Отстрел непуганых мужчин

Глава 17. Убийцы найдены?

Около полудня нас разбудил громкий стук в дверь. Я с трудом оторвала голову от подушки, балансируя между реальностью и сном. На какой-то сладкий миг мне почудилось, что убийство Леши — очередной ночной кошмар, герой которого в реальности, разумеется, жив и скоро опять будет доставать меня своими марсианскими штучками. Но нет!

— Через час вам надо быть в отделении милиции, — настойчиво каркал под окном женский голос. — Просыпайтесь!

— Мы встаем, — пообещала Бэби и стянула с меня одеяло.

— Я буду не я, — оживленно заявила она, — если они не нашли наконец этих типов. Иначе почему не приходят сюда сами, как в прошлый раз, а тащат в милицию нас? Для опознания. Неужто убили все-таки они? В голове не укладывается!

Все-таки у моей подруги ума палата! В отделение были затребованы мы с Бэби, Вадик с Юрием Андреевичем, Митя с Русланом, Арсений и Андрей — то есть все, кто видел двух местных, завязавших пресловутую драку. Я почему-то представляла, что нам продемонстрируют подозреваемых через какое-нибудь прозрачное лишь с одной стороны стекло или в крайнем случае через таинственную щелочку, однако нас попросту запускали по одному в комнату, где сидело шестеро южного вида мужчин. Я неуверенно указала на двух из них — вроде те самые, хотя дать гарантию я б не решилась. Зато остальные наши решились. У них со зрительной памятью было лучше.

— Вот и славно, — кивнул Ильин по завершении опознания. — Противоречий нет. Это они.

— Они признались? — быстро и нервно поинтересовался Митя.

Майор лишь хмыкнул, и Руслан горячо добавил:

— Леша был моим другом, сегодня прилетит его жена, и я должен ей хоть что-то сказать!

— Жена?

— Ну, да. Я дал ей телеграмму. Самолет прибывает в шесть. Если Насте ничего не объяснить, трудно представить, что она предпримет. Она очень импульсивная и нетерпеливая. Скорее всего, в отчаянии бросится по начальству, пока не доберется до того уровня, на котором ей ответят. Она не из тех, кто тихо предается горю, она привыкла действовать.

— Ну, зачем же беспокоить начальство? — неодобрительно заметил Ильин. — У него и так забот полно. Нет, подозреваемые пока не признались, однако рано или поздно признаются. Алиби у них нет, а репутация… Короче, жена пострадавшего может быть уверенной, что преступников покарают по всей строгости закона.

— А нож? — жадно осведомилась Бэби.

— Что — нож? — опешил милиционер.

— Вы нашли в туалете нож? Он принадлежал этим типам?

Майор скривился, словно моя подруга напоила его рыбьим жиром, и холодно сообщил:

— Подобные сведения не разглашаются посторонним лицам.

В глазах у Бэби появилось хорошо знакомое мне выражение, и она взглянула на собеседника тем оценивающим взглядом, каким рачительная хозяйка смотрит на мясную тушу, решая, от какого именно места разумнее отрезать кусок к обеду. Результат, похоже, ее не удовлетворил, и она повернула голову к капитану Игаеву, мысленно произвела полную ревизию, проставила баллы и перешла к лейтенанту Савченко. Вероятно, последний оказался в точности тем, что доктор прописал, и моя подруга удовлетворенно кивнула. Весь процесс занял несколько секунд.

— Завтра уже можно будет увезти тело в Питер? — прервал мои наблюдения Руслан.

— А вы собираетесь увозить тело в Питер? — равнодушно уточнил Ильин.

— Ну, да. То есть Настя и… ну, не заниматься же ей этим самой! Я полечу с ней. Да, я не спросил, — Руслан хлопнул себя по лбу, — я ведь имею право уехать домой, правда? Заняться похоронами и все такое. Не буду же я здесь отдыхать, когда мой друг…

Он сбился и смолк.

— Да, вы имеете право уехать и забрать тело. Если от вас понадобятся какие-то сведения, вас вызовут к себе наши петербургские коллеги. Но это вряд ли. Дело фактически закрыто.

Едва мы вышли за порог, Бэби оживленно прошептала мне на ухо:

— Иди, а я останусь. У меня идея.

Идея ее была примерно ясна, и я покорно пошла к турбазе. Настроение мое оставляло желать лучшего, и я не умела, подобно подруге, исправлять его с помощью энергичной деятельности. Зато Митя обнял меня за талию и сочувственно произнес:

— Грустишь, бедная русалочка?

— Почему русалочка? — вырвалось у меня.

Он лишь чуть дрогнул уголками губ, и мы отправились гулять. Я машинально переставляла ноги и думала, почему смерть Леши кажется еще ужаснее смерти Петра Михайловича. Вроде бы, второй раз должно быть легче, а тут наоборот. Вернее… обе смерти, разумеется, одинаково ужасны, но первая только сама по себе, а вторая к тому же оставила в моей душе ощутимое чувство утраты. Неужели из-за своих странных ухаживаний Леша успел сделаться мне дорог? Ведь я люблю Митю!

Очнулась я на краю пропасти.

— Ну, что? — с некоторой гордостью спросил мой спутник. — Нравится?

Я огляделась. Кругом возвышались величественные горы, покрытые снегами, а на дне узкого, но бездонного проема, разверзшегося у наших ног, бурлила и пенилась вода. Впечатление было, что мы застали мир в тот день творения, когда была создана природа, однако у бога еще не мелькала мысль о необходимости человека. Я всегда полагала, что подобные места могут сохраниться лишь где-то далеко-далеко, то ли в джунглях, то ли посереди бескрайних льдов. Уж никак не в двух шагах от оживленного курорта!

— Я знал, что на тебя подействует, — улыбнулся Митя. — Я сам очень люблю это ущелье и прихожу сюда, когда надо что-нибудь обдумать. Тебе стало легче?

Как ни странно, мне и впрямь стало немного легче. Мы постояли еще чуть-чуть и отправились обратно.

На турбазе я не зашла в домик, а села на пороге. Светило солнце, пахли розы, но привычной радости это не приносило. Я продолжала холить свое горе, однако долго упиваться им мне не удалось. Невдалеке пристроился Максим и начал корчить рожи. Поскольку я делала вид, что их не замечаю, неугомонное дитя встало на голову и принялось дрыгать ногами.

— Иди сюда, — позвала я, неожиданно вспомнив слова подруги о его странных играх после смерти Петра Михайловича.

Максим подошел и сел на землю, сосредоточенно выписывая на ней круги большими пальцами ног. Как ему удавался подобный трюк, ума не приложу!

— Интересно тебе здесь стало, да? — тоном доброй тетеньки осведомилась я.

— Клево! — подтвердил довольный собеседник. — Когда рядом жмурики, всегда клево, — и тут же, помрачнев, добавил:

— Только вас всех менты позвали, а нас с мамой нет. Почему?

— Потому что позвали только тех, кто знает что-нибудь важное, — лицемерно заметила я. — А вы с мамой ничего важного знать не можете. Твоя мама обыкновенная, а ты маленький.

Максим прекратил егозить ногами по земле и с угрозой произнес:

— Я такое могу, чего вы все не можете! Во!

И, к моему безграничному удивлению, он зашевелил ушами. Лицо его при этом кипело безграничной злобой.

— Подумаешь! — прокомментировала я. — Вот если б ты знал что-нибудь про убийство, тогда другое дело. Слушай, а вдруг твоя мама убила дядю Петю? Вот было бы интересно!

Я моментально была прощена, и удивительное дитя оживилось.

— Да, было бы здорово! Только вряд ли. Кишка тонка у мамы для такого дела.

— Ты уверен? — посочувствовала я.

— Ну… не знаю. Ругаться-то она ругается, но никогда не убивала… А дядя Петя был старый козел. Его на свежатинку потянуло, а в его возрасте и с его жировыми отложениями надо радоваться, если хоть какую-то бабу от него не тошнит.

Максим столь похоже скопировал интонации матери, что я поняла — он цитирует ее высказывание. Мне стало не по себе, но ради пользы дела я была вынуждена продолжать разговор.

— А дядя Леша тоже козел?

— Конечно! Все мужики — козлы, — важно сообщил бедный ребенок. — Только одного им и надо. Раз ты с ним трахаться не стала, взял себе для траханья тетю Иру. А тетя Ира бы не стала, нашел бы козу. Им лишь бы дырка была, а на остальное плевать.

Я чувствовала, что у меня горят уши, а глаза, наверное, вылезли на лоб. К счастью, Максим был слишком увлечен, чтобы на меня смотреть.

— А сам тоже жиром заплыл — смотреть противно. Дядя Арсений хоть и недомерок, и жид, зато не жирный. Только у Леши бабок немеряно, вот тетя Ира и купилась. Молодые девки, они за бабки с кем угодно лягут. Поколение такое выросло, бессовестное.

Я неожиданно вспомнила, как в детстве мечтала научиться читать чужие мысли. Мне почему-то мнилось, что это будет здорово. И вот теперь я имела наконец возможность приобщиться к тайным мыслям своего ближнего, и утешало одно — что сей эксперимент будет длиться недолго. Лида казалась доброжелательной, спокойной интеллигентной женщиной, и, честное слово, лучше б мне не подозревать, что скрывается за столь милой внешностью! Бэби, разумеется, возразила бы, что всегда следует знать правду, а не тешить себя иллюзиями, однако я лично предпочла бы себя тешить. От подобной правды с ума сойдешь!

Между тем Максим вдруг сменил тон и радостно заявил:

— А я знаю что-то про дядю Лешу! И про дядю Арсения!

— Да? — без энтузиазма протянула я, боясь спугнуть удачу.

— Да! Точно! Он за ним следил!

— Арсений за Лешей?

— Ну, да! Я видел! Вот менты меня не позвали, а я-то видел!

— Когда?

— Ну… — мой собеседник искренне задумался. — В первый раз еще… ну, еще когда даже дядю Петю не кокнули. Давно, в общем. А еще раз вчера. Дядя Леша гулял, а дядя Арсений за ним крался. Если б я знал, — Максим вздохнул и понурился, — если б я знал, я б и дальше за ними пошел, и увидел бы, как его зарезали. А то сколько живу, а ни разу еще не видел взаправду, как кто кого режет, представляете? Только по видику. А я за ними не пошел, а стал смотреть, как тетя Лариса трахает дядю Андрея. А она всех одинаково трахает — и дядю Руслана, и дядю Андрея. Лучше б я посмотрел, как дядю Лешу режут, но я же не знал!

На глаза Максима навернулись слезы, и, считая их недостойной мужчины слабостью, он оскалился, свистнул и вприпрыжку унесся в неведомую даль. А я осталась сидеть на крыльце и с ненавистью думать, что у подобных Лиде следует отбирать детей еще в роддоме. Цинизм, обрушенный на душу ребенка, калечит ее безвозвратно и страшно. Пусть Лида до последней степени презирает всех нас, но неужели ей ни капельки не жаль собственного сына? Впрочем, внешне все благополучно. Она не пьет и даже не бьет. А покалеченной души не видно, да и есть ли где-нибудь стандарт душ? Вот душа здорового человека, а вот больного — такую картинку не нарисуешь. Что станет с Максимом дальше? Дай бог, если Лида подцепит приличного человека и будет вынуждена хотя бы перед ним скрывать свою сущность или даже впрямь от радости смягчится. А если она и дальше останется одинокой и злобной? Мое сердце разрывалось от наплыва чувств, и помочь могла только Бэби. Она умная, она все знает, она ответит! Но Бэби не шла и не шла.