От голубого к черному

Глава 15 Шум

Вышел второй альбом «Треугольника». Алан убедил меня и Йена помочь ему сделать сборник из невышедшего материала и би-сайдов. Нас обоих не радовало то, что приходится выпускать такой сырой материал, но Алан сказал, что демо-записи вызывают слишком большой интерес, чтобы оставить их лежать в ящике. К тому же «Фэрнис» и не собирались делать вид, что это студийный альбом. С помощью Пита мы сделали альбом из четырех демо-треков, двух би-сайдов и нескольких фрагментов и обрывков, включая концертные версии двух песен, записанные Алексом. В приступе сентиментального настроения мы назвали его «Всего лишь звук» — слегка измененная строчка из «Порванных струн». Конечный результат получился грубоватым и неровным, но продавался он гораздо лучше, чем «Жесткие тени», многие говорили, что это лучшие песни Карла. Никто не назвал это подделкой или воровством, что меня немного успокоило.

Четвертый канал использовал «Голубое стекло» в качестве заглавной песни в фильме «Утопая в этом», об алкоголизме и домашнем насилии в пригородах Северного Лондона. Они также включили в него фрагменты «Третьего пролета» и «Города комендантского часа». «Фэрнис» продолжали переиздавать два альбома «Треугольника» еще шесть лет. Что было жульничеством, поскольку Алан продал «Фэрнис Рекордз» «Уорнер Бразерс» во время финансового кризиса 1994 года. Все группы «Фэрнис» выставили вон, и лейбл был закрыт, но они продолжали использовать логотип «Фэрнис» для дисков «Треугольника».

В 1993 году я какое-то время гастролировал с «Замороженным джином», но обнаружил, что призраки и алкоголь вытесняют музыку из моей головы. По обоюдному согласию я покинул группу и решил на время завязать с музыкой. Я нашел техническую работу на фабрике по производству краски, получил профессиональное образование и начал делать карьеру в химической промышленности. Я всегда думал, что вернусь к музыке, но для этого мне было нужно слишком многое оставить позади. Теперь, если я оглядываюсь назад, то не для того, чтобы проверить, что призраки следуют за мной, а чтобы убедиться, что они остались под землей.

Мы с Дайан встречались какое-то время летом 1993-го, но это было несерьезно. Для нас обоих эти отношения превратились в своего рода бегство, нечто успокаивающее и безопасное. Мы вместе напивались и цеплялись друг за друга, как дети. Но Карл всегда стоял между нами, и как связующее звено, и как преграда. Как-то ночью Дайан сказала: «Я думаю, нам нужно остановиться», и я ответил: «Я тоже». Вышло вполне по-дружески. Мы сказали нашим друзьям, что расстались из-за разницы в музыкальных вкусах. «Свободный жребий» распались спустя несколько месяцев после этого, так и не получив контракт на запись. Дайан поступила в колледж и стала журналисткой, она работает в Пеббл Милл [65]. Когда мы разговаривали в последний раз, она сказала, что пишет роман о готах, серийных убийцах и бисексуальных вампирах.

Единственный из нас, кто остался в музыке и вполне преуспел, это Йен. Он объединился со скрипачом Эриком Заном, игравшим на электрической скрипке, он мнил себя новым Джоном Кейлом. С помощью клавишника и ритм-гитариста они создали инструментальную группу «Неизвестные». Оказавшись за бортом после продажи «Фэрнис», они пребывали в безвестности несколько лет. Затем, когда волна брит-попа пошла на спад, они записали превознесенный критиками альбом «Девятая планета». Голди сделал ремикс на их сингл «Похищенный», он стал андеграундным хитом. Они никогда не были танцевальной командой, но в то время музыканты, занимавшиеся танцевальной музыкой, и рок-музыканты пытались делали вид, что они большие друзья, а не смертельные враги. Я всегда считал, что Йен опирается на музыкальные идеи Карла. В композиции «Крик маски» даже были использованы искаженные фрагменты из «Стоячей и текучей воды». «Уорнер Бразерс» хотели, чтобы «Неизвестные» заплатили изрядные деньги за использование этих фрагментов, но я пригрозил наложить запрет на переиздание всех записей «Треугольника» до тех пор, пока они не разрешат Йену использовать их бесплатно. Он заслужил это право.

Йен и Рейчел поженились в 1996 году, это была церковная свадьба, собравшая вместе всех старых знакомых. Алан приехал из Лондона со своим другом Конрадом. Дайан пришла с новым, очень привлекательным бойфрендом, который рисовал обложки для книг о «Докторе Кто» [66]. Пришли некоторые коллеги Йена из кинотеатра «Треугольник», хотя кинотеатрик давно уже прикрыли идиоты из Университета Астона. Во время приема Эрик играл на своей скрипке: жутковатое атональное представление, танцевать под эту музыку было невозможно, сколько бы ты ни выпил.

Долгое время после смерти Карла я старался не читать музыкальную прессу. Но выход «Всего лишь звука» возродил интерес к «Треугольнику». Вы можете услышать наше влияние в музыке различных команд: Marion, Arab Strap, Puressence, возможно, Radiohead. Третий альбом The Kitchens «Конец перемирия» звучит так, точно их вдохновляла музыка «Треугольника». Если это правда, то это всего лишь торжество справедливости, ведь Карл очень любил слушать «Любовь — это ад».

Но инди-сцена развалилась на части. Такие группы, как Blur и Oasis, при поддержке крупных лейблов, превратили мейнстримовый рок в предмет оптовой продажи, и маленьким лейблам уже не было смысла заниматься некоммерческими проектами. Музыка стала бледной и пенисто-пустой, как дешевое пиво, одержимой идеей «развлекательности». Серьезность отдали на откуп музыкантам, делавшим танцевальную музыку, таким как Трики и Massive Attack. Возможно, поэтому-то в 1996 году в «NME» кто-то написал, что музыка «„Треугольника“ выражает ностальгическую, белую мечту о мире, в котором хип-хоп, хаус и джангл никогда не существовали». Карла бы это взбесило. Я даже не стал пытаться что-то объяснять.

Возможно, Карл был прав, и музыка действительно вышла из употребления. Такое же чувство у меня вызвала и гей-тусовка, когда, после разрыва с Дайан, я начал посещать новые клубы и бары. Они ничем не отличались от заведений для натуралов, разве что заигрывания там были менее очевидными. Я предпочитал встречаться со своими старыми друзьями-геями в пабах Мозли и Кинг-Хит. Парни в новом, трехэтажном «Соловье» были клабберами. Я задавал себе вопрос, где же, если вообще где-то, собираются старые голубые: вороватые чиновники и церковные типы, сидевшие по углам и рассуждавшие о том, как их лишали прав: «А вы слышали, что новый советник тори — друг Дороти?» В новом мире все стало ярче и очевиднее, спрятаться было негде.

В эти дни пожилые геи все время говорили, что гей-тусовка стала слишком ориентирована на молодость. Как правило, под этим подразумевалось то, что юнцы стали недоступными для них. Романтический ореол взрослого мужчины ушел вместе с фильмами, его создавшими. Теперь если ты неопытный тинейджер, то ты ищешь себе опытного тинейджера. А если ты действительно хочешь найти любовника постарше, то находишь себе двадцатипятилетнего с хорошей работой, машиной и квартирой. Старые пердуны не могли конкурировать с молодежью. По правде сказать, так это и должно быть.

У Карла всегда были проблемы с голубым миром, ненавидевшим рок-музыку. Он считал, что это связано с одержимостью имиджем, свойственной гей-культуре. Но и тут границы сместились. В прошлом году я был на концерте Pansy Division в «Литейном цехе» в Бирмингеме. Они играли жесткий, резкий гитарный рок с откровенно гомосексуальными текстами — подчас забавными, подчас гневными. Юные фанаты в первых рядах явно были в теме: они кричали, прося спеть те или иные песни, активно подпевали. После анкора фанат и вокалист группы обнялись на краю сцены. Я никогда не видел, чтобы двое мужчин так целовались вне стен голубого заведения. Я шел домой в слезах и с болезненным стояком.

После смерти Карла мне стало тяжело заводить отношения. Секс на время помогал заполнить пропасть. Но теперь я обнаружил, что не могу заниматься любовью без ощущения, что я пародирую сам себя, так задира на детской площадке передразнивает твои движения. Я не особо верил в то, что мне говорил любовник или что я говорил ему. Это была преграда, слой воспоминаний и боли, которой я не хотел касаться. Вместо этого я обращался с бойфрендами, как, домашними зверюшками, осыпая их объятьями и подарками. Это добавляет унижения к оскорблению.

Мы с Карлом принадлежали к поколению, которое пощадила первая ужасная волна эпидемии СПИДа. Родись я на пять лет раньше, я мог бы умереть еще до встречи с Карлом. У нас обоих было странное ощущение незаслуженной удачи, как у выживших при бомбардировке. Какое-то равнодушие пришло вместе с ним, сдержанность, которую я замечал во многих своих друзьях. Мы научились быть менее доверчивыми. Вы замечали, как много технологий вошло в сексуальную жизнь людей: секс по телефону, веб-сайты, интернет-романы? Женщины и мужчины превращаются в имейлы и голосовые сообщения. Мы прячемся за стенами. Возможно, машины играют куда большую роль в нашей жизни, чем мы предполагаем.

После смерти Карла мне снился повторяющийся сон, беспокоивший меня многие годы. Я заперт в каком-то огромном, неосвещенном здании с прорехами в крыше, в которые светит лунный свет и вползают полосы тумана. Пол завален камнями и пустыми коробками. Я слышу голоса людей, зовущих друг друга. Помоги мне. Наконец я нахожу одного из них, бредущего сквозь туман и тени. Он выглядит как Карл, но он не узнает меня. Затем я нахожу еще одного, он абсолютно такой же. Они все будто в трансе. Все они — Карл или какие-то странные его копии. Они не могут найти друг друга. Их одинокие крики разносятся, как эхо в темноте. В конце сна я всегда понимаю, что я тоже один из Карлов.

Возможно, есть жизнь после этой, она необязательно лучше или хуже. Просто своего рода похмелье, пережиток прошлого. А может, это еще один круг. Не жизнь после смерти, а смерть перед ней, как записанный фрагмент. Как-то я прочел высказывание биолога по имени Брюс Каммингс, умершего в тридцать лет, он сказал: «Смерть не может ничего, кроме как убить тебя». Для Карла, мне кажется, она сделала больше. Но я не хочу призраков, духов или загробной жизни. В этом есть что-то болезненное. Я хочу, чтобы смерть просто убила меня.

Я в самом деле не знаю, совершил ли Карл самоубийство или это было нечто иное. Припадок, слепая ярость, та часть его, что на самом деле не была им. Я устал читать статьи журналистов, заявляющих, что его погубил рок-н-ролльный образ жизни. Когда сварщики кончают с собой, никто не винит в этом образ жизни сварщиков. Еще больше я устал от фанатов «Треугольника», заявляющих, что это я подвел Карла. Откуда им знать, что я делал и чего нет? Они считают, что единственный настоящий Карл это тот, кого они слышат на записях.

Но не было никакого «настоящего» Карла, кроме самого Карла. Даже его тайны не могут ничего объяснить. Смущение Карла по поводу своей личности, национальности и сексуальности было дымовой завесой. Я всегда удивлялся, почему он изо всех сил старался быть ирландцем, хотя почти не знал Ирландии и был так далек от нее. Но Дин и его дружки вырезали клеймо «МИК» на лбу Карла, вызвав в нем ярость, которой он не понимал. Все, что он мог, это продолжать крутиться вокруг своей оси, пытаясь поймать того, кто прятался за его спиной.

В прошлом году, когда умер Инок Пауэлл, по телевизору показали передачу о его жизни и карьере. Внезапно я понял, почему Карл так ненавидел его. Не потому, что Пауэлл был героем Дина: он был тенью, призраком Дина. Его расистские речи были просчитанным, пустым представлением. Как сказал Карл, нет ничего естественного в предубеждении. Карл очень боялся имитации, фальшивок. Я начал понимать, что тень Пауэлла окутывала все тэтчеровские годы. Он хотел превратить все меньшинства Британии — в том числе и ирландцев — в вассалов, внутренние колонии. А ключевая фраза тэтчеристского правительства — «внутренняя безопасность». Если вы хотите понять тексты Карла, вот с этого и нужно начинать.

Но я не могу наделить вас каким-то сокровенным знанием. Все, что у меня есть, это записи. Некоторые чистые, некоторые скрипучие или искаженные, точно их переписывали бесчисленное количество раз. Я не могу уловить смысл и записать его. Музыка не только в мелодии. Она в бите, в фидбеке, в шуме на заднем фоне и тишине в конце. Она разная всякий раз, когда вы слушаете. Теперь я вспоминаю музыку Карла, только когда слушаю ее, но я всегда слышу его голос.