Отдельный 31-й пехотный

Глава 10

Глава 10

— Кто к нам пришел! — воздевает руки вверх пожилой мужчина с небольшим животиком и в засаленной жилетке, из кармана которой тянулась золотая цепочка: — таки не забыли дороги в мой скромный дом! А я-то старый себе на уме думал шо забудете! Проходите гости дорогие! А это кто такие — чтобы сразу в друзья к уважаемым людям?

— Вениамин Исаакович, добрый день — говорит Данила и пожимает руку нашему гостеприимному хозяину. В шинке светло и чисто, за столами кучкуются люди, звучит говор, слышны взрывы хохота, звон посудой.

— Нам бы в комнату, Вениамин Исаакович — понижает голос Данила: — а то не ровен час…

— А то старый Беня не понял! — горячо шепчет в ответ мужчина, доверительно наклоняя голову: — конечно же старый Беня знает когда паленым пахнет! Проходите, проходите, задняя комната пустая как раз, купцы из Хань останавливались… да проходите, не стойте на пороге! — мы проходим дальше, хозяин открывает дверь и провожает нас внутрь, в дальнюю комнату.

— Ну… сидите, стало быть, разговаривайте, а я… схожу соображу на стол. Чего вам на пустой желудок говорить? — старый Беня исчезает, а Данила — снимает свой тулупчик. Под тулупчиком он так же похож на Данилу, как я — на Бармаглота. Девичий стан, выпирающая вперед грудь из-под теплой вязаной шерстяной кофты. «Данила» снимает с себя шапку и роскошные золотые кудри рассыпались по плечам. Второй «паренек» тут же занимает место у двери и засовывает руки в карманы. Не просто так засовывает, напрягается… судя по движениям и позе — его пальцы сейчас сжимают оружие. Что там? Парочка револьверов? Или парные кинжалы?

Рядом со мной чуть приседает в боевой стойке девица Лин, ее фамильные секирки «Запад-Восток» блестят острыми лезвиями «рогов». Неприметная Дуняша справа от меня — поднимает руки, смыкая их в замок.

— Не надо! — командует «Данила», жестом указав своей спутнице, чтобы та — вынула руки из карманов: — это — свои.

— Как же… — ворчит та, но руки из карманов вынимает: — какие они свои…

— Такие. Две девушки и парень. Девушки — привлекательные, а паренек не из дворян и не богатый. Что думаешь с ним станет, как Мотыга прознает? — говорит «Данила» и вторая девушка — скрещивает руки на груди.

— Поступай как знаешь — говорит она: — вечно ты всех жалеешь.

— Может быть вы все-таки объясните мне, что за цирк тут творится? — спрашиваю я, поднимая руку, чтобы удержать на месте барышню Лин, которая слегка доворачивает свой кулак с зажатой в ней секиркой.

— Собственно и хотела — вздыхает «Данила»: — но вы оказывается вполне можете за себя постоять… однако же Мотыге дорогу перейти — это добром кончится не может.

— Так — говорит Ирина Васильевна Медуза Горгона: — мне это надоело. Времени у нас мало. Владимир Григорьевич, разрешите… — она складывает руки вместе и выдыхает воздух, выбрасывает сложенные ладони перед собой: — Ха!

Ноги у девушки, которая назвала себя «Данилой» — подкашиваются, она падает на чистый, добела отскобленный деревянный пол, падает беззвучно, оседает вниз словно ей коленки подрубили. Не знаю, что именно задумала Ирина, но с ней я разберусь потом, тут есть еще одна! Однако барышня Лин из рода Цин — успевает раньше меня, она сметающей подсечкой валит вторую переодетую девицу (та успевает только глухо вскрикнуть) на пол и контролирует ее, навалившись коленом на спину и удерживая заточенный «рог» одной из своих секирок у горла упавшей.

Глядя на это, я фиксирую в уме два факта. Первый — девушки работают вместе так, словно работали всегда — быстро, четко и слажено. И второй — меня тут не в грош не ставят. Решения принимаются кем угодно, дисциплины и порядка в танковых войсках не видно отсюда и до Питера. Кто давал команду вязать местных? То-то и оно. Сейчас может не время бучу поднимать, но вопрос о единоначалии проработать придется, что за самодеятельность?

— Встать! — коротко командует Ирина Васильевна Берн и осевшая было на пол девица — поднимается на ноги. Встает. Руки у нее болтаются вдоль корпуса, из уголка рта стекает вниз прозрачная ниточка слюны, глаза бессмысленно уставились в одну точку… ну чисто зомби.

— Кто такая? Имя. Фамилия. Отчество. — рубленными фразами бросает ей Ирина Васильевна и девушка начинает отвечать. Тихим, безэмоциональным и бесцветным голосом она говорит о том, что ее зовут Наталья, фамилии она не помнит, что переоделась в мужчину потому что местный представитель генерал-губернатора, некий господин Мотыгин Лев Акадьевич — в последнее время стал арестовывать и содержать под стражей до особого распоряжения молоденьки девушек. Особое распоряжение канцелярии генерал-губернатора вышло в связи с тем, что в окрестностях города стали пропадать молодые девушки, некоторых из них потом нашли по частям, по кусочкам. Поползли слухи что Лунг кровью молодых дев питается, а потом раздирает их на кусочки и по оврагам раскидывает. Почему в окрестностях города разбрасывает? Наверное, напугать хочет. Только вот в результате таких вот дел по распоряжению генерал-губернатора девушке на улицу не выйти — ежели кто из людей Мотыги увидит — так сразу под арест в острог — до особого распоряжения. Вот уже две недели так. Говорят, что как власти справятся с Лунгом — так всех и выпустят, но пока… пока в остроге у Мотыги пять десятков молодых женщин сидят. Нет, не лютуют, никого на хлебе и воде не держат и плетьми не угощают, да только все равно в остроге сидеть медом не намазано. Не сахар в общем.

Пока в комнате звучит бесстрастный голос Наташи-Данилы — на полу злобно шипит ее напарница, удерживаемая твердой рукой мастерицы Парных Секир. Умеет мастерица обезоружить и удерживать, казалось бы, вовсе сил не тратит — удерживает ее играючи, даже красиво — коленом прижимает затылок, лицом в пол и острое лезвие секиры — щекочет горло, попробуй пошевелись. Только и остается что злобно шипеть.

— Кто дал тебе команду сблизится с нами? Сколько вас? Что ты знаешь о Лунге? — продолжает допрос Ирина.

— Знаешь, на мой взгляд ты перегибаешь палку, госпожа следователь — вмешиваюсь я: — никаких поводов для такого вот обращения, мы могли бы сперва просто поговорить.

— Я — следователь Службы Имперской Безопасности и это моя юрисдикция! — отрезает Ирина, даже не повернувшись ко мне: — я лучше знаю, что и как… кхм! Отпусти!

— Вот что. Это все начинает мне надоедать — говорю, держа ее за шкирку как нашкодившего котенка: — у нас тут и так люди пропадать стали, может и ты пропадешь? Что там твой ротик говорит?

— Ты… не посмеешь! — пытается вырваться из моей руки следователь СИБ, бессильно колотя кулачками по плечу: — ты!

— У меня может и не быть возражений по поводу допроса — говорю я: — но точно есть вопросы по поводу вашей самодеятельности. И пока мы не расставим все точки над «и» и перекладины над «т» — никто и никуда не тронется с места понятно?

— Да я! Уваров! Что ты творишь⁈ Это дело Имперской Безопасности! — злобной змеей шипит в моей руке Ирина Горгона. Я поднимаю ее и поворачиваю так, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с моими и убеждаюсь, что она смотрит прямо в них. Убеждаюсь, что она видит насколько я сейчас серьезен. Сколько сейчас твердой решимости в моей душе.

— Насрать — четко, громко и внятно произношу я: — насрать на Имперскую Безопасность. Ты меня слышишь? Мне насрать. Еще раз ты дернешься раньше, чем я тебе скажу «фас» или «апорт» — я твою голову в руке сдавлю так, что она лопнет как перезревшая дыня… тебе ясно?

— Но… — бледнеет она, пытаясь отдалить свое лицо от моего: — но…

— Я. Не. Слышу. — второй рукой я обхватываю макушку ее головы пальцами и слегка сдавливаю.

—… ясно… — сдавленным голосом выдает она: — отпусти…

— До тех пор, пока мы назад не вернемся — нарушения субординации будут караться. — предупреждаю я следователя СИБ: — я же об этом предупреждал. Прекратить самодеятельность. Исполнять приказы. Выдавать информацию вовремя. Ясно?

— Ясно. Отпусти… те…

— Смотри у меня — я отпускаю следователя СИБ и обращаю свое внимание на барышню Лин, что смотрит на меня снизу вверх. Она все еще сидит верхом на второй девице, держа ее под контролем.

— Тебя тоже касается — говорю я: — ты мне тут в качестве наложницы номер два придана, так что изволь прекратить самостоятельно на людей кидаться. Только по моей команде. Понятно? — дожидаюсь ее ответного кивка.

— Хорошо. Теперь — с самого начала. Ты… как тебя звать? — обращаюсь я к той, что сдавленно шипит под коленкой Мастера Парных Секир «Запад-Восток».

— Псссшш…

— Дай ей немного воздуха вдохнуть уже… убери коленку, оставь лезвие… вот так.

— Вам конец! — выдает лежащая на полу, как только барышня Лин убирает коленку с ее затылка: — вам конец! Вы знаете кто мы такие⁈

— Вот как раз это мы и хотели узнать. Прошу прощения за… резкие действия моих коллег. Так кто вы такие и почему нам конец?

—… — молчит в ответ лежащая на полу.

— Я… Владимир Григорьевич, я могу ее допросить. — предлагает моя Медуза Горгона. Обучаема — уже хорошо. Но видел я как даже Мещерская после легкого допроса менталистом слюни пускала и в себя прийти не могла. Говорят, что обычные люди потом в себя по полгода приходят и хорошо, если придут. А у нас целителя под рукой нет. И безжалостную логику следователя СИБ я прекрасно понимаю, в этом обществе разделение по кастам и социальным рангам приобретает дополнительное измерение — магия. Если в моем мире аристократ от плебея мог отличаться только своим положением в обществе, то тут аристократ как правило обладал магией… а простолюдин — нет. И как следствие простолюдины за полноценных людей и не считались. Крепостные тут и вовсе на положении рабов находятся, слышал я пару душераздирающих историй…

Так что следователь СИБ Ирина Васильевна не моргнув глазом приговаривает к мучительному сожжению нервных синапсов первых встреченных нами переодетых девушек потому что они — обычные. Не аристократы, не дворяне. Не одеты в шелка и модные приталенные жакеты, нету слуг и драгоценностей на пальцах, нет вооруженной охраны и всего, что сопровождает богатство и власть. Значит — простолюдины, значит никому нет дела до того, как долго они будут потом пускать слюни и смотреть в пространство стеклянными глазами. А у Ирины Васильевны времени нет сортировать. И у меня тоже нету, но я бы хотел сперва совершенно точно убедиться, что нам надо так поступать. Кстати, я вот уверен, что одно дело, когда Ирина Васильевна копается в мозгах полковника и героини Фронтира и совершенно другое, когда — в голове у обычной встречной девицы. Уверен, во втором случае она с самого начала топором пользуется, чего тут деликатничать…

— Отпусти ее — командую я барышне Лин и та нехотя — убирает секиру от горла девушки и встает. Девушка — подбирается, встает на четвереньки и, помогая себе руками — наконец выпрямляется. Бросает взгляд на свою подружку, которая продолжает стоять неестественно прямо, опустив руки вдоль тела. Глаза девушки тут же наполняются слезами, и она подносит руки ко рту, боясь всхлипнуть.

— И вторую из комы выведи, пожалуйста. — приказываю я Ирине. Не просто говорю, нет. Приказываю. Она явно не одобряет мои действия, но короткий взмах руки и снятие печати… девушка падает на колени и открывает рот, пытаясь вздохнуть. К ней тут же бросается ее подружка, обхватывая руками и что-то бормоча ей на ухо… барышня Лин подбирается, но я поднимаю палец, предупреждая ее излишне резкие действия. Она тут же делает шаг назад и убирает свое оружие.

— К сожалению у нас действительно нет времени — говорю я, привлекая внимание той, которая сидит на полу и сжимает в объятьях пострадавшую от ментальной магии и гладит ее по русым волосам, бормоча утешающие слова.

— И нам нужна информация. Лунг и его люди похитили мою жену и ее сестру. Если с ними что-то случится… поэтому пожалуйста расскажите все, что может нам помочь. И… вот эта, психованная — маг-менталист. Она уж очень спешит и верит, что вскипятить вам мозги будет быстрей. Я считаю, что когда вы в своем сознании — вы быстрей найдете что сказать и ничего не утаите. Верно я говорю? Ну… конечно мы можем вернуться к варианту «Б», в конце концов…

—… н-не надо! Я все расскажу! — поднимает залитое слезами лицо девушка и я чувствую легкий укол совести. Они тут за нас испугались, помочь хотели, чтобы под арест не попали, а Ира-Медуза сразу с места и в карьер — мозги жечь.

— Вот и хорошо — говорю я, и в этот момент открывается дверь. Нет, не открывается — распахивается!

— Ага! Вот они! — довольный голос звучит в задней комнате шинка старого Бени: — да не они одни! Тута девок как семян в огурце! Хватай их, ребята!

Я делаю шаг вперед, загораживая собой девушек — своих и не своих, простолюдинок и Мастеров, следователей СИБ и нет. Порог перешагивает мордатый здоровяк, правда он больше пузат чем мускулист, форменная бледно-голубая шинель едва сходится на животе, он подпоясан, на поясе висит сабля, сбоку — кобура. Вслед за ним — четверо в таких же шинелях, румяные от мороза лица, тяжелое дыхание, в воздухе повисает дух чеснока и спиртных паров, эти четверо — крепки и уверены в себе. Они не тратят время на разговоры и пытаются пройти мимо меня. Пытаются — потому что у них не получается. Я перехватываю руку одного из них и толкаю его назад, тот валится на спину, нелепо взмахнув руками и задерживая своего товарища. Второго я просто останавливаю выставленной вперед рукой. Отрывать людям руки и головы еще рановато, да и неохота до такой степени эскалации доходить, однако же и поведение из разряда «а давайте всех тут схватим» — вежливости мне не прибавляет.

— Вы что творите? — спрашиваю я, легко отталкивая и второго: — кто такие? Чего надо? Тут частная собственность.

— Это еще кто такой? — хмурится мордатый: — его тоже в кандалы!

— Дык… крепкий он. Вашество… — говорит один из крепких ребят, вставая с полу и потирая свое запястье: — как железом держит, вот те крест…

— Ты, Сенька, никогда ничего путем не можешь сделать… — вздыхает мордатый и смеривает меня взглядом: — а ты, деревенщина — шаг в сторону и залез под лавку. Ты вообще знаешь кто с тобой говорит? Я — капитан службы охраны самого господина Мотыгина! Так что под лавку залез и боятся начал. Девок всех этих я забираю, потому как указ господина Мотыгина есть — всех девок, кто по улицам города, али из дома выдут — в острог. Для ихней жа сохранности. А то шарятся, прошмондовки и приключений на жопу ищут. Слыхал, деревня? Тем более с тобой сестры Раскольниковы, беглянки.

— А я не вернусь! — вскидывает голову одна из девушек позади меня, та, самая, что свою подружу на полу в руках держит так, словно убаюкивает: — не вернусь и все тут!

— С тобой, барышня Татьяна — отдельный разговор выйдет. — отвечает ей мордатый: — этих в острог, а тебя с сестрой — к батюшке вашему, Павлу Николаевичу. Чтобы не бегали больше и романов дурацких не читали. Взять их уже.

— Будет исполнено! — закатывает глаза и становится во «фрунт» крепкий в шинели, тот, которого Сенькой зовут, но исполнять приказ не спешит. Смотрит на меня. Пристально так. И его дружки — тоже смотрят. Умные, мать их. Приказ получили, но в бой не рвутся, есть у парней смекалка сибирская, чуйка, которая им говорит, что торопиться тут не надо. Раньше всех рванул — раньше всех перелом получил. Или сотрясение.

— Владимир Григорьевич… разрешите мне? -задает вопрос Ирка-Медуза. Про себя теперь ее иначе называть не буду, реагирует на все как семиклассница в глубоком пубертате — обидчива и стервозна.

— Не разрешаю — отзываюсь я: — сиди на попе ровно. Видишь — я переговоры с местными властями провожу.

— Точно переговоры? — в голос следователя СИБ слышится легкое сомнение. Может потому, что Сенька все же решил пойти на прорыв и сейчас висит у меня в руке, схваченный за глотку. Он довольно высок и для того, чтобы его ноги не касались пола — мне приходится держать его подняв руку немного вверх. Чувствую себя глуповато. С другой стороны, здесь и ранее я постоянно транслировал этому миру простую идею, нарабатывал репутацию. Какую идею? Очень простую — с Уваровым можно договориться. Уварову нельзя угрожать, на Уварова бесполезно давить, на Уварова очень чревато нападать. Но всегда можно договориться. Если все пойдет как надо, то рано или поздно местные все же поймут эту простую парадигму и любой конфликт с моим участием будет превращаться в переговоры, а не все эти «давай-ка проломим ему голову!». А уж переговоры — это мой конек… не смотря на репутацию «Уваров-Все-Сломает».

— Точно. — отвечаю я и вижу, как багровая пятерня мордатого — нащупывает рукоять сабли: — возможно силовые переговоры, но все же… — в воздухе расплывается блестящая дуга сабельного удара, успеваю про себя похвалить мордатого, видать бывший кавалерист или из казаков — удар что надо. Но в воздухе повисает звон от столкновения металла с металлом, проносится по дуге, отклоняя сабельный удар в сторону фамильная секира «Запад». Или «Восток»? Они ж на вид одинаковые, не отличишь. Барышня Лин не усидела на месте, отразила удар… что же разумная инициатива поощряема, трактует приказы в бою довольно вольно, умеет с собственной инициативой выступать и… додумать не успеваю, мордатый замахивается второй раз, я отбрасываю Сеньку в сторону и делаю шаг вперед. Перехватываю секиру «Восток» на лету, она дергается в руке, отражаю ее лезвием сабельный удар… зачем? Я же могу просто на шею такие вот удары принимать. Но привычка беречь себя и не подставляться под удар делает свое дело и я поворачиваю рукоять секирки, захватывая лезвие сабли между ее хищно оточенных рогов. Выдергиваю саблю из руки мордатого и взмахом руки — отправляю его в недолгий полет. Хватаю Сеньку, который пытается встать и запускаю его в остальных. Они валятся и создают кучу-малу на чистом деревянном полу.

— Батюшка нас хотел замуж выдать за Картаполова-младшего, который Геннадий, а у него прыщи и изо рта пахнет! — выдает барышня, которую мордатый Татьяной называл: — а говорят, что Лунг девушек от мужского беспредела защищает! А еще мы знаем где у него лагерь! Ежели вы и в самом деле карбонарий, и противу власти идете, то помогите нам до тудова добраться! А мы уж отблагодарим вас и в молитвах поминать будем!

— Молитва это серьезно — отвечаю я, разжимая пальцы и секирка «Восток» — возмущенно «вжикает» в воздухе, возвращаясь к владелице: — Офелия, в своих молитвах нимфа все чем я грешен, помяни…

— Меня Таней зовут. Татьяна Павловна. А это сестра моя, Наташенька… с ней все в порядке будет? Она…

— Все с ней в порядке будет. — складывает руки на груди Ирка-Медуза: — я даже не начала толком.

— Слава богу! — говорит барышня Татьяна и в этот самый момент ее сестра Наташа — открывает глаза и что-то бормочет.

— Стоять! — выдает с полу Сенька, пытаясь выбраться из кучи-малы и отпихивая в сторону чей-то сапог, который лежит на его лице: — вы арестованы!

— Раз уж вы знаете куда — ведите нас — обращаюсь я к девушкам: — нам и в самом деле надо к Лунгу попасть.

— Ежели ваших женщин Лунг похитил, то ничего с ними не будет. Но если они от вас сами убежали… — хмурится Татьяна: — ежели вы их обижали…

— Кто я⁈ — припоминаю полковника Мещерскую. Такую обидишь, пожалуй. Обижалка у меня еще не выросла такую обижать. Она сама кого хочешь обидит.

— Стоять! — продолжает гнуть свою линию с чисто отскобленного деревянного пола Сенька. Барышня Лин, Мастер Парных Секир — с полушага прописывает ему футбольный удар в голову, да так, что только слюни в стороны летят!

— Лежать! — рычит она с легким акцентом: — раскомандовался!

— Меня окружают девушки с характером — вздыхаю я: — ведите нас. На встречу с Драконом. Посмотрим, что за феминист тут нарисовался…

— Это называется суфражист — поправляет меня Ирина Васильевна: — слышала я о таком. Но чтобы в Сибири такое было…

— В самом деле стали девицы пропадать — говорит барышня Татьяна, поглаживая пришедшую в себя сестру: — но это не Лунг. Напраслину на него возводят. Он наоборот — спасает тех, кто под гнетом мужчин и самодержавия…

— Чувствую заговор против Империи — бормочет себе под нос Ирина-Медуза Горгона: — вот чувствую…

— Ну так что? — подает голову Лин из рода Цин, пропнув в голову еще одному лежащему на полу: — может пойдем уже? А то они сейчас очухаются, мне снова им в голову пинать? На свежие синяки…

— Теперь я точно знаю, как вас различать — замечаю я, забирая свой тулуп с вешалки: — ты у нас милосердная. Вот сестрица у тебя пожестче будет…