От гетеры до игуменьи. Женщина в Ранней Византии

Предметно-бытовой мир женщины

Частная жизнь ранневизантийской женщины проходила на сложном и многообразном предметно-бытовым фоне.

Как мужчины, так и женщины в Ранней Византии в целом хранили верность антично-римской одежде. Основными компонентами византийского костюма были длинная рубаха-юбка с рукавами, называемая туникой, или хитоном, и плащ, который набрасывался сверху и скреплялся аграфом на правом плече. Этот плащ был похож на римский сагум, или, как его еще называли, ланцерну (верхнее, преимущественно дорожное, платье с капюшоном), однако был несколько длиннее. Для знатных людей такой плащ изготавливался из дорогих материалов с богатой отделкой и четырехугольной вставкой на груди, что считалось знаком высокого положения. Придворные носили застегивающуюся на груди узкую накидку, которая закрывала даже руки и не имела ни единой складки.

В моде была богатая отделка, окраска в различные цвета, по возможности использовали блестящие материалы. Восточные шелковые ткани расшивались в Византии узорами и орнаментом по большей части с христианской символикой.

У людей состоятельных всю поверхность одежды покрывали полоски золотистого цвета, она была украшена драгоценными камнями и жемчугом.

Наряд знатной византийской женщины выглядел следующим образом. Нижней одеждой ей служила туника (или стола) с длинными рукавами, сужающимися к запястью; она доходила до ступней и плотно прилегала к шее. Поверх этой туники надевалась вторая, но с короткими открытыми рукавами. Обе эти туники богато украшались вышивкой и отделкой по краям, что значительно отдаляло их от античных образцов.

В зависимости от сословия предусматривались разные варианты верхней одежды. Но было и общее для всех — это полная ее непроницаемость. Руки, плечи, шея — все следовало закрывать наглухо. Из верхней одежды популярна была пенула — узкий плащ без рукавов, который застегивался спереди. Так одевались женщины из свиты Феодоры, но пенулу могли носить и мужчины, причем самых разных сословий. Материалом для пенулы часто служило грубое толстое сукно или шерсть; иногда ее шили из кожи.

Для позднеантичной культуры IV–VI веков характерны, с одной стороны, варваризация, а с другой — ориентализация. Это в полной мере относится и к одежде.

Важнейшую роль в распространении варварской моды на территории Восточной Римской империи сыграл район Северного Причерноморья. Постепенно появились длинные рукава (впервые о хитонах с рукавами читаем у Диона Кассия. — Дион Кассий. История, 78, 3) и гуннская обувь с загнутыми носами, о чем сообщает Прокопий (Тайная история, VII, 14). Подражание варварам выражалось также в окаймлении одежд широкой каймой и в том, что хитоны в верхней части делались необыкновенно широкими.

У христиан каймы на туниках появляются с III века, круглые сегменты между подолом и поясом — с IV века, затем — круглые сегменты на плечах и окаймленные рукава. Цвет каем обычно был пурпурный, но встречались и темно-синие, зеленые и золотые.

Ранневизантийская одежда часто украшалась спереди широкой полосой, окаймленной узкими орнаментированными бортиками. Такой же бортик окаймляет и шейный вырез.

Ориентализация проявилась прежде всего в нашивных украшениях и вышивках (с III века), которые постепенно стали внешним выражением отличий различных рангов византийской иерархии, а также в распространении восточных тканей, более тяжелых и не поддающихся драпировке. Быть может, именно под влиянием украшений и изменился в корне весь характер одежды и ее покрой, который теперь требовал гладких поверхностей.

Мелкие украшения на плащах имели формы углов, параллельных линий, крестов, иногда свастик.

Отдельным видом нашивок были военные. «История августов» сообщает, что уже в III веке появляются парагауды («галуны»). Сам этот термин — восточного происхождения. В IV веке парагауды стали очень популярны и в «гражданской» одежде, как в мужской, так и в женской. В 369 году была ограничена их частная выделка, так как в ней использовались золотые и шелковые нити, на которые государство стремилось установить монополию, а в 382 году Феодосий I запретил их вообще. Позже парагауды стали частью облачения императора и высших чинов империи.

Завершилась трансформация позднеантичного костюма в VI веке, когда он получил строгую регламентацию, что нашло отражение в сочинении Иоанна Лида «О магистратах Римского государства».

Лид подробно описывает одежды VI века в их сословно-ранговом контексте. Так, самый верхний слой носил хитоны с рукавами, средней длины, с поясом (пурпурный у епарха претория, белый у патрикия, золотой у императора). Украшались хитоны нашивавшимися полосами и фигурами, похожими на кириллическую букву «Г».

Античная символика цвета, представлявшая собой вполне развитую систему, в полной мере сохранялась и в Ранней Византии. При этом христианской моралью чрезмерная пестрота одежды, как и украшательство, не приветствовалась; существовало устойчивое выражение «вавилонские одежды», означавшее пестрые одеяния, которое имело коннотацией сладострастие.

Псевдо-Афанасий дает такие советы женщинам: «Материя твоих одежд не должна быть драгоценной. Верхняя одежда твоя путь будет черная (но не окрашенная краской, а естественного собственного цвета) или желто-серая. Мафорий (покрывало) без бахромы, одинакового с верхней одеждой цвета, а шерстяные рукава должны покрывать руки до пальцев… На голове следует иметь шерстяную повязку, кукуль и накидку с капюшоном» (О девстве, 11). Смысл этих советов в том, что обратившаяся в христианство женщина должна добровольно перейти к закрытой одежде без украшений.

Непременными атрибутами богатого женского туалета были предметы из жемчуга, золота, серебра, бисера и драгоценных камней. Женщины носили перстни со вставленными в них камнями, нередко с полихромной инкрустацией, так распространенной в ранневизантийский период. «Не было ничего, что не сделали бы женщины, чтобы заполучить красивые серьги» (Иоанн Златоуст). Руки, шея, прическа, весь женский наряд сверкал драгоценностями, и даже «нагота ног была украшена перлами».

Не только аристократки, но и небогатые женщины стремились приобрести украшения, которые часто были единственной ценностью в семье. Для простонародья всегда в изобилии имелись поддельные драгоценности, а также изделия из меди и бронзы.

Куда бы ни выходила женщина, даже в баню, она надевала на себя множество украшений, хотя в банях их нередко воровали. Женщины Константинополя были так привязаны к своим украшениям, что Иоанн Златоуст говорил, что они любят их почти так же, как собственных детей. Даже в церковь многие являлись, сияя золотом и блеском драгоценных камней. Григорий Богослов возмущенно писал: «Они вместо образа Божия выставляют напоказ кумир блудницы, обилие наружных женских украшений» (Слово надгробное Горгонин).

В целом в украшениях доминировали массивность, вес. Они были тяжелы и неудобны, порой деформировали мочки ушей и пальцы. Браслеты, ожерелья, серьги и кольца почти никогда не отличались изяществом. Они были призваны прежде всего свидетельствовать о богатстве их обладательницы.

Важное место в жизни византийских женщин занимала прическа. Она ясно говорила о социальном положении женщины. В античной традиции длинные волосы у женщин объясняются «влажной природой» ее тела (Застольные беседы, III, 3), а отсутствие растительности на лице — «горячей природой», «теплотой», иссушающей влажность на лице (Макро-бий. Сатурналии, VII, 7, 2). Любопытно, что та же «влажная природа», по мнению Плутарха, помогала женщинам пить не пьянея.

Главной манипуляцией с волосами, призванной улучшить их внешний вид, была завивка. Как и в Античности, для этих целей использовались железные щипцы или ножницы, нагреваемые на огне: «Больше всего времени и сил тратят они на укладку волос… Железными орудиями, нагретыми на медленном огне, женщины закручивают в колечки свои локоны» (Лукиан. Две любви, 39–40). Волосы часто красили, применяя красители естественного происхождения. Для окраски в черный цвет пользовались соком анемона; для закрепления черного цвета применялись вороньи яйца. Белокурой можно было стать, намазав голову на три дня осадком старого вина, смешанного со смолой сосновых шишек в соотношении два к одному и с розовым маслом.

Частым атрибутом и украшением прически был гребень — ктениа (Иоанн Мосх. Луг духовный, 60). Гребни знатных дам делались из слоновой кости, золота и серебра, украшались драгоценными камнями. Из слоновой кости также делали рамки для ручных зеркал. Также в прически принято было вплетать жемчужные нити и цветы.

Типы женских причесок в Византии были довольно разнообразными: от простой девичьей косы до пышной укладки с локонами. Излюбленной была прическа валиком, который обрамлял лицо; он делался с помощью лент. Многие, впрочем, просто зачесывали волосы назад и собирали на затылке в узел.

Прически замужних женщин обычно прятались под головные уборы, мафории (покрывала), платки или повязки, так как христианская мораль запрещала женщине, состоящей в браке, ходить с непокрытой головой. Платки и повязки носили и для того, чтобы уберечь прическу от воздействия внешней среды.

Греховные заботы византийских женщин о своих прическах были не по душе служителям церкви. Иоанн Златоуст неоднократно говорит в негативном контексте о «плетении женских волос». Христианский идеал в отношении прически — волосы, остриженные в кружок (Житие св. Синклитикии, 11), и покрытая голова. 96-й канон Трулльского собора указывает: «Мы отечески врачуем тех, кто на соблазн другим убирает и украшает волосы искусственным образом и тем самым предлагает нетвердым душам приманку, врачуем подобающей эпитимией, наставляя их и поучая жить скромно…»

Григорий Богослов пишет, что его сестра Горгония имела «златовидные волосы, блестящие и светящиеся, не кудри, вьющиеся кольцами, не бесчестные ухищрения тех, которые из честной головы делают род шатра…», и противопоставляет ее тем, кто «выставляет напоказ похотливым очам кумир блудницы, чтобы поддельной красотой закрыть естественный лик» (Слово надгробное Горгонин).

И это при том, что прически византийских женщин были, по всей видимости, более скромными, чем у римских матрон, затейливая фантазия которых может сравниться лишь с необычайной экстравагантностью XVIII века. Во всяком случае, мы ничего не знаем о металлических каркасах для причесок и цветных париках, столь распространенных в Риме.

Необходимой деталью женского туалета, вероятно, под влиянием христианства, стало покрывало, ниспадавшее с головы на плечи и порой почти скрывавшее лицо. Сбросить покрывало на плечи и тем самым совершенно открыть голову и лицо считалось верхом неприличия. Женщина, которая поступала таким образом, почти наверняка принадлежала к актрисам или гетерам.

Большое распространение имели косметические средства. Как с иронией писал Лукиан, «заколдовав себе все тело обманчивой привлекательностью поддельной красоты, они румянят бесстыдные щеки…» (Две любви, 40.) Женщины румянились, заботились о белизне своего лица, подкрашивали глаза и ресницы. Тело умащивали благовониями. Особенно ценилось розовое масло. Благовония, из которых делали ароматические смеси и масла, доставлялись с Востока, преимущественно из Индии и Аравии.

Для изготовления косметических снадобий требовалось знание секретов сложных смесей. Поэтому весьма ценились как те, кто владел этими секретами, так и те, кто давал византийским дамам правильные советы по их использованию.

Дабы избавиться от морщин, рекомендовалось настоять в уксусе с небольшим количеством камеди сухие корки дыни и сделать маску на сутки, после чего умыться, используя для очистки пор чечевичную муку. Также полезным для борьбы с морщинами считался настой в старом вине семян редьки и зерен миндаля. От холода кожу лица предохраняли маслом из лилий или нарциссов, а от жары — розовым маслом в сочетании с яичной мукой, выжимками из дыни и другими компонентами. Чтобы волосы были пышными, рекомендовалось мыть голову с мукой из люпина, смешанной с соком свеклы. От потери волос спасались, намазывая голову отваром листьев мирта, куда добавляли розовое масло, ладан и другие компоненты.

Церковь относилась к подобным ухищрениям отрицательно и призывала женщин к скромности и умеренности. Относительно косметики предписания отцов церкви вполне определенны: «Не умащай тела своего драгоценным миром и не опрыскивай одежд своих многоценными ароматами» (Пс. — Афанасий. О девстве, 12). Вместе с тем Климент Александрийский замечает: «Между ароматами есть некоторые такие, которые головы не отуманивают, чувственных желаний не пробуждают, которые нецеломудренными связями не отзывают и своим распространением не дают нам повода заподозрить тут распущенности нравов… Не следует вовсе зарекаться от их употребления, но нужно благовонными маслами пользоваться лишь как лекарствами и средствами освежения ослабевших сил» (Климент Александрийский. Педагог, 196).

Григорий Богослов формулирует точную задачу: внешний облик женщины — это образ Божий. Он не должен затемняться косметикой. «Один румянец хорош — румянец стыдливости, и одна белизна — происходящая от воздержания, а притирания и подкрашивания, искусство делать из себя живую картину, удобно смываемое благообразие — для зрелищ и распутий, для тех, кому стыдно и позорно краснеть от стыда» (Григорий Богослов. Слово надгробное Горгонин).

Единственным способом повседневной личной гигиены, доступным для всех женщин, было подмывание. Гиппократ советовал женщине мыться «каждые три дня в теплую погоду» (Гиппократ. О женских болезнях, I, 45).

Нижнего белья в современном понимании не носили. В период месячных женщины обвязывали чресла материей или пользовались известными со времен Гиппократа тампонами, которые делали из сложенных в несколько раз чистых тряпочек; после использования эти тряпочки обычно стирали. Различались тампоны дневные и ночные (Гиппократ. О женских болезнях, I, 11).

Интересен вопрос об эпиляции. С античных времен женщины выщипывали брови и удаляли волосы под мышками. По всей видимости, гетеры, а может быть, и многие свободные женщины ранневизантийского времени также практиковали интимную эпиляцию.

Баня являлась как для мужчин, так и для женщин, важным средством личной гигиены и развлечением. Наряду с общественными банями строились бани в загородных владениях и при городских домах состоятельных людей. Каждый монастырь регламентировал свои сроки банных дней. Но в монастырях такие дни, судя по всему, назначались нечасто. Так, по уставу монастыря Ливы, монашенки мылись в бане четыре раза в год. Монахини и женщины-аскеты нередко вовсе отказывались от бани и даже умываний.

Вообще же баня считалась очень полезной. Мыться полагалось натощак, но без ощущения чувства голода. При купании использовали настои майорана, мяты, ромашки. Иногда в банях имелись помещения для занятий гимнастикой.

Туалет — весьма интимная сторона человеческой жизни — также требует определенного внимания. Для большинства женщин ранневизантийской эпохи бытовые условия в этой сфере были минимальными. Лишь самые знатные пользовались специальными сосудами. Большинство же посещало по мере необходимости свои домашние или общественные отхожие места — афедроны, представлявшие собой отверстия в загороженном помещении. Чем подтирались — сложный раблезианский вопрос, однако известно, что в Риме общественные туалеты были снабжены небольшими пучками веток, веничками, палками, стоявшими в проточной воде. Воспользовавшись этим нехитрым предметом, посетитель возвращал его на место — для тех, кто придет следом за ним. Можно полагать, что в византийских городах имело место то же самое.

Повседневные занятия

Дом погружал женщину в бесконечный круговорот забот, который включал приготовление пищи, уборку комнат, уход за детьми, а также работу в домашней «мастерской», поскольку пряденье льна и тканье полотна для семейных нужд в значительной степени было женской обязанностью — во всяком случае, в семьях, имевших достаток не выше среднего. Для того, что называется личной жизнью, все это оставляло очень немного времени.

Античные традиции общественной жизни в принципе не возбраняли женщинам выходить из дома с личными целями. Тем не менее для классической Античности «величайшее достоинство женщины — в замкнутости и домоседстве» (Фукидид. История, II, 45). Софист Горгий и Платон полагали, что лучшее в женщине — ее благонравие (Платон. Менон, 73Ь). По Аристотелю, главная добродетель женщины — «мужество подчинения» (Политика, 1260а, 21–24). Этот мотив развил Плутарх (О доблести женской).

Эти идеалы перекочевали и в Раннюю Византию. Женщина ведет хозяйство, воспитывает детей, посещает храмы, не покидает дом без крайней нужды и уж точно не бывает в театре и на ипподроме. Женщина, сидящая за прялкой или распутывающая клубок ниток, — стереотипный литературный образ у византийских авторов. Исключение делалось для женщин из аристократических семей — для них такой образ жизни, по-видимому, не считался обязательным.

Дело жены сидеть дома и любить мужа, утверждает Григорий Богослов и обрушивается на женщин, «невоздержанных на язык», которые вместо того, чтобы думать о муже, содержать в порядке дом, заботиться об обилии стола и достойном приеме друзей мужа, «блуждают вне дома» (Слово надгробное Горгонин).

Главное природное предназначение женщины — продолжение рода. В классической традиции существовало достаточно правильное понимание природы и хода беременности, а первой и главной заботой матери в отношении детей считалось обеспечение их выживаемости, поскольку значительное количество детей умирало, не дожив до совершеннолетия (в частности, в семье Григория Богослова только лишь он единственный из всех детей пережил мать). Эти взгляды в целом повышали статус женщины в общественном мнении.

Женщина имела свою часть дома — «женскую половину» — в полном своем распоряжении и время, свободное от домашних дел, могла использовать по-разному. Но самым лучшим и благочестивым времяпровождением было чтение религиозной литературы. Почти всеобщая грамотность в Ранней Византии делала такую возможность вполне реальной.

Потребность женщин в общении реализовывалась в повседневной жизни через встречи подруг и соседок по различным поводам, которые могли быть как чисто бытовые, так и вполне благочестивые. Женщины часто встречались во время причастия (Иоанн Мосх. Луг духовный, 30). В IV–VI веках причастие принималось ежедневно или по нескольку раз в неделю; позже обычай ежеутреннего принятия причастия до всякой пищи стал постепенно отходить в монастыри и пустыни.

Иоанн Златоуст предостерегал женщин от праздных бесед и суесловия во время общения. Пример умения общаться Григорий Богослов видел в своей сестре Горгонин: «Какая из женщин лучше ее знала меру строгости и веселости в обращении? В ней строгость не казалась угрюмостью и обходительность — вольностью, но в одном было видно благоразумие, в другом — кротость. И это, в соединении ласковости с величавостью, составляло образец благоприличия» (Слово надгробное Горгонин).

Дом и его устройство

Константинополь, столица империи, во многом определял лицо государства и его подданных, но его образ жизни был все-таки нетипичен для всего государства. В Константинополе было множество сенаторских резиденций, каждая из которых представляла собой многокомнатный дворец, окруженный садами с бассейнами и фонтанами. Женские половины в этих дворцах мало отличались от мужских.

Античные традиции проявлялись здесь в изобилии мозаик и фресок, отражающих популярные мифологические сюжеты или сцены пиров, однако присущие изобразительному искусству Античности вкус и чувство меры ушли в прошлое. Столичная знать с перехлестом подражала старой римской аристократии и стремилась выставить напоказ свое богатство. Хозяева этих дворцов словно соревновались между собой, кто из них богаче, и доходило до того, что крыши облицовывались золотом, а мебель отделывалась серебром и слоновой костью.

Провинция жила попроще. Во многих городах преобладали жилые кварталы со зданиями, построенными в традиционном постэллинистическом стиле. Скромному внешнему облику провинциальных городов и их построек соответствовало и внутреннее убранство зданий. На книжных миниатюрах того времени мы видим примитивно оформленные кровати, сундуки, столы. Иногда эта мебель украшалась выточенными из дерева опорами и спинками, миниатюрными колоннадами и аркадами.

Распространены были табуреты и сундуки, крышки которых использовались для сидения, имелись складные стулья. Римский обычай возлежать во время трапезы и беседы безвозвратно ушел в прошлое. Спали на кроватях, застилаемых матрасами, набитыми чаще всего сеном. В богатых домах их покрывали дорогими яркими (красными, желтыми и т. д.) тканями и коврами.

Типы сельских жилищ зависели от климатических и других локальных особенностей. Как правило, это были прямоугольные сооружения с высокими стенами и внутренним двором с хозяйственными постройками, которые занимали больше места, чем жилой дом.

Для всех типов византийских домов характерно отсутствие очага. Комнаты отапливались с помощью жаровен. Пища готовилась либо во дворе, либо в подсобных помещениях, либо на нижнем этаже.

В городах владельцы двухэтажных домов обычно сдавали в аренду первые этажи своих жилищ для торговой и ремесленной деятельности. Причем довольно часто такого рода «предпринимательскую» деятельность вели женщины. В качестве примера можно привести преп. Олимпиаду Константинопольскую, которая получала доход с арендаторов в принадлежавших ей домах. Владели женщины и другими доходными местами: так, некая женщина была хозяйкой мужских и женских бань близ дворца Девтерон на западной окраине Константинополя. Согласно легенде, она была так занята работой, что даже не успевала сходить в храм попросить исцеления от болезни, и тогда святой Артемий сам явился к ней.

Пища

Начнем с того, что ранневизантийскими авторами сказано немало страниц об умеренности в пище. Общий мотив таков: воздержанность — это мать как здоровья, так и удовольствия, а пресыщение — источник болезней как тела, так и духа. Все это восходит к античной мудрости: «Ничего сверх меры».

«Еда не составляет задачи нашей жизни… Мы едим для поддержания нашей жизни на этой земле, во время которой Логос воспитывает нас для бессмертной жизни… Телесная жизнь обуславливается здоровьем и силой, а они в особенности зависят от умеренности в пище» (Климент Александрийский. Педагог, 111–112).

«Нет ничего хуже, ничего постыднее чревоугодия. Оно делает ум тупым, оно делает душу плотской, оно ослепляет и не позволяет видеть» (Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от св. ап. Иоанна Богослова, XLV, 1). Чревоугодие, по мнению Иоанна Кассиана, — первая и главная страсть, из которой проистекают остальные (Иоанн Кассиан. Собеседования, 4).

По тому, как истово выступают христианские авторы против обжорства, можно предположить, что с этим — во всяком случае, у определенной части византийского населения — имелись значительные проблемы. И в самом деле, чревоугодникам при наличии желания и финансовых возможностей было, где развернуться. Первое впечатление, которое возникает при чтении ранневизантийских источников, — это богатство и разнообразие продуктов, то есть хозяйкам было, из чего готовить. Здесь и дичь (куропатки, утки, зайцы), и домашняя птица (куры, гуси), и различное мясо, и рыба, икра, молоко, сыр, сливочное и оливковое масло, овощи, фрукты, орехи, всякого рода зелень, грибы, вино.

Одним из наиболее доступных продуктов питания была рыба — морская, речная, озерная. В житиях перечислено более шестидесяти видов рыб. Рыбу жарили, варили, коптили, вялили, сушили, мариновали, консервировали, солили. Деликатесом считалось густое пюре из трески. Большим спросом пользовались камбала, высоко ценили осетрину, а вот к икре относились весьма равнодушно.

Пищей простых людей были тунец и, особенно, скумбрия, которую продавали по нескольку штук за обол. Речная и озерная рыба ценилась еще дешевле. Наряду с прочими, собственно византийскими рыбами, попадались на рынках и иноземные. В источниках упоминается рыба берзитика, которую везли из Крыма; что скрывается за этим названием, неизвестно.

Из мяса употреблялись прежде всего говядина, свинина и баранина. «Книга эпарха» (конец XI — начало X века) сообщает, что крестьяне пригоняли скот в город, где мясники покупали его — для предотвращения спекуляции — через особых посредников под надзором городских чиновников. Торговля мясом ограничивалась сезонами. Например, баранину в Константинополе продавали только с Пасхи до Пятидесятницы. При этом заготовленное впрок копченое мясо считалось грубой едой простолюдинов.

Высоко ценили византийцы пернатую дичь и нередко посылали ее в подарок друг другу. Деликатесом считалось мясо журавля, а также павлинье и воробьиное. Сохранились упоминания о ловле мелких птиц на клей с помощью приманки.

Из овощей византийцы употребляли в пищу капусту, огурцы, зелень, в том числе и дикорастущую. Весьма распространены были оливки. Из фруктов прежде всего следует назвать виноград, сортов которого было множество. Ели также яблоки, груши, дыни, гранаты, фиги, широко распространены и дешевы были дыни.

Но главным продуктом питания, без которого не обходилась ни одна трапеза, был, разумеется, хлеб, выпекавшийся из пшеничной и ячменной муки.

Вино было различных сортов. В зависимости от сорта винограда — золотистое, черное или белое, сладкое или кислое, легкое или крепкое, долго хранящееся или легко портящееся. Помимо винограда, вино изготавливали из яблок, груш, кизила, граната, меда, полыни и т. д. Вместе с варварами в Византию пришло и получило распространение вино из хлебного зерна и ячменя; делали также хмельные напитки из полбы, овса и проса.

Женщины разбавляли вино водой, а мужчины, в отличие о римлян, далеко не всегда. Любопытно, что женская «влажная природа», по мнению Плутарха, помогала женщинам пить не пьянея (Застольные беседы, III, 3), но вряд ли византийцы придерживались того же мнения. Во всяком случае, христианские писатели женское винопитие порицали, как, впрочем, и употребление вина вообще, рекомендуя пить его только в лечебных целях.