граждане! Кто знает, где улица Аммосова? Где мне выйти? — обратился я громким голосом ко всем пассажирам.

Вопрос вызвал оживление и подвергся обстоятельному и всестороннему анализу. Нет, ни один из пассажиров о такой улице не слышал, но появилась тема для дебатов.

— Это, наверное, в районе Сергеляха — там новое строительство.

— Какой там Сергелях! Всю жизнь там живу. Нет там такой улицы.

— А не около ли порта?..

— Аммосов? — раздался старческий голос. — Это же бывший председатель ревкома. Я его видел…

— Так вот, может, и переименовали какую улицу.

— Знаешь, браток, сойди у «Гиганта», там и спросишь, — посоветовал наиболее рассудительный пассажир, как будто я знал, где и что такое «Гигант».

Выброшенный вместе с частью пассажирской массы у кинотеатра «Гигант», я успел заметить только пятки разбегавшихся во все стороны людей. Улица опустела моментально. У освещенного подъезда кинотеатра ни души. На месте ожидать прохожих просто невозможно — обледенеешь. Пошел вперед, должен же быть на перекрестке милиционер.

Стучу по дощатому тротуару одеревеневшими галошами, и эхо четко разносит звук в пустынной улице. Мимо пронеслась еще одна «голубая антилопа» — и опять никого. Вышел на площадь. Из-за низенького штакетника торчали хлыстики молоденьких березок — здесь решили создать бульвар. Кроме четырех фонарей, мерцавших по углам, площадь освещалась окнами двух домов. Один из них был обкомом партии, а другой магазином. Кроме того, на площади стояла трибуна. Ага, это Красная площадь Якутска, сообразил я.

Отчаянно мерзли нос и щеки. Давным-давно они были отморожены на Кавказе в августе при подъеме на Эльбрус, когда после двухсуточной отлежки на «Приюте Одиннадцати» в неимоверной силы пургу мы карабкались на вершину. С тех пор они постоянно мерзнут. Но кроме них начали терять чувствительность пальцы на всех четырех конечностях. Становилось обидно. В самом деле, здесь же не Огоджа и нелепо замерзнуть человеку среди столичного города автономной республики. Вдруг отворилась дверь и, сильно хлопнув, видимо под действием сильнейшей пружины, пропустила на ступеньки крыльца женщину. Это уже удача!

— Аммосова? Впервые… — начался уже привычный ответ.

Нет, позвольте. У женщины возникли отдаленные воспоминания. Постояв несколько секунд, она радостно воскликнула:

— Да ведь это бывшая Пионерская! Ее в октябре переименовали. Мы же на ней стоим.

Улица выходила на площадь перпендикулярно Октябрьской. В поисках дома номер двадцать я шел, уже не чувствуя ни рук, ни ног. В щели закрытых ставен пробивались полоски света. Высокие бревенчатые заборы и массивные ворота не имели щелей. Из-за них иногда слышалось угрожающее рычание волкодавов. Поднимаясь на носки и обнимая столбы ворот, я выяснял номера домов. Наконец вот он — двадцатый. Ворота такие же, с затейливой резьбой, только забор не бревенчатый, а дощатый.

Прежде чем открыть ворота, я постарался укрепить в правой руке тубус на случай схватки со сторожевыми животными. Калитка открылась без усилий. На ее скрип никакого проявления жизни не последовало. Постучал в дверь. Никакого ответа. Попробовал открыть. Открылась. В глаза бросилась ярко освещенная комната, видимая через кухонную дверь. В комнате, стоя на коленях на стуле и опершись локтями о стол, женщина читала газету. Это была жена Кирилла, которую раньше мне не приходилось видеть. Видение длилось ту небольшую долю секунды, пока клубы ворвавшегося вместе со мной пара не окутали большую часть кухни.

Переступив высоченный порог — их в Якутии делают приблизительно в полметра высотой для сохранения тепла, — я не ощутил пола. Первое впечатление было такое, что кухня не имела пола вообще. На самом же деле по прихоти процессов, развивающихся в вечномерзлых грунтах, стену с дверью несколько приподняло и перекосило пол по направлению к середине кухни. Вместо половика хозяева положили к двери клеенку, отслужившую свою службу на столе. Обледенелая галоша, не встретив никакого трения на скользкой клеенке, покатила ногу вперед, как по ледяной горке. Вторая нога рванулась за первой вдогонку. В то же время тяжелая дверь на наклоненной мерзлотой притолоке сильно хлопнула по спине. Телу было окончательно придано энергичное поступательное движение помимо воли его обладателя, и оно въехало в помещение ногами вперед почти в горизонтальном положении. Чемоданчик отлетел в одну, тубус в другую сторону, ноги, достигнув высокой поленницы дров у печки, развалили их. Грохот получился достаточно внушительный, а главное полифонический и устрашающий. Каждое полено стучало сообразно своему объему. Тубус катился по наклонной плоскости пола, издавая железное бренчание. Чемоданчик стукнул ведро с уже почти растаявшим льдом. Зимой в Якутске вместо воды развозят с Лены лед на мохнатых лошадках зимоустойчивой якутской породы. Кроме всего гремящего мое тело, видимо, тоже издало какой-то звук при падении, что сопровождалось громким восклицанием: «Черт бы ее побрал!» Мне впервые приходилось проникать в дом столь оригинальным способом, и необычность ситуации требовала словесного выражения, хотя оно и было бессмысленным.

Дверь захлопнулась, прикрыв доступ холодного воздуха в теплое помещение. Прекратилась конденсация паров, и в еще стелящихся по полу его остатках возникла женщина. На лице ее был написан ужас. Кухня явно рушилась по неизвестным причинам. Лишиться крова на ночь глядя в столь суровый мороз, конечно, малоприятно. И кто не испугается этого? Естественно, она бросилась на спасение своего имущества. Щелкнул выключатель, и перед ней открылась картина, как неизвестный ей мужчина отбивался от навалившихся на него дров. Тут же на помощь подоспел ее муж, вскочивший с постели. Несмотря на свое нелепое положение, мое зрение отмечало малейшие нюансы обстановки. Лицо Кирилла не отразило даже удивления. Совершенно спокойно, ровным, приветливым голосом он проговорил: «Раздевайтесь, Юрий Павлович», как будто я только что вышел и вот вернулся обратно, хотя и не совсем удачно.

— Да ладно, пусть их валяются, — добавила его супруга, пресекая мою попытку сконцентрировать разбросанные в разные направления дрова. — Вешайте пальто сюда.

Однако раздеться было не так просто. Окоченевшие пальцы не ощущали пуговиц. Галоши как будто припаялись к туфлям. Пока я стаскивал галоши, шапку и пальто, объединяя разобщенные предметы моего багажа, прошло не более четырех минут. После этого я вошел в комнату.

В момент падения я совершенно отчетливо видел пустой стол с разостланной на нем газетой, которую читала Клара. Больше там ничего не было. Сейчас же на нем стояла бутылка спирта, лежали нарезанный хлеб, колбаса, сало, лежала огромная рыба, стояли тарелки с соленой капустой, грибами и брусникой. Хозяева, как в сказке, заканчивали сервировку стола несущественными деталями.

— Не прогневайтесь, что без индивидуальных тарелок. У нас по-простому, по-экспедиционному.

На моем лице, очевидно, выразилось крайнее изумление столь высокой оперативностью, что вызвало снисходительные улыбки Космачевых.

— Садитесь, отогревайтесь!.. Ну с приездом!

Мне бы рассыпаться в благодарностях и похвалах, но я еще не отошел от мороза, падения, досады на неустроенность центра Якутии.

— Тоже мне столица! Улицы не освещаются. На улицах — ни одного милиционера. Окна задраены ставнями. Хорошо еще, что луна светит.

— А зачем тут на улицах милиция, тем более в такой мороз? Автомашины почти не ходят — вода в радиаторах замерзает. Народу на улицах мало — за порядком следить не к чему. Водку в магазинах не продают зимой, чтобы не замерзали. Так что милиция зимой отдыхает.

После первого посещения мне несколько лет подряд приходилось бывать в Якутске ежегодно. Город благоустраивался и хорошел поразительно быстро. Проспект Ленина застроился добротными кирпичными домами. Да не только этот проспект. Вырос прекрасный, нарядный аэровокзал. Стоящее рядом с ним старое здание казалось маленьким и незаметным, так что на него уже никто не обращал внимания. Около авиапорта построена благоустроенная гостиница. Большая гостиница «Лена» поднялась в начале проспекта Ленина вместе с фундаментальными зданиями Совета Министров и домом связи. На улице лег асфальт на толстых подушках из шлака, опилок и бетонных плит. Институт мерзлотоведения разработал эффективные меры борьбы с вечной мерзлотой. А в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году в Якутске состоялся международный симпозиум по четвертичным отложениям.