Отдельный 31-й пехотный

Глава 28

Глава 28

—… вам необходимо дать показания. — говорит неприметный сотрудник СИБ, открывая блокнот и достав химический карандаш — он споро лижет его кончик, готовясь записывать: — итак, вы гвардии лейтенант Уваров, а это вот — ваша супруга Мещерская, верно я понимаю?

— Верно. — киваю я, оглядываясь вокруг. На перекрестке тихо, ни души, все попрятались. Закуривает папироску наш шофер, который оказывается не Вася и даже не Петя, а Вениамин. Почему Ай Гуль его Василием кличет? Он стоит, опершись о брошенную возницей повозку и у него трясутся руки. Отходняк. Тут же стоит, сложив руки на груди и полковник Мещерская, которая запахнула мое пальто, лишив окружающих возможности лицезреть ее прекрасное тело сквозь прорехи в голубом платье.

— Я так понимаю, что вы — двоюродный брат княжны Зубовой? — поднимает голову от блокнота сотрудник СИБ: — в таком случае мы не имеем к вам претензий. А когда она из своей командировки вернется?

— Не знаю. — отвечаю я, пожав плечами: — разве я сторож сестре своей?

— А, вот как. Библейские цитаты. Вы, знаете, Владимир Григорьевич, я тороплюсь, нам крайне надо знать, что именно тут произошло. Ведь мы можем задержать преступника по горячим следам!

— Наверное я могу сказать, что именно тут произошло. — киваю я: — преступник был один.

— Что? Но ваши спутники видели…

— Он был один. Но — очень и очень талантливый. Сильный. Нет, не то слово — разносторонне развитый? Насколько я знаю, обычно маги ограничены неким спектром своей магии — элементальные, например, вода, огонь, земля, воздух, металл. Или там которые иллюзии накладывают. А наш преступник — талант. Владеет иллюзиями и магией земли как минимум. И еще — он может создавать осязаемые иллюзии. Вот посмотрите… что вы видите? Если бы город проложил тут мостовую, у нас не было бы таких четких отпечатков следов. «Челюсти земли» подняли кучу пыли, которая тут же осела и в ней — остались следы, да. При этом ни девушка по имени Сонечка, ни молодой человек со шрамом — не оставили следов, хотя должны были. Следы оставил только Николай. И… понятно почему. В компании с яркой девушкой и мужчиной со шрамом — никто и никогда не запомнит его внешность. И… дело даже не во внешности. Внешность он может изменить. Но характер… когда ты путешествуешь один и скрываешься от такой могущественной организации как СИБ, от людей, которые в состоянии промыть тебе мозги и превратить в безвольную марионетку — тебе лучше не давать им материалы для профайла.

— Интересно. — следователь увлеченно черкает что-то в своем блокноте, у него на щеке появляется след от химического карандаша: — это ваши догадки? Как вы к ним пришли?

— То, что он был один — понятно исходя из следов в пыли. Осязаемые иллюзии все же легкие, хотя и невероятно детализированные. Кроме того, я заподозрил неладное еще в том момент, когда оторвал голову одному из них. Это было… немного нереалистично.

— В смысле? Фонтан крови? Слишком много крови? Слишком мало? Отсутствие костей?

— Голова так не отрывается. Травматическая декапитация происходит по-другому, да и звук иной. А тут… чавканье раздалось, словно я кусок теста рукой пробил. Все равно иллюзия была сделана очень качественно и только потому, что преступник скорей всего не видел, как именно отрываются головы — он и не смог сделать это качественно.

— То есть вы видели, как голова отрывается? — уточняет следователь, держа свой карандаш наготове: — вы уже отрывали людям головы?

— И не раз, — киваю я: — совсем другой звук. И ощущения.

— То есть на основании каких-то следов в пыли, которые, как я замечу — могли быть и затерты, и на основании своих ощущений от декапитации — вы полагаете, что преступник был один? Как… глупо. Это — студенческая организация террористов «Народной Воли», вот и все. Террористы.

— Или он хотел бы, чтобы его принимали не за одного человека, который убивает магов, а за организацию. Это очень удобно — сваливать все свои преступления на террористов.

— И вы считаете, что он просто из забавы или заранее готовясь к преступлению — всюду ходит с двумя своими иллюзиями, выдавая из-за людей? Вы же сами утверждали, Владимир Григорьевич, что это была не засада, а случайность!

— Да, это была случайность. И нет, я не утверждаю, что он готовился к преступлению. Он просто так ходит по городу. И вообще всегда. Потому я считаю, что эти двое — парень со шрамом и девушка с магией земли — это реальные люди. Вернее их прототипы — взяты с реальных людей. Скорее всего эти люди были дороги нашему преступнику — по сентиментальным ли соображениям, товарищеские чувства, родственные связи или отвергнутая любовь — кто знает. Может быть их самих уже и в живых нет, а он сублимирует чувство вины, потому что послужил причиной смерти… или они его бросили, отвернулись от него, а он — сделал себе новых друзей. Создал. Просто у обычных людей выдуманные друзья не реальны… а у него — вполне.

— Это… это всего лишь спекуляции! — взрывается сотрудник СИБ: — нам нет нужды погружаться в ваши выдумки!

— И не было бы. Если бы не некоторые факты. Знаете, меня поразило насколько оперативно вы появились на месте преступления… нет, я не жалуюсь, но этот райончик… это же пригород, здесь живут люмпены и бедняки, это чертово гетто. Понятно, что начни такая заварушка на правительственной площади или в центре города — сразу же кто-нибудь появится. Однако тут? Поглядите вокруг — я обвожу окружающий пейзаж рукой: — никого. Как только начались разборки с применением магии — все попрятались и все тут. Я очень сомневаюсь, что хоть кто-то побежал в ближайший полицейский участок и еще сильнее сомневаюсь, что в этом квартале хоть кто-то знает где именно находится здание СИБ… до которого на автомобиле полчаса ехать. А вы уже через пять минут на месте.

— Случайность. Я проходил тут рядом по другому делу и… — следователь раздраженно мотает головой. На щеке у него — новое пятно от химического карандаша.

— А знаете, что вас выдало с головой, Николай? — спрашиваю я, наклоняя голову: — именно ваши привычки. Не знаю уж откуда вы ехали, но вы писали письмо и перепачкались в чернилах. Вы слишком близко наклоняетесь над письмом и постоянно касаетесь кожи лица. Полагаю, что это из-за глубокого чувства внутренней небезопасности, вы привыкли прикрывать лицо. Скорее всего, у вас какие-то проблемы с внешним видом. Вследствие чего — если вы пишете чернильной ручкой — у вас все лицо в чернилах. Если химическим карандашом… да, вот таким…

— Что за инсинуации⁈ Бред! — вскидывает голову следователь, прикрывая пятна от химического карандаша на щеке. Я хватаю его за руку, он пытается вырваться, но я держу его крепко.

— Но ты же убиваешь не потому, что идейный, а, Николай? — говорю я, глядя ему прямо в лицо: — у тебя какой-то другой мотив. Непохож ты на идейного… идейные сейчас сразу после перфоманса сдаются в руки правосудия, чтобы совесть гражданскую разбудить, а ты…

— Вы совершаете ошибку, Уваров! Вы оказываете сопротивление сотруднику СИБ при исполнении! — шипит тот, пытаясь разжать мои пальцы. Тщетно.

— Ты бы видел, что он с двумя первыми СИБовцами сделал. — флегматично замечает Мещерская: — тогда-то он и понял как именно у человека голова отрывается.

— Владимир Григорьевич оторвал сотрудникам СИБ головы? — перестает курить папиросу водитель Вениамин и качает головой: — ничего себе! Госпожа крута невероятно, но такого даже она себе не позволяет!

— Кстати! — говорю я: — именно в тот раз я и понял, что никакого звука «чвак!» при отрывании головы травматическим способом расплескивания по окрестностям — не происходит. Там скорее «чпок!»… хм… ну или «шмяк!».

— Да нет. Я едва помню, но уж точно не «чпок!» — качает головой Мещерская: — а «бдыщь!» скорей. Там кости. Голова вообще самая прочная конструкция в человеческом теле, уж я разбираюсь. Так ударить как ты, чтобы череп разбрызгался во все стороны — даже я не могу, а я — старалась.

— Отпустите! Я сотрудник при исполнении! Именем Императора!

— Маш, а чего, собственно, спорить? Давай проверим. — я сжимаю руку в кулак и поднимаю вверх, отводя плечо назад: — сотрудником больше, сотрудником меньше, какая к черту разница? Семь бед — один ответ. Узнаем что там «шмяк» или «бдыщь».

— Это все-таки СИБ, Владимир Григорьевич… — осторожно начинает Вениамин: — и…

— Вот! Слушайте что вам разумный человек говорит! — указывает на водителя следователь: — вы же себе не просто неприятностей, вы на каторгу! На виселицу! Двойную!

—… потому пожалуйста, чуток подождите, я в сторону отойду, а там делайте с ним что хотите. — заканчивает Вениамин.

— Что касается меня, то я пар выпустила. — говорит Мещерская, поправляя пальто на плечах: — сперва когда автомобиль разрывала, чтобы вырваться, а потом… когда его фантома придушила.

— Кстати, а что там с тобой случилось-то? Раз уж все равно пар выпустила? — интересуюсь я, держа следователя СИБ уже за шею — для надежности. Руку пока не сжимаю.

— Дома поговорим, — морщится она: — ты так с собираешься с ним в руке стоять? А если он и вправду следователь из безпеки?

— Тогда мне придется оправдываться уже за троих сотрудников СИБ. И не надо тут из себя светоч гуманизма строить. Кто в свое время предлагал Иру в овраге прикопать? Так что девы Марии из тебя не выйдет. То есть ты Мария, конечно, но насчет девы… девственности…

— Уваров! Клянусь, ты меня сейчас взбесишь…

— Хорошо. — говорит СИБовец, которого я держу за шею: — у вас на мой взгляд два варианта и оба — негативные. Первый — я все-таки из СИБ и у вас все равно будут неприятности. И второй — я действительно преступник, но тогда что мешает мне раскидать вас в стороны⁈ У вашей супруги и у шофера — откат, они умрут окончательной смертью.

— При всей своей талантливости, земляная магия не является высокоточным оружием. Создать Сонечку снова — ты можешь, приказать ей сомкнуть земляные челюсти на нас — тоже можешь. Однако это заклинание действует довольно медленно и для него нужна подготовка. Со скоростью Марии Сергеевны — ты уже не сможешь атаковать ни ее ни Вениамина.

— Спасибо, что помните обо мне, ваш благородие. — склоняет голову Вениамин: — радует что я для вас не пушечное мясо.

— Ну конечно, Вень. Ты — человек. Я далек от совсем социалистических взглядов, однако в первичное равенство людей верю. Изначально.

— Ваша кузин по-другому относится, до сих пор нас с братом Васей или Петей кличет, — хмыкает он: — а Василий Петрович и Петр Васильевич почитай годков пять как покойники. В первые Прорывы вместе с госпожой ходили.

— Надо бы серьезно поговорить с Гулькой, чего она тут творила за это время, — размышляю я вслух: — чем она вообще таким занимается?

— Но я могу атаковать земляными челюстями тебя! — кричит следователь.

— Ну нет, ты расслабился и вышел в своем собственном теле, пусть и с наложенной сверху иллюзией. Если ты прикажешь своему клону Сонечки атаковать нас с тобой — я то выживу, и не в таких передрягах бывал, а вот ты…

— Его чжурские маги в «Подземную Тюрьму Тысячи Вечностей» заключали, под землю утащили, вместе с одной непотребной девкой из Ся. — складывает руки на груди Мещерская: — везде он себе бабу найдет. Эх… курить охота, а трубку мне в автомобиле раздавило.

— Вашвысокоблагородие, не побрезгуйте… у меня папироски есть. Конечно не ваш табак венецианский, но все же… — шофер протягивает ей портсигар, она задумывается. Мотает головой, от этого движения во все стороны рассыпаются черные волосы, конечно, прическу ей тоже разметало. Берет папиросу и прикуривает от бензиновой зажигалки, которую ей ловко подставляет Вениамин.

— Нет в Венеции табачных фабрик… — ворчит она вполголоса: — я гаванский табак курю. Когда могу позволить. А нет, так нашей табачной фабрики, артель братьев Ломоносовых.

— Да я так. — признается Венеамин: — поумничать. Вроде как звучит солидно — венецианский табак.

— Вы! Вы! Что вы делаете? — дергается следователь в моей руке: — что вы творите⁈

— Разговариваем. — удивляется Мещерская, вынимая папироску изо рта: — что нам делать еще? Курим, вот. Кстати, Володя, холодно становится, может поедем уже?

— Точно. Вень, будь другом, осмотри его «Руссо-Балт», на ходу или как. На нем и поедем.

— Двойную виселицу!

— Вообще есть такая штука как двойная виселица? — задаюсь вопросом я.

— Нет конечно, это все выдумки, — отвечает Мещерская: — якобы вешают человека и тут же воскрешают, а потом снова вешают. Дескать, двойная порция по цене одной. Но это бред, никто ресурсы целителей попусту не будет расходовать, проще повесить и чуть подождать.

— Не знаю, мне вот мой брат рассказывал… — Вениамин открывает капот «Руссо-Балта» и ковыряется там с умным видом: — что якобы декабристов в свое время…. О! Работает! — и действительно, мотор автомобильчика чихнул пару раз и завелся, выпустив клуб черного дыма из выхлопной трубы.

— Масло жрет, — вытирая руки ветошью, констатирует Вениамин: — как есть жрет масло. Галлонами. Надо бы движок перебрать. Давно масло меняли? — спрашивает он у сотрудника СИБ, лицо последнего идет багровыми пятнами.

— Хватит принимать меня за преступника! — восклицает он: — откуда мне знать! Почему вы все тут такие спокойные⁈ Вам виселица грозит!

— Потому что это ж Володя Уваров. — вынимает папиросу изо рта Мещерская: — он иной раз кажется тормозным, иной раз — развратником, и поверь мне, он такой и есть. Но в ситуациях, когда тебе грозит виселица или чего похуже — нет человека надежнее. Он мой муж и, кажется, впервые за все это время я стала чувствовать себя в безопасности. Я — сильная, но сейчас… сейчас меня так радует, что я просто могу встать за его спиной…

— Вашвысокоблагородие, автомобиль подан. — говорит Вениамин, закрывая капот: — и да, я Владимиру Григорьевичу тоже верю. Его моя госпожа обожает, а она мало кого любит. Если так вспомнить, то и никого вовсе не любила никогда.

— Твоя госпожа любит себя, — замечает Мещерская: — у нее эгоцентризм высшей степени. Талантлива, умна, но стерва каких поискать.

— Прошу прощения, госпожа полковник, но я не могу обсуждать госпожу в таком тоне. — вытягивается в струнку Вениамин: — не могли бы вы так не отзываться о ней в моем присутствии…

— Ах вы! Ну хорошо! — следователь СИБ делает неприметный жест и рядом с нами из воздуха возникает барышня Сонечка — в своем легком пальто и с меховой муфточкой, она разводит руки в стороны и… тут же исчезает.

— Вот видишь. — говорю я с чувством глубокого удовлетворения, глядя как на землю оседает тело в коричневом сюртуке и с галстуком поверх белой сорочки: — никакого «чвак!» или там «бдыщь!». Это скорей… ну да, «чпок!».

— Если ты знал, что это — он, чего сразу голову не оторвал? — интересуется Мещерская, подходя поближе и глядя на обезглавленное тело в пыли у ног.

— Не был уверен. — пожимаю я плечами: — а что, если нет? Вот и пришлось провоцировать, спасибо что поддержала.

— Рядом с тобой, Уваров, я как масло мягкая становлюсь. — жалуется она: — всему верю и на тебя надеюсь. Скоро стану домохозяйкой, буду дома блины печь, да детей на полати укладывать.

— Ага, так это все-таки не из СИБ… — делает глубокомысленный вывод Вениамин: — а если бы из СИБ был? Вы бы мне всю карьеру разрушили, Владимир Григорьевич, а у меня жена и трое детей, сын и две дочки. И вы сейчас говорите, что не уверены были до конца!

— Знаешь, Веня, когда Владимир Григорьевич в свое время мне сказал, что сестру мою выручит и эту стерву из СИБ не нужно будет в овраге прикапывать — я ж ему не поверила. Но… много чего произошло и теперь я ему верю. Потому что моя сестренка — это все, что у меня от семьи осталось… — Мещерская выпрямляется и стискивает кулаки, да так, что костяшки у нее белеют.

— Маш, погоди, так твоя мама…

— Эти сволочи отправили ее в монастырь Святой Елены Равноапостольной! Нет у меня больше мамы!

— Разве это не добровольно? Валькириями становятся?

— Володя… — качает головой Мария Сергеевна: — конечно добровольно. Ну неужели ты думаешь, что так сложно человеку в монастыре женском такие условия сделать, что он на все добровольно пойдет.

— Вот черт…

— Не успокоюсь, пока Герману Денисьеву голову не откручу… — грозится она: — вот кто во всем виноват.

— Ваши благородия? Так что, едем? Тут и багажник есть, правда не сильно большой, а нам еще тело грузить…