Минула осень, пронеслась над речным краем вьюжнаязима, прогремела первыми грозами весна. Пищат в гнездах птенцы, возятся в лесных норах новорожденные детеныши. Ждет и князь от своей катуны продолжения рода. Только пуста Олеля, ровно сухая ветвь. Смурнеет князь с каждым днем, с каждым месяцем. Не злоба в нем говорит, не досада — печаль. Убрана опочивальня целебными травами, рунами стены исчерчены, и каждую ночь знахари княгинюс заговорами туда провожают, рожаницам славы поют.
От весны до лета — рукой подать. Тепла летняя ночь. Плывут по речным водам, над отражающимися в нем звездами, сплетенные немужними девицами венки. Горят по берегу костры, искры снопами в небо летят. Водят белореченцы меж них хороводы, славят Ярилу.
Простоволосые босые девушки в белых рубахах прыгают через огонь. Кто похрабрее — напрямки, иные осторожно — по боку. Смех и веселье царят на берегу. В самой гуще празднества и княжеская чета.
— Прыгай, княгиня!
С хохотом, с приговорами да прибаутками, влекут девушки Олелю к мятущемуся пламени.
Разбежалась Олеля, перелетела через пламя голубицей, не подпалив рубахи, и рассмеялась счастливо — хорошая примета. Отбежала в сторону, выглядывая в гуще хороводов мужа.
— Велизар! Княже мой! Любый мой…
Всё оглядела Олеля — нет мужа. Счастье спорхнуло и улетело, оставив взамен себя грусть. Побродив по берегу средь люда, пошла Олеляк лесу. Под темным листвяным пологом чужая радость не так глаза жжет.
От хоровода веселящихся девушек у недалекого костра отделилась одна, прянула к лесу. За ней, вырвавшись из рук хохочущих дев, устремился парень. Чуть улыбнулась Олеля — будут кому-то сказаны под лесным пологом долгожданные слова, подарены жаркие ласки. Хотела было повернуть в другую сторону, но передумала, и, совестясь за своё любопытство, прокралась следом.
Стояна забежала в темную чащу, надеясь скрыться там от бегущего за ней человека. Не к добру, ой, не к добру княжье к ней влечение!
— Погоди, Стояна.
Догнав, Велизар ухватил её за руку — не сильно, ласково, осторожно. Повернулась Стояна к князю, заглянула в очи. А зрак его в ночи черный, шалый, и далекий огонь в нем, ровно в зерцале, пляшет.
— Венок-от, что в реку пущен, не на меня ли плетен?
— Нет, — опустив глаза, вымолвила Стояна. — На суженого.
Усмехнулся Велизар, притянул ближе.
— А не я ли суженый твой?
— Не обессудь, княже. Не ты. Просватана я. Да и ты женат.
— В Ярилы ночь сватанных и женатых нет.
И ну целовать! Яро, бурно.
— Не замай, княже! Пусти! — отворотившись, уперлась Стояна в грудь князя, что ходуном ходит под вышитой рубахой.
— Сватов пришлю, — шепчет сбивчиво Велизар, и дышит хрипло, жарко. — За меня пойдешь. Добром не пойдешь — умыкну, силой увезу.
Обняв теплый древесный ствол и затаившись, во все глаза смотрит Олеля, как милуется князь. Вырвалась Стояна из княжьих рук, бросилась назад, к кострам.
— Всё одно моя будешь! — крикнул вслед ей Велизар.
Стащил рубаху, отер лицо и грудь, отбросил прочь. Раскинул руки и, подняв голову, захохотал, закричал в небо, приплясывая под далекие бубны.
— Моя будешь!
Зайдя в теплую реку по щиколотку, присела Стояна, зачерпнула воды горстью и плеснула себе в лицо. Невдалеке проплыл чей-то венок.
— Утонул твой венок, Стояна. Не плести тебе две косы, не быть мужней женой.
Обернулась Стояна — за спиной Олеля стоит, смурная да понурая.
— То богам лишь ведомо, светлая княгиня, — отворотилась Стояна.
Опустел берег с рассветом, потухли костры. Затихло Белоречье, отдыхая после празднества. В княжьей светлице, умывшись и переодевшись в чистое, Олеля ждала мужа. Одинокий масляный ночник разгонял утренний сумрак.
Распахнув двери, вошел Велизар. Босой, пахнущий дымом и травами. Кинулся на постель, обнял Олелю.
— Разит от тебя, что от свинопаса, — недовольно оттолкнула та мужа. — Поди, умойся сперва.
— Что неласкова, жёнушка? — усмехнулся князь, лишь крепче её обнимая.
Вскинула Олеля на него горящий взгляд.
— Негоже при жене с другой миловаться. Люду на потеху, мне на срам.
— Так то забава была, — пожал плечами князь.
— Обижаешь меня, княже. Люблю ведь тебя!
— То не моя заслуга, — Велизар выпустил жену, отвернулся, сел на кровати. — Коли не отец твой, была бы у меня иная жена.
— Не Стояна ли? — опустив глаза, вкрадчиво спросила Олеля.
— Может, и она.
— Но сейчас я — твоя жена. Княгиня.
— Одно и слово, что жена, — фыркнул Велизар. — Коли жена — сына роди! Коли княгиня — наследника мне дай! А то ровно с дуплом беличьим живу.
Вспыхнула румянцем Оляна, подняла загоревшийся взгляд на мужа.
— Не в обиду, княже. Аще не моя в том вина? Бабы дворовые поговаривают, что после того, как ты отроком в полынью провалился — вымерзло твое семя. А и то верно — много девок дворовых приласкивал, да не понесла ни одна. Не в тебе ли червоточина?
— А поглядим! — рассвирепел князь. — Стояну второй женой возьму! А коли родит — первой сделаю! А тебя — ей в девки!
Выскочил из опочивальни и дверью так грохнул, что погас огонек ночника. Осталась Олеля одна в сумерках на холодной постели.