Шестое свидание

Брат от брата помогаем, яко град тверд и высок; укрепляется яко основанное царство

(Притч. 18, 19).

СТРАННИК: Вот по данному вчера слову и обещанию, явившись к вам, я пригласил с собой и того почтенного спутника, который душеспасительной беседой облегчал страннический путь мой и которого вы желали видеть.

ДУХОВНЫЙ ОТЕЦ: Весьма приятно как мне, так же, надеюсь, и этим честнейшим моим посетителям видеть обоих вас и слышать полезное опытное ваше слово. Вот и у меня: это – преподобный схимник, а это – благоговейный иерей. Итак, где двое или трое собраны во имя Иисуса Христа, там Он и Сам быть обещался (ср. Мф. 18, 20), а раз нас теперь уже и пятеро во имя Его, то, конечно, и благодать Его тем щедрее на нас изольется!

Вчерашний рассказ спутника твоего, любезный брат, о пламенной приверженности твоей к святому Евангелию очень замечателен и поучителен. Любопытно услышать, каким образом открылась тебе эта великая тайна благочестия?

ПРОФЕССОР: Любвеобильный Господь, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (1 Тим. 2, 4), открыл мне, по великой милости Своей, это познание чудным образом, без всякого посредства человеческого. Пять лет я был профессором в Лицее, проходя путь жизни мрачными стезями разврата, увлекаясь суетной философией по стезям мира, а не по Христе, и, может быть, совершенно погиб бы, если бы меня не поддерживало несколько то, что я жил вместе с благочестивой матерью моей и родной сестрой моей, внимательной девицей… Однажды, прогуливаясь по общественному бульвару, я встретился и познакомился с прекрасным молодым человеком, объявившем о себе, что он француз, аттестованный студент, недавно приехавший из Парижа и ищущий себе место гувернера. Превосходная его образованность очень мне понравилась, и я пригласил его к себе, как заезжего человека, и мы подружились. В продолжение двух месяцев он нередко посещал меня, и мы вместе иногда прогуливались, ветреничали, вместе выезжали в общества, разумеется, самые безнравственные. Наконец, он явился ко мне с приглашением в одно из вышесказанных обществ и, дабы скорее убедить меня, начал выхвалять особенную веселость и приятность того места, куда меня приглашал. Сказав об этом несколько слов, вдруг начал просить меня выйти с ним из моего кабинета, в котором мы сидели, и усесться в гостиной. Это мне показалось странным, и я, сказав, что уже не раз замечаю неохотность его быть в моем кабинете, спросил его: какая этому причина? И еще долее удержал его здесь и потому, что гостиная была подле комнаты матери и сестры моей, а потому тут разговаривать о пустой материи было бы неприлично. Он поддерживал свое желание разными увертками, наконец откровенно сказал мне следующее: «Вот у тебя на этой полке между книгами поставлено Евангелие, я так уважаю эту книгу, что мне тяжело в присутствии оной разговаривать о наших рассеянных предметах. Вынеси, пожалуйста, ее отсюда, и тогда мы будем говорить свободно». Я по ветрености своей, улыбнувшись на эти его слова, взял с полки Евангелие да и говорю: «Давно бы ты сказал это мне!» – и подавая ему в руки, промолвил: «На вот сам положи его в ту комнату!» Лишь только я коснулся до него Евангелием, он в тот же миг затрясся и исчез. Это меня так сильно поразило, что я от страха упал на пол без чувств. Услышав стук, вбежали ко мне домашние и целых полчаса не могли привести меня в чувство. Наконец я, очувствовавшись, ощутил сильный страх, трепет, беспокойное волнение и совершенное онемение руки и ноги так, что я не мог двигать оными. Призванный врач определил болезнь названием паралича, вследствие какого-нибудь сильного потрясения или испуга. Целый год после этого случая, при аккуратном лечении от многих врачей, я лежал и не получал ни малейшего облегчения от болезни, которая впоследствии указала на необходимость выйти в отставку от ученой службы. Престарелая мать моя в это время умерла, сестра расположилась посвятить себя монастырской жизни. Итак, все это еще более отягчало мою болезнь. Одну только имел отраду в то болезненное время – в чтении Евангелия, которое с начала моей болезни не выходило из рук моих, как залог чудного случая со мною.

Однажды неожиданно зашел ко мне незнакомый пустынник, ходящий для сбора на обитель. Он убедительно говорил мне, чтобы я не надеялся на одни только лекарства, которые без помощи Божией не сильны подать помощь, а просил бы Бога и прилежно о том молился, ибо молитва есть самое мощное средство к исцелению всех болезней, и телесных и душевных. «Как же я могу в таком положении молиться, когда не в силах ни поклона положить, ни руки поднять для крестного знамения?» – возразил я ему по своей рассеянности. Он сказал мне на это: «Хоть как-нибудь молись!» И далее не мог мне существенно объяснить, как молиться… По уходе того посетителя я как бы невольно начал размышлять о молитве и о ее силе и действиях, припоминая богословские лекции, давно слышанные мною в заведении, когда еще я был студентом. Это очень отрадно занимало меня, возобновляло в памяти светлые религиозные познания, согревало душу мою, и тут же я начал чувствовать некоторое облегчение болезненных моих припадков. Так как беспрестанно находилось при мне Евангелие, то я по вере моей к нему, вследствие чуда, а также вспомнив, что все построение трактата о молитве я слышал на лекциях, основанных на евангельских текстах, то и почел за самое лучшее учиться молитве и христианскому благочестию единственно в наставлениях Евангелия. Вчитавшись в оное, я почерпнул в нем, как в обильном источнике, полную систему спасительной жизни и истинной внутренней молитвы. С благоговением отметив все места и тексты по сему предмету, я с того времени беспрестанно стараюсь изучить эти божественные постановления и посильно, хотя и с трудом, прилагать к практике. При таком моем занятии болезнь моя постепенно стала облегчаться, и, наконец, как видите, я совершенно выздоровел. Оставшись одиноким, я в благодарность Богу за Его отеческие милости, и исцеление, и вразумление решился, по примеру сестры моей и влечению души, посвятить себя отшельнической жизни, дабы беспрепятственно воспринимать и усваивать столь сладостные глаголы живота вечного, указанные мне в Слове Божием.

Вот в настоящее время я пробираюсь в уединенный скит при Соловецкой обители на Белом море, называемый Анзерским, о котором я достоверно слышал, как об удобнейшем месте для созерцательной жизни. Еще скажу вам: правда, хотя и утешает меня в этом путешествии святое Евангелие и обильно просвещает недозрелый ум мой, согревая и хладное сердце, но с признанием бессилия моего выражусь откровенно, что условия к исполнению дел благочестия и приобретению спасения, требующие совершенного самоотвержения, чрезвычайных подвигов, глубочайшего смиренномудрия, которые предписывает Евангелие, ужасают меня по высоте своей и по немощи и поврежденности моего сердца. Итак, стоя теперь среди отчаяния и надежды, не знаю, что со мной будет впредь!..

СХИМНИК: При столь обязательном залоге особенной и чудной милости Божией и при научной образованности вашей непростительно не только впадать в уныние, но даже и тени сомнения о покровительстве Божием и помощи Его допускать в душу вашу! Знаете ли, что говорит об этом Богопросвещенный Златоуст? «Никто не должен унывать, – поучает он, – и представлять изветом, что заповеди Евангельские невозможны или неудобоисполнимы! Бог, предопределяя спасение человека, конечно, не с тем намерением предписал ему заповеди, чтобы неудобоисполнимостью оных сделать его преступником. Нет! Но чтобы святостью и благопотребностью оных облаженствовать нас как в сей жизни, так и в вечности».

Конечно, регулярное и неуклонное исполнение предписаний Божиих для нашей природы представляется чрезвычайно трудным, следовательно, и спасение неудободостигаемым, но то же Слово Божие, которое законоположило заповеди, представляет в себе и средства не только к удобному исполнению оных, но даже и утешению при оном исполнении. Если это при первом взгляде и покрыто завесой тайны, то, конечно, для того, чтобы преимущественнее обратить упражняющегося ко смирению и удобнее приблизить к соединению с Богом через указание непосредственного к Нему прибежища в молитве и прошении Его отеческой помощи. В этом-то и состоит тайна спасения, а не в надежде на собственное усилие.

СТРАННИК: Как хотелось бы мне, немощному и бессильному, узнать эту тайну, дабы через нее, как через средство, сколько-нибудь исправить ленивую жизнь мою во славу Божию и свое спасение!

СХИМНИК: Тайна эта известна тебе, возлюбленный брат, из твоей книги «Добротолюбие». Она заключается в непрестанной молитве, которую ты так твердо изучил и которой так ревностно занимался и утешался.

СТРАННИК: Упаду к ногам твоим, преподобный отче! Бога ради, удостой меня из уст твоих услышать полезное о сей спасительной тайне и о священной молитве, о которой я более всего жажду слышать и люблю читать к подкреплению и утешению многогрешной души моей.

СХИМНИК: Хотя я и не могу удовлетворить желания твоего собственным моим рассуждением об этом высоком занятии, потому что я еще малоопытен в таком деле, но у меня есть очень вразумительная тетрадка одного духовного писателя именно об этом предмете. Если благоугодно будет нашим собеседникам, то я сейчас же принесу ее и, если пожелаете, могу и прочесть ее пред вами. Благоволите!

ВСЕ: Сделайте милость, преподобный батюшка! Не лишайте нас такового спасительного познания.


Тайна спасения, открываемая непрестанной молитвой

Как спастись? Этот благочестивый христианский вопрос естественно рождается в уме каждого вследствие ощущения поврежденной и расслабленной природы человека и остатка в оной первоначального стремления к истине и праведности. Каждый, хоть несколько имеющий веру в бессмертие и воздаяние жизни вечной, невольно встречается с мыслью о том, как спастись, когда обращает взор свой на небо… Затрудняясь в решении этой задачи, он вопрошает об этом благоразумных и сведущих, потом читает по указанию их наставительные книги духовных писателей по этому предмету, стремясь неуклонно последовать и слышанным и вычитанным истинам и правилам. Во всех этих наставлениях он встречает поставленными на вид, как необходимые условия ко спасению: благочестивую жизнь, подвиги и труды над самим собой для решительного самоотвержения, руководствующего к творению добрых дел, к постоянному исполнению всех заповедей Божиих, свидетельствующему непоколебимость и твердость веры… Далее ему проповедуется, что все эти условия ко спасению необходимо должны быть выполняемы с глубочайшим смирением и в совокупности, ибо так как все добродетели зависят одна от другой, то и должны одна другую поддерживать, одна другую совершенствовать и воодушевлять, подобно как лучи солнца тогда только являют силу свою и производят пламень, когда сосредоточиваются через стекло в одну точку. А иначе неверный в малом неверен и во многом (Лк. 16,10).

Вдобавок к этому, для наибольшего убеждения в необходимости этой многосложной и совокупной деятельности он слышит высокую похвалу изяществам добродетелей и осуждение низости и бедственности пороков. Все это запечатлевается неложным обещанием или величественной награды и блаженства, или мучительного наказания и бедствий в жизни вечной.

Таков в особенности характер проповедания новейшего времени!

Направленный таким образом пламенный желатель спасения со всей радостью приступает к исполнению наставлений и приложению к опытам всего слышанного и вычитанного. Но увы! На первом даже шаге своего стремления он не находит возможности достигнуть своей цели, предусматривая и даже испытывая, что поврежденная и расслабленная его природа возьмет верх над убеждениями разума, что свободное его произволение связано, наклонности повреждены, сила духа в изнеможении. При таковом опытном самосознании своего бессилия он естественно переходит к той мысли, что не находится ли каких-либо средств, способствующих к выполнению того, что предписывает закон Божий, чего требует христианское благочестие и что исполняли и все удостоившиеся получить спасение и святыню. Вследствие того и дабы примирить в себе требование разума и совести с немощью исполнительных сил, он еще обращается к проповедникам спасения с вопросом: как спастись? Как оправдать недоступные для него условия спасения? И в силах ли неуклонно выполнять сам проповедующий все то, чему он поучает?.. «Проси Бога, молись Богу, чтобы Он помог тебе!» «Так не плодотворнее ли было бы, если бы прежде или всегда и при всем учить молитве, как виновнице исполнения всего, чего требует христианское благочестие и чем приобретается спасение?» – заключает вопрошавший и вместе с тем приступает к изучению молитвы, – читает, размышляет, соображает учение писавших по этому предмету. Правда, много находит в них светлых мыслей, глубоких познаний и сильных выражений. Иной прекрасно рассуждает о необходимости молитвы, другой – о ее силе, благотворности, об обязанности молиться, о том, что для молитвы нужно усердие, внимание, теплота духа, чистота мысли, примирение с врагами, смирение, сокрушение и прочее, долженствующее быть при молитве…

А что такое молитва в самой себе и как существенно молиться? Так как на эти, хотя и первейшие и самонужнейшие вопросы весьма редко можно находить обстоятельные и общепонятные объяснения, то ревностный желатель молитвы опять остается под покровом тайны. Ему из общего чтения вкоренится в памяти хоть и благочестивая, но одна только наружная сторона молитвы, и он придет к такому заключению или выводу: чтобы молиться, надо ходить в церковь, креститься, кланяться, становиться на колени, читать псалтырь, каноны, акафисты…

Это всеобщее понятие о молитве тех, которые не знакомы с писаниями о внутренней молитве и созерцательными творениями святых отцов. Наконец, встречается искатель с книгой, называемой «Добротолюбие», в которой двадцать пять святых отцов понятно изобразили науку истинной и существенной сердечной молитвы. Здесь тайна спасения и молитвы начинает для него приподнимать свою завесу, и он видит, что истинно молиться – значит направлять разум и память к неопустительному воспоминанию Бога, ходить в Его Божественном присутствии, возбуждать себя к Его любви посредством богомыслия и соединять имя Божие с дыханием и движением сердца, руководствуясь ко всему этому призыванием устами Святейшего имени Иисуса Христа или творением Иисусовой молитвы во всяком времени и месте и при всяком занятии непрерывно…

Хотя эти светлые истины, озарив познания искателя и открыв ему путь к изучению и достижению молитвы, и убедят его немедленно приступить к исполнению тех мудрых наставлений, однако ж при опытах своих, действуя в периодических приемах, он не останется еще без затруднений, покуда опытный наставник не раскроет ему (по той же книге «Добротолюбие») во всей полноте тайны, что только частость или непрестанность молитвы (как бы она ни произносилась вначале) есть единственное мощное средство как совершенства внутренней молитвы, так и спасения души. Частость молитвы – это основание, или фундамент, держащий на себе весь круг спасительной деятельности, как подтверждает это и святой Симеон Новый Богослов. «Тот, – говорит он, – кто непрестанно молится, в сем одном все доброе совокупил».

Итак, дабы представить истину этого открытия во всей полноте, наставник развивает ее в нижеследующем образе.

Для спасения души, во-первых, необходима истинная вера. Священное Писание говорит: без веры угодить Богу невозможно (Евр. 11, 6). Кто не будет веровать, осужден будет (Мк. 16, 16).

Но из того же Священного Писания видно, что человек не может сам собой возродить в себе веры даже на горчичное зерно, что вера не от нас, ибо она – Божий дар; что вера, как дар духовный, дается Духом Святым.

Что же в таком случае делать? Как примирить потребность человека в вере с невозможностью возродиться в себе со стороны человека? В оном же Священном Писании открыто для этого средство и показаны примеры: просите, и дано будет вам (Мф. 7,7; Лк. 11,8). Апостолы не могли сами собой возбудить в себе совершенства веры, но молили Иисуса Христа: Господи, умножь в нас веру (Лк. 17, 5). Вот пример снискания веры. Отсюда видно, что вера приобретается молитвою.

Для спасения души при истинной вере потребны и благие дела – добродетели, ибо вера без дел мертва (Иак. 2, 26), так как от дел оправдается человек, а не от веры единой, и если хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 19, 17–19). И все эти заповеди потребно исполнять в совокупности. Кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем (Иак. 2, Ю). Так учит святой апостол Иаков.

А святой апостол Павел, представляя слабосилие человеческое, говорит, что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть. Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху. Желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха (Рим. 3, 20; 7,14,18–19, 25). Каким же образом исполнить потребные дела закона Божия, когда человек бессилен, не имеет возможности оправдать в себе заповеди?

Не имеет возможности только до тех пор, пока не просит о том, пока о том не молится. Не имеете, потому что не просите, – представляет причину святой апостол (Иак. 4, 2). Да и Сам Иисус Христос говорит: без Меня не можете делать ничего (Ин. 15,5). А как творить с Ним, этому учит так: будете во Мне и Я в вас. Если кто пребудет во Мне, тот принесет много плода (ср. Ин. 15, 4–5). А быть в Нем – значит непрестанно ощущать Его присутствие, непрестанно просить во имя Его: если чего попросите во имя Мое, то сделаю (Ин. 14, 13). Итак, возможность исполнения добрых дел приобретается молитвою же! Пример тому виден в самом апостоле Павле, трикратно молившемся о побеждении искушений, преклонявшем колена пред Богом Отцом, дабы дал Он утверждение во внутреннем человеке, и, наконец, заповедавшем прежде всего творить молитвы и о всем даже непрестанно молиться. Из всего вышесказанного следует, что все душевное спасение человека зависит от молитвы, а потому она, во-первых, прежде всего и нужна, ибо ею оживляется вера, через нее исполняются все добродетели. Словом, при молитве все споспешествуется успехом, а без оной никакого дела христианского благочестия не может совершиться.

Поэтому-то непрестанность, всегдашность исключительно и представляется одной только молитве; прочие добродетели – каждая имеет свое время, а в молитве заповедуется упражняться непрерывно: непрестанно молитесь. Подобает всегда молиться, молиться во всякое время, на всяком месте.

Истинная молитва требует своих условий: она должна быть приносима с чистотой мыслей и сердца, с пламенным усердием, с твердым вниманием, с трепетным благоговением и с глубочайшим смирением. Но кто в добросовестном сознании не согласится, что он далек от вышепредставленных условий для истинной молитвы, что он отправляет молитву свою более по необходимости, более с принуждением себя, нежели по влечению, по наслаждению молитвой, по любви к молитве? Об этом и Священное Писание свидетельствует, что человек не в силах упостоянить и совершенно очистить ум от неподобных помыслов: помышление сердца человеческого – зло от юности его (Быт. 8, 21), что один Бог дает нам сердце новое и дух новый дает нам (Иез. 36, 26), что еже хотети и еже деяти Божие есть. И сам апостол Павел сказал: дух мой (то есть глас мой) молится, но ум мой остается без плода (1 Кор. 14, 14). И не знаем, о чем молиться, как должно – подтверждает он же (Рим. 8, 26). Из этого следует, что мы не можем в молитве нашей обнаружить существенных ее свойств!

Что же при таком бессилии каждого человека осталось возможным со стороны его воли и силы для спасения души его? Веры он стяжать не может без молитвы, добрых дел также, наконец, и истинно молиться не в силах. Что же осталось на его долю, что представлено его свободе и силам, дабы не погибнуть, а спастись?

Так как во всяком деле есть качество, то оное Господь представил Своей воле и дарованию. А чтобы ясней показать зависимость человеческую от воли Божией и глубже погрузить его в смиренномудрие, Бог оставил воле и силам человеческим одно количество молитвы, заповедав непрестанно молиться во всякое время, на всяком месте. А этим-то и открывается таинственный способ к достижению истинной молитвы, а вместе с ней и веры, и исполнения заповедей, и спасения.

Итак, на долю человека дано количество. Частость молитвы предоставлена его воле… Об этом точно так же учат и отцы Церкви. Святой Макарий Великий говорит: «Молиться как-нибудь (но часто) состоит в нашей воле, а молиться истинно есть дар благодати». Преподобный Исихий говорит, что частость молитвы приемлет навыкновение и обращается в натуру, что без частого призывания имени Иисуса Христа невозможно очистить сердце. Преподобные Каллист и Игнатий советуют прежде всех подвигов и добродетелей начинать молитву во имя Иисуса Христа часто, беспрерывно, ибо частость и нечистую молитву возводит к чистоте. Блаженный Диодох утверждает, что если бы человек как можно чаще призывал имя Божие (молился), то не впадал бы в согрешения.

Как опытны, мудры и близки к сердцу эти практические наставления отцов! Они в опытной простоте проливают свет на способы и средства к совершенствованию души. Какая у них высокая противоположность с нравственными наставлениями теоретического разума! Разум убеждает: делай то и то доброе, вооружись мужеством, употреби силу воли, убедись благими последствиями добродетели, например, очисти ум и сердце от суетных мечтаний, наполни место их поучительными размышлениями, делай добро и будешь уважаем и спокоен, живи так, как требует разум и совесть… Но увы! Все это при всем усилии не достигает своей цели без частой молитвы, без привлечения ею помощи Божией.

После этого раскроем еще поучения отцов и посмотрим, как говорят они, например, об очищении души. Святой Лествичник пишет: «При омрачении души нечистыми помыслами, Иисусовым именем побеждай супостатов, часто повторяя оное.

Крепче и успешнее этого оружия не найдешь ни на небесах, ни на земле». Святой Григорий Синаит поучает: «Знай, что никто не может удержать ума своего сам, а потому при нечистоте мысли чаще и многократнее призывай имя Иисуса Христа, и помыслы сами собой утихнут». Какой простой и удобный, но и опытный способ и противоположный совету теоретического разума, самомнительно стремящегося достигнуть чистоты собственным самодействием! Сообразив эти опытные наставления святых отцов, приходим к такому истинному заключению, что главный, единственный и удобнейший способ к приобретению дел спасения и духовного совершенства – это частость, беспрерывность молитвы, как бы она ни была немощна.

Христианская душа! Если ты не находишь в себе силы поклоняться Богу духом и истиной, если сердце твое еще не ощущает теплоты и сладостного вкуса в умственной и внутренней молитве, то принеси в молитвенную жертву то, что можешь, что состоит в твоей воле, что соразмерно твоим силам. Пусть низшие органы уст твоих прежде сроднятся с частым неотступным молитвенным взыванием, пусть часто, беспрерывно призывают мощное имя Иисуса Христа. Это не составляет большого труда и каждому посильно. Притом же сего требует и опытная заповедь святого апостола: будем непрестанно приносить Богу жертву, то есть плод уст, прославляющих имя Его (Евр. 13, 15). Частость молитвы непременно произведет навыкновение и обратится в натуру, привлечет по времени ум и сердце в достодолжное настроение. Вообрази при этом, если бы человек неупустительно выполнил одну сию заповедь Божию о непрестанной молитве, то в одной он исполнил бы все заповеди, ибо если бы он беспрерывно во всякое время при всех делах и занятиях совершал молитву, тайно призывал Божественное имя Иисуса Христа, хоть сначала и без душевной теплоты и усердия, хоть только с понуждением себя, но тогда бы он не имел уже времени в чувственных греховных удовольствиях. Каждая преступная мысль его встречала бы препятствие в ее распространении, каждое греховное дело не обдумывалось бы так плодовито, как в праздном уме, сократились бы или вовсе уничтожились многословие и празднословие, и каждый проступок немедленно очищался бы благодатной силой столь часто призываемого имени Божия. Частое упражнение в молитве часто бы отвлекало душу от греховных дел и привлекало бы к существенному ее знанию – к единению с Богом! Теперь видишь ли, как важно и необходимо количество в молитве? Частость в молитве – это единственный способ к приобретению чистой и истинной молитвы, самое лучшее и самое действительнейшее приуготовление к молитве и вернейший путь к достижению молитвенной цели и спасению!

Для дальнейшего убеждения в необходимости и плодотворности частой молитвы сколь можно тверже заметь:

1) что каждое возбуждение, каждая мысль о молитве есть действие Духа Святого и глас Ангела твоего Хранителя;

2) что имя Иисуса Христа, призываемое в молитве, содержит в себе самосущную и самодействующую благотворную силу, а потому

3) не смущайся нечистотой или сухостью молитвы твоей и с терпением ожидай плода от частого призывания имени Божия. Не слушай неопытного, несмысленного внушения суетного мира, будто бы одно, хотя и неотступное, но хладное взывание есть бесполезное многословие… Нет! Сила имени Божия и частость призывания явят плод свой во время свое!..

Прекрасно рассуждает об этом один из духовных писателей. «Знаю, – говорит он, – что для многих мнимодуховных, лжемудрых философов, ищущих везде ложного величия и благородных будто бы упражнений в очах разума и гордости, простое, и устное, и единичное, но частое упражнение в молитве представляется малозначащим, или низким занятием, или безделицей. Но обманываются они, несчастные, и забывают наставления Иисуса Христа: Если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 3). Они составляют для себя какую-то науку для моления на зыбких основаниях естественного разума. Потребно ли много учения, ума или знания, чтобы сказать чистосердечно: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя!» Не таковые ли частые молитвы восхвалял Сам Божественный наш Учитель? Не теми ли краткословными, но частыми молитвами испрашиваемы и производимы были чудотворения? Ах, христианская душа! Бодрствуй и не умолкай в беспрестанных взываниях Господней молитвы! Хотя бы тот вопль твой происходил от сердца, еще рассеянного и наполненного вполовину миром, – нужды нет! Надобно только его продолжать, не умолкать, и не беспокойся: он сам собой очистится от учащения. Не выпускай никогда из памяти, что Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире. Потому что Бог больше сердца вашего и знает все, – говорит апостол (1 Ин. 4, 4;3, 20).

Итак, после всех этих убеждений, что частость молитвы при всем слабосилии так мощна, безусловно доступна человеку и состоит в полной его воле, решись испытать, хотя бы один день на первый раз, провести в наблюдении за собой, за частостью твоей молитвы так, чтобы на молитвенное призывание имени Иисуса Христа употреблено было гораздо более времени в продолжение суток, нежели на другие занятия; и это преимущество молитвы над делами житейскими во времени непременно докажет тебе, что этот день не потерян, а приобретен во спасение; что на весах правосудия Божия частая молитва перетягивает доску слабостей твоих и поступков, и заглаживает грехи оного дня в памятной книге совести, поставляет тебя на степень праведности и дарует надежду получить освящение и в вечной жизни.

(С рукописи автора, полученной о. Амвросием из Доброго монастыря).

СТРАННИК: От всей души моей благодарю вас, отче святый! Вы усладили чтением сим мою грешную душу. Господа ради благословите мне переписать для себя этот списочек – я в несколько часов спишу его. Все прочитанное так прекрасно и отрадно, и глупому моему уму понятно и точнехонько, как и в «Добротолюбии» о том рассуждают святые отцы. Вот, например, Иоанн Карпафийский в 4-й части «Добротолюбия» тоже говорит, что если ты не имеешь силы к воздержанию и подвигам деятельным, то знай, что Господь молитвой хочет спасти тебя. А в вашей тетрадке как прекрасно и понятно все это распространено. Благодарю, во-первых, Бога, а потом и вас, что сподобился это услышать!

ПРОФЕССОР: И я с большим вниманием и удовольствием прослушал лекцию вашу, достопочтеннейший батюшка! Все доводы, по самой строгой логике верные, для меня замечательны, но при этом кажется мне, что возможность непрестанной молитвы преимущественно обуславливают благоприятные к тому обстоятельства и совершенно спокойное уединение. Ибо согласен, что частая или непрестанная молитва есть мощный и единственный способ к приобретению благодатной помощи во всех делах благочестия и освящения души и доступный силам человека, но этот способ может быть употребляем только тогда, когда человек пользуется возможностью уединения и спокойствия. В устранении от занятий, хлопот и развлечений он может часто или непрестанно молиться, ему тогда предстоит одна только борьба с леностью или скукой от помыслов, но если обязанный должностью, обязанный беспрерывными делами, необходимо находящийся в шумном обществе людей и усердно бы желал часто молиться, то не может этого выполнить по причине неизбежной рассеянности. Следовательно, единственный способ частого моления при условии только благоприятствующих обстоятельств может быть не всеми употребляем и принадлежит не всем.

СХИМНИК: Напрасно вы так заключаете! Не говоря даже о том, как сердце, обученное внутренней молитве, может всегда, при всех занятиях (и физических, и умственных), во всякой шумности беспрепятственно молиться и призывать имя Божие (ведущий это сам опытно знает, а неведущему потребно постепенное обучение), можно утвердительно сказать, что никакое стороннее развлечение не может пресечь молитву в желающем молиться, ибо тайная мысль человеческая не подлежит никакому внешнему связанию и совершенно свободна сама в себе, она во всякое время может быть ощущаема и обращена в молитву, даже и самый язык может тайно без внешнего звука выражать молитву в присутствии многих и при занятиях внешних; да притом же занятия наши не так важны и разговоры наши не столь занимательны, чтобы нельзя было найти удобства при оных повременно и часто призывать имя Иисуса Христа, если даже и ум не приобучен еще к непрестанной молитве, хотя, конечно, уединение от людей и рассеивающих предметов и составляет главное условие для внимательной и непрестанной молитвы; однако в случае невозможности воспользоваться оным не должно извинять себя в редкости молитвы, поскольку количество, частость доступна возможности каждого – и здорового и больного, и состоит в его воле. Доказательные тому примеры представляют те, которые, будучи обременены обязанностями, развлекающими должностями, заботами, хлопотами и работой, не только всегда призывали Божественное имя Иисуса Христа, но даже и посредством этого обучились и достигли непрестанной внутренней молитвы сердца. Так, патриарх Фотий, из сенаторов возведенный в сан патриаршеский, при управлении обширной Константинопольской паствой непрестанно пребывал в призывании имени Божия и даже достиг через это самодейственной, сердечной молитвы. Так, Каллист, во святой Афонской горе проходя хлопотливое поварское послушание, научился непрестанной молитве. Так, простосердечный Лазарь, обремененный непрестанными работами на братию, беспрерывно, при всех шумных занятиях произносил Иисусову молитву и успокаивался. И многие другие, подобно упражнявшиеся в непрестанном призывании имени Божия. Если бы невозможно было молиться при отвлекающих занятиях или в обществе людей, то, конечно, не предписывалось бы невозможное. Святой Иоанн Златоуст в поучении своем о молитве говорит следующее: «Никто не должен представлять ответа, что невозможно всегда молиться занятому жизненными попечениями или не могущему быть в храме. Везде, где ты ни находишься, можешь поставить жертвенник Богу в уме твоем посредством молитвы».

Итак, молиться удобно и на торжище, и в путешествии, и стоящему при продаже, и сидящему за ремеслом, везде и во всяком месте молиться можно. Да и подлинно, если человек обратит прилежное внимание на себя, то везде найдет удобство для молитвы, только бы убедился в том, что молитва должна составлять главное занятие перед всеми его обязанностями. В таком случае он бы, конечно, распоряжался в делах своих решительнее, при необходимом разговоре с людьми соблюдал бы краткость, молчаливость и уклончивость от бесполезного многословия, не суетился бы излишне в хлопотах, дабы посредством всего этого более приобресть времени на тихую молитву. При таком настроении все действия его, силою призывания имени Божия, ознаменовались бы успехом и, наконец, он приучил бы себя к беспрерывному молитвенному призыванию имени Иисуса Христа и опытно познал бы, что частость молитвы, это единственное ко спасению средство, представлено возможности и воле человека и что во всяком времени, положении и месте молиться можно и удобно восходить от частой молитвы устной к умной, а от нее к молитве сердечной, отверзающей Царство Божие внутри нас.

ПРОФЕССОР: Согласен, что при всех механических занятиях можно и даже удобно совершать частую или даже непрерывную молитву, ибо машинальное рукоделие не требует напряженного углубления и многого соображения, а потому ум мой и может при оном погружаться в непрестанную молитву и уста следовать тому же. Но когда должен я заняться чем-либо исключительно умственным, как-то: внимательным чтением, или обдумыванием глубокого предмета, или сочинением, то как могу при этом молиться умом и устами? И так как молитва есть преимущественно дело ума, то каким образом в одно и то же время одному уму я могу дать разнородные занятия?

СХИМНИК: Разрешение этого вашего вопроса будет очень нетрудно, если возьмем в соображение то, что непрестанно молящиеся разделяются на три разряда: на начинающих, успевающих и научившихся молитве. А потому начинающие могут иметь и при умственных упражнениях повременное частое возбуждение ума и сердца к Богу и произношение краткой молитвы устной, а успевающие или пришедшие в постоянное настроение ума могут заниматься размышлением или сочинением в беспрерывном присутствии Божием, как основании молитвы. Это может выразить следующий пример. Представь, что строгий и взыскательный Царь повелел тебе сочинить рассуждение на данную им глубокую материю – в Его присутствии – у подножия Его трона. Как бы ты ни был совершенно занят твоим предметом, однако же присутствие Царя, в руке Которого жизнь твоя, овладев тобою, не попустит тебе ни на малое время забыть, что ты рассуждаешь, соображаешь и сочиняешь не наедине, а на месте, требующем особенного благоговения, почтения и приличия. Это-то ощущение и живое чувство близости Царя очень ясно выражает возможность заниматься непрестанной внутренней молитвой и при умственных упражнениях.

Что же относится до тех, которые долгим навыком или милостью Божией от молитвы умственной приобрели молитву сердечную, то таковые не только при глубоком занятии ума, но даже и в самом сне не прекращают непрестанной молитвы, что свидетельствует Премудрый: Я сплю, а сердце мое бодрствует (Песн. 5,2). В преуспевших сердечный механизм получает такую способность к призыванию имени Божия, что сам собою возбуждаясь к молитве, вовлекает ум и всю душу в непрестанное молитвенное излияние, в каковом бы состоянии молящийся ни находился и чем бы отвлеченным и умственным ни занимался.

ИЕРЕЙ: Позвольте, преподобный батюшка, и мне в свою очередь высказать свои мысли. В прочтенной вами статье замечательно выражено, что единственный способ ко спасению и совершенству есть частость молитвы – «какова бы она ни была». Для меня это неудобопонятно, а потому мне представляется: какая будет из того польза, если я и беспрестанно буду молиться и призывать только языком имя Божие, но не имею внимания и не понимаю, что говорю? Это будет только одно празднословие! Последствием этого будет только то, что переболтается язык, а ум, препятствуемый этим в своих размышлениях, также понесет ущерб своей деятельной способности. Бог требует не слов, а внимательного ума и очищенного сердца. Не лучше ли, хотя и изредка, или в установленное только время совершить хоть и краткую молитву, но со вниманием, с усердием, с теплотой души и с достодолжным понятием? А иначе хоть день и ночь произноси молитву, но не имея чистоты душевной и дел благочестия, не приобретешь ничего спасительного, но оставшись при одной наружной только болтовне, и наконец утомившись и соскучившись, придешь к такому последствию, что, совсем охладив веру к молитве, вовсе бросишь это бесплодное упражнение. Далее бесполезность одного устного моления можно видеть и в обличениях, представленных Священным Писанием, так, например: люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня. Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное. Хочу лучше пять слов сказать умом моим, нежели тьму слов на языке и прочее (Мф. 15, 8; 7, 21; Мк. 7, 6; 1 Кор. 14, 19). Все это выражает бесплодность наружной невнимательной молитвы уст.

СХИМНИК: Представленное вами заключение могло бы иметь некоторое основание, если бы не соединена была с советом устной молитвы, – непрестанность или всегдашность, если бы молитва во Имя Иисуса Христа не имела самодействующей силы, и не приобреталось бы внимание и усердие к оной вследствие постепенности при упражнении молитвенном…

Но так как здесь дело идет о частости, долговременности и непрестанности молитвы (хотя бы оная и сопровождалась вначале невнимательностью или сухостью), то сим и разрушаются выведенные вами неправильные заключения. Разберем это подробнее.

Один духовный писатель, убеждая в величайшей пользе и плодотворности частой молитвы, выражаемой единообразными словами, напоследок говорит: «Хотя многие ложнопросвещенные и почитают бесполезным и даже мелочным это устное и частое творение одной и той же молитвы, называя оное машинальным и бессмысленным занятием простых людей, но, к несчастью, они не знают той тайны, которая впоследствии открывается этим машинальным упражнением, не знают того, как устный, но частый вопль сей нечувствительно соделывается истинным воплем сердца, углубляется во внутренность, становится приятнейшим, делается как бы естественным для души, просвещает ее, питает и ведет к соединению с Богом». Мне кажется, эти порицатели подобны тем маленьким ребяткам, которых вздумали научить азбуке и чтению; соскучив тем учением, они закричали однажды: «Не во сто ли раз лучше идти нам ловить рыбу, как это делают наши отцы, чем проводить день в беспрестанном повторении А, Б, В или царапать бумагу птичьим пером?» Польза и просвещение чтением, которая должна была произойти для них от скучного затверживания букв, была для них тайной. Подобно составляет тайну сокровенную и простое, но частое призывание имени Божия для тех, которые не имеют познания и убеждения в последовательной величайшей пользе оного. Они, измеряя дело веры силой своего неопытного и недальновидного разума, забывают при этом, что человек состоит из тела и души… Для чего, например, желая очистить душу, ты прежде очищаешь тело: налагаешь на себя пост, лишаешь тело свое питательной и раздражающей пищи? Конечно, для того, чтобы оно не препятствовало или, лучше сказать, способствовало чистоте души и просвещению разума, чтобы беспрестанное ощущение алчбы телесной напоминало тебе о решимости твоей искать усовершенствования внутреннего и занятия богоугодного, так удобно тобою забываемого… И ты опытно ощущаешь, что через внешний пост твоего тела ты приобретаешь внутреннее утончение разума, спокойствие сердца, орудие к укрощению страстей и напоминание о духовном упражнении. И так ты посредством наружной материи получаешь внутреннюю духовную пользу и пособие. То же понимай и о устной непрестанной частой молитве, которая долговременностью своей развивает внутреннюю молитву сердца, располагает и способствует к умственному соединению с Богом. Напрасно воображают, что частостью перебиваем язык, и соскучив сухой непонятливостью, должно будет вовсе оставить это бесполезное наружное молитвенное упражнение. Нет! Опыт показывает здесь совсем противное: практические делатели непрестанной молитвы уверяют, что бывает так: решившийся непрестанно призывать имя Иисуса Христа, или, что то же, беспрерывно изрекать Иисусову молитву, конечно, вначале испытывает труд и борется с леностью, но чем дальше и больше в том упражняется, тем нечувствительнее роднится с тем занятием, так что впоследствии уста и язык его получают таковую самодвижность, что уже без помощи усилия, сами собою неудержимо двигаются и без гласа изрекают молитву. А вместе с этим так настраивается механизм гортанных мускулов, что молящийся начинает чувствовать, что творение молитвы составляет всегдашнюю существенную его принадлежность, и даже при каждом оставлении ее он ощущает, как чего-то в нем недостает, а сие-то и бывает основанием тому, что и ум сам собою начинает склоняться и прислушиваться к этому непроизвольному действию уст, будучи возбуждаем сим ко вниманию, которое и бывает, наконец, источником сладости сердечной и истинной молитвы. Вот истинное и благодетельное последствие непрестанной или частой устной молитвы, совсем противоположное заключению неопытных и непонимающих этого дела!

Что относится до мест Священного Писания, приводимых вами в свидетельство вашего возражения, то это объясняется надлежащим рассмотрением оных. Лицемерное почитание устами Бога, тщеславие этим или лукавое величание взыванием: «Господи, Господи!» обличал Иисус Христос по той причине, что гордые фарисеи имели веру в Бога только на языке, и нисколько не оправдывали своего верования, и не признавали оного сердцем. Это к ним и сказано и не относится к чтению молитвы, о которой прямо и положительно, или определенно заповедал Иисус Христос так: должно всегда молиться и не унывать (Лк. 18, 1). Подобно этому и святой апостол Павел отдает преимущество пяти слов, сказанных понятно, нежели множеству слов, произнесенных или без смысла, или на незнакомом языке в церкви, разумея это об общественном поучении, а не о молитве собственно, о которой утвердительно говорит так: желаю, чтобы на всяком месте (христиане) произносили молитвы, и вообще советует: непрестанно молитесь (1 Тим. 2, 8; 1 Фес. 5, 17). Теперь видите ли, как частая молитва при всей даже простоте плодотворна? И какого строгого соображения требует правильное понимание Священного Писания?..

СТРАННИК: Истинно так, честнейший батюшка! Я многих видал, которые просто, без всякого просветительного наставления и не зная, что есть внимание, сами собою устно творя беспрестанную Иисусову молитву, достигали того, что уста и язык их не могли удерживаться от изречения молитвы, которая впоследствии так их усладила и просветила и из слабых и нерадивых сделала подвижниками и поборниками добродетели…

СХИМНИК: Да! Молитва как бы перерождает человека. Сила ее столь могущественна, что ничто – никакая сила страсти против нее устоять не может. Если благоугодно будет, то на прощанье я прочту вам, братие, коротенькую, но любопытную статейку, которую я захватил с собой.

ВСЕ: С благоговейным удовольствием послушаем!..


О силе молитвы

Молитва столь сильна и могущественна, что молись и делай, что хочешь, и молитва возведет тебя к правильному и праведному деланию.

«Для богоугождения ничего более не нужно, как любить, – люби и делай все, что хочешь, – говорит блаженный Августин, – ибо кто истинно любит, тот не может и хотеть сделать что-либо неугодное своему возлюбленному…» Так как молитва есть излияние и действие любви, то поистине о ней можно сказать так же подобное: для спасения ничего более не нужно, как всегдашняя молитва: молись и делай что хочешь, и ты достигнешь цели молитвы, приобретешь ею освящение!..

Чтобы обстоятельнее развить понятие об этом предмете, поясним оное примерами.

1. Молись и мысли все, что хочешь, и мысль твоя очистится молитвой. Молитва подаст тебе просветление ума, утишит и отгонит все неуместные помыслы. Это утверждает святой Григорий Синаит. «Если хочешь, – советует он, – прогнать помыслы и очистить ум, молитвой прогоняй их, ибо кроме молитвы ничем не можно удержать мысли». Об этом также говорит и святой Иоанн Лествичник: «Иисусовым Именем побеждай мысленных врагов, кроме этого оружия не найдешь иного».

2. Молись и делай что хочешь, и дела твои будут богоугодны, и для тебя полезны и спасительны. Частая молитва, о чем бы ни была, не останется без плода (Марк Подвижник), поскольку в ней самой есть сила благодатная. «Свято имя Его, и всяк, иже призовет Имя Господне, спасется». Например, молившийся без успеха в нечестии в сей молитве получил образумление и зов к раскаянию. Сластолюбивая девица молилась при возвращении, и молитва указала ей путь к девственной жизни и к слышанию наставлений Иисуса Христа.

3. Молись и не трудись много своей силой побеждать страсти. Молитва разрушит их в тебе: Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире, говорит Священное Писание (1 Ин. 4, 4). А святой Иоанн Карпафийский учит, что если ты не имеешь дара воздержания, не печалься, но знай, что Бог требует от тебя прилежания к молитве, и молитва спасет тебя.

Описанный в «Отечнике» старец, который «падши победи», то есть преткнувшись грехом, не уныл, но обратился к молитве и ею остепенился, служит доказательным тому примером.

4. Молись и не опасайся ничего, не бойся бед, не страшись напастей, молитва защитит, отвратит их. Вспомни утопавшего маловерного Петра, Павла, молившегося в темнице, инока, избавленного молитвой от постигшего искушения, девицу, спасенную от злонамеренного воина вследствие молитвы, и тому подобные случаи, это подтверждает силу, мощность и всеобъемлемость молитвы во имя Иисуса Христа.

5. Молись хоть как-нибудь, только всегда и не смущайся ничем, будь духовно весел и покоен: молитва устроит все и вразумит тебя. Помни, что о силе молитвы говорят святые Иоанн Златоустый и Марк Подвижник. Первый утверждает, что «молитва, хотя бы приносилась от нас, наполненных грехами, тотчас очищает», а второй так об этом говорит: «Молиться как-нибудь состоит в нашей силе, а молиться чисто есть дар благодати». Итак, что в твоей силе, тем пожертвуй Богу, хотя количество (для тебя возможное) приноси вначале Ему в жертву, и Божия сила излиется в твою немощную силу; и молитва сухая и рассеянная, но частая – всегдашняя, обретя навык и обратившись в натуру, сделается молитвой чистой, светлой, пламенной и достодолжной.

6. Затем, наконец, что если бы время твоего бодрствования сопровождалось молитвой, то естественно, что не оставалось бы времени не только на греховные дела, но даже и на помышления об оных.

Теперь видишь ли, сколько глубоких мыслей сосредоточивается в том мудром изречении: «Люби и делай что хочешь. Молись и делай что хочешь!»… Как отрадно и утешительно все сказанное для грешника, отягченного слабостями, – для стенящего под бременем воюющих страстей!

Молитва – вот все, что дано, как всеобъемлющее средство ко спасению и усовершенствованию души… Так! Но с именем молитвы тесно соединено здесь и ее условие: непрестанно молитесь, – заповедует Слово Божие (1 Фес. 5, 17). Следовательно, молитва тогда явит вседействующую силу и плод, когда будет производима часто, непрестанно, ибо частость молитвы безусловно принадлежит нашей воле, как и чистота, усердие и совершенство молитвы есть дар благодати.

Итак, будем молиться как можно чаще, посвятим всю жизнь нашу молитве, хотя и развлеченной вначале! Частое упражнение оной научит вниманию, количество непременно приведет к качеству.

«Чтобы научиться делать что-либо хорошо, надобно делать оное как можно чаще», – сказал один опытный духовный писатель.

ПРОФЕССОР: Поистине, великое дело молитвы! А ревность к частости оной есть ключ для отверзения благотворных сокровищ ее. Но как часто встречаю я в себе борьбу между ревностью и леностью! Как бы желательно было найти средство и помощь к одержанию победы, и к убеждению, и возбуждению непрестанно прилежать молитве!..

СХИМНИК: Многие из духовных писателей представляют различные средства, основанные на здравом рассуждении для возбуждения прилежности к молитве, как, например:

1. Советуют углубляться в размышления о необходимости, превосходстве и плодотворности молитвы для спасения души.

2. Твердо убедить себя, что Бог безусловно требует от нас молитвы, и слово Его везде об этом проповедует.

3. Постоянно помнить, что по лености и небрежению о молитве нельзя успевать в делах благочестия и приобрести покой и спасение, а потому и неминуемо должно будет подвергнуться за это как наказанию на земле, так и мучению в вечной жизни.

4. Воодушевить решимость свою примерами угодников Божиих, которые путем непрестанной молитвы достигли освящения и спасения и прочее.

Хотя все эти средства имеют свое достоинство и вытекают из истинного разумения, но болящая нерадением сластолюбивая душа, приемля и употребляя оные, редко видит их плодотворность по той причине, что эти врачевства горьки для избалованного ее вкуса и слабы для глубоко поврежденной ее натуры. Ибо кто из христиан не знает, что молиться должно часто и прилежно, что этого требует Бог, что за леность к молитве понесем наказание, что все святые усердно и непрестанно молились, однако все это познание так редко оказывает свое благотворное последствие! Каждый наблюдатель видит в себе, что он или мало, или нисколько не оправдывает деятельностью сих внушений разума и совести, и при нередком воспоминании об этом живет все так же худо и леностно…

Потому-то опытные и богомудрые святые отцы, зная слабость произволения и дебелость сластолюбивого сердца человеческого, действуют на оное в особенности и с сей стороны, подобно врачам, приправляющим горькое лекарство сладкими сиропами и услащающим края лекарственного сосуда медом, открывают легчайшее и действительнейшее средство, истребляющее леность и нерадение к молитве, состоящее в надежде при помощи Божией достигнуть совершенства и сладостного упования молитвой любви к Богу. Они советуют сколько можно чаще размышлять о таковом состоянии души и внимательно читать о том повествования отцов, которые ободрительно уверяют, как доступно и легко можно достигнуть таких сладостных внутренних ощущений в молитве и сколь они вожделенны, как-то: сладость, источающаяся из сердца; усладительная теплота и свет, изливающиеся внутри; неизреченный восторг, радость, легкость, глубокий покой и существенное блаженство и самодовольство жизни, внушаемое при действии молитвы в сердце. Углублением в такие размышления слабая и хладная душа согревается, укрепляется, ободряется успехом к молитве и как бы приманивается к опытам молитвенного упражнения, как говорит об этом святой Исаак Сирин: «Приманка для души есть радость, производимая надеждой, процветающей в сердце; и преспеяние сердца есть размышление о своем уповании». Он же продолжает: «В начале этого делания и до конца предполагается какой-либо способ и надежда совершения… а это и побуждает ум положить основание дела и в воззрении на эту цель, заимствует ум для своего утешения в деле». Также преподобный Исихий, описывая преткновение леностью к молитве и образумления к поновлению усердия к оной в заключение прямо говорит следующее: «Тогда бо не за иное что в сердечном безмолвии хотети готовы бываем, точию за сладкое оного в душе чувствие и веселие» (гл. 120).

А из этого следует, что поощрением к рачению о молитве наставляет тот отец «сладостное ее чувство и веселие»… Подобно тому и Великий Макарий учит, что «духовные труды наши (молитву) с целью и надеждой плодов, то есть с наслаждением в сердцах наших, мы исполнять должны» (сл. 3., гл. 5).

Ясный пример этого способа, как мощного средства, виден на множайших местах «Добротолюбия» в подробных описаниях молитвенных наслаждений, их-то как можно чаще потребно прочитывать борющемуся с недугом лености или сухости при молитве, почитая себя, однако же, недостойными тех наслаждений и присно укоряя себя в нерадении о молитве.

ИЕРЕЙ: Не поведет ли неопытного таковое размышление к духовному любострастию, как называют богословы то стремление души, которая алчет чрезмерных утешений и любезности благодати, не довольствуясь тем, что она должна выполнять дело благочестия по обязанности и долгу, не мечтая о награде?

ПРОФЕССОР: Я думаю, что богословы в этом случае предостерегают от неумеренности или алчности духовных наслаждений, а не вовсе отвергают сладость и утешение при добродетелях, ибо, если желание награды и не является совершенством, Бог, однако, не возбраняет человеку помышлять о награде и утешениии даже Сам употребляет мысль о награде для поощрения человека к исполнению заповедей и к достижению совершенства.

Почитай отца твоего и мать твою – вот заповедь! И вот вслед за ней награда, поощряющая к исполнению ее: чтобы тебе было хорошо (Исх. 20,12).

Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим — вот требование совершенства. И непосредственно за тем награда, поощряющая к достижению совершенства: и будешь иметь сокровище на небесах (Мф. 19,21).

Возрадуйтесь в тот день, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого, – вот великое требование подвига, для которого нужна необыкновенная сила духа и непоколебимое терпение. Для того вот и великая награда и утешение, способные возбудить и поддержать необыкновенную силу духа: ибо велика вам награда на небесах (Лк. 6, 22–23), поэтому я думаю, что и некое стремление к сладости в сердечной молитве потребно и составляет главный способ к достижению как прилежности, так и успеха в оной. Итак, все это неоспоримо подтверждает практическое рассуждение отца схимника об этом предмете, сейчас нами выслушанное…

СХИМНИК: Самым ясным словом говорит об этом предмете один из великих богословов, именно, святой Макарий Египетский, так: «Как при насаждении винограда прилагается прилежание и труд с целью собрания плодов, и если их не будет, то все дело будет тщетно, так и при молитве, если плодов духовных, то есть любви, мира, радости и прочего, в себе не усмотришь, бесполезен будет труд наш, и потому духовные труды наши «молитву с целью или надеждой плодов то есть наслаждений сладостью в сердцах наших мы исполнять должны» (сл. 3, гл. 5). Видишь ли, как ясно разрешил этот святой отец вопрос о потребности наслаждений при молитве?.. Да вот и еще кстати мне пришел на память недавно прочитанный мною взгляд одного духовного писателя на то, что естественность молитвы для человека составляет главную причину влечения к излиянию, и поэтому рассмотрение той естественности может также служить сильным средством к возбуждению прилежности в молитве, каковых средств так желательно изыскивает г. профессор. Что припомнится, я сейчас вкратце перескажу вам замеченное мною из того трактатца: например, пишет оный духовный автор, что разум и природа доводят человека до Богопознания. Первый, исследуя, что не может быть действия без причины, и по лествице осязаемых вещей восходя от низших к высшим, наконец достигает до главной причины Бога. Вторая, на каждом шагу раскрывая удивительную премудрость, стройность, порядок, постепенность, дает основательный материал для лествицы, ведущей от конечных причин к бесконечной. Таким образом, естественный человек естественно приходит к познанию Бога. Потому-то ни одной нации, ни одного племени дикого не бывало и нет без какого-либо понятия о Боге.

Вследствие этого понятия самый дикий островитянин без всяких сторонних побуждений как бы невольно возводит взор свой к небу, падает на колени, изводит непонятный для него, но необходимый вздох, чувствует непосредственно что-то особенное, что-то влекущее его в высоту, что-то нудящее к чему-то неведомому… Из этого основания происходят все естественные религии, при этом весьма замечательно то, что повсеместно сущность или душу каждой религии составляет тайная молитва, ознаменовывающая себя каким-либо видом движений и явного жертвоприношения, более или менее искаженного тьмой грубого и дикого понятия людей языческих!..

Сколь дивное это явление в глазах разума, столь более требует от него же раскрытия тайной причины этого дивного явления, выражающегося в естественном стремлении к молитве.

Психологический ответ на это нетруден: корень, глава и сила всех страстей и действий в человеке есть врожденное себялюбие. Это ясно подтверждает коренная и всеобщая идея самосохранения. Каждое желание, каждое предприятие, каждое действие человеческое имеет своей целью удовлетворение себялюбия, искание собственного блага. Удовлетворение этой потребности сопровождает всю жизнь естественного человека. Но дух человеческий не удовлетворяется ничем чувственным, и врожденное себялюбие никогда не умолкает в своем стремлении, поэтому желания развиваются все более и более, стремление к благу возрастает, наполняет воображение и настраивает к тому чувства. Излияние этого внутреннего ощущения и желание, само собою разверзающееся, есть естественное возбуждение к молитве, есть потребность себялюбия, с трудом достигающего своих целей. Чем менее человек преуспевает и чем более имеется в виду собственное благо, тем более желает, тем сильнее изливает желание свое в молитве, обращается с прошением желаемого к неведомой причине всего сущего. Итак, врожденное себялюбие – главная стихия жизни, есть коренная причина, возбуждающая естественного человека к молитве!..

Премудрый Творец природы влил в природу человека способность себялюбия именно как приманку, по выражению отцов, которая бы влекла и возводила падшее человеческое существо к горнему общению.

О, если бы человек не портил этой способности и держал бы ее в превосходстве в отношении к своей духовной натуре! Тогда бы он имел сильное ободрение и средство на пути к нравственному совершенству. Но увы! Как часто из этой благородной способности делает он подлую страсть самолюбия, когда обращает ее в орудие животной своей натуры!..

ДУХОВНЫЙ ОТЕЦ: Сердечно благодарю вас, дражайшие мои посетители! Душеспасительная ваша беседа весьма меня усладила и много поучительного сообщила мне малоопытному. Да воздаст Господь благодатью Своей за назидательную любовь вашу…

Все распростились.


Загрузка...