Откровенные рассказы странника духовному своему отцу

Седьмое свидание

СТРАННИК: Мы с благочестивым спутником, профессором, не могли преодолеть общего желания, чтобы отправиться в путь и не зайти к вам окончательно проститься и попросить молитв ваших за нас…

ПРОФЕССОР: Да, понятны для нас ваша искренность и те душеспасительные беседы, которыми мы наслаждались у вас среди друзей ваших. Это воспоминание сохранится в душах наших как залог общения и христианской любви и в отдаленной отсюда стране, куда мы стремимся.

ДУХОВНЫЙ ОТЕЦ: Благодарю вас за память и любовь, а между тем, как приход ваш кстати! У меня остановились два путешественника: молдавский монах и пустынник, живший двадцать лет безмолвно в лесу. Им хочется вас увидеть, я сейчас позову их… Вот они!

СТРАННИК: Ах, какая блаженная жизнь в пустыне! И удобная для беспрепятственного приведения души к соединению с Богом! Безмолвный лес, как Эдемский Рай, в котором сладостное древо жизни произрастает в молитвенном сердце пустынножителя. Если бы я сколько-нибудь имел средств к пропитанию, то, кажется, не расстался бы с отшельнической жизнью.

ПРОФЕССОР: Все нам кажется особенно хорошо издали, а при опыте каждый уверяется, что всякое место, имея свои удобства, имеет и свои невыгоды. Конечно, для имеющего меланхолический темперамент и влечение к безмолвию отрадна жизнь отшельническая, но сколько же предстоит и опасностей на том пути! Аскетическая история представляет много примеров, в которых видно, как многие отшельники и затворники, вовсе лишившие себя общения с людьми, впали в самообольщение и глубокую прелесть.

ПУСТЫННИК: Удивляюсь, как часто в России, не только в иноческих обителях, но даже и от некоторых богобоязненных мирян приходится слышать, что многих желающих пустынной жизни, или упражнения во внутреннем молитвенном делании, удерживает от последования этому влечению боязнь, чтобы не погибнуть от прелести. Настаивая на этом, они представляют примеры в подкрепление своих умозаключений, почему как сами чуждаются внутренней жизни, так и других от нее отдаляют… Думаю, это происходит из двух начал: или от непонимания дела и непросвещения духовного, или от собственной лености к подвигу созерцания и зависти, чтобы не превзошли их в тех высших познаниях другие, стоящие на низшей степени в сравнении с ними. Очень жаль, что держащиеся такого убеждения не вникают в рассуждения святых отцов по этому предмету, которые прямо и решительно поучают, что не должно бояться или сомневаться, призывая Бога. Если некоторые и впали в самопрельщение или исступление ума, то это случилось с ними от гордости, от неимения наставника и от принятия явлений и мечтаний за истину. Если же и случилось бы таковое искушение (продолжают они же), то привело бы к опытности и венцу, ибо скорая помощь Божия покровительствует при сем попущении. Дерзайте! Я с вами, не бойтесь! – говорит Иисус Христос (ср. Мф. 14,27). Из этого и следует, что напрасно боязнь и устрашение от внутренней жизни под предлогом самопрельщения, ибо смиренное сознание своих грехов, откровенность души наставнику и «безвидие» при молитве есть твердый и безопасный оплот от прелести, которой многие так сильно боятся и потому не касаются умного делания, как между тем они-то сами и находятся в прельщении, по опытным словам святого Филофея Синайского, который говорит следующее: «Многие из иноков не понимают прелести ума своего, которую претерпевают от бесов, то есть они прилежно упражняются только в одной деятельности (в наружных добродетелях), о уме же, то есть о внутреннем созерцании, не пекутся, будучи не просвещены и не веду щи» (гл. 37). «Если даже и услышат о других, что внутренне воздействовала в них благодать, то это почитают прелестью от зависти», – подтверждает святой Григорий Синаит (гл. 1).

ПРОФЕССОР: Позвольте спросить вас: конечно, сознание своих грехов удобно для каждого внимающего себе, но как поступить в таком случае, когда нет такого наставника, который опытно мог руководствовать на внутреннем пути и, приемля откровение души, мог бы сообщить правильное и благонадежное ведение относительно духовной жизни? В таком случае, конечно, лучше не касаться созерцания, нежели самочинно и без руководителя посягать на оное?.. Далее: для меня неудобопонятно, каким образом, поставляя себя в присутствие Божие, можно сохранить совершенное «безвидие?» Это не естественно, ибо душа наша или ум ничего не может представить в воображении бесформенно, в совершенном безвидии. И почему бы при погружении ума в Бога не представлять в воображении Иисуса Христа или Пресвятую Троицу и прочее?..

ПУСТЫННИК: Хотя руководство опытного и сведующего в духовном деле наставника или старца, которому бы беспрепятственно с доверенностью и пользой можно было ежедневно открывать душу, помыслы и встречи на пути внутреннего обучения, и составляет главное условие при упражнении в сердечной молитве подвизающегося в безмолвии, но в случае невозможности найти такового те же святые отцы, которые это заповедуют, представляют при этом исключение. Преподобный Никифор монашествующий ясно учит об этом так: «При упражнении во внутреннем сердечном делании потребен истинный и сведующий наставник. Если же такого нет, то следует прилежно искать, если не находишь, то с сокрушением сердца призови Бога в помощь почерпать наставление и руководство в учении святых отцов и поверять себя Словом Божиим, изображенным в Священном Писании». Притом надо также принять в соображение и то, что истинному усердному желанию искателя можно услышать полезное и наставительное слово и от простых, ибо также святые отцы уверяют, что если с верой и правым намерением вопросить и сарацина, то и тот может сообщить слово полезное, если же без веры и справедливой цели потребуешь наставления у пророка, то и он не удовлетворит тебя… Пример тому видим в Великом Макарии Египетском, которому однажды сделал вразумление и тем пресек страсть простой поселянин.

Что же касается «безвидия», то есть чтобы не воображать и не принимать никаких явлений во время созерцания ни света, ни Ангела, ни Христа и какого-либо святого и отвращаться от всякого мечтания, то это заповедают опытные святые отцы, конечно, по той причине, что способность воображения удобно может воплощать или как бы оживлять умопредставления, а потому неопытный легко может увлечься такими мечтами, почесть их за явления благодатные и подпасть самопрельщению, а притом же, как изображает Священное Писание, что и сатана принимает вид Ангела света (2 Кор. 11, 14). А что ум естественно и удобно может находиться в «безвидии» и сохранять оное и при памятовании присутствия Божия, то это усматривается из того, что сила воображения может ощутительно что-либо представить в «безвидии» и держаться на оном представлении при внимании предметам, не подлежащим чувству зрения, не имеющим внешнего вида или формы. Так, например, представление и самоощущение души нашей – воздуха, тепла, холода; находясь на холоде, можно живо представить в уме теплоту, хотя оная и не имеет формы, не подлежит зрению, не измеряется осязанием находящегося на холоде! Подобно этому и присутствие духовного и непостижимого существа Божия можно представить в уме, сознавать в сердце в совершенном безвидии.

СТРАННИК: Случилось и мне в странствии моем слыхать от людей набожных и ищущих спасения, что они боятся под изветом прелести коснуться внутреннего делания. Некоторым и я с пользой почитывал из «Добротолюбия» наставления святого Григория Синаита, который говорит, что «сердечное действие не может быть прелестным (не так, как умственное), ибо если бы враг и захотел превратить теплоту сердечную в свое нестройное жжение или веселие сердца заменить мокротной сладостью, но время, опыт и чувство само собою обличат эти его коварства, даже для не очень ведающих это его ухищрение»…

Также встречал и других, которые, к большому сожалению, и познав стезю безмолвия и сердечной молитвы, в случае какого-либо преткновения или греховной слабости впадают в уныние и оставляют внутреннее делание сердца, познанное ими!

ПРОФЕССОР: Да это и очень естественно! Я и сам иногда на себе это испытываю, когда случится из внутреннего настроения уклоняться в развлечения или сделать какой-либо проступок… Ибо как внутренняя молитва сердца есть дело святое и единение с Богом, то прилично ли и не дерзновенно ли вводить дело святое в сердце греховное, не очистив его прежде безмолвным сокрушенным покаянием и достодолжным приготовлением к общению Божию? Лучше онеметь пред Богом, нежели износить «безумные глаголы» из сердца омраченного и развлеченного.

МОНАХ: Очень жаль, что вы так рассуждаете! Эта мысль «уныния», которая преступнее всякого греха, и составляет главное оружие темного мира в отношении к нам… Опытные святые отцы наши в таком случае совсем иное дают наставление. Преподобный Никита Стифат говорит, что если бы ты пал и низшел даже в глубину адской злобы, то и тогда не отчаивайся, а обращайся скорее к Богу, и Он скоро восставит упадшее твое сердце и даст тебе силу более прежней (гл. 54). Итак, после всякого падения и греховного уязвления сердца немедленно следует поставлять его в присутствие Божие для исцеления и очищения, подобно как зараженные вещи, пролежав несколько времени под влиянием солнечных лучей, теряют свою заразительную остроту и силу. Об этом множество духовных учителей говорят утвердительно. В борьбе с врагами спасения – страстями нашими, однако никак не должно отступать от живоносного делания, то есть призывания Иисуса Христа, сущего в сердцах наших! Поступки наши не только не должны отвращать нас от хождения в присутствии Божием и от внутренней молитвы, возбуждая беспокойство, уныние и печаль, но еще и способствовать к скорому обращению нашему к Богу. Младенец, водимый матерью, когда начнет ходить, скорее к ней обращается и крепко за нее придерживается, когда спотыкается.

ПУСТЫННИК: Я так об этом думаю, что дух уныния и обуревающие сомнительные помыслы возбуждаются удобнее всего рассеянностью ума и нехранением безмолвного обращения и самого себя. Древние богомудрые отцы одерживали над унынием победу, получали внутреннее озарение и укрепление в уповании на Бога в спокойном безмолвии и уединении, да и нам преподали в этом случае полезный и мудрый совет: «Сиди безмолвно в келье твоей, и она всему тебя научит».

ПРОФЕССОР: По моей доверенности к вам, мне очень желательно услышать ваш критический разбор моих мыслей относительно похваляемого вами безмолвия и благотворной пользы затворничества, которого так любят держаться пустынники. Вот как об этом я рассуждаю: так как все люди по закону природы, предписанному Творцом, состоят в необходимой зависимости один от другого, а потому и обязаны один другому помогать в жизни, и один для другого трудиться, и быть полезными один другому, то этой общительностью зиждется благосостояние человеческого рода и любовь к ближнему. А безмолвный затворник, удаливший себя от общения с людьми, чем может в бездействии своем служить ближнему и какую пользу приносит для благосостояния человеческого общества? Он совершенно разрушает в себе Закон Творческий, относительно союза любви к себе подобным и благотворного влияния на собратию!..

ПУСТЫННИК: Поскольку таковой взгляд ваш на безмолвие неверен, то и заключение неправильно. Разберем это подробно.

1. Уединенный безмолвник не только не находится в бездейственном и праздном состоянии, но преимущественно действует и даже более, нежели участвующий в общественной жизни. Он неутомимо действует высшей разумной своей натурой: наблюдает, соображает, следит за состоянием и ходом нравственного своего бытия. Это истинная цель безмолвия! А насколько полезно это для собственного его усовершенствования, настолько же и для ближних, лишенных возможности нерассеянно погружаться в самих себя, для развития нравственной жизни, ибо наблюдательный безмолвник, сообщая свои внутренние опыты или словесно (при исключительных случаях), или передавая оные письменно, благотворно содействует душевной пользе и спасению своих собратий и содействует более и выше, нежели общественный и частный благотворитель, потому что частная, чувственная благотворительность мирских людей ограничивается всегда небольшим числом благотворимых, а благотворящий нравственно приобретением убеждений и опытных способов к совершенствованию духовной жизни делается благотворителем целых народов; его опыты и назидания переходят от поколения к поколению, что мы и видим и чем пользуемся с древности до сего времени. И что ничем не разнится от щедрой милостыни Христа ради осуществляемой христианской любовью, но даже и превосходит оную по своим последствиям.

2. Благотворное и полезнейшее влияние безмолвника на ближних открывается не только в общении его наставительных наблюдений над внутренней жизнью, но даже и самый пример его отрешенной жизни пользует внимательного мирянина, приводя его в самосознание и обращая к чувству благоговения… Житель мира, слыша о благоговейном отшельнике или проходя мимо его затвора, ощущает возбуждение к благочестивой жизни, вспоминает, чем может быть человек на земле и как доступно возвращать человеку первобытное свое созерцательное состояние, в каком он вышел из рук Творческих. Безмолвный отшельник самим молчанием своим учит, самой жизнью пользует, назидает и убеждает к исканию Бога…

3. Показанная польза проистекает от безмолвия истинного, просвещенного и осененного светом благодатным. Но если бы безмолвник и не имел тех благодатных даров, чтобы быть светильником мира, если бы вступил на путь безмолвия с той только целью, чтобы скрыть себя от сообщества себе подобных по причине своей лености и нерадивости и худого и соблазнительного примера, то и тогда бы он сделал великую пользу и имел бы благотворное влияние на общество, среди которого он находился, подобно как садовник отсекает сухие и бесплодные ветви и извергает вредные растения для беспрепятственного возрастания лучших и полезных. И это уже много, и это уже общественная польза, что безмолвник отшельничеством своим отъемлет соблазн, неминуемо происходивший бы от его соблазнительной жизни среди людей и повреждавший бы нравственность ближних.

О важности безмолвия святой Исаак Сирин отзывается так: «Когда на одну сторону положим все дела жития сего, а на другую молчание, тогда найдем, что оно перевешивает на весах (сл. 41). Творящих знамения, и чудеса и силы в мире, не сравнивай с безмолвствующими с ведением. Бездейственность безмолвия возлюби более, нежели насыщения алчущих в мире, и обращения многих народов к Богу. Лучше тебе самого себя разрешить от уз греха, нежели рабов освободить от рабства» (сл. 56).

Даже самые стихийные мудрецы сознавали пользу безмолвия: философская школа неоплатоников, имевшая многих знаменитых последователей под руководством философа Плотина, глубоко развивала созерцательную, внутреннюю жизнь, достигаемую преимущественно в безмолвии… Один духовный писатель сказал, что если бы государство было развито до последней степени образованности и нравственности, то и тогда все еще останется забота и потребность иметь людей для иных, созерцательных целей, кроме общественной гражданской деятельности, дабы поддерживать дух истины и, приемля оный от всех веков минувших, сохранять для веков будущих и передавать потомству. Таковые люди в Церкви – пустынники, отшельники и затворники.

СТРАННИК: Кажется, никто так верно не оценил превосходства безмолвия, как святой Иоанн Лествичник. «Безмолвие, – говорит он, – есть матерь молитвы, возвращение из греховного плена, нечувствительный успех в добродетелях и непрестанное восхождение на небо». Да и Сам Иисус Христос, дабы показать нам пользу и необходимость безмолвного уединения, почасту оставляя общественную проповедь, уходил в безмолвные места для молитвы и успокоения.

Созерцательные безмолвники – как столбы, поддерживающие благочестие Церкви своими непрестанными молитвами. Даже в самой древности видно, что многие из благочестивых мирян, даже сами цари и их сановники, отправлялись на посещение пустынников и безмолвников, дабы просить молитв их в подкрепление и спасение. Следовательно, и безмолвный отшельник может служить ближним и содействовать к пользе и благу общества уединенной молитвой.

ПРОФЕССОР: Вот еще и эта мысль для меня неудоборешима: у всех нас, христиан, есть общий обычай просить молитв друг у друга, желать, чтобы молился о мне другой, и в особенности доверенный мне член Церкви. Это не просто ли потребность себялюбия, не перенятое ли только обыкновение говорить так, как слыхали от других, как мечтается уму без всяких дальнейших соображений? Ужели Бог требует ходатайства человеческого, провидя все и делая по Своему всеблагому Промыслу, а не по нашему хотению, зная и определяя все прежде прошения нашего, как говорит святое Евангелие? Ужели сильнее может побеждать определение Его молитва многих, нежели одного? В таком случае Бог был бы лицеприятен? Ужели молитва другого может спасти меня, когда каждый от своих дел или прославится, или постыдится? А потому требование молитвы другого и есть (как думаю) только благочестивый плод духовного учтивства, поставляющий на вид смирение и желание угодить предпочтением одного другому, более ничего!

МОНАХ: По внешнему рассуждению и стихийной философии может представляться это и так, но духовный разум, осененный светом религии и образованный опытом внутренней жизни, проникает глубже, созерцает светлее и таинственно открывает совсем противоположное представленным вами указаниям!.. Чтобы скорее и яснее понять это, объясним примером и проверим истину сию Словом Божиим. Например, к одному учителю ходил ученик брать уроки просвещения. Слабые способности, а не менее и леность и рассеянность препятствовали ученику в успехах учения и поставляли его в разряд ленивых и безуспешных. Опечаленный тем, он не знал, что делать, как бороться с недостатками своими. Некогда встретившись с другим учеником, товарищем по классу, более его способным, прилежным и успешным, объявил ему свое горе. Тот, приняв в нем участие, пригласил его заниматься вместе. «Будем учиться вместе, – сказал он, – нам будет охотнее и веселее, и потому успешнее»…

Итак, они стали учиться совокупно, передавая один другому, кто что понял; предмет учения был один и тот же. И что же последовало через несколько дней? Нерадивый сделался прилежным, полюбил учение, небрежение его обратилось в усердие и понятливость, что оказало благотворное влияние и на самый характер его и нравственность. А понятливый его товарищ сделался еще способнее и трудолюбивее. Они в воздействии одного на другого приобрели общую пользу. Да это и весьма естественно, ибо человек рождается в обществе людей, развивает разумные понятия через людей, обычаи жизни, настроения чувств, стремление желаний – словом, все он приемлет по образцу себе подобного. А потому как жизнь людей состоит в теснейшем соотношении и могущественном влиянии одного на другого, то кто между какими людьми живет, таковым и навыкает обычаям, действиям и нравам. Следовательно, хладный может возгреваться, тупой – остреть, ленивый – возбуждаться к деятельности живым участием подобного себе человека. Дух духу может передавать себя, может благотворно действовать один в другом: вовлекать его в молитву, во внимание, ободрять в унынии, отклонять от порока и возбуждать к святой деятельности, а потому воспомоществуемый один другим может соделываться благочестивее, подвижнее и богоугоднее… Вот тайна молитвы за других, объясняющая благочестивый обычай христиан – молиться одному за другого, просить молитвы братней!..

А из этого можно видеть, что не Бог удовлетворяется многими прошениями и ходатайствами (как это бывает у сильных земли), а самый дух и сила молитвы очищает и возбуждает душу, о которой молятся, и представляет ее как способную к соединению с Богом…

Если так плодотворна обоюдная молитва живущих на земле, то само собою разумеется, что молитва о преставившихся так же обоюдно благодетельна по теснейшей связи мира горнего с дольним, так же может вовлекать в общение души Церкви воинствующей с душами Церкви торжествующей, или, что то же, с отшедшими.

Хотя все сказанное мною и есть суждение психологическое, но раскрыв Священное Писание, мы уверимся в истине оного!..

1) Так говорит Иисус Христос апостолу Петру: Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя (Лк. 22, 32). Вот сила молитвы Христовой укрепляет дух Петра и ободряет при искушении против веры.

2) Когда апостол Петр содержался в темнице, Церковь прилежно молилась о нем Богу (Деян. 12, 5). Здесь обнаруживается помощь братской молитвы в скорбных обстоятельствах жизни…

3) Но самая ясная заповедь о молитве за ближних выражается святым апостолом Иаковом так: признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного (Иак. 5, 16). Здесь определенно подтверждается и вышесказанное психологическое умозаключение…

А что сказать о примере апостола Павла, данном нам в образец молитвы друг за друга? Один писатель замечает, что этот пример святого апостола Павла должен научить нас, сколь потребна взаимная друг за друга молитва, когда и такой настолько святой и крепкий подвижник духовный признает для себя нужду в сей духовной молитвенной помощи. Он в Послании своем к Евреям выражает прошение свое так: молитесь о нас; ибо мы уверены, что имеем добрую совесть, потому что во всем желаем вести себя честно (Евр. 13, 18). Внимая тому, как неразумно было бы опираться на свои только собственные молитвы и успехи, когда руководствуемый смирением, настолько облагодатствованный святой муж просит соединить молитву ближних (евреев) с его собственной. А потому с каким смирением, простотой и союзом любви надлежит нам не отвергать, не пренебрегать молитвенной помощи даже немощнейшего из верующих, когда прозорливый дух апостола Павла, не употребил в этом случае разборчивости, но просил молитвы общей от всех, зная, что сила Божия совершается в немощи (2 Кор. 12, 9), следовательно, и может иногда совершаться в немощных по-видимому молитвенниках…

Убедившись этим примером, заметим еще, что молитва друг за друга поддерживает союз христианской любви, заповеданной Богом, свидетельствует смирение и дух молящегося, и воспламеняется этим обоюдная молитва.

ПРОФЕССОР: Прекрасен и точен разбор и доказательства ваши, но любопытно было бы услышать от вас самый способ и форму молитвы о ближних, ибо я думаю, что если плодотворность и вовлечение молитвы зависит от живого участия к ближним, и преимущественно постоянного влияния духа молящегося на дух требующего моления, то не будет ли таковое настроение души отвлекать от беспрерывного поставления себя в безвидное присутствие Божие и излияния души пред Богом в ее собственной потребности? А если только раз или два в сутки привести на память своего ближнего с участием к нему и прося ему помощи Божией, то достаточно ли это будет к вовлечению и подкреплению души того, о ком молишься? Короче сказать: хочется узнать, каким образом или как молиться о ближних?

МОНАХ: Молитва, о чем бы ни была, приносимая Богу, не должна, да и не может выводить из поставления себя пред Богом, поскольку если она изливается к Богу, то и бывает, конечно, в Его присутствии… Относительно же способа моления о ближних надо заметить, что сила сей молитвы состоит в искреннем христианском участии к ближнему и по мере оного имеет влияние на его душу. А потому при воспоминании о нем (о ближнем) или в назначенный для того час следует, возведя умственный взор к Богу, принести молитву в следующей форме: «Милосердый Господи! Да будет воля Твоя, хотящая всем спастись и в разум истины приити: спаси и помилуй раба Твоего (такого-то). Приими сие желание мое, как вопль любви, заповеданной Тобою».

Обыкновенно повторяются слова эти по временам движений души или случается перебирать четки с этой молитвой. Я по опыту изведал, как благотворно действует таковое моление на того, о ком произносится.

ПРОФЕССОР: Назидательная беседа и светлые мысли, почерпнутые из ваших взглядов и рассуждений, обязывают сохранять их в незабвенной памяти, а ко всем вам питать уважение и благодарность в признательном моем сердце…

СТРАННИК И ПРОФЕССОР: Итак, время отшествия нашего уже настало, усерднейше просим молитв ваших в напутствие и сопутствие наше!

ДУХОВНЫЙ ОТЕЦ: Бог мира, возведый из мертвых Пастыря овцам Великаго, кровию Завета Вечнаго, Господа нашего Иисуса Христа, да совершит ны во всяком деле блазе сотворити волю Его, творя в вас благоугодное пред Ним, Иисус Христом, Ему же слава во веки веков.

Аминь.