Глава 2

В беседке на несколько минут повисла напряжённая тишина, которую Самарин слушал с лёгкой улыбкой. Иногда только отвлекался, чтобы сбить на дощатый пол столбик пепла с сигары. Увы, пепельниц здесь не было. Андрей Михайлович не боялся, не стеснялся, и уж тем более не скромничал — сейчас, когда карты раскрыты, он не старший прапорщик на пенсии, и не подозрительный полковник с подаренным званием, а представитель независимого государства, в котором нуждаются больше, чем оно само в ком-либо.

— Чем же вам русский народ не угодил? — в раздражением в голосе спросил министр иностранным дел. — Я много езжу по всему миру, и имею возможность сравнивать. И это сравнение всегда не в пользу страны пребывания.

— Тут даже спорить не стану, — кивнул Самарин. — Полностью согласен, что яблоко, пусть даже оно кислое и червивое, по вкусу всегда выгодно отличается от коровьей лепёшки. Только оно всё равно останется кислым и червивым.

— Поясните свои слова, Андрей Михайлович? — Ковров снова поправил очки. Видимо, это движение его успокаивало.

— Охотно поясню, Андрей Дмитриевич. Вот, например, наши люди из пятнадцатого века каждую зиму, когда не пришлось хоронить умерших от голода детей, до сих пор воспринимают как чудо господне, данное им через посланцев божьих — государя-кесаря Иоанна Васильевича и светлейшего князя Самарина.

— Немного нескромно, — хмыкнул от мангала Иван Иринчеев. — Посланцы божьи… ха!

— Где-то так, да. А вот кто из вас, господа-товарищи, помнит ледяной дождь пятилетней давности?

Помнили все присутствующие. Ещё бы не помнить, когда из-за природного катаклизма без электричества осталась полоса длиной от Смоленска до Казани, и шириной чуть больше трёхсот километров. Потом на ликвидацию последствий ушло две недели, а пострадавшим пообещали по десять тысяч рублей каждому. Не на семью, а именно каждому пострадавшему жителю. Естественно, с компенсацией опрокинули, обставив её получение кучей невыполнимых и унизительных для нормального человека условий. В результате её получил лишь каждый двухсотый, так или иначе связанный с местными администрациями родственными или дружескими связями.

— К чему эти воспоминания, Андрей Михайлович? — хмуро осведомился министр обороны, отвлёкшийся от мяса, капающего на угли жиром и соком.

— Это как иллюстрация к моим словам, Иван Баирович, — ухмыльнулся Самарин. — Тогда, если я правильно помню, заявление на компенсацию написали даже владельцы роскошных особняков, снабжённых автономным электропитанием как раз для таких случаев. Халява же! И плевать, что ежемесячный доход среднего рублёвского жителя составляет больше миллиона в день — десять тысяч тоже деньги.

— Вот потому мы и обставили её получение рядом условий…

— Ну да, ну да… Ладно, условия получения к делу не относятся. А вот тот факт, что ваши люди свято уверены, будто государство должно им по гроб жизни, факт очевидный. Как земля колхознику должна!

— Мы не собираемся переселять владельцев особняков с Рублёвки или Барвихи, — неожиданно злым голосом произнёс президент. — Будем как раз набирать деревенских жителей.

— Нормально получится, — согласился Самарин. — Если вообще получится. Вы в курсе, Сергей Сергеевич, что сейчас при устройстве на работу не спрашивают, сколько смогут заработать, а интересуются, сколько будут получать. И деревенские жителя в том числе. Попробуйте с них начать заботу о продовольственной безопасности страны.

— Каким же образом, позвольте узнать?

Андрей Михайлович хмыкнул:

— В первую очередь необходимо расстрелять федеральное министерство сельского хозяйства, а потом то же самое сделать с региональными. Вы в курсе, что теперь крестьянину, чтобы продать на рынке тушку кролика или гуся, требуется забить их на мясокомбинате за отдельную плату? И что, в продаже стало больше гусей, уток или кроликов? Нет, они просто больше не продаются. Полуподпольная торговля по объявлениям кое-как существует, но цены…

Но Самарин не совсем вежливо перебил его:

— Уж себя-то не обманывайте, Сергей Сергеевич. Кстати, а кто из вас в детстве проводил лето у бабушки в деревне? Парное молоко с тёплым свежим хлебом помните? И где оно сейчас, то молоко? Ну как же… там сено на зиму накосить нужно, доить корову несколько раз в день, причём первый раз ещё затемно. Не проще ли выпить пивка, а то и самогоночки на курином помёте, да устроиться перед телевизором на диване, лениво наблюдая за ток-шоуменами или скачущими по сцене раскрашенными педиками? Что, вообще-то, чаще всего мало отличается одно от другого.

Бунин хотел что-то ответить, но появились помощники в белых фартуках поверх классических костюмов, и он промолчал. А крепкие улыбчивые парни расставили на столе тарелки, разложили ножи и вилки на салфетках, добавили пиалы с горчицей, хреном и различными соусами, начиная от обычного соевого и гранатового, и заканчивая ткемали и экзотическим васаби. Отдельно поднос с горячими лепёшками из тандыра. И зелень, как мелко порезанная, так и в пучках. А перед Самариным и Ковровым водрузили массивные хрустальные пепельницы и бутылку чёрного барбадосского рома. Одну на двоих, но точно посредине. Это что же, Андрей Дмитриевич тоже уважает качественный тростниковый самогон?

Министр иностранных дел перехватил взгляд, и будто читая мысли, подтвердил:

— Иногда позволяю себе под настроение. Согласитесь, хорошие крепкие напитки могут быть только дистиллятами?

— Соглашусь, — кивнул Самарин. — Но и столетние стоялые меды с ног валят не хуже, а по вкусу куда как лучше. Но увы, с собой нет и предложить не могу. У нас на всё Государство Российское его тонн двадцать осталось.

В это время министр обороны зашёл в беседку с огромным букетом шампуров, и положил его на заранее приготовленный поднос. Андрей Михайлович обратил внимание и на мелкие кусочки, из-за чего мясо на углях быстро пересыхает, и подгорелости, и вообще какай-то неопрятный вид поданного кушанья. Поморщился, что не укрылось от Ивана Баировича.

— А что, Андрей Михайлович, вы не любите ягнятину? Какие-то религиозные запреты или предубеждения?

— Да нет никаких запретов. Только вот такое вот блюдо у нас любой татарин из старой кобылы приготовит.

— Ой ли? — усомнился министр обороны.

— А вы не сомневайтесь, вы как-нибудь в гости загляните, да попробуйте?

— В гости? — президент России убрал протянутую было к шампуру руку. — А ведь это вполне можно организовать. Заодно с татарским императором насчёт земель поговорить. Возможно такое, Андрей Михайлович?

— Очень даже возможно, — подтвердил Самарин. — Тем более он через неделю приедет в Москву удочерять невесту государя-кесаря Иоанна Васильевича.

— Зачем её удочерять? — удивился Бунин.

— А, старые обещания, — отмахнулся Андрей Михайлович. — Когда-то Касим пообещал выдать за Ивана свою дочь и отдать в приданое долю в совместных владениях, но у него только сыновья, а с дочерью никак не получилось. Вот и нашёл выход.

— Это получается, придётся договариваться с невестой царя?

— Скорее, с её старшим братом, Маментием Бартошем, князем Браниборским, — пояснил Самарин.

— А Бранибор это…?

— Бывший Брандербург. Потихоньку возвращаем бывшие славянские земли и заселяем заново.

— Ага, — кивнул министр обороны. — А ещё мы можем лично подарки привезти, так и договариваться проще будет. Тут недавно опять покопались в закромах Родины, и оттуда выпали двенадцать тысяч винтовок арисака в заводской смазке, и пять миллионов патронов. Патроны, понятное дело, придётся переснарядить, но ведь там самое ценное — гильза и сама пуля. Они как раз в прекрасном состоянии.

— Неплохо, — согласился Самарин. — А если где-нибудь тонн пятьдесят тротила завалялось, так вообще прекрасно будет.

— Зачем вам столько?

— Император Касим оказался большим любителем минной войны. Да и его сыновья***, наводящие порядок в Средней Азии и на Ближнем Востоке, очень любят стены вражеских городов взрывать вместо кровопролитных штурмов.

***В реальной истории у Касимы был только один сын Данияр, но здесь вам не тут.***

— Я отдам распоряжение поискать тротил, — пообещал Иринчеев, и протянул Андрею Михайловичу наименее пострадавший от углей шампур. — Всё же попробуйте шашлык, зря что ли старался.

Мясо, как и ожидалось, оказалось сухим и несмотря на все специи имело привкус и запах старой козлятины. А может, и благодаря им — не зря же на Кавказе многие считают, что лучшей и единственной приправой к ягнёнку является дым. Ну и немного соли, если она не закончилась.

Зато ром был превосходным, и вдвоём с министром иностранных дел Самарин быстро уговорил бутылку ёмкостью ноль семь литра. В основном под лепёшки с зеленью, так как больше пробовать мясо он не решился. А остальные ели и нахваливали. Притворяются, или на самом деле им кажется вкусно?

Президент Бунин ограничился парой глотков вина, а всё остальное время названивал по телефону, согласовывая свой собственный трёхнедельный отпуск и отпуск сразу двух ключевых министров. Это только кажется, что глава государства в любой момент может взять, и уехать отдыхать. На самом деле это планируется за полгода-год, а то и за все полтора. Нужно, чтобы важные встречи вдруг не образовались, чтобы внезапные проблемы не вылезли в непредназначенное им время, до много ещё чего нужно… Но согласовал, и довольно откинулся на спинку деревянной скамейки.

— Решено, Андрей Михайлович, послезавтра выезжаем к вам вместе с подарками.


Через три дня на Клязьме задымили и резво зашлёпали плицами по воде два пароходика местного производства. У каждого по борту по шесть миномётов, способных смешать с грязью любого подобравшегося на пищальный выстрел злоумышленника, а на буксире по барже. Первая повышенной комфортности, как раз на ней разместился светлейший князь Самарин с высокими гостями. Комфортность заключалась в наличии застеклённого иллюминатора в каждой каюте, душа с тёплой водой от паровой машины, камбуза со стряпухой для пассажиров, и большого парусинового тента на палубе. В летнюю жару самое то — ставь на стол ведёрный самовар, и наслаждайся в теньке травяными да ягодными отварами с липовым мёдом. Почему не чай? Так китайская травка на Руси хоть и не под запретом, но пошлины такие, что побаловаться чайком может себе позволить разве что сумасшедший. Персы всё пытаются ввозить, идиоты неугомонные.

Высокие гости охрану с собой не взяли, и с интересом поглядывали на местных, особенно на вооружение. Наконец министр обороны не выдержал, и подошёл к стоящему у борта егерю. О чем они там говорили, Самарин не расслышал, но внушительную фигу, подсунутую Ивану Баировичу прямо под нос, разглядел хорошо.

Иринчеев вернулся за стол обиженный и взвинченный:

— Не хочет он мне показывать винтовку, Андрей Михайлович, — пожаловался Самарину. — Я же только посмотреть и пощупать.

— Правильно он всё делает, — одобрил действия бойца светлейший князь. — Если выпустит из рук оружие на посту, или тем более отдаст его незнакомому человеку, то вылетит из тяжёлой пехоты в обозники, а там и денежное содержание впятеро меньше, и пенсия по выслуге не полагается. А что нужно, я и сам рассажу.

— Интересно будет послушать, — заметил президент Бунин.

— Итак, — начал Самарин, — перед вами тяжёлый пехотинец Звенигородского охотничьего пехотного полка.

— Охотники?

— Так сейчас добровольцев называют, — пояснил Андрей Михайлович, и продолжил. — Из защиты на нём стальная кираса, покрашенная в зелёный цвет, и такой же стандартный шлем с парашютной подвеской и Y-образным ремнём. На вооружении винтовальная пищаль образца пятьдесят второго года производства уральских заводов. Калибр двенадцать миллиметров, заряжается с казны патроном из вощёного картона с латунным донцем, пуля со стальным сердечником. Скорострельность до десяти выстрелов в минуту. Можно больше, но с потерей латунного донца, что нежелательно. Снабжена откидным игольчатым штыком длиной сорок сантиметров Для ближнего боя гладкоствольный шестизарядный револьвер калибром шестнадцать миллиметров. Патрон так же картонный, снаряжён восемью картечинами. Холодное оружие видите сами.

— И много у вас таких полков? — поинтересовался Иринчеев.

— Достаточно, — уклончиво ответил Самарин. — Кстати, конкурс на службу конкретно вот в этом вот полку в этом году был четырнадцать человек на место. А в Нижегородский пехотный вообще одного из пятидесяти отбирают, но там вообще монстры.

— Что, и нас спецназ сделают?

— При одинаковом вооружении — с лёгкостью. Ваши уже в зрелом возрасте начинают тренироваться, а у нас завалить первого врага в тринадцать-пятнадцать лет в порядке вещей. И оружие в руки берут лет с шести.


Пока президент и министр обороны Российской Федерации исследовали вооружение местного тяжёлого пехотинца, Андрей Дмитриевич Ковров курил у борта баржи и разглядывал пейзажи здешнего Государства Российского. Посмотреть есть на что — многочисленные деревни не прятались по лесам, а занимали каждый подходящий взгорок, и если позволяла местность, спускались к самому берегу. Дома, глядящие на мир двумя застеклёнными окнами по фасаду, ещё не потеряли желтизну хорошо просушенных брёвен и выглядели нарядно. Крыты по большей части лемехом, но самые состоятельные жители позволили себе потратиться на красную черепицу. Из крыш торчат кирпичные трубы печей по-белому. В пойменных лугах пасутся стада чёрно-белых коров вполне нормального размера, хотя историки утверждают, будто в средние века корова была немногим крупнее современной козы. Врут, наверное.

Вдалеке, по самому горизонту, зеленеют поля. Рожь там или пшеница, или вообще овёс, с реки не видно, да и не разбирался в них министр иностранных дел. В магазине отличал белую булку от чёрного хлеба, и уже хорошо. Но наглядно поля расположены — местные жители не прячутся и не боятся отойти от дома подальше. Значит, Самарин прав и татарских набегов нет. А сам татары, говорят, есть на второй барже, где они охраняют пятьдесят тонн тротила. Посмотреть бы, какие они в этом времени.

Посмотреть, сделать выводы, встретиться с самым главным, и заключить договор на аренду земель. В идеале лучше бы купить в вечное пользование, но Андрей Дмитриевич подозревал, что в этом случае Самарин будет резко против. Не даст казённые земли разбазаривать!

Вот как так получается, что бывшему старшему прапорщику за державу обидно, а в Российской Федерации… Эх, не нужно о грустном и наболевшем.

Впереди, выше по течению, показалась очередная деревня, а напротив неё ткнулись в берег носом пароходик и большая баржа. На баржу грузили бочки и какие-то деревянные ящики. Заинтересовавшийся Ковров спросил у скучающего неподалёку звенигородского пехотинца, отличающегося от остальных серебряной звёздочкой на металлическом плечевом щитке:

— А это кто?

В охрану посольства набрали хорошо владеющих «самарским» говором русского языка, и охранник охотно ответил:

— Да ледяная баржа. Забита льдом, и раз в неделю по Клязьме проходит, скупая топлёное масло и сыр. Заодно коровьи шкуры, у кого они есть. Есть ещё льняная баржа, что нитки берёт, но та по весне ходит.

— И это только здесь, На Клязьме?

— Почему же? По Оке шесть ледяных барж ходит, а по Волге вообще полтора десятка. Потом всё на Москву везу, а там в заморские страны отправляют. В Бемене или Гамбурге, говорят, четыре цены от московской взять можно. В Париже вообще вшестеро дороже.

— А бывает, что нападают на эти баржи пограбить?

— Бывает, как не быть-то, — хмыкнул звенигородец. — В лесах татей всех повывели, последнего о прошлом годе оскопили да туркам в гарем продали, а на реках то новгородские ушкуйники пошалить решат, то тверские всё никак не угомонятся. Всё отомстить мечтают за утерянное Великое Княжение.

— А бывает, что нападают на эти баржи пограбить?

— Бывает, как не быть-то, — хмыкнул звенигородец. — В лесах татей всех повывели, последнего о прошлом годе оскопили да туркам в гарем продали, а на реках то новгородские ушкуйники пошалить решат, то тверские всё никак не угомонятся. Всё отомстить мечтают за утерянное Великое Княжение.

— А с ушкуйниками как?

— Да тако же, к туркам. Тати размножаться не должы! А на город виру в полторы тысячи рублей.

— Это много? — уточнил министр иностранных дел, не ориентирующийся пока в местных деньгах.

— Наш пароход три сотни рублей стоит, а я в год восемь получаю, — пояснил пехотинец. — Да и сами они виноваты — хочется на меч деньгу добыть, так покупай льготу государеву, да иди на свеев с данами, али на англов с франками. Ещё лучше в Магриб, там и теплее, и людишки чуток побогаче.

— Приходилось самому там побывать? — увидев мечтательно затуманившиеся глаза, спросил Ковров.

— Ага, — подтвердил звенигородец. — Трижды награждён был походом на Магриб. За раз по двадцать рублей оттуда привозил.

— Хорошие деньги.

— Знамо дело. Всё в рыбоводство прудовое вложил, и на каждый рубль по четыре гривенника в год прибыли выходит. А ещё жалко, что война в Египте закончилась, там тоже можно было неплохо заработать. Нижегородский полк, почитай, два года там пробыл.

— А кто с кем воевал?

— Знамо дело, православные копты арабских нехристей выгоняли. Теперь там пшеничку не кочевые нехристи скупают, а наша казна, да по твёрдым ценам. А нижегородцам свезло, да… Ну так у них командиром Влад Дракул, первейший дружок самого князя Бартоша.

От знакомого имени Ковров едва не подавился дымом очередной сигареты, но личность князя, будущего царского шурина, заинтересовала больше. Вот и попытался выведать, но получил решительный отпор.

— Никак не можно командиров обсуждать, уставы не велят. А вот хочешь, я тебе про Папу Римского расскажу? Там, правда, похабно очень, зато сущая правда. Рассказать?

— Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз.


Задержались во Владимире на целый день, остановившись на подворье светлейшего князя Самарина. Оказывается, у Андрея Михайловича в каждом более-менее крупном городе есть содержащееся от казны подворье. Такой вот бюджетный олигарх.

Причина задержки вполне прозаическая — Самарин заявил, что делегация Российской Федерации в костюмах ручной работы от известнейших кутюрье выглядит нищебродами и оборванцами, и он не намерен позориться, представляя их на Москве.

— По местной моде оденемся? Четыре шубы поверх семи кафтанов? — съязвил недовольный президент. — А на голову меховую трубу высотой полтора метра.

— У вас устаревшие сведенья, Сергей Сергеевич, — улыбнулся светлейший князь. — У нас такие модники уже и в глухих углах не отыщутся, зато у вас их всё больше и больше. Три месяца назад на аукционе в Питере лот «Шуба с царского плеча» ушёл за девяносто два миллиона рублей.

— Слышал о чём-то таком, — подтвердил министр обороны. — Но не знал, что это вы продаёте.

— Я не стремлюсь к известности, — пожал плечами Самарин. — А вам подберём что-нибудь этакое… Чего нет в этом времени, но чтоб красиво, ярко и внушительно. Аарон Мейерович обязательно придумает.

— Это кто?

— Портной из современной вам Хайфы. Исторический реконструктор одежды. У себя в Израиле как-то не прижился, вот я и пригласил сюда. Это для вас Владимир страшное захолустье, а для него чуть ли не центр цивилизации, куда свозят на карантин все иностранные посольства. Изыски иноземной моды можно не только увидеть, но и пощупать руками. Фанатик, что вы хотите.

Аарон Мейерович оказался верзилой двухметрового роста и русыми чуть вьющимися волосами и пронзительным взглядом ярко-голубых глаз. Стало понятно, почему он не прижился в Хайфе. Портной походил вокруг гостей светлейшего князя, ничего не замерял, хотя привычный портновский сантиметр висел на шее, хлопнул себя по лбу, и ушёл всё так же молча.

Вернулся через четыре часа:

— Вот, господа-товарищи, примеряйте. Это вам, Сергей Сергеевич, это Ивану Баировичу, а это достанется Андрею Дмитриевичу.

Президенту Российской федерации очень подошёл генеральский мундир времён войны тысяча восемьсот двенадцатого года. Золотое шитьё, красное сукно, галуны и позументы, бахрома эполетов, ботфорты и тяжёлая шпага на перевязи. Разве что вместо обтягивающих лосин белые зауженные шерстяные штаны без стрелок, но с карманами. Венчала всё это чёрная двууголка. Практически как у Наполеона.

У министра иностранных дел тоже мундир, но морской и более поздних времён. Парадные фотографии адмирала Зиновия Рожественского приходилось видеть? Одни к одному — дорого и богато. Лаковые ботинки солнечные зайчики отражают, аксельбант поперёк груди, с пояса кортик свисает… Красавчик!

Ну а министр обороны получил кавказскую одежду — алую черкеску с золотыми газырями и золотым же галуном, синюю шёлковую рубаху, вроде бы называемую бешметом, зелёные штаны и мягкие сапоги. И каракулевую шапку-кубанку с малиновым верхом. С азиатской внешностью Ивана Баировича смотрелось вообще внушительно и замечательно. И шашка в чёрных лаковых ножнах на боку.

— А ведь неплохо, — президент оглядел себя в зеркале с головы до ног и нашёл зрелище удовлетворительным. — В самом деле, не стыдно на людях показаться. Сколько с нас, Аарон Мейерович, и в каких деньгах?

Загрузка...