От первых проталин до первой грозы

ГАЛЯ

Я пошёл в сад нарвать для своего зайца травы.

Иду по дорожке и вдруг вижу: впереди меня скачет галчонок. Торопится удрать, а взлететь ещё не может. С виду совсем уже взрослая птица, в чёрных перышках, всё как полагается, только крылья ещё не окрепли.

Галки у нас часто в сарае под крышей гнёзда устраивали. И этот малыш, наверное, выбрался из гнезда, вниз-то слетел, а вверх — обратно в гнездо взлететь не может.

«Вот беда! На земле его обязательно кошки схватят. Как же быть? Возьму-ка его домой, пусть поживёт у нас недельку, другую. Крылья за это время окрепнут, тогда уж лети куда хочешь».

Не без труда поймал я галчонка. Он от меня изо всех сил удирал, А когда попался, начал пребольно щипать меня клювом за пальцы. Щиплет, а у самого сердце так колотится, кажется, сейчас разорвётся.

Несу его домой, глажу по перышкам, успокаиваю:

— Не бойся, дурашка, я же тебе хочу добра, уберечь от кошек хочу.

Нет, ничего не понимает, так за палец схватил, что у меня даже слезы на глаза навернулись. Но всё-таки я галчонка из рук не выпустил и принёс домой.

Гляжу — навстречу мама. Даже приостановилась от удивления:

— Этого добра ещё не хватало! Ну зачем ты его в дом притащил? Пусть себе на воле живёт.

Я рассказал, что галчонок, наверное, из гнезда вывалился. Летать не умеет. В саду его обязательно кошки загрызут.

Мама только рукой махнула:

— Ох уж это мне зверьё! Скоро житья совсем от него не будет. Кошки, зайцы, а теперь ещё галка заявилась.

— Ну, если ты сердишься, я могу её обратно в сад отнести, кошкам на съедение.

— Да уж ладно, раз принёс — пусть у нас и живёт.

Я с благодарностью поглядел на маму. Мне даже стало немножко стыдно за свои слова. Ведь я заранее знал, что мама никогда не допустит, чтобы кошки задрали такого беспомощного малыша.

Понёс галчонка в свою комнату, но мама сердито крикнула вслед:

— Куда потащил? Его же накормить надо. Иди в столовую. Я сейчас ему каши с творожком принесу.

Мы посадили галчонка на стол. Поставили перед ним мисочку с творогом и гречневой кашей. Ничего не выходит — галчонок и смотреть на еду не хочет, всё норовит удрать.

— Подержи-ка его. Я ему попробую кусочек прямо в рот запихнуть, сказала мама.

Я осторожно взял галчонка в руки, он запищал и уже приготовился меня ущипнуть, но мама ловко сунула ему в раскрытый рот кусочек каши. Галчонок её проглотил.

Мама поддела кончиком пальца второй кусочек и поднесла к клюву галчонка.

Тот внимательно посмотрел на еду и вдруг, широко разинув рот, громко запищал! «Каш, каш!»

Мама рассмеялась:

— Слышишь, Юра, он каши просит. Ну что же, Дадим ему немножко. Только много давать нельзя, но желудок испортить. Закусит, и хватит. А ты, беги во двор копать червяков. Может, гусениц каких-нибудь в огороде разыщешь. Такая еда ему полезнее. Ведь взрослые галки кашей его никогда не кормили. К этому кушанью он ещё не привык.

Но галчонку, видимо, очень понравилось новое угощение. Он даже поскакал по столу вслед за мисочкой, когда мама её уносила. Сам скачет, а сам крылышки топорщит и орёт на весь дом: «Каш, каш!»

— Не ори! Никаких каш больше тебе не будет! — решительно сказала мама.

Мы заперли дверь, чтобы галчонок куда-нибудь не удрал из комнаты. Мама пошла по делам на кухню, а я побежал во двор добывать своему питомцу червей и гусениц.

С этим делом я провозился, наверное, около часу, но результат получился отличный: целая баночка червяков и пригоршня жирных зелёных гусениц.

Прибегаю в столовую. Гляжу, галчонок сидит на краешке стола и как будто дремлет. Но только увидел меня — сразу оживился, затрепетал крылышками, широко разинул рот и что есть силы заорал: «Каш, каш, каш!»

— Подожди, подожди, — успокаивал я его. — Сейчас тебе не каша будет, а совсем другое кушанье.

Я взял кончиками пальцев гусеницу и сунул в рот галчонку. Тот сразу проглотил, опять рот открывает. Сунул вторую, третью, четвёртую… Так и глотает одну за другой, всех за один раз съел. А уж червей я ему давать побоялся: как бы не объелся.

Отнёс я его в свою комнату и посадил на книжную полочку. Сидит да поглядывает оттуда в окошко.

Но не прошло и часу, галчонок опять есть запросил. Ненадолго ему и моих червяков хватило; после обеда снова пришлось идти охотиться за гусеницами и червяками.

— Вот это аппетит! — изумлялся я.

С этого дня мой крылатый питомец совсем меня загонял, только и знаю — с утра до вечера в саду, в огороде за гусеницами охочусь. Хорошо ещё, что галчонок и от каши с творогом не отказывался, а то бы прямо хоть плачь.

Михалыч надо мной подсмеивался:

— Что, брат, нелегко приходится? Ничего, сам к галчонку в кормилицы напросился, теперь уж терпи.

— Сколько же галки своим птенцам за день гусениц, червяков приносят? удивлялся я.

— Много, очень много. А ведь знаешь, Юра, большинство гусениц — враги растений, портят листья, цветы объедают. Вот теперь сам видишь, какую пользу нам птицы приносят, сколько разной нечисти уничтожают. Птиц, братец, охранять, беречь нужно. Подожди, придёт зима, мы с тобой бесплатную столовую для них устроим.

— Какую столовую?

— Очень простую. Расчистим в саду от снега точок и будем там разную птичью еду раскладывать.

— А давайте сейчас уже такую столовую устроим, — предложил я.

— Нет, летом она птицам не нужна: летом и так везде корма вволю. Подожди зиму, тогда мы с тобой всё как следует и наладим. Теперь же тебе и с одним иждивенцем заботы хватит.

Михалыч был прав. Чем галчонок становился старше, тем прожорливее. Очень скоро он уже начал понемногу летать. И тогда от него прямо проходу не стало. Из дома он переселился жить в основном на балкон. Бывало, только заметит кого-нибудь из людей, так вслед и полетит. Догонит, сядет на плечо и начнёт разевать свой огромный рот, требовать, чтобы его покормили.

Целый день во дворе только и слышно: «Каш, каш, каш!» Это значит галчонок у кого-нибудь еду Опрашивает.

А потом повадился к обеду в столовую прилетать. Влетит в комнату и на стол либо на плечо кому-нибудь сядет, а то прямо маме на голову. Усядется и тотчас за своё принимается: «Каш, каш, каш!»

Все его, конечно, балуют: кто кусочек котлеты даёт, кто мятого хлеба, кто картошки. Всё галчонок охотно съест, только при одном условии, чтобы еду ему прямо в рот запихивали. А вот если лакомый кусок лежит на столе или в тарелке, ни за что его сам не возьмёт.

Научился галчонок самостоятельно есть для всех совсем неожиданно. Сел он как-то во время обеда маме на край тарелки и клянчит, чтобы его покормили. Но мама никакого внимания не обращает: ест суп с лапшой, под самым носом у галчонка ложку проносит.

Вот зачерпнула полную ложку. С неё длинная лапшинка свесилась. Поднимает ложку тихо, осторожно, чтобы не расплескать суп. Вдруг галчонок как подпрыгнет — цоп лапшинку с ложки. Потряс в клюве, как червяка, и съел.

— Ну что же это делается! — возмутилась мама. — Ложку супа в рот положить не дадут.

А сама вторую пополней зачерпнула, так же точно с неё лапша свисает. Несёт мимо галчонка и как будто нечаянно потряхивает. Лапшинка так и пляшет, словно живая.

И эту галчонок съел. Начал вниз в тарелку заглядывать — откуда, мол, такие вкусные вещи являются.

Мама стала зачерпывать в ложку лапшу и понемножку приподнимать над тарелкой. Галчонок наклонялся всё ниже и ниже, а потом стал хватать лапшинки и кусочки мяса прямо из тарелки.

— Вот и одолел всю премудрость, еды, — сказал Михалыч и, обращаясь к маме, добавил: — Мадам, мы, покровители животных, приносим вам за этот урок нашу сердечную благодарность.

Мама сурово взглянула на Михалыча:

— Вы — покровители животных? Хоть бы раз кого-нибудь покормили или напоили! Заводить — все охотники, а вот ухаживать — никого нет. Не покровители вы, а просто лодыри записные.

— Ну, зачем же такие сильные выражения? — миролюбиво ответил Михалыч. Мы только хотели вынести вам свою благодарность.

Но мама ничего не хотела слушать. Она молча отодвинула тарелку с супом, взяла другую и начала раскладывать всем котлеты.

Галчонок тем временем прогуливался по столу, изредка пытаясь склюнуть со скатерти крошку хлеба. Но, когда мама положила и себе котлету да ещё вилкой раскрошила её, тут галчонок пришёл в большое волнение. Он снова вскочил на край маминой тарелки, стал топорщить крылья, открывать рот и кричать: «Каш, каш, каш!»

Мама берёт вилкой кусочек, а галчонок цоп его клювом — ив рот.

Мама кричит:

— Ах ты разбойник! Уходи от меня, отправляйся к Юре!

Однако галчонок никуда отправляться не хочет — ему и тут хорошо.

И я и Михалыч в восторге, только боимся слишком явно его выражать, а то как бы нам не попало.

Но мама очень довольна проделками своего любимца. Она сердится только для виду, и мы с Михалычем это отлично понимаем. Незаметно подмигиваем друг другу и молча наблюдаем за тем, как мама воюет с галкой.

— Да погоди, остужу, обожжёшься ведь. Вот я тебя… — Мама слегка шлёпает галчонка вилкой по носу. Тот мигом принимает оборонительную позу. Весь распушился, клюв приподнял-только тронь ещё раз!

В самый интересный момент приходит из кухни тётка Дарья убирать посуду. Она не терпит никаких проделок.

— Это ещё что за новости! — гневно кричит она. — Зачем на стол посадили? Загадит всю скатерть, тогда стирай её. Марш отсюда! — И она своей широкой ладонью сгоняет галчонка со стола.

Но с таким озорником не скоро и справишься. Он не боится даже тётки Дарьи. Нисколько не смутившись, взлетает вверх, садится ей на плечо и орёт прямо над ухом: «Каш, каш, каш!»

Старуха сразу смиряется.

— Ах ты баловень! — усмехаясь, говорит она, — Ну ладно, ладно, не ори только, сейчас покормлю.

Она собирает тарелки со стола и вместе с Галей удаляется в кухню.

Так и прожил галчонок у нас всё лето. Вырос, окреп, стал настоящей взрослой галкой.

А к осени, когда все галки стали собираться в стаи, наша Галя сдружилась со своими дикими сородичами и улетела от нас. Ну и что же? Значит, в галчиной компании ей веселее, чем у нас. Мы только очень жалели, что не догадались нашить ей на лапку белую тряпочку, тогда можно было бы проследить: осталась ли Галя зимовать у нас в городке или нашла себе на зиму другое местожительство.