День проходит за уборкой, и я настолько устаю, что кости ломит. Да, дом огромный. И пыли много, видно, что давно не убирались. И полы я успела помыть только на первом и втором этаже. Завтра продолжу.
А сейчас мне предстоит разговор с мамой.
Я уже поужинала и успела принять освежающий контрастный душ. И теперь, кажется, готова все ей рассказать.
Набираю ее номер и губы поджимаю. Облизываю нижнюю, язык сухой и шершавый.
— Ало! — отзывается устало.
— Мам, привет, — я улыбаюсь.
На самом деле чувствую за себя гордость. Я устроилась на такую работу, что денег маме и брату теперь точно будет хватать! И даже мне немного останется. Буду копить.
— Дарина, ты где? — взволнованно интересуется мама.
— Я… мам… в общем тут такое дело, — бормочу, прикрыв веки. — Я устроилась на работу. Теперь смогу помочь тебе и Степке.
— Что? — слышу в голосе негодование и раздражение. — Дарина, на какую работу?
— Мам, тут будут хорошо платить. Ты сможешь совсем не работать. Я обеспечу и тебя, и брата!
Мама напряженно молчит пару секунд.
— А я поняла, — заявляет таким тоном, что у меня сердце подпрыгивает в горло и больно раздувается там воздушным шариком. — Ты, Дарина, захотела легких денег и красивой жизни. Верно?
— Ма, я тебе помочь хочу!
— Да ты что! — фыркает ядовито. — А мне такая помощь не нужна! Знаю я, куда ты там устроилась. Не ожидала, что дочь у меня вырастит такой…
— Мам, ты что такое говоришь…
— А ничего, Дарина, ничего! Я тебя воспитывала так, чтобы ты была гордой, недоступной, скромной. Всего в меру! А ты на легкие деньги повелась, да?
— Ну… не такие уж и легкие, — вздыхаю с приглушенным стоном.
— Дарина, я запрещаю тебе работать проституткой! — остервенело вскрикивает мама.
У меня в ушах звенит от ее резких слов и повышенного голоса.
— Что? — шевелю губами, а звука нет. — Мам!
— Мне такие грязные деньги не нужны!
— Нет, мама! Нет! Помнишь, Давыдов давал объявление, что ему нужна домработница?
— Дарина, ты мне лапшу на уши не вешай, ладно? Знаю я про этого Давыдова! Он себе не домработницу искал, а шлюху!
— Нет!
— Что, хочешь сказать, он тебя спать с ним не принуждает?
— Мама! — вскрикиваю и падаю на кровать спиной.
Сгореть хочется со стыда, что родная мать меня в таком подозревает.
Мне даже душно становится, и по телу дрожь до самых косточек прошибает.
— Все с тобой ясно, Дарина! Я от тебя, конечно, чудес не ждала, но чтобы ты начала телом торговать!
— Да блин, мам! Ну каким телом? Ты говоришь полный бред!
— Я даже разговаривать с тобой больше не буду! Ты… — понижает голос до хриплого шепота. — Ты мне больше не дочь!
Я закрываю рот рукой. Слезы катятся вниз по вискам, неприятно щекочут кожу.
— Что ты такое говоришь? — обессиленно выдыхаю.
Я не ожидала такой бурной реакции.
— Это просто должность горничной! — убеждаю ее снова и снова.
— Все, — безапелляционно бросает в трубку разгневанный голос. — Пока!
— Мам…
Но вместо ответа только три гудка.
Отбрасываю телефон в сторону, из груди рвется болезненный стон.
Конечно, я знала, что мама будет недовольна. Думала, скажет что-то про мою учебу, типа нельзя было бросать, ведь столько сил уже вложено. Но вот такой реакции я точно не ожидала.
Она ведь просто с грязью меня смешала! Даже слушать меня не стала! Только обвинила в том, чем я не собираюсь заниматься никогда в жизни.
Громко всхлипываю и переворачиваюсь на живот. Утыкаюсь носом в подушку, прикусываю наволочку, сильно стискиваю челюсти.
Как же неприятно…
Как же больно и мерзко!
Я ведь все это для нее и для Степки!
Только ради них пошла на этот шаг. Не для себя, не для красивой богатой жизни. А ради семьи!
А в итоге мама мне в душу плюнула.
Грудь горит огнем, а горло сжимают невыносимые рыдания.
Да я ведь еще девственница! Как я могу быть проституткой? Я ничего в постели не умею!
Как родной человек может в таком меня обвинять?
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мне удается немного успокоиться. Я хожу по комнате, глубоко дышу, приоткрыв окно.
Прохладный ночной воздух наполняет пространство. Обволакивает меня и успокаивает.
Вот только пить очень хочется. Во рту настоящая пустыня. И после моей тихой истерики голова начала болеть.
Мне бы сейчас таблетку.
Аптечка на первом этаже.
И питьевая вода тоже там, на кухне.
Только мне по правилам Льва Сергеевича нельзя покидать свою комнату ночью.
Сажусь на край кровати и заламываю пальцы. Вязкая горькая слюна просто плавится на языке. У меня есть своя ванная комната, но вода там непригодна для питья. С примесью хлорки какой-то. По крайней мере запах специфический есть.
Я не рискну пить такую воду.
Лучше быстро спуститься на первый этаж и вернуться.
Уверена, что меня никто не заметит даже.
После неудачного разговора с мамой чувствую себя просто ничтожеством.
И даже если Лев Сергеевич поймает меня сейчас где-то на первом этаже и уволит за нарушение запрета, я нисколько не расстроюсь. Вернусь домой, продолжу учиться, а с деньгами… может, мама кредит возьмет? Очередной…
Мы и так по уши в долгах.
Черт!
Кусаю пересохшие губы, жажда просто невыносимая.
Осторожно подхожу к дверце в свою комнату и открываю ее. Прислушиваюсь.
Тишина звенит в стенах замка.
Накинув на ноги резиновые тапочки, я осторожно крадусь к лестнице, освещая себе путь фонариком телефона. Чувствую себя шпионкой в крутом боевике.
Спускаюсь на третий этаж… второй… первый…
Кругом тихо. Слышно, как кузнечики звонко стрекочут в траве у дома. И где-то в дали гулко ухает сова.
В доме прохладно, пахнет расплавленным воском.
Кто-то свечи жжет?
Осматриваюсь в столовой, свет включать боюсь, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания. Мне и так страшно просто до жути… описаться готова в любой момент.
Кладу телефон фонариком вверх на столешницу, достаю аптечку и нахожу обезболивающие таблетки. Наливаю воду из кулера в стакан.
Жадно пью большими глотками прохладную вкусную воду.
Кто-то говорит, что вода всегда имеет одинаковый вкус. Только вот я так не считаю.
Мне кажется, что вода везде разная.
А в этом замке она просто невероятная. Как из колодца. Свежая, немного сладковатая. Прикрываю веки от наслаждения.
Ммм…
Мне прямо легче становится.
Да, маме тяжело принять мой выбор. И про Давыдова Льва Сергеевича действительно ходят ужасные слухи. А моя мама легко внушаемая и верит в то, во что верить никак нельзя.
Не удивлюсь — если мать услышит легенду о том, что Лев Сергеевич вампир и пьет кровь девственниц, то воспримет это всерьез.
Ставлю опустошенный стакан на столешницу.
Мне бы водички с собой взять вкусной в комнату, чтобы уж точно больше не пришлось среди сумрака бродить до этому дому, нарушая запрет хозяина.
Наполняю стакан и, взяв свой телефон, медленно крадусь к лестнице.
Теперь бы вернуться в свою спальню незамеченной, и все будет хорошо. Спокойно лягу спать, а завтра вечером снова попробую поговорить с мамой и убедить ее, что меня тут никто не домогается.
Ну, если не считать Тигрицкого… он меня утром очень напугал!
Подсвечиваю фонариком ступеньки, бреду вверх в своих мыслях, смотрю под ноги.
— Ах, Лев! Да! Да! — хриплый шепот разрезает тишину.
— Молчи, блять, — рычит мужской бас, и я просто теряюсь.
Влажный стакан выскальзывает из пальцев.
Гулкий звон эхом прокатывается по дому, а мне на ноги брызгают просто ледяные капли.
От испуга я снова вздрагиваю и цепенею от страха. Фонарик выцепливает в темноте дома два обнаженных силуэта.
Я расширяю глаза от испуга и шока.
Лев Сергеевич смотрит на меня, прижав к стенке стройную обнаженную брюнетку. Она, видимо, гимнастка какая-то, потому что ногу закинула прямо мужчине на плечо, подставляя свою киску для его мощного огромного члена.
Я стою буквально в трех метрах от них.
Сглатываю ком, вставший поперек горла. Ноги мокрые, по ним мурашки прокатываются от внутренней стороны бедра к кончикам пальцев.
— Я… я просто… — лепечу блеющим, жалким голосом.
А взгляд мой приклеился прямо Льву Сергеевичу ниже пупка.
Вблизи его член кажется еще больше, чем мне показалось вчера.
— Дарина, — рычит он, отпуская брюнетку. — Ты ведь знаешь, что тебе запрещено выходить из комнаты после…
— Да! Простите меня! Я просто захотела пить и у меня голова болела. Мне пришлось… я не ожидала… простите… я…
— Иди к себе, — холодно произносит он.
Я киваю несколько раз, а затем пулей срываюсь с места.
— Прислуга? — слышу ехидный женский голос отдаленно.
— Домработница, — отзывается Лев Сергеевич. — И это не твое дело, Кристи. Давай, отсоси мне.
Боже…
Боже!
Я лечу вверх, спотыкаясь на мраморных ступеньках. Щеки горят огнем от стыда и страха.
Я даже думать не хочу о том, что теперь со мной будет.
Попила, блин, водички.
Влетаю в свою комнату на негнущихся окаменевших ногах.
Прислоняюсь спиной к закрытой двери. Тяжело и судорожно дышу, закрыв глаза. Пальцы прошибает крупной дрожью.
Мало того, что я нарушила этот дурацкий запрет, так еще и застыла там, в пролете между лестницами.
И засмотрелась на член Льва Сергеевича! А он ведь видел, куда я смотрю своим пристальным, загипнотизированным взглядом.
Царапаю ногтями дверь за моей спиной и губу кусаю до крови.
Вот же приспичило меня попить! Вот же дурочка!
Я и вчера ночью видела его с женщиной. Только вчера я осталась незамеченной. А сейчас… вот так глупо…
Я еще и воду там разлила. И стакан, наверно, разбила.
Теперь меня точно ждет увольнение. А может, что-то похуже…