Глава 4

На следующее утро, выполнив свою обычную работу, я спустился в гараж почистить огромный шестиместный “альфа-ромео”. Моя голова всегда лучше работала, когда руки были заняты, а мне было о чем подумать.

Поведение Лауры поразило меня, ночью я был уверен, что она говорила серьезно, но сейчас, в этот яркий солнечный день, весь ночной разговор показался мне простой болтовней.

После ее ухода я долго размышлял и пришел к убеждению в серьезности ее намерений относительно Бруно. Я даже решил, что она намеренно выбрала меня в убийцы своего мужа и что это было единственной причиной нашего знакомства в кафедральном соборе. Но сейчас я упорно убеждал себя, что ночной разговор – пустая болтовня.

Я снова и снова мысленно перебирал в памяти каждое слово, сказанное Лаурой. Она была так спокойна и холодна. Она просто не осознавала, что говорит. Человек, обдумывающий убийство, не был бы так хладнокровен. Нет, она не могла держать в голове такие мысли! Это был просто один из моментов отчаяния и безумного желания избавиться от ночных кошмаров, которые обязательно исчезают с первыми лучами утреннего солнца.

Но разговор как заноза сидел в моей душе. Он растревожил меня.

Она говорила о трехстах миллионах лир. Половина – ей, половина – мне.

Я невольно думал о том, что можно сделать с этими деньгами. Я мог бы купить паспорт и, наконец, стал бы опять свободен. Мне не надо было бы переходить на другую сторону улицы, завидев полицейского.

"Ты мог бы случайно поскользнуться!” – сказала она. Да, я мог бы поскользнуться. Это очень даже легко. Пол мозаичный, скользкий… Я упал бы. Я думал о хрупком, изнуренном теле Бруно. От такого удара он умер бы быстрее, чем от выстрела в голову.

Мой лоб покрылся испариной.

Теперь каждый раз, когда я буду поднимать его, в моей голове будет постоянно мелькать мысль, что если я случайно поскользнусь, то стану обладателем ста пятидесяти миллионов лир.

Да, Лаура сыграла со мной плохую шутку. Червь сомнения вполз в мое сердце. Но это было бы убийством. Я не мог пойти на убийство. Я не хотел даже думать об этом.

Я оторвался от полировки, чтобы вытереть пот с лица.

– О, Дэвид…

Лаура напугала меня. Я вздрогнул и, резко обернувшись, выронил банку с полиролью. Она стояла в своем белом купальнике, крутя в тонких пальцах белую купальную шапочку. Лицо бледное, под глазами залегли темные круги.

Она натянуто улыбнулась:

– Извините. Я не хотела напугать вас.

– Мои нервы немного расшатались, – ответил я, нагибаясь, чтобы поднять банку. – Вы появились, как привидение!

– Я собираюсь сегодня по магазинам в Лавено. Катер готов?

– Да.

– Я хочу, чтобы вы поехали со мной. Мне нужен помощник, чтобы нести вещи. Будьте готовы отправиться через час.

– Хорошо.

Она повернулась и пошла вниз по каменным ступеням к плавательному бассейну, вызывающе покачивая бедрами.

Я стоял и смотрел ей вслед, чувствуя, как мурашки бегут по коже.

Через час Лаура спустилась на пирс. Она выглядела прелестно в легком платьице цвета зеленого яблока и большой соломенной шляпе. Белые сетчатые перчатки и белые туфли подчеркивали изящество платья, делая ее похожей на модель дорогого кутерье.

– Я сама поведу катер, – сказала Лаура, как только мы отъехали от пирса.

Я освободил ей место перед штурвалом, а сам сел сзади.

Она вела катер прекрасно, на высокой скорости. Держась вдали от берега, мы миновали Рено, затем Сьерро. Внезапно она сбавила скорость и повернула катер в сторону небольшой пещеры, скрытой склонившимися к самой воде ивами. Она подвела катер под деревья и аккуратно причалила к берегу. И только тогда оглянулась и посмотрела на меня.

– Я хотела поговорить с тобой, Дэвид.

– Да, ты хотела бы… – начал я и остановился, выжидая.

– Этот ночной разговор оттолкнул нас друг от друга! Это так ужасно!

– Мы говорили о страшных вещах!

– Ты что, действительно решил, что я хочу избавиться от Бруно?

– Я слышал, как ты это сказала мне.

– Что я сказала и что думаю – это разные вещи.

– Надеюсь. Она нахмурилась:

– Я все испортила, Дэвид?

– Ты напугала меня, Лаура!

– Но я клянусь, я не хочу ничего плохого Бруно! Пожалуйста, поверь мне, дорогой. Я уважаю мужа и не собираюсь ничем навредить ему. Даже если бы ты ночью сказал мне, что мог бы случайно поскользнуться и уронить Бруно, я не позволила бы тебе сделать этого. Запомни, я никогда не простила бы тебе этого.

– Не беспокойся. Я не собираюсь делать ничего подобного. Это тебе, а не мне в голову пришла идея, как убить беспомощного человека!

– Да, да, я сказала это. Мне приснился плохой сон…

– Забудь об этом, Лаура.

– Повторяю, это был ужасный сон, я расскажу тебе его, и ты сам поймешь. Мне приснилось, что ты поднимаешь Бруно. В комнате – доктор Перелли, сестра Флеминг и я.

Ты поднял его, поскользнулся – тебе что-то попало под ногу, и ты оступился. Доктор Перелли вскрикнул, Бруно ударился головой об пол… Ты держал его ноги, а голова…

– Замолчи! – закричал я, схватив ее за руку. – Я не хочу тебя слушать!

Она не отрывала от меня странного, возбужденного взгляда, словно хотела проникнуть в мое сознание и узнать, а что на самом деле в моей голове.

– О, Дэвид, не понимаю, что это на тебя нашло, почему ты кричишь?

– Я кричал? Извини.

– Я бредила, ты разбудил меня, и я, еще окончательно не проснувшись, начала говорить с тобой. Я просто пересказала мой бред вслух.

– Хорошо. Нет никакого смысла говорить об этом.

– Я хочу, чтобы между нами все было по-прежнему, Дэвид.

– Хорошо, хорошо.

– Ты напугал меня, ты сказал, что оставишь меня. Ты не бросишь меня?

– Я этого не говорил.

– Я так взволнована. Пожалуйста, скажи, Дэвид, ты веришь, что я не хочу причинить вреда Бруно?

– Да, верю.

– Скажи это более убедительно, – беспокойно потребовала она. – Я хочу, чтоб у тебя не было никаких сомнений, Дэвид. Если бы я действительно намеревалась избавиться от Бруно, я должна была бы теперь в первую очередь избавиться от тебя, не так ли? Я могла бы найти для исполнения своих целей еще кого-нибудь и за небольшие деньги выполнила бы задуманное. Но я не хочу избавляться от Бруно, а больше всего на свете я хочу, чтобы ты оставался со мной. Поэтому, пожалуйста, ответь, я тебя убедила?

– Я же просил тебя забыть об этом. Она смотрела мне в глаза:

– Все хорошо, Дэвид?

– Да, все хорошо.

Она прильнула ко мне, подняла лицо, и я поцеловал ее мягкие, живые губы. Ее руки обвили мою шею.

– Дэвид, дорогой, я так счастлива, что ты появился в моей жизни, не знаю, что бы я делала без тебя!

Я оторвал ее руки от своей шеи.

– Я не хочу жить в этой квартире, Лаура. Тревога мелькнула в ее глазах.

– Почему?

– Потому что наше поведение выдает нас с головой. С самого начала было безумием поселяться там. Я собираюсь снять комнату в деревне, как это делал Беллини.

– Но тогда я не смогу приходить к тебе.

– Мы сможем встречаться в этой квартире, но жить в ней я не буду.

Взгляд Лауры снова стал испытующим.

– Ты помнишь, что говорил ночью. Ты сказал, что полиции нужен хороший мотив, что им достаточно увидеть эти комнаты, чтобы понять, что мы любовники.

– Да, я сказал это.

– Ты боишься полиции, Дэвид? Я с трудом выдержал ее взгляд. И как можно равнодушнее сказал:

– Я не боюсь полиции. Я не привык к такой шикарной жизни. Я никогда не жил в таких дорогих домах.

– Хорошо, дорогой, но ты можешь так же быстро возненавидеть жизнь в деревне! Там не так уж удобно жить.

– Я привык обходиться без некоторых удобств.

– Ну, если ты уже решил, не буду тебя останавливать. Теперь нам ничто не мешает провести вместе сегодняшнюю ночь?

– Нет.

– Ну что ж, тогда нам пора ехать. Мне нужно побывать в магазинах Лавено.

– О'кей.

– И между нами все по-прежнему, да, дорогой?

– Все по-прежнему.

Когда мы вернулись на виллу, Лауре подали телеграмму. Я был занят перетаскиванием пакетов с покупками, когда она, прочитав ее, удивленно воскликнула:

– Телеграмма от Валерии! Она приезжает в следующий вторник.

В этот момент из кухни вышла Мария спросить Лауру, видела ли она телеграмму.

– Да, спасибо. Валерия приедет в следующий вторник.

Мария обрадовалась и в восторге всплеснула руками:

– Вот синьор Бруно обрадуется.

– Наверное, – равнодушно сказала Лаура. Потом, повернувшись ко мне, продолжила:

– Я сожалею, синьор Дэвид, но вам придется подыскать себе комнату в деревне. Теперь, когда приезжает синьорита Валерия, мне потребуется квартира над лодочным ангаром.

– Хорошо, синьора.

Лаура оглянулась на Марию:

– Вы не знаете, кто мог бы сдать комнату?

– Может быть, Джиам Биччи? Он говорил мне, что хотел бы сдать комнату над гаражом.

– Пойдите и узнайте в деревне, Дэвид, – сказала Лаура и направилась из холла в комнату Бруно. Я слышал, как она сказала:

– Валерия возвращается домой, Бруно. Почему она раньше не предупредила меня? Я думала, что она приедет не раньше сентября.

Дверь закрылась, а я продолжал перетаскивать в кухню коробки с продуктами.

– Как мне найти Биччи? – спросил я у Марии, когда она начала раскрывать коробки.

– Его гараж стоит сразу, как только войдете в деревню. Самая короткая дорога через сад и дальше по дорожке вдоль холма.

– Спасибо, – поблагодарил я ее, закуривая. – Я отправлюсь туда сразу после ленча. Вы рады приезду синьориты Валерии?

Мария просияла:

– Очень! Она должна бы приехать раньше. Бедный синьор Бруно, он так скучает по ней. Вот увидите, как он переменится с ее приездом.

– Надеюсь.

Я придумал, что надо сделать, пока ждал ленча.

Попытка Лауры убедить меня, что она не собирается избавляться от Бруно, наоборот, насторожила. И я склонялся к мысли, что ночной разговор – это не бред Лауры. Ситуация стала угрожающей. Смешно! Эта ситуация была такая же старая, как и мир: двое любовников и богатый муж. Речь шла об огромных деньгах. Искушение большое. Я не доверял ни Лауре, ни себе. В душе у меня уже сидела заноза. Если я не прерву нашу связь, неизвестно, чем закончится наш роман. Если мы все время будем говорить об убийстве, то в конце концов и решимся на него.

Был только один выход. Мне надо выйти из игры. Я должен вырваться из власти Лауры. Когда она со мной, я не в силах противостоять ее обаянию, но я не должен поддаваться этим чарам. Мысль о возвращении в мою комнатку в Милане не привлекала меня, но это было бы лучше, чем непрерывное чувство тревоги, овладевшее мной с прошлой ночи.

Через неделю должна приехать Валерия. Когда она приедет, я уеду. Еще шесть дней, так я сказал себе.

В глубине души я знал, что должен уйти сегодня же, но не мог так сразу порвать с Лаурой. Несколько дней на Лаго, несколько ночей с Лаурой – от этого я не мог отказаться. Ну и, кроме того, если я уеду внезапно, то уеду без денег, моего недельного заработка, а мне очень нужны деньги.

Удалось ли Торрчи узнать о том, во что мне обойдется новый паспорт? Он обещал узнать у нужных людей, но предупредил, что цена будет большой.

Я решил поехать в Милан после чая и поговорить с ним, потому что не хотел, чтобы у него составилось впечатление, будто меня уже не волнует вопрос отъезда из страны. Кроме того, возможно, у Торрчи я смогу разузнать, что за тип этот Беллини.

После чая я, как и задумал, отправился в деревню посмотреть комнату. Деревня находилась примерно в миле от виллы, если идти по дороге, но если пройти садом, как подсказала мне Мария, по дорожке, пересекающей склон холма вдоль берега озера, то путь сокращался до трети мили.

Дорожка была узкой: с одной стороны был крутой склон холма, а с другой – обрыв в озеро. Она была достаточно безопасной днем, но не ночью.

Джиам Биччи – невысокий полный человек с большой седеющей бородой и совершенно лысой головой – встретил меня приветливо, поднялся наверх и показал мне комнату. Мы договорились. Комната хоть и небольшая, но уютная, светлая, и я предупредил, что перееду завтра.

– Вы с виллы синьора Фанчини? – спросил он, окидывая меня откровенно любопытным взглядом.

– Да. Я выполняю работу Беллини. Джиам нахмурился:

– О, этот ужасный тип! Я был рад, когда он ушел, – откровенно сказал Джиам.

– А почему он ушел?

– Грубый, заносчивый, якшался с женщинами легкого поведения, вечно пьяный.

– Он тоже, кажется, снимал комнату в деревне?

– Да. Но только сначала. А потом влип в такие неприятности, что его попросили уехать. Он жил в комнатах над ангаром, как я слышал.

– Вы уверены, что в лодочном ангаре? – насторожился я.

– Ну, по крайней мере, он жил там до конца недели, перед тем как уйти.

– Ну и все же, почему он ушел?

Биччи всплеснул жирными руками и нахмурился:

– Неприятности с женщиной.

Я понял, что ему не хочется обсуждать со мной эту тему, поэтому переменил предмет обсуждения, спросив, нет ли у него лодки, я хотел бы порыбачить в свободное время.

– Можете взять на пляже зеленую лодку с подвесным мотором.

– Спасибо. Я предупрежу вас, когда буду брать ее.

Я возвращался на виллу, обдумывая сказанное Джиамом. Итак, Беллини все же жил в комнатах над ангаром. Возможно, он был любовником Лауры. И волна подозрения захлестнула меня. Действительно ли она планировала убийство мужа, или ей просто нужен мужчина? Причем любой, даже такой, как пьяница Беллини?

Мне непременно нужно поговорить с Торрчи. Наверняка он знает этого Беллини. Любая информация о Лауре и людях, окружающих ее, помогла бы мне понять, что скрывается за маской этой женщины.

Я неторопливо прошелся по саду, остановился и посмотрел на виллу со стороны. Ставни закрыты. Ежедневно, после обеда, когда наступала жара, все, кроме сестры Флеминг, расходились по своим комнатам отдыхать. Бруно лежал на веранде, где он, по предписанию доктора Перелли, должен был отдыхать два часа.

Со своего места я видел одинокого и неподвижного, лежащего в тени человека, и мне показалось, что он тоже видит меня и наблюдает за мной. Бруно был как бы живым укором моей совести. Глядя на него, я думал, как, должно быть, одинок этот человек. Сестре Флеминг было легко говорить, что он должен отдыхать, но у него круглые сутки сплошной отдых. Поддавшись импульсу, я решил подняться к нему на веранду и предложить свое общество, может быть, ему захочется, чтобы я почитал. Я спустился в комнаты над ангаром, взял Вазари “Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих” и вернулся на виллу. Когда я встретился с ним взглядом, то смутился и почти пожалел, что пришел. Но он показал глазами, что рад видеть меня, и я после некоторого колебания подошел к нему.

– Не хотите ли послушать Вазари? – спросил я, подняв книгу. – У него есть довольно-таки забавные страницы. Может быть, вам понравилось бы, если б я немного почитал?

Его глаза зажглись удивлением и интересом.

– Вот, например, прекрасный кусок о Бандинелли и его вражде с Челлини, – продолжал я. – Интересно?

Он взглядом поблагодарил меня. Удивительно, но я легко понимал его, глядя в глаза. Я пододвинул кресло поближе и сел.

Чтение главы о Бандинелли заняло у меня немногим более часа, а когда я ее закончил, то понял, что Бруно очень доволен.

– Удивительно, что это написано более четырех веков назад. Не так ли? – спросил я, отложив книгу. – Я прочел все четыре тома раз двенадцать. – И я в каком-то необъяснимом порыве принялся рассказывать ему о своей книге.

Я видел в его глазах живой интерес к моему рассказу. Всегда приятно найти заинтересованного слушателя, когда рассказываешь о своей книге.

Я так увлекся, что забыл о времени, и сестра Флеминг зашла как раз в середине моего рассказа о мостовой Граффито в Сиенском кафедральном соборе.

– Вы отдаете себе отчет, для чего вас наняли? – грозно спросила она, когда я испуганно вскочил на ноги.

– Я читал синьору, чтобы время прошло быстрее.

Она начала было что-то выговаривать, но, поймав выражение глаз Бруно, который весьма явственно дал ей понять, чтобы она замолчала, с досадой пожала плечами и отвернулась.

Бруно с надеждой посмотрел на меня, словно хотел сказать, чтобы я приходил к нему. Я кивнул и спустился в сад.

С книгой в руках из маленького летнего домика появилась Лаура, и я подождал, пока она поднимется на дорожку.

– Вы не разрешите мне сегодня вечером съездить в Милан? – спросил я, спиной чувствуя, что сестра Флеминг наблюдает за нами с веранды.

Она кивнула:

– Да, конечно, вы хотели бы взять машину?

– Да, если вы не возражаете.

– Пожалуйста. Она мне сегодня не потребуется. Я поклонился и спустился в ангар, чтобы переодеться.

Десять минут спустя я уже несся по дороге на Сесто-Календо и примерно через час был в Милане. Припарковав машину довольно далеко от кафедрального собора, я пошел искать Торрчи и нашел его в хорошем настроении, охотящимся за очередной сумочкой.

– Синьор Дэвид! – воскликнул он, и его лицо засияло. – Какая радость! Куда вы пропали? Я уже несколько дней вас не видел!

– Я работаю на Лаго-Маджоре. Он вздернул кустистые брови:

– Вы оставили работу в соборе?

– Только на время. Надеюсь вернуться на следующей неделе. Как ваш бизнес, синьор Торрчи? Вы не выглядите слишком занятым. Выпьете со мной?

– Конечно. Сегодня удачный день, а через полчаса мы здесь должны встретиться с Симоной. Давайте выпьем. Она все равно никогда не была пунктуальной.

Когда мы шли вниз по Корсо-Витторио-Эммануэле, я справился о Симоне.

– У нее все в порядке. Она сейчас опять работает моделью. Ее наняла американская леди. Симона всегда хорошо ведет себя, когда ей есть что делать. – Он стрельнул в меня любопытным взглядом. – Вы еще не изменили ваши намерения насчет бриллиантовой броши?

– Эта история в прошлом, Торрчи, – ответил я, толчком открывая дверь траттории Пьеро. – У меня ее больше нет. Забудьте о ней.

Пьеро принес нам бутылочку кьянти. Казалось, он был рад меня видеть.

– Я надеялся, синьор, что вы опять приведете ко мне красавицу синьору, – сказал он.

– Может быть, мы как-нибудь и зайдем, – улыбнулся я.

– Так вот куда вы пропали? – спросил Торрчи. – Вы встречаетесь с той синьорой?

– Не вспоминайте больше о ней, – сказал я, налил два стакана и один подтолкнул в сторону Торрчи.

Мы выпили.

– Синьор Дэвид. – Торрчи вытер рот тыльной стороной ладони. – У меня для вас новости.

– Какие?

– О паспорте.

– Так-так. Какие новости?

– Прошлой ночью ко мне приходил Джакопо. Некоторое время он был болен, но теперь опять работает. Он сказал, что готов сделать вам паспорт.

– Он хороший мастер, Торрчи?

– Хороший? – Торрчи даже шлепнул ладонью по столу. – С ним никто не может сравниться! Он – лучший!

Я почувствовал, как от возбуждения по моей спине побежали мурашки.

– Вы уверяете, что он действительно может сделать отличную подделку?

Торрчи скорчил кривую гримасу:

– Все дело в цене.

– Да, конечно, в цене. – Меня охватило тяжелое предчувствие, что этот старый хрыч пытается выкачать из меня больше, чем я хотел бы. – Он сказал, сколько будет стоить его работа?

– Шестьсот пятьдесят тысяч лир.

– Он с ума сошел? – Мой голос сорвался. – Шестьсот пятьдесят тысяч! Это грабеж!

Торрчи быстро оглянулся, но в комнате никого, кроме Пьеро, что-то делавшего за стойкой, не было.

– Знаю, я тоже говорил ему, что при такой цене он дела не сделает, но Джакопо уперся и слушать ничего не хочет. Говорит, что слишком велик риск. Бланк паспорта стоит больших денег, придется платить многим людям. Сам он с этого не имеет навара даже в десять тысяч. – Торрчи пожал плечами. – Синьор Дэвид. Я видел документы, изготовленные Джакопо. У вас не будет никаких неприятностей с такими документами. Он мастер своего дела.

– У меня нет таких денег. Торрчи покачал головой:

– Может быть, прекрасная синьора даст вам взаймы?

– Выкиньте эту мысль из головы, Торрчи!

– Извините, я только предположил. Я осушил стакан и снова наполнил, потом подтолкнул бутылку к Торрчи.

– Я всегда понимал, что это моя несбыточная мечта, – печально вздохнул я. – Похоже, мне никогда не выбраться из этой страны. Тут и умру.

– Вы так сильно хотите вернуться в Америку?

– У себя на родине я могу зарабатывать на более приличную жизнь, Торрчи. Я же архитектор.

– Да, я вас понимаю. Ну что же, может быть, вам все же немножко повезет? Я еще раз поговорю с Джакопо. Попытаюсь уговорить на меньшую цену.

– Забудьте об этом. Как дела у Джузеппе?

– Все так же. Вечерами он по-прежнему пьет, но днем работает, и очень много.

– Да. Это в его характере. Да, вот еще что хотел спросить у вас, Торрчи. Не знаете ли вы человека по имени Беллини? Может быть, это не настоящее его имя, он такой огромный, безобразный и курит сигары.

Торрчи испуганно огляделся.

– Марио Беллини? Я знаю его. Он снимает комнату на Виа дель Понте. А почему вы о нем спрашиваете?

– Кто он?

– Это бандит, жестокий человек.

– Он живет в Милане?

– Нет. Я слышал, он уехал из Милана месяца четыре назад. Он уехал в Рим.

– Расскажите мне все, что знаете о нем, Торрчи, это очень важно!

– Он сутенер, содержал двух проституток, – сказал Торрчи с брезгливой гримасой. – Он очень жестокий человек. Поговаривали, что промышлял в темных аллеях, поджидая случайных прохожих, потом оглушал их ударом по голове…, понимаете, что я хочу сказать?

– Милан полон подобных головорезов.

– Да, но он самый жестокий. Три раза сидел в тюрьме. Если он надолго оседал в Милане, полиция удваивала патрули.

– Вы уверены, что он уехал в Рим?

– Кто-то сказал мне. Может быть, он уехал и в другой город. Никогда не случалось, чтобы он надолго задерживался в Милане.

– Как он выглядит?

– Высокий, выше шести футов, и очень сильный. У него широкие черные брови, тяжелый подбородок, маленькие злые глаза, небольшая круглая лысинка на затылке, он много курит.

– Что еще вы о нем знаете?

Торрчи потер нос тыльной стороной ладони:

– Вы помните Андре Галлио, карманника? Я кивнул.

– Беллини убил его брата, Луиджи.

– Вы в этом уверены? Торрчи кивнул:

– Полиция его не подозревает, но я и Андре точно знаем – это его рук дело.

– Почему же Андре не обратился в полицию? Торрчи улыбнулся:

– А зачем? Галлио – член мафии. Считайте, что Беллини уже труп. Они следят за ним.

– Как это произошло?

– Луиджи работал у собора. Он присмотрел дорогое жемчужное ожерелье. Очень скоро оно уже было в его кармане. Беллини случайно увидел, как Луиджи снял ожерелье с дамочки, и потребовал половину стоимости. Луиджи послал его… Беллини ударил. Луиджи побежал. И тогда Беллини вытащил пистолет, застрелил его и забрал ожерелье. В этот момент как раз появился Андре, он все видел. Беллини удалось сбежать. Но это ему не поможет. Андре все видел. А у мафии руки длинные.

Я нервно закурил. Интересно, знала ли о прошлом Беллини Лаура? Подозрения вспыхнули в моем мозгу с новой силой.

Торрчи заспешил:

– Мне пора возвращаться к собору, синьор Дэвид. Симона, наверное, уже ждет. Вы идете со мной?

Я покачал головой:

– Нет. Передавайте привет Симоне. Прекрасно, что мы с вами увиделись и поговорили.

– Работа, которой вы сейчас занимаетесь, вам нравится?

– Да, отличная работа.

– Вы не раздумали по поводу паспорта?

– Слишком дорого. Пусть пока этот вопрос останется открытым, я подумаю.

Вечером я уже был на вилле, и когда пришел на веранду, чтобы перенести Бруно из кресла в постель, то удивился, увидев около него высокого, худощавого человека.

Лаура сидела на перилах веранды, а сестра Флеминг суетилась около Бруно, подчеркивая своей деятельностью собственную значимость.

Я догадался, что это доктор Перелли. Он высоко и гордо держал свою голову, отчего его борода вызывающе торчала и пара очков без оправы выделялась на крупном носу. Когда я появился на веранде, он, не скрывая, окинул меня долгим, изучающим взглядом.

– Это Дэвид Чизхольм, доктор, – сказала Лаура. – Ему подождать?

– Нет, нет, я уже ухожу. – Голос у Перелли был низкий, резкий. – В следующий раз я приду во вторник. Валерия сообщила, в какое время она прибудет?

– Нет, но думаю, дневным поездом. Приходите к ленчу, доктор. Я уверена, вы, как и Бруно, очень соскучились по ней.

– Постараюсь, если не буду слишком занят. Я позвоню.

– Можете переложить синьора Фанчини в постель сейчас, – обратилась ко мне Лаура.

Я видел, что Перелли наблюдает за моими действиями. Я подкатил кресло к кровати. Сестра Флеминг уже отвернула одеяло.

В тот момент, когда я остановил кресло около кровати, я внезапно вспомнил о сне Лауры.

«В комнате доктор Перелли, сестра Флеминг и я. Ты поднял его, поскользнулся, тебе что-то попало под ногу, и ты оступился. Доктор Перелли вскрикнул, Бруно ударился головой об пол…»

Я почувствовал холодную пустоту в желудке. Краем глаза видел, что Лаура вошла в комнату и остановилась рядом с доктором Перелли.

Она сказала:

– Он поднимает Бруно очень профессионально, это самый лучший помощник из всех, что у нас были.

Я взглянул на нее.

Может быть, мне показалось, что она побледнела. Может быть, мне показалось, что ее глаза блеснули, словно посылая мне какой-то сигнал, но она тут же отвела взгляд.

Я поднял плед.

Бруно внимательно смотрел на меня. Он смотрел на меня недоуменно и вопросительно, словно почувствовал мое неожиданное смятение. Я поднял его, а сестра Флеминг откатила кресло с моего пути. Она толкнула его чуть сильнее, чем обычно, и оно, ткнувшись в ночной столик, отскочило обратно ко мне. Острый угол коляски ударил меня под колено. Я потерял равновесие именно в тот момент, когда собирался опустить Бруно на кровать.

Я споткнулся.

Лаура ахнула.

Перелли резко вскрикнул:

– Осторожнее!

Я рухнул на одно колено, но крепко держал Бруно на руках. Моя коленная чашечка, ударившись о каменный пол, треснула, как сухой сучок. Несмотря на боль, я медленно выпрямился и осторожно положил Бруно на кровать. Все происшествие заняло, наверное, не более трех секунд, но все случившееся могло стать фатальным. Но я так крепко держал Бруно, его даже не тряхнуло!

– Пожалуйста, извините, синьора, – произнес я пересохшими губами, едва держась на подкашивающихся ногах.

– Это моя вина, – сказала сестра Флеминг. – Со мной такое впервые.

Глаза Бруно улыбались мне.

– Вы, действительно, могли бы быть поосторожнее, сестра, – сердито произнес Перелли. – Если бы не ловкость этого человека…

– Я же говорила вам, что он очень хороший помощник, – вмешалась в разговор Лаура. Она была бледна как снег. – Ты в порядке, Бруно? – спросила она, склонившись над неподвижным телом мужа.

Дыша, как тяжелобольной, я вышел на веранду, дрожащей рукой вытирая с лица пот.

Сразу же вслед за мной вышел доктор Перелли.

– Все могло бы очень плохо кончиться, – сказал он. – Вы – молодец! Не растерялись!

Я промолчал, боясь, что меня подведет голос.

– Проводите меня до машины, – резко сказал он и первым спустился на дорожку, ведущую вдоль дома.

Я поплелся за ним, морщась от боли в ушибленном колене.

Когда мы подошли к автомобилю, он спросил:

– Вы – американец?

Я испугался. Он может попросить показать документы и, узнав, что их у меня нет, тотчас же сообщит в полицию.

– Наполовину, синьор. В Первую мировую мой отец, американский офицер, был в Италии, а мать – молоденькая итальянская девчонка, ну вот и вся моя история. Это было желание матери, чтобы я взял имя отца.

По– моему, такое объяснение вполне удовлетворило доктора, потому что он спросил:

– Вас нанимала сестра Флеминг?

– Нет, синьора Фанчини. Взгляд его глаз стал холодным.

– Та-ак, так. Сестра Флеминг сказала мне, что вы читали синьору Бруно.

– Да, она возражала, но мне кажется, что синьор Бруно обрадовался такой перемене в его однообразной жизни.

– Она не будет возражать, – твердо заявил он. – Я дам соответствующее указание, вы можете читать синьору после обеда и когда у вас будет свободное от основной работы время.

– Мне нравится то, что я делаю, и я постараюсь чаще бывать у синьора Бруно.

Доктор Передни пристально посмотрел на меня, подергал себя за бороду: я понимал, что он сомневается во мне.

– Синьор Фанчини был одним из крупнейших бизнесменов в Италии в области экспорта драгоценных металлов, – сказал он отрывисто, – и для него оказаться в таком положении, в одночасье стать отрезанным от активной жизни особенно тяжело. – Он покачал головой. – Я убежден, что прогресса в его состоянии нет потому, что нет пищи для ума, и поэтому он пребывает в постоянной депрессии. Сестра Флеминг сказала мне, что вы читали Вазари.

– Да. Я подумал, что чтение серьезной литературы могло бы отвлечь синьора от той чепухи, которой его постоянно пичкают!

– А почему вас интересует Вазари?

– Я пишу книгу об итальянских кафедральных соборах. Меня очень устраивает работа на вилле синьора Фанчини. Семь тысяч долларов плюс много свободного времени. Я могу работать над своей книгой. Я говорил об этом синьору Фанчини. Мне показалось, что это ему интересно.

– Конечно! Синьор Фанчини – признанный авторитет в искусстве, он наблюдал за реставрацией фресок в соборах, пострадавших во время войны, был ответственным за сохранность богатств всех кафедральных соборов, когда началось вторжение. Вы ничего не могли бы сделать лучшего, как рассказать ему о своей книге, надеюсь, вы специалист в этой области.

Я засмеялся:

– Я фанатик и без ума от итальянских фресок. Поэтому и пишу книгу. Есть какая-нибудь надежда на выздоровление синьора Фанчини?

Перелли покачал головой:

– К сожалению, он обречен на неподвижность, но к нему может вернуться речь; здесь явные психологические последствия шока. Если у него появится интерес к чему-нибудь или к кому-нибудь или если он испытает еще один шок – как говорится, клин клином вышибает, – он захочет что-то сказать, речь должна восстановиться.

– А медицинское вмешательство?

– Нет, это должно произойти в его мозгу!

– Он об этом знает?

– Нет. Я ему еще ни разу не говорил и прошу вас об этом ему не говорить. Еще слишком рано. Он должен сначала избавиться от депрессии, должны произойти гораздо большие улучшения в его здоровье, прежде чем он сможет сделать первую попытку. Я думаю, вы хорошо влияете на него и могли бы сделать для него еще больше, вот почему я так подробно рассказываю вам обо всем. Он стал значительно оживленнее. Известие о приезде дочери тоже очень улучшило его настроение. – Доктор поставил сумку в машину и спросил:

– Вы живете здесь, на вилле?

– Нет, я снял комнату в деревне. Доктор посмотрел на меня явно потеплевшим взглядом:

– Я приеду во вторник и надеюсь увидеть у синьора Фанчини еще большие улучшения.

Он уехал.

Я упаковывал сумки, когда услышал лязг замка. Вошла Лаура. Бледная, с ввалившимися глазами.

– Я увидела свет, Дэвид, и решила спуститься. Я сердито выпалил:

– Твой сон едва не осуществился! Я начинаю верить в сновидения!

– Ну, ничего не произошло. – Она вяло прошла к окну. – Я очень испугалась, Дэвид. Мне показалось, что ты и в самом деле решил уронить Бруно!

Я сел на кровать, открыл пачку “Лаки страйк”, закурил и отбросил пачку на покрывало.

– О чем вы говорили с Перелли? – тревожно спросила Лаура.

– Он похвалил меня за идею читать Бруно!

– И это все?

– Интересовался, как я появился на вилле, кто меня нанял, где я живу. Я сказал, что снимаю комнату в деревне.

– Он не говорил, что состояние Бруно улучшилось?

– Он сказал, что Бруно в депрессии, что нужно стимулировать его интерес к жизни, и тогда должно наступить улучшение.

– Он не сказал, насколько улучшится состояние Бруно?

– Доктор уверен, что Бруно никогда не сможет двигаться.

Мне показалось, что Лаура с облегчением вздохнула.

– Он действительно так сказал?

– Да.

– А…, он не говорил, сможет ли к Бруно вернуться речь?

Я испытующе посмотрел на нее:

– Нет.

– Признаюсь тебе, Дэвид, мне было бы плохо, если бы он изменил завещание.

– Но я не вижу причин, почему он захотел бы это сделать: ты его жена, ты ухаживаешь за ним и имеешь право на часть его денег.

Лаура начала беспокойно ходить по комнате.

– Он теперь ненавидит меня, Дэвид. Это моя ошибка. Все эти годы, со дня катастрофы, я была не слишком внимательна к нему. Боюсь, что я вообще не могу быть очень внимательной к больным людям. Я не выношу боль.

Я молча слушал ее.

– За день до катастрофы у нас произошла крупная ссора. – Лаура не смотрела на меня. – Он сказал тогда, что изменит завещание. Мария это слышала. Он сказал, что оставит мне только треть своего состояния, а две трети – Валерии… А потом произошла эта авария, и он не смог ничего изменить.

– По-моему, тебе не нужно беспокоиться об этом, – коротко бросил я.

– Ты, возможно, и прав, Дэвид, но я могу надеяться только на себя. Если он умрет сегодня ночью…

– Хватит! – Я подошел к ней. – Если ты опять собираешься обсуждать со мной эту тему, Лаура, то лучше уйди.

– Не будь грубым, Дэвид, не прогоняй меня. – Она обвила руками мою шею и прижалась ко мне. – Скоро приедет Валерия, мы должны быть еще более осторожны. Осталось всего несколько ночей, когда мы можем быть вместе в относительной безопасности. – Она поцеловала меня. – Скажи, что ты любишь меня, Дэвид!

Я не мог устоять. Ее тело, руки, глаза имели надо мной безграничную власть и уничтожали всю мою волю. Я крепко обнял ее и стал целовать, словно боясь, что она попытается убежать.

– Подожди, дорогой, я сниму платье. Ты чуть не задушил меня в своих объятиях.

Она скинула платье, я схватил ее на руки и понес в постель. Когда я наклонился над ней, она посмотрела мне в глаза и мягко оттолкнула рукой;

– Дэвид, твое поведение тревожит меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему вдруг ты решил подружиться с Бруно?

Я сел на кровать.

– Подружиться? Ты имеешь в виду, что я ему читал?

– Да, почему?

– Мне жаль его.

– О! И ничего больше?

– Нет. Он лежал на веранде неподвижный, одинокий, вот я и подумал, может быть, почитать ему.

– Так-так. Ты знаешь текст завещания Бруно?

– Что ты говоришь? Откуда?

– Не знаю, все может быть. У меня есть копия завещания, я храню ее в комоде. Ты его, случайно, не читал?

– Ты намекаешь, что я рылся в ящиках твоего комода?

– Не сердись, Дэвид. Я могла оставить его в другом месте.

– Нет, я не видел. Почему ты об этом спрашиваешь?

– Видишь ли, Дэвид, ты упомянут в завещании.

– Какая ерунда! С чего это вдруг я в нем упомянут?

– Упомянут, как один из штата служащих виллы. Бруно оставляет некоторые суммы каждому человеку из персонала, кто к моменту его смерти будет работать на вилле.

– Но как я могу быть упомянутым по имени?

– Нет, конечно! По имени он упомянул только Марию, а остальному служащему персоналу он завещает определенную сумму.

– И сколько?

– Шестьсот пятьдесят тысяч лир.

– Так много? – спросил я, пытаясь скрыть волнение, но сердце у меня колотилось о ребра, как молот о наковальню. Шестьсот пятьдесят тысяч лир – та самая сумма, которая нужна за паспорт.

– Да. Не выпить ли нам вина, дорогой? Не упусти шанс, Дэвид! Всего одно мгновение – и ты обладатель шестисот пятидесяти тысяч лир.

– Как ты можешь спокойно говорить о смерти Бруно? – Я чувствовал, что пот заливает мне лицо.

Шестьсот пятьдесят тысяч! И я свободен. Не надо жениться на Лауре. Не надо принимать от нее денег. Эта сумма позволит мне покинуть Италию!

– Почему я должна молчать и не говорить о том, что чувствую? – сказала она, придвинувшись поближе и положив руки мне на плечи. – Это же не то, что он имел в виду по отношению ко мне…, или к тебе. Я хочу, чтобы ты уронил его, Дэвид. Ты получил бы свои деньги, а я – свои.

– Замолчи, – воскликнул я и вскочил с кровати, – я не хочу даже слушать об этом!

– Знаешь, Дэвид, а говоришь ты не совсем решительно! Согласись, очень соблазнительная перспектива и такая близкая.

– Нет. Замолчи!

– Иди ко мне и обними меня, дорогой. НА уходи от меня.

Я колебался, я не мог оторвать от нее, лежащей передо мной на постели, глаз. Подошел, сел с краю и обнял.

– Дэвид, а что ты будешь делать с деньгами, когда их получишь?

– Может, оставим обсуждение этой темы. Я не хочу говорить об этом.

– Хорошо, я не буду говорить об этом. Я наклонился, поцеловал ее и почувствовал, что она вдруг напряглась, а ее пальцы вцепились в мою руку.

– Там кто-то есть! – прошептала она.

– Я ничего не слышал.

– Я слышала. Посмотри, Дэвид. Только будь осторожнее.

Я соскользнул с постели, тихо подошел к окну.

Высоко над ивами стояла луна. Я вгляделся в тени за кустом. Никого!

Лаура подошла и встала рядом. Донесся слабый скрип весел в уключинах.

– Кто-то плывет на лодке, – прошептала Лаура, и я почувствовал, как она дрожит.

– Может быть, это рыбак, – сказал я, понизив голос. – Не стоит так нервничать.

– Спустись и посмотри, Дэвид. Рыбаки близко не подходят к вилле. Лодку можно увидеть от плавательного бассейна.

– Нет. Я не пойду.

– Пожалуйста, Дэвид!

Я спустился по ступенькам, прошел по бетонной дорожке к плавательному бассейну и теперь уже явственно услышал слабый плеск весел. Лодка двигалась прочь, и довольно быстро, но была скрыта от меня берегом. Я не смог ее увидеть и, пожав плечами, пошел было обратно, но тут же застыл, потянув носом воздух.

Кто– то был здесь совсем недавно. Кто-то, кто курит сигары.

Загрузка...