Отшельник Книга 3

Глава 12

Царьград. Он же бывший Константинополь. Влахернский дворец.

Маментий постучал серебряной вилкой по серебряному же кубку, призывая расшумевшихся за столом друзей к тишине. Да, именно друзей, так как здесь собрался почти весь десяток, с которым когда-то вместе начинали службу в учебной дружине. Почти, это потому что отсутствовал Влад Дракул, отправленный добывать себе объединённую корону Валахии и Молдавии. Правда, сам будущих монарх этого не подозревает, но от его мнения тут не очень-то много и зависит. Государь-кесарь сказал, что устье Дуная нельзя отдавать в чужие руки, значит так и будет.

— На чём я остановился, други мои?

— Про Афон говорил.

— Ага, точно про него, — поморщился Маментий. — Так вот… уже и не знаю, какие черти ворожат этой чёртовой Святой Горе, но уже у двух соискателей почётного звания образцово-показательных палачей для предателей, произошли крупные неприятности, часто не совместимые с жизнью.

— Так святые старцы под султана легли, что с чёртом вполне сравнимо, — хмыкнул Иван Аксаков.

— И ваша задача за время моего отсутствия, — подхватил мысль Маментий, — разобраться со всеми чертями. Мы же благочестивые и богобоязненные люди, в конце концов.

Незамысловатая шутка про благочестивость вызвала дружный смех, а Иван уточнил:

— И долго ты будешь отсутствовать?

— Долго. Сам понимаешь, эта свадьба не просто свадьба, а событие эпохальное, влияющее на политику и географию половины мира.

— Не завидую.

— Я что ли себе завидую?

Да уж, завидовать там точно нечему, так как роль ближайшего родственника невесты на московской свадьбе сама по себе штука не только почётная, но ещё и тяжёлая и утомительная. Особенно если учитывать тот момент, что Маментию Бартошу предстоит быть единым в двух ипостасях! Дело в том, что недавно он передал права отцовства императору Касиму, удочерившему Софью, и стал числиться старшим братом, о чём вышел специальный указ государя-кесаря Иоанна Васильевича, заверенный патриархом всея Руси Евлогием. Однако, при этом права и обязанности отцовства сохранились, просто к ним добавились ещё и братские заботы.

Иван Аксаков с пониманием покивал головой, и вернулся к разговору о Святой Горе:

— А если нам вообще не брать боем Афон? Сделаем так, что сами помрут наглой смертью, да ещё и дополнительную славу обретут.

— Это каким же образом?

— Осадим со всех сторон, чтобы мышь не смогла проскочить, на море в круглосуточном карауле четыре-пять ушкуев пустим, а народу объявим о моровом поветрии на Святой Горе. Дескать, святые старцы в любви и заботе решили пожертвовать собой, но не допустить распространения болезни, для чего попросили оградить мир от них, а их от мира до полного исчезновения заразу.

— Хм… разумно.

— А болезнь назовём каким-нибудь бубонно-бактериальным уретритом, злонамеренно занесённым турецкими евнухами-ассасинами.

— Всех турок будут бить без исключения, не делая различия между османами, огузами и прочими сельджуками.

— Мне почему-то их не жалко.

— Мне тоже, но когда с них снимут штаны в поисках евнухов и не найдут таковых, может получиться несколько неудобно.

— Не вижу проблем, командир. Запустим слухи, а им доверяют больше, что ассасинов делают евнухами не путём кастрации, а скармливанием больших доз опиума и гашиша. Что, кстати, соответствует действительности — у поклонников дурмана елдак не стоит. А сомневающиеся могут сходить в порт и лично осмотреть корабль с грузом отравы, недавно присланный Конём В Пальто.

— И опять всё стройно и логично, — кивнул Маментий. — Но ты понимаешь, Ваня, что ответственность за исполнение плана будет лежать на тебе.

— Ещё бы не понимать, — усмехнулся Иван. — Инициатива всегда имеет инициатора.

Как и все из их десятка, Аксаков проходил обучение по ускоренной программе средней школы Беловодья, и потому в узком кругу спокойно оперировал непривычными для этого времени терминами.

— Ну а так… — Маментий сделал паузу и потёр переносицу, изображая задумчивость. — Роли и обязанности мы распределили, задачи обсудили не раз, так что успеете к моему возвращению прославиться и заработать ордена и повышения в звании, загнав выживших турок в их естественный ареал обитания — далеко за Тигр и Ефрат. Можно и дальше, но это уже на ваше усмотрение.

— Когда планируешь вернуться? — уточнил Пётр Вяземский, хотя прекрасно знал ответ.

— К маю следующего года, не раньше, да и то при благоприятной политической обстановке. Почудить без меня успеете.

Под политической обстановкой подразумевалась женитьба на одной из европейских принцесс. В последние годы Маментий Бартош стал слишком заметной фигурой, чтобы его упустили из матримониальных раскладов. Даже Папа Римский на что-то такое намекал, хотя при безусловном целибате у Гонзаго не было и не могло быть официальных дочерей. Так, племянницы от несуществующих братьев и сестёр… зато в количестве аж восьми штук.

Против женитьбы молодой полководец не имел принципиальных возражений, но выставил три условия — чтобы невеста была умна, здорова, и чтоб никаких Габсбургов! Их будущее вырождение ему показывали как пример опасности близкородственных браков. Пока это не очень заметно, но зачем рисковать?

Увы, но большинство невест не проходили по первым двум пунктам. Или одно, или второе отдельно, но очень редко вместе. Нашлось несколько кандидатур подходящего возраста, и на царской свадьбе предстояло принять окончательное решение, руководствуясь портретными изображениями, весьма далёкими от оригинала.

Хотя можно надеяться, что к тому времени вернуться разведчики с фотоаппаратами и отснятыми плёнками. А то не хотелось бы, просыпаясь по утрам, сдерживать крик ужаса при виде чудовища в собственной постели. Так-то оно да, так-то оно от невесты только приданое красивое нынче требуется, но всё же… Заодно и разузнают насчёт того самого приданого. А вдруг обещанное герцогство (на графства не размениваемся!) давным-давно входит в состав Ганзейского Улуса Чингизской Империи? Неудобно получится с казнью родственников новоиспечённой жены сразу после свадьбы. Иначе же никак, обман должен караться по всей строгости закона, а на таком уровне — и далеко за уровнем строгости.

— Почудить успеем, — согласился Вяземский. — А политика, она такая, это да. Но тебе точно в охрану и сопровождение сотни стрелков на двух ушкуях хватит? Возьми больше, солиднее выглядеть будешь. И про безопасность не забывай.

— Солидности мне и без охраны хватает, — усмехнулся Маментий. — И охрана без надобности, мы же сразу в Крым напрямки через море, а там по Дону поднимемся. До ледостава ещё времени полно, так что успеем.

— Моё дело предупредить. Про ногаев слухи нехорошие ходят, да и про кабарду с черкесами. Не хотят они под Касима, хотя пока вид делают.

— Придёт время, и разъясним мы этих ногаев со всякими там кабардой и черкесами. — Бартош улыбнулся, и добавил. — И сову эту тоже разъясним. А вы людей берегите, други. Слишком мало нас пока на такие бескрайние земли. На каждого русского по полторы-две тысячи инородцев приходится.

Если вдуматься, то соотношение вообще как бы не один с десяти тысячам — командующий привычно посчитал свою армию, но слегка подзабыл о происхождении русских воинов. А так, если внимательно посмотреть, то выяснится, что лёгкая кавалерия почти полностью состоит из кочевых когда-то татар, а тяжёлая из казанлыков, то есть казанских татар, и только малой частью из бывших русских дружинников.

Вот пехота да, пехота в основном русская наполовину. Другая половина из бывших разнообразнейших немцев, бывших шведов и швейцарцев, бывших итальянцев и прочих датчан. Есть даже испанцы, но немного. Всего сотни три, равномерно распределённые по стрелковым ротам.

Да и вообще почти со всей Европы набежали желающие обеспечить себе достойную старость после бурной молодости. Всего-то и нужно для получения русского подданства — перейти в православие или правильное чингизское мусульманство, отслужить не менее двадцати лет в армии именно в боевые частях, а не на тыловых должностях, и живи потом на собственной земле при пожизненном пенсионе. Можно и меньше отслужить, но в таком случае полагается лишь земельный надел с подъёмными, но без пенсии. Но всё равно очень выгодно и надёжно, особенно для людей семейных или задумывающихся о создании семьи и продолжении рода.

И всё же они русские, несмотря на происхождение! Что им какие-то там ногайцы?

Швеция. Охотничий домик недалеко от Стокгольма.

Удивительно, но в это же самое время разговоры о ногайцах велись не только в Царьграде, но и гораздо севернее бывшего Константинополя. Полномочный представитель императора Священной Римской Империи Германской Нации (всё именно так пафосно и с больших букв) граф Карл Фридрих Лауэнбург расписывал шведскому королю силу и ужасающую мощь ногайской орды, что в состоянии отвлечь на себя практически всю русскую армию и армию императора Касима Чингизида.

— Мы сделали ногаям предложение, от которого они не смогли отказаться.

— Выраженное в звонкой монете?

— Там не такая уж большая сумма, Ваше Величество, — с поклоном ответил граф, прячущий довольную улыбку. — Дикари не знают настоящую цену деньгам, и потому их услуги обходятся очень дёшево.

— Но эта сумма гораздо лучше бы смотрелась в моей казне. Ей бы там было уютнее.

— Про вас мы тоже помним, Ваше Величество.

— Только мои услуги не могут стоить дёшево, граф! Всё же я европейский государь, а не дикий кочевник.

— Разумеется, — кивнул фон Лауэнбург. — Давайте начистоту, Ваше Величество, сколько вы хотите за войну с Московией и татарами из бывшей Ганзы? Прошу учесть, что богатейшие прибалтийские земли, накопившие изрядный жирок за последние годы, достанутся вам. Там есть что взять, Ваше Величество.

— Есть, — кивнул король, в очередной раз осматривая заставленный немудрёными охотничьими деликатесами стол. — Там столько есть, что никогда не съесть.

Посол тоже посмотрел на стол, но так и не понял смысла королевской шутки. Или это не шутка была, а что-то иное?

А что там вообще на столе? Вроде бы ничего, что не смог бы себе позволить монарх небогатой, но вполне благополучной по европейским меркам страны. Даже фарфор тверской, что ценится наравне с китайским, превосходя по красоте и разнообразию. И хрусталь из Гуся Хрустального. Это тоже делают где-то в Московии. А ещё столовые приборы из настоящей нержавеющей стали, сваренной из шведского железа русскими мастерами, перевезённой в Бремен русскими кораблями, и проданной татарским ювелирам промышленного товарищества братьев Темирбек-Вавиловых. Уже те превратили чудо-сталь в чудо-ложки с чудо-вилками. Очень красиво и очень дорого.

Шведский король видел примерно то же самое, но с небольшими нюансами. Он видел денежный поток, безостановочно наполняющий почти всегда пустую казну. Деньги от продаж того самого железа и каких-то добавок к нему, добываемых в на шведской земле русскими промышленниками. Но шахты на паях с самим королём, и даже парламентские крысы не могут засунуть в эту кормушку свои жадные длинные носы, что вызывает жуткую зависть и скрежет зубовный. А ещё шведским кораблям, перевозящим товары в порты Руси и Бременского Улуса, кроме возможности заработать, полагается большая скидка на страховую грамоту. Оная не только защищает от многочисленных ушкуйников, но и позволяет обратиться к ним за помощью в случае трудной ситуации или учинённой флотами иных государств обиды.

Ещё король видел хлеб. Много хлеба, съедаемого вроде бы неприхотливым, но прожорливым народом. Одной рыбой сыт не будешь, и кусок трески желательно заедать куском хлеба. Или солёного, копчёного, сушёного, вяленого мяса, привезённого всё из той же Руси. А сало? А топлёное масло? А твёрдые сыры, что дешевле иных прочих, но вкуснее и дольше хранятся?

И всё это облагается пошлинами, опять же пополняющими казну.

Вот так вот взять, и за горсть серебряных талеров обгадить всё это, ожидая неочевидных прибылей от сомнительного исхода войны? Пусть не горсть, пусть талеры будут отмерены сундуками или бочонками, но оправдают ли они риск?

— Сколько ваш император намерен нам предложить, граф?

— Видите ли, Ваше Величество… такое дело, что…

— Прошу без долгих прелюдий, говорите честно прямо и открыто. Понимаю, что для дипломата это почти невозможно, ног вы постарайтесь, граф!

Карл Фридрих фон Лауэнбург едва не скривился от слегка завуалированной насмешки, но всё же сдержал лицо. Опыт дипломатической деятельности сказался.

— Миллион талеров в шведскую казну и полтора миллиона талеров лично вам, Ваше Величество. Его Императорское Величество полагает, что это хорошие условия.

— Почти хорошие, граф.

— Почти? — удивился фон Лауэнбург.

— Условия будут прекрасными, если вы удвоите сумму и выплатите её не в талерах, а в русских рублях. Знаете, их новые монеты очень недурны в исполнении, защищены от обрезания, чеканятся без излишних примесей, и вообще вызывают доверие, стремительно распространяясь по всему цивилизованному миру. Татарские рубли императора Касима меня тоже устроят, так как ничем, кроме надписей, не отличаются от русских.

Посол Священной Римской Империи охнул и выпучил глаза, и без того самой природой выпученные сверх меры. Это как это в рублях? Это что же такое творится? Это сколько же получается в талерах, майне херрен? Если учесть, что за русский или татарский рубль сейчас дают до двух талеров, а иногда и больше, то… Но нужно ещё учесть, что пять миллионов одновременно просто негде взять, кроме как в Москве. Срочность заказа на изготовление такого количества монет тоже обойдётся в хорошие деньги.

Бред какой-то… русские чеканят собственные монеты, и продают их выше номинала. Кто бы мог подумать про это ещё десять лет назад?

— Немыслимые деньги, Ваше Величество, — нашёл в себе силы пробормотать фон Лауэнбург.

— Ну почему же? Ведь война выгодна и вам тоже, не правда ли? Потерянные Священной Империей северные территории почти сразу же после возвращения принесут солидные доходы, никак не сравнимые с той жалкой суммой, что вы намерены заплатить мне. Не забывайте, что татары и русские успели разместить там новейшие производства разнообразнейших товаров.

— Там, это где?

— В тех землях, что вы не отдадите мне не при каких условиях, граф! Ведь под обещанными прибалтийскими землями подразумевается Эстляндия, Лифляндия, и Кемска волость?

— Да, но…

— Давайте без «НО», граф! Я согласен начать приготовления к войне сразу после получения денег. Полностью всей суммы в русских рублях.

— Пять миллионов?

— Да, пяти миллионов будет достаточно.

— Я передам Его Императорскому Величеству вашу… э-э-э… ваше… хм… ваши условия.

— Тогда не буду вас задерживать, граф! Поторопитесь, ибо война не терпит не только суеты, но и промедления.

Чуть позже, избавившись от надоевшего посла и сев поближе к камину, Его Величество кивнул бесшумно появившемуся слуге на хрустальный графин, содержимое которого так и не довелось испробовать графу фон Лауэнбергу. А там, между прочим, недурное красное вино с виноградников Крыма. И весьма недурное — сравнимо с испанскими и итальянскими, и всяко лучше французских. Про цену и говорить нечего, так как она чуть не вдвое ниже.

Долгий глоток, вздох облегчения, улыбка удовольствия…

Даже ради этого вина можно и нужно, как говорят русские, положить на войну большой и толстый болт. Деньги с имперцев, разумеется, взять обязательно. От них не убудет, а для бедной Швеции это как манна небесная. Количество железных рудников можно будет удвоить — Русь с превеликой охотой скупит всё, да добавки попросит. Заодно и в обиду не даст надёжного поставщика! Не тратить же серебро на армию, согласитесь?

А что армия… Пару полков человек по триста для представительских целей вполне хватит, и ещё для ловли разбойников два полка по пятьсот человек. Вполне хватит для безопасности. А война… да ну её в задницу, эту войну. И ногаев диких тоже в задницу!

Москва Кремль Теремной дворец.

Постройку и отделку дворца закончили только месяц назад, потому в палатах пахло деревом, перебивая все прочие запахи, включая приятный каждому мужчине аромат ружейного масла. Новая резиденция государя-кесаря Иоанна Васильевича вызывала восторг у жителей Москвы и жуткую зависть у иностранных послов — лишь в легендарные библейские времена древние правители могли позволить себе использовать в строительстве столько кедра, да и то для храмов, а не для собственного жилища. Там, правда, был ливанский кедр, коего в нынешние времена почти не осталось, а здесь сибирский, но кто сказал, что он хуже или менее ценен?

Тот же царь Соломон возил свои брёвна на быках, а тут привезли по небесам дирижаблями, самым окончательным образом очистив стволы в два обхвата от возможной скверны и порчи. А как же иначе, если небо ближе к богу и ангелам?

Кедр и лиственница, лиственница и кедр. И больше шестидесяти беловодских метров высоты. И огнеупорная пропитка вместе с обработкой от гниения. Дуб только в виде паркета — вырубка дубов на Руси запрещена особым указом, с расчётом на строительство флота. Или вот для таких вот случаев, для личных нужд государя-кесаря. Для его кабинета, во всяком случае.

А в кабинете, как ни странно, тоже вёлся разговор о всё тех же ногайцах, и вели его люди, от воли которых в настоящий момент зависела судьба половины Европы и изрядного куска Азии. И судьба кусочка Африки в египетской её части. Это сам государь-кесарь Иоанн Васильевич, император Чингизский Касим, Светлейший князь Беловодский Андрей Михайлович Самарин, и воспитательница Ивана Третьего боярыня Полина Дмитриевна Морозова.

Разговор вёлся на слегка повышенных тонах. Как самый старший по возрасту, Самарин мог себе это позволить. И сейчас он наседал на императора Касима, потрясая зажатыми в руке чуть желтоватыми листками местной бумаги:

— Мухаммедыч, мля, два раза тебя седлом о кобылью задницу… это же твоя епархия и зона ответственности! У тебя там людишки что, вообще мышей не ловят? Двадцать шесть случаев! Сорок один погибший! Слава богу, в полон никого не угнали, но это попросту случайность, и так не всегда будет продолжаться. И доколе такое?

Касим обиженно засопел, покраснев лицом, но не нашёлся с ответом. Да и что отвечать, если это будет выглядеть попыткой оправдаться? Но двадцать шесть нападений на мирные поселения, это и в самом деле очень много. Ногайцы, дети шелудивого осла и плешивой собаки, выходят из повиновения, не желая садиться на землю и заниматься сельским хозяйством. Им по сердцу кочевой образ жизни, тощие коровёнки с овцами на выжженных солнцем степных пастбищах, юрты с кишащими блохами войлочными кошмами, да грабительские набеги на ближайших соседей. Впрочем, и на дальних соседей тоже ходят при острой необходимости.

Ногайцы, одним словом… Так они и происхождение имеют не от благородных монголов, а шайтан знает от кого. То ли от смеси кыпчаков с одичавшими киргиз-кайсаками, то ли вообще от недобитых хазар с выродившимися хуннами. Но уж точно не татары!

Совсем ничего сказать было неприлично:

— Михалыч, у разбойников точно подсчитанные потери больше полутора тысяч человек получилось. Тысяча шестьсот восемь голов. А если учесть раненых, что ушли восвояси, да потом не выжили, то оно гораздо больше получится.

Вот такие вот мирные земледельческие хозяйства на границах империи. Там чуть ли не у каждого, считая женщин, стариков и детей, есть пусть устаревшая, но огнебойная пищаль, а мужчины из дома без сабли и двуствольного пистоля в поясной кобуре и не выходят. Одна семья, работающая в поле, способна залпом со всех стволов десяток людоловов к шайтану отправить, что чаще всего и происходило. Потери, правда, есть, тут ничего не скажешь. Но это те, кого застали врасплох.

— Мухаммедыч, не спорю, как полководец ты выше всяческих похвал, — продолжил Самарин. — Но, кавалерией об косяк и растоптанный сапог в задницу, нужно же и внутренней стражей озаботиться. Есть у тебя такая, знаю… но чем она занимается? А она за денежку малую разбойников по всей Руси вылавливает, да набеговые подорожные у деревенских старост подписывает.

— Разве это плохо?

— А сорок один погибший — это хорошо?

Император опять засопел, но быстро справился с обидой, так как упрёки были вполне справедливыми. Но обиды Касим никогда и никому не прощал! Гнусные ногаи обязательно за неё ответят, когда им зададут страшный и смертельно опасный вопрос — кому на этом свете жить, а кому умирать. Есть под небесами лишние народы, попущением аллаха и кознями шайтана до сих пор существующие. Но это продлится недолго!

— Вырезать будем только ногаев, или прочие нам тоже мешают строить светлое будущее? — и вопросительно перевёл взгляд со Светлейшего князя на государя-кесаря.

— На твоё усмотрение, — пожал плечами Иван Васильевич. — Это твои земли, тебе и решать.

Касим кивнул и о чём-то задумался. Правда, по губам можно было прочитать, что он про себя занимается подсчётом каких-то цифр и сумм. Но вот расплылся в довольной улыбке:

— У нас же работников на рытье Суэцкого канала постоянно не хватает!

Самарин пожал плечами:

— Сколько можем прокормить, столько и держим.

— Вот! — Касим поднял к небу указательный палец. — А этих можно кормить в два раза меньше.

— Так передохнут же.

— На всё воля всевышнего! — император совершил ритуальный жест омовения. — Авось и не передохнут.