Ответная угроза

Глава 18 Финка у финского горла

5 января, понедельник, время 09:15.

Г. Волхов, штаб маршала Павлова.

— Паш, ну, подожди…

— Что подожди, Григорич, что подожди⁈ — Паша продолжает бесноваться. Отвожу трубку подальше, чтобы громогласность его не сверлила мне голову, а выродилась в невнятное громыхание. Дожидаюсь паузы. Видимо, надо дух перевести.

— Паша, ты можешь пару минуток… — опять, поморщившись, отвожу трубку, из которой уже извергается не совсем цензурное.

— Самолёты, блять, забираете, теперь, с-сука…

Провели ВЧ на мою голову.

Рычагов хороший парень, великолепный лётчик, замечательный организатор. Как часто к таким характеристикам примешивается мелкое и подлое «но». Один я Д’Артаньян, хотя кто его знает, какое «но» мне приписывает товарищ Сталин, например? Не говоря уж о Берии.

— Паш, ты успокоился, наконец? Позволишь слово вставить старшему товарищу?

— … — в ответ злое дыхание.

— У тебя почти готовы полсотни лётчиков. Они прибывают сюда…

— Не прибывают. Я их не отпущу…

— Они прибывают сюда, формируем из них истребительный авиаполк…

— Угу, угу… — ядовитый скепсис почти льётся из трубки.

— Этот авиаполк как бы сдаёт экзамен. Профессиональный. Приобретает боевой опыт, экипажи слётываются…

— Они и так слётаны…

— Усилят слаженность, — сдаваться не буду, советские маршалы не сдаются, — кто-то, если не все, нарисуют звёздочки на фюзеляже. Кто-то награды получит. Видишь ли в чём цимес, Паша? Дело в том, что финские ВВС заметно слабее асов люфтваффе, с которыми вы имеете дело на Западном фронте. Просекаешь выгоду?

Даю короткую паузу для ответа, но Паша молчит. Полагаю, понимает, не дурак же! Судя по молчанию, дурость кончилась, а мозг, наконец-то включился. Натаскивание, так это называется!

— Они на них потренируются в реальной боевой обстановке, приобретут уверенность, научатся летать ночью. Тут ведь круглые сутки полярная ночь. Или летай ночью, или не летай совсем. Но самое главное!

Самое главное обстоятельство приберегаю на заключительный удар.

— Самое главное, Паша, вся эта байда с Финляндией не продлится долго. Месяц, край полтора. Поэтому на твоём месте я бы со скоростью пули отправлял лётчиков сюда. Им надо успеть. Им ещё с ТВД осваиваться, к самолётам привыкать…

— А-а-а… вон как дела обстоят, — почти слышу, как Паша чешет затылок.

— Ты что же, — начинаю вкрадчиво, — думал, что маршал Павлов с этими чухонцами полгода будет возиться?

И максимально накачиваю голос обидой. Пусть чувствует себя виноватым, ибо нехрен!

— Хорошо же ты думаешь о своём командующем… мне, если честно, этот полк не так уж и нужен. Но упускать возможность получить целый авиаполк асов — преступление!

— Да, я всё понял, Дмитрий Григорич, — уже вполне вменяемым тоном говорит.

— Ладно, Паша, до свидания.

— До свидания, Дмитрий Григорич.

Уф-ф-ф! До чего он иногда тяжёлый бывает! В качестве груза можно использовать, чтобы кого-нибудь утопить.

7 января, среда, время 10:20.

Северная оконечность Кареджской косы.

— А что только одна пила? Поставил бы сразу пару, не пришлось бы возвращаться? — с майором госбезопасности Крайковым наблюдаем за работой связистов.

— Не успели сдвоить, — вздыхает Крайков. — Обещают через неделю. А через неделю уже не понадобится. Или?

Глядит вопросительно.

— Или. Только линия будет раза в два короче. Но только тс-с-с! — прижимаю палец к губам. Хотя офицеры госбезопасности все секреты блюдут на автопилоте. Ноблесс оближ. Ему ноблесс оближ, а я облизываюсь на остров Валаам. Там тоже опорный пункт с временным аэродромом не помешает. Для лёгких самолётов, пешек там не будет.

Радио это хорошо и прекрасно, вот только в этих краях иногда бушуют магнитные бури. Когда праздный человек любуется сполохами северного сияния, это оно и есть. В такие периоды самолётам лучше не летать. Многие приборы, не только радио, отказывают. В этом времени лётчики больше на глаза, конечно, полагаются, но бережёного ВКП(б) бережёт.

Крайков в своём репертуаре. Одобряю. Скорее всего, он один из своих тракторов из Белоруссии притащил. Там он тоже узкую траншею выкапывал для телефонных проводов. Только копательную оснастку сменил на пилу. Лёд прочнее грунта, стенки не осыпаются, и полуметровая глубина не нужна. Хватит дециметра.

Майор ещё посомневался на мои идеи.

— Товарищ маршал, всё-таки вода кругом, а изоляция не очень.

— Можешь даже голый провод укладывать, — усмехнулся я недели полторы назад. — Здесь чистая пресная вода. Лёд ещё чище и потому неплохой изолятор. Так что не беспокойся.

Трактор работает не один. За ним идёт машина с бухтами проводов. Там их надо много. До острова Коневец почти сто километров. Два провода, значит, надо двести километров проводов. Думаю, что достаточно каждые пару десятков километров ставить посты ВНОС. Заодно и узлы связи. Без них всё равно никак, так что сигналу не придётся пробиваться за сто километров. Сообщения пойдут по цепочке.

— Теперь вы, — поворачиваюсь к группе бойцов в маскхалатах. — Вас уже проинструктировали, но самые важные моменты повторю ещё раз…

Это личный состав тех самых постов ВНОС, с кучей дополнительных функций.

— Маскировка — прежде всего. Вас не должно быть видно ни с воздуха, ни со стороны. Жилую палатку, — она у них тоже двойная, — обнесите льдом и снегом. Такой толщины, чтобы пуля не пробила. И будьте постоянно начеку, следите за небом и за всей обстановкой, особенно за берегом. Вы его видеть не будете, но смотрите в ту сторону. Финны вас заметить не должны. Вопросы есть?

— А если финны, их разведка, подойдёт слишком близко? — находится дотошный сержант. Одобряю.

— Немедленно вызывайте авиацию и давайте координаты финской группы. Если надо будет, мы весь берег отбомбим, чтобы даже не думали на озеро соваться.

Кстати, это надо продумать. Если у берега будет полоса разбитого льда, то финнам трудно будет на озеро выйти. Техника точно не пройдёт. И мобильную ударную группу на аэросанях надо держать.

— Тех постов, что будут напротив финских берегов, касается особо, но и остальным не расслабляться.

Вопросов больше не оказалось, и бойцы весело выполняют команду «По коням!». За коней у нас сейчас машины, в которые они и грузятся.

Особый инженерно-технический батальон уже обживается на острове. Зачем мне взламывать хорошо укреплённую финскую оборону на перешейке, если можно обойти? Можно и взломать, и мы взломаем, но когда при этом финны окажутся в окружении им станет заметно скучнее. Зато наши дела пойдут веселее.

В район Волхова прибывает 28-ая армия, огромная сила. Два стрелковых корпуса, моторизованная дивизия, артполк, зенитный дивизион. Вот её я и воткну в брюхо Финляндии.

8 января, четверг, время 09:05.

Северная оконечность Кареджской косы(1).

Скоро пропишусь здесь. На этот раз отправляем цистерны с горючим, инженерно-аэродромный батальон и сопутствующее оборудование. Первая цистерна выволакивается на лёд. Она на огромных лыжах стоит, объём двадцать пять кубов. Вообще-то она тридцатикубовая, но нарочно не доливаем пять кубометров, чтобы не тонула, если провалится.

Вся конструкция тянет на двадцать три тонны, потому и опасаюсь. Маршрут, пролегающий через зоны льда метровой толщины, почти идеальная прямая. Жидкокислородная установка сработала. Не было у меня никаких сомнений, что так и будет. Вопрос только в эффективности. Докладывали, что наращивание толщины льда оценивается в восемь-десять сантиметров. За счёт лежащего на льду снега, так-то замучаешься этот каток водой заливать.

Очень хочется перебросить Т-34, но не знаю, получится ли. По всем расчётам метровый лёд должен выдержать, только всегда есть нюансы. Каждый прошедший по льду танк уменьшит своими гусеницами толщину льда на два-три сантиметра. А то и на пять. Пройдёт три-четыре танка, а пятый провалится…

Кстати, в той реальной и предельно трагической истории, когда страна стояла на краю гибели, тоже могли применить жидкокислородные установки. И на несколько недель раньше открыть «Дорогу жизни». И укреплять её периодически.

Я б ещё организовал навес из масксети. Получился бы такой тоннельчик, который с воздуха не увидишь. Не знаю, насколько это возможно, всё-таки несколько десятков километров, но почему нет? Ради спасения-то Ленинграда? Хотя самое главное для его спасения уже сделал. Сделали.

— Запускаем, товарищ маршал? — мне в лицо заглядывает майор Соломкин, комендант этой площадки. Такой весь округлый в своём бушлате и румяный. На подъёме парень работает, в режиме незнания никаких отказов от маршала Павлова.

— Стартуй.

Майор немедленно поворачивается к впечатляющей масштабом и необычностью упряжке.

— Начать движение! — и рукой резко вниз.

Три троса, прицепленные к цистерне, натягиваются. Ни за что так не сделаешь, чтобы толчок от нескольких тягачей идеально совпал в моменте. Поэтому цистерна сначала вздрагивает, скрипит полозьями и медленно-медленно начинает сдвигаться.

Её тянут три самолёта(2). Широко ухмыляюсь. Яки оправдывают своё название с неожиданной стороны, выполняют функцию именно тягловых животных. Ещё одно моё ноу-хау.

— Простите, товарищ маршал, — несмело обращается майор Соломкин, — но я, честно говоря, не верил, что так можно. Что сработает.

Насмешливо смотрю в его сторону.

— Товарищ майор, я — маршал и ничего с кондачка не делаю. Попросил ребят на авиазаводе проверить. Один Як тащит гружёную до отказа трёхтонку по накатанному снегу. При включённых на ней тормозах.

— А чего вы хотите, товарищ майор? У Яка мотор на тысячу лошадей.

Таких коней точно никто не использовал. А если что, они и взлететь могут. Только вручную придётся трос отцеплять. Вооружённые пушкой и пулемётами крылатые пегасы, едрит твою налево.

Тот же день, время 13:10,

г. Волхов, штаб маршала Павлова.

— Вот теперь можем и поговорить, — завожу генерал-лейтенанта в свой кабинет, довольно скромный закуток, если быть объективным.

— Я, Валериан Александрович, предпочитаю жить по древним заветам. Как там в сказке про бабу-ягу сказано? Сначала накорми, напои, и только потом с расспросами приставай. Что у тебя случилось?

Бывший генерал-полковник, а теперь генерал-лейтенант Фролов, командующий Карельским фронтом, лично прибыл. Что за беда?

После сытного обеда любой человек не склонен к излишнему волнению. Да и моя реакция его успокоила, не только обед. Не дал ему рот раскрыть, пока в столовую не сводил. Он, конечно, по многим делам приехал, вопросы снабжения, то, сё… это понятно. Но что-то его серьёзно гложет. Пока он собирается с мыслями, позволяю себе закурить. Предварительно открыв маленькую форточку.

— Понимаете, Дмитрий Григорич, — медленно начинает разгоняться генерал, — мы скрытно наращиваем силы, но моя разведка доносит, что финны усиленно готовят мощную оборону.

— Какой глубины оборона?

— Если учитывать дальнобойную артиллерию, то до восьми километров.

— А если не учитывать?

— Километра полтора-два. Три линии.

Прикидываю своё, задумчиво пуская кольца в окно.

— Это хорошо…

На мои слова Фролов слегка цепенеет.

— Простите, Дмитрий Григорич, что же в этом хорошего? Финны знают, что мы ударим в этом месте, а вы сами говорите, что известное действие обрекает его на провал.

— Есть ещё один принцип, который главнее, — сажусь за стол. — Нет никаких абсолютно верных истин. Да, финны знают, что мы ударим по Медвежьегорску. А чего бы им не знать, если эту информацию я им сам слил?

Обожаю такие моменты. Полминуты с трудом удерживаюсь от смеха, глядя на ошеломлённого генерала. Нет, хохотнул всё-таки.

— Расчёт именно на это, — справляюсь с весельем и объясняю. — Пусть финны считают, что контролируют ситуацию. Они видят, что подходят подкрепления и вооружения, но единственное, что они не должны знать, это про появление БМ-13. Ты получил дивизион?

— За ним и приехал, в том числе.

— Вот и замечательно. Лично проконтролируешь маскировку при отправлении. И об остальном позаботишься. Если надо, держи их за сто-двести километров от линии фронта, а подведёшь только по сигналу. Хотя что-то я маханул с двумястами километров. Хватит пятьдесят-семьдесят. Чтобы ты за пару часов успел их подвести.

— Саша, организуй чайку, — выглядваю за дверь.

— А теперь, раз ты здесь, давай накидаем план действий, которые ты начнёшь по сигналу «Тайфун», — замечаю за собой новую страстишку: слабость к звучным названиям. — Сигнал получишь по радио в зашифрованном, естественно, виде.

— Я всё-таки не пойму, Дмитрий Григорич, — Фролов обхватывает обеими руками алюминиевую кружку с парящим чаем. — Атаковать укреплённые рубежи, мы непременно кровью умоемся.

— Не умоетесь, — после очередного глотка решаю, если не приоткрыть карты, то хотя бы придать уверенности. — Сейчас тяжёлые бомбардировщики отрабатывают точность бомбометания. Требование простое, чтобы из четырёх-пяти бомб хотя бы одна попадала в круг диаметром пятнадцать метров. После того, как авиаполк пешек обработает сотыми фабами передний край финнов, да после удара «катюшами», никаких укреплённых рубежей у финнов не останется. Твоей задачей, с которой ты можешь и не справится, будет догнать их. Улепётывать они будут шустро.

Далее приступаем к прорисовке подробного плана. Занимаемся этим до вечера, перед уходом Фролова я его утверждаю в штатном порядке.

9 января, пятница, время 09:25

Хельсинки, президентский дворец.

— Вы уверены, что русские ударят именно здесь? — Ристо Рюти сквозь очки смотрит на точку карты, в которую упёрся палец Маннергейма. Пресловутый Медвежьегорск.

— Ни на йоту не сомневаюсь. И наши немецкие друзья говорят то же самое. Стратегически очень правильный ход со стороны русских. Чувствуется стиль Павлова, он хочет рассечь наши силы надвое и уничтожить по отдельности.

— И у него это получится? — по интонации Рюти Маннергейм не понимает, чего в нём больше, опаски или насмешки над амбициозным русским маршалом.

— Вряд ли, — маршал решил опираться на вариант насмешки. — Наступление русских захлебнётся в собственной крови. Опыт прошлой войны позволяет нам прогнозировать именно такой исход. Стойкость финского солдата русским не по зубам.

— Павлова большие потери могут не остановить. По всему видать, он — решительный военачальник. Со своей стороны могу подтвердить, что в настоящий момент Москва сильно заинтересована в выводе нашей республики из войны. Тем самым она освободит большие силы, которые сможет отправить на запад.

— Если за месяц русские ничего существенного не добьются, Германия вынуждена будет нас поддержать.

— А если она рухнет в ближайшее время? — вопросительно блестят стёкла очков финского президента.

— Исключено. Разгромом Германией может руководить только Павлов. У русских больше нет военачальников подобного калибра. Уверен, что именно таков его план: разгромить нас и обезопасив север, сконцентрировать силы на Германии.

— Хорошо. Готовьте армию к упорной обороне.

10 января, суббота, время 11:10.

Полигон Ленинградского фронта к юго-западу от Ленинграда.

Избегался я совсем. Мотаюсь за сотни, а бывает и тысячи километров туда и сюда. Но вроде дело идёт. Проверяем ещё одну мою идею, слава ВКП(б) и одному из пророков его, товарищу Жданову. Который со слегка скептическим видом стоит рядом. Понятно, почему. Первые испытания вчера прошли неудачно. Отбомбиться пешке совсем не удалось. Приняли меры.

Испытание комплексное.

— Сейчас посмотрим, на что способны ваши ленинградские инженеры, — подначиваю Жданова. Заодно перевожу стрелки на случай неудачи.

— Хочешь сказать, что автор техзадания ни причём? — Жданов сходу раскалывает мой нехитрый манёвр.

— Так я же не учёный и не инженер, — пожимаю плечами. — Откуда мне знать, выполнима или не выполнима моя задумка. Они же сразу не сказали, что это невозможно.

— Часто заранее невозможно сказать… всё, давай поглядим!

На двоих у нас стереотруба и хороший бинокль, который мой и мало чем уступит по силе трубе. Выхожу на волю, в блиндаже окна нет.

Смотрю на небо. Летит родимый! Всё и без бинокля можно пока видеть. Раскрывается парашют. Это одна из задумок. Самолёт наводит бомбу на цель собственным полётом. На изрядной высоте. Как только оказывается точно над целью, скидывает бомбу, которая на парашюте опускается точно вниз. Ветром может отнести в сторону, значит, надо выбирать безветренную погоду или высчитывать поправку. Другая мера противодействия сносу — размер парашюта. Он очень маленький, только для того, чтобы погасить горизонтальную скорость.

Площадка для испытания достаточно велика. Там и сям раскидали останки всякой техники, иногда откровенный металлолом. Бомбам всё равно, что крушить, хоть исправное, хоть ломаное.

Парашют отцепляется и, быстро спутавшись в ком, по витиеватой траектории безуспешно пытается догнать свой бывший груз. Чёрная капля неудержимо несётся вниз. Попадёт или нет? Попала! Торжествующе ухмыляюсь, гляжу в бинокль. Остроглазый сержант-снайпер рядом и без бинокля видит главное.

Сильного взрыва нет, всего лишь слабая вспышка снизу. Корпус разваливается и вдруг с хлопком, который доносится до нас секунды через полторы, вспучивается белыми клубами тумана. Сквозь бело-голубую толщу проносятся огненные брызги, местами под наползающим облаком вспыхивает и разгорается земля. Зона поражения покрыта огнями, как прокажённый язвами.

Белые клубы добираются до одного металлического автомобильного остова. Тот вдруг вспыхивает и горит с раскидыванием искр, как бенгальский огонь. Вторая груда металлома не загорается.

— Ну-ка, сержант, пальни по тем железякам, — тычу пальцем.

— Зажигательным?

— Обычным. Не загорится, тогда зажигательным.

Раздаётся гулкий от близости выстрел. Есть! На второй куче железа вспыхивает и разгорается огненная точка.

— Вон что ты задумал… — Жданов тоже вышел из блиндажа. В месте падения бомбы полыхало и горело всё. Железо, прошлогодняя трава вместе с грунтом, голые прутья редких кустов.

— Что-то мне финнов даже жалко стало, — раздумчиво говорит Жданов. — Ты прямо зверь какой-то, Дмитрий Григорич. Как ты вообще до такого додумался?

То ли повинуясь незаметному жесту Жданова, то ли чувству субординации снайпер и остальная свита отходят подальше.

— Мне положено таким быть, Андрей Александрович. Маршал Павлов — цепной пёс Советского Союза. А чего супостатов-то жалеть? Чухонки ещё нарожают.

13 января, вторник, время 11:10.

Инженерно-аэродромный батальон, остров Коневец.

— Товарищ капитан, хватит, наверное, — раскрасневшийся сержант, не чурающийся работы вместе с рядовыми, — мороз бездельничать не позволяет, — обращается к комбату.

— Чем больше, тем лучше, — капитан кутается в тулуп.

— Товарищ капитан, весь снег в округе выгребли, не возить же его за километр! — и видя, что начальство колеблется, загоняет следующую серию аргументов. — Толщина льда и так была около метра. Щас со снежком, да покрытие, да водичкой прольём, везде больше метра будет. Опять же время, товарищ капитан!

— Хорошо! — капитан машет рукой. — Идите, погрейтесь, пообедайте. Пока машины снег прикатают.

Воодушевлённый завершением нудной работы по собиранию и разравниванию снега личный состав весело валит к большим палаткам, прячущимся от ветров за ледяными стенами.

Основная и завершающая работа начинается после обеда. Когда почти заканчивается короткий полярный день. Капитан тщательно выставляет уровни и натягивает с помощью пары сержантов тугую нить. Главное, не прогадать, слишком низко — срубать снег придётся, слишком высоко — подбрасывать лёд или подливать воды и ждать, когда замёрзнет.

Более или менее, осевой ряд выкладывается удачно. Дальше идёт легче, хотя в нескольких местах проявляются незаметные глазу низинки. Батальон работает весело и споро. Скоро будет ещё веселее, когда авиация появится. Топливо уже есть, боеприпасы поступают, зенитный дивизион окапывается на острове. Вернее, обледеняется.

15 января, четверг, время 09:30.

Небо над Ладогой, воздушный КП маршала Павлова.

День «икс» настал. По плану, жёсткость сроков которого у меня самого вызывала сомнения. Полагал, что в реальности придётся начинать дня на три позже. Но нет, всё начинаем вовремя. Как оно обычно бывает, не всё готово. 28-ая армия, её соединения, которые сейчас растянулись длинными колоннами на пути к острову Коневец, до сих пор не получили в полном объёме маскхалаты. Но масксети в наличии, танки выкрашены в пятнисто белый цвет(3).

Для прикрытия колонн и атаки на финские позиции сейчас на старте «Зяблики» — штурмовики «чайки» и «ишачки», «Куницы» — 256-ой истребительный авиаполк на новейших Яках, парни Рычагова. Ждут команды «Соболи» — бомбардировочный авиаполк СБ и «Грачи» — полк Пе-2.

Озеро под нами в предрассветных сумерках, но здесь наверху мы уже встретили рассвет.

Решили мы вопрос с перемещением танков. По всем нормам лёд метровой толщины выдерживает вес Т-34. Дистанцию только надо соблюдать. Танки едут без экипажей, без боезапаса и без топлива. Всё для того, чтобы максимально их облегчить. Четыре из пяти едут пассажирами, на огромных лыжах под гусеницами. Лыжи скреплены стальными дугами, чтобы не разъехались. Первый танк идёт своим ходом и волочёт за собой остальные четыре. Экипажи на машине следом. Максимальная скорость танка 54 км/ч, но я запретил развивать скорость более двадцати. Начало движения и конец с особой осторожностью. Дёргать и резко тормозитьИ на броне сидит дежурный наблюдатель, следит за тем, чтобы было всё в порядке. На каждом промежуточном посте остановка и проверка. Короче говоря, марш-бросок армейской части любого типа это непростая задача. Приравнивается к боевой с одним уточнением: потери не допустимы.

— «Грачи» докладывают о готовности одной эскадрильи, — сообщает связист.

Если «Грачи» готовы, то надо их отправлять. Особенность бомбовой нагрузки, нельзя задерживать.

— Сообщение «Грачам»: сигнал «Юг-1», — под обозначением «Юг» у нас ходит фронт на Карельском перешейке. Из всего фронта выделено два участка, которым сегодня сильно не повезёт. А не надо было так сильно укрепляться! А то и танки вкопали и дзотов понаставили.

Через сорок минут, после сообщения о том, что «Грач-1» задание выполнил, отдаю команду «Соболям».

— Сообщение «Соболям»: сигнал «Берег», — через четверть часа наблюдатель докладывает, что бомберы СБ поднялись в воздух. Отправляю на прикрытие эскадрилью «Куниц».

Вижу уже не по вспышкам, а по зареву, что «Грачи» отработали, как надо…

То же самое время.

КП 198-й мотодивизии.

— Ох, ты ж едрит твою… — заворачивает длинно и витиевато генерал-майор Черепанов, командарм-23.

Не выдерживавший напора любопытства комдив выбегает наружу и хватается за бинокль.

Для них обоих страшноватенькое зрелище льёт бальзам на душу. Это легко поймут те, кто видел, как жестоко избивают их злых обидчиков, которые неустанно и долго над ними измывались. Ленинградский и Карельский фронты состоят из войск, отступавших под натиском финнов, поддержанных германскими частями и их техникой. Оскорбительное бесславие бойцов, вынужденных отдавать родные земли иноземным врагам много горше подростковых обид.

Душа поёт и рвётся сам собой наружу безудержным потоком русский мат.

Оба командира впервые в жизни видят удар «катюш». Впервые слышат протяжный жуткий вой, впервые наблюдают, во что превращается оборона врага после их удара. А потом прилетают пешки.

С удивлением смотрит командарм и комдив на необычные бомбы. Они падают, но не взрываются, только клубится на месте падения голубоватый туман, а затем вдруг вспыхивает и горит. Горит всё, земля, обломки ракет, вкопанные в землю танки, кажется, даже камни. О кустах и деревьях и говорить нечего.

К командарму подбегает связист.

— Товарищ генерал, сообщение от маршала, — протягивает записку с короткой фразой.

«Ты там не заснул?», — читает генерал и хлопает себя по лбу.

— Владимир Викторович! — зовёт комдива Крюкова. — Гаубицы на прямую наводку! Быстро!

Ещё один совет маршала: на рубеж атаки танки вывозят 76-миллиметровые гаубицы. Танки идут дальше, к ним присоединяется пехота, пушки устанавливают на заранее подготовленные позиции.

Воздушный КП маршала Павлова.

Наблюдаю за участками «Юг-1» и «Юг-2». На первом Черепанов двинул войска в атаку. По первому впечатлению заметного сопротивления финнов не наблюдается. Первая линия обороны взломана. Снова заработали «катюши», превращая леса в сплошную зону пожара.

«Грачи» в это время уже летят на второй участок. Надо приступать к очередному этапу. «Соболя» тем временем отработали команду «Берег». Разбомблено финская часть побережья до острова Коневец. Не верю, что финны способны на отчаянную авантюру — удар по хвосту сил, идущих к острову, но бережёного ВКП(б) бережёт. Передовые части 69-ой мотодивизии уже на берегу. Некоторое время необходимо на перегруппировку, а затем они ударят в сторону Выборга. Карельская оперативная группа финских войск будет окружена. Уйти им будет некуда. 30-ый стрелковый корпус с приданными частями и при поддержке авиации запрёт их прочно.

— Вроде тут всё в порядке, — раздумываю вслух и кричу лётчикам. — Рулевой, давай на север, к Медвежьегорску.

Не захотел я разочаровывать финнов, с той стороны удар тоже наносится. Сейчас «Грачи» обрабатывают «синими» бомбами позиции Масельской группы финских войск. Попеременно с ударами «катюш». «Засевают» их и обычными бомбами. Вторую линию обороны и резервные силы. Никто не уйдёт обиженным.

С Фроловым мы продумали ещё одну хитрость. Финны будут ждать атаки после такой-то мощной артподготовки и бомбёжки. А её не будет. Примерно сутки не будет, только периодические бомбёжки и артобстрелы. Целые сутки. С разной интенсивностью, но целые сутки. С понятной целью — измотать физически и морально тех, кто умудриться остаться в живых.

О том, что у Фролова тоже всё хорошо, догадался, ещё не успев подлететь. Зарево далеко видно. Всё-таки долетел, посмотрел, не позавидовал финнам и полетел обратно. Отправил сообщение Фролову: «Не вижу причин менять план. Но такое право под твою ответственность у тебя есть».

В районе Лодейного поля, это между Ладожским и Онежским озером, наши войска тоже активизировались. Хотя задачи взламывать оборону и идти в наступление, у них нет. Туда по железке подошли два тяжёлых бронепоезда, «Марс» и «Сириус». И мои парни, Яков с Борисом там развлекаются. Заодно натаскивают своих курсантов.

Обедаем прямо в самолёте. Он до сих пор называется ТБ-7, хотя его давно надо пронумеровать восьмым, настолько он отличается от первоначальной версии. Хотя внешне никаких изменений не видно, кроме дополнительного 12,7-мм пулемёта на нижнюю переднюю полусферу. Из этого пулемёта можно и по наземным целям бить. С горизонтального полёта. И ещё фюзеляж шире почти на метр.

На посадку уходим в пятом часу дня. Меня удивила скорость, с которой 30-ый корпус совершил стокилометровый марш-бросок. Точно знаю, что машин у них не хватает даже для того, чтобы перевезти всех за четыре раза. К тому же они загружаются боеприпасами и продовольствием. Корпусу надо очень много. Не знаю, как комкор это сделал, но поощрение ему будет, соответствующую запись Саша в блокнот сделал.

16 января, пятница, время 11:30.

Хельсинки, президентский дворец.

В кабинете президента Ристо Рюти кроме него самого и маршала Маннергейма пара министров.

— Господин маршал, вы же говорили, что главный удар будет в сторону Медвежьегорска, — в голосе плохо скрываемое раздражение.

— Так оно и есть, — маршал мрачен. — Только они начали позже остальных.

В докладе, который он дал только что, упоминалось, что наступление русских началось в шесть утра. И первое, что сделали русские — окружили Медвежьегорск и взяли Повенец.

— Итак, — с молчаливого разрешения президента в разговор вступает министр иностранных дел Рольф Виттинг. Он глядит на Маннергейма сквозь очки, как через оптический прицел.

— Фронт рухнул на всём протяжении?

— Нет. Только на Карельском перешейке. Олонецкая группировка получила приказ отступить примерно на линию Гирвас — Лоймола (отдаётся почти всё пространство между Ладогой и Онегой, прим. автора). С целью уплотнить фронт и поддержать Масельскую группу.

— Не понял из вашего доклада, Карельская группа успела выйти из-под удара? — министр продолжает требовательно блестеть на маршала стёкляшками очков.

— Пробивается из окружения…

По дальнейшему разбору ситуации все присутствующие мрачнели всё больше. Даже если Карельская группа вырвется, раздавив заслон большевиков, сам Карельский перешеек придётся оставить. Учитывая господство в воздухе русской авиации, отступить без потерь финские части не смогут.

— Сделайте всё, маршал, чтобы Карельская группа вырвалась, — сухо приказывает президент. — Вы свободны.

Когда маршал уходит, президент переглядывается с премьером (Йохан Рангелл) и главным дипломатом.

— Что будем делать?

— Войну надо заканчивать, — поджимая губы, говорит премьер. — Экономика трещит по швам, военный призыв вызвал огромный дефицит рабочих рук. Если наши военные допустят большие потери, мы не скоро оправимся. Мы — маленькая страна.

Одновременно на всех набегает тень. В прошлый конфликт с Советами, несмотря на успешные действия финской армии, потеря пятидесяти тысяч человек ужасно сказалась на состоянии общества. До сих пор эти сведения для всех закрыты. Опубликованы приукрашенные данные о двадцати пяти тысячах убитых.

— Подготовить канал для контакта с Москвой? — после четвертьчасового обсуждения грустных дел предлагает Виттинг. — Через шведов? Нас это ни к чему не обяжет, а возможность будет.

— Делайте, господин министр, — с явным облегчением произносит президент.

17 января, суббота, время 09:45.

Штаб маршала Павлова под Волховым.

— Новое дело, — тру переносицу, — финны разбегаются, как тараканы…

— Сан Саныч, пусть твои ребята проводят их. Лёгкие бомбардировщики и штурмовики. «Соболи» и «Зяблики». Бомбы пусть несут такие, чтобы лёд проламывать.

Генерал-лейтенант авиации Новиков(4) уносится из кабинета на узел связи.

Там, где Финский залив переходит в совсем маленький Выборгский, есть длинная коса в сторону финского берега. Вот по замёрзшему заливу финны и улепётывают. Там с противоположного берега встречная коса. Проливчик, судя по карте, не больше пяти километров. Для хорошего лыжника, — а финны все хорошие лыжники, — полчаса ходу.

Севернее, по суше, они пройти не могут, дорога на Выборг блокирована 30-ым корпусом. Силы финской группировки таковы, что при обычных обстоятельствах они бы раздавили мой корпус, максимум, за сутки. При десятикратном-то перевесе. Только не при нашем господстве в воздухе. Плюс там танковая группа из Т-34, против которых у них практически никаких аргументов. Жалко, что «катюш» у корпуса нет. На всех просто не хватило.

На всех не хватило, поэтому один узел обороны финны смяли. Растоптали один полк и пробили себе путь отступления. Восстанавливать заслон комкору я запретил. Приказал выдвинуть наблюдательные посты и обстреливать отступающих из гаубиц и миномётов. Не собираюсь скармливать финнам свои войска по частям. Снова «закрыл» крышку окружения с помощью местных особенностей и авиации. Там наискосок идёт длинная цепочка озёр под общим названием Вуокси. Настолько длинная, что можно было назвать рекой. Но, видимо, вода стоячая.

Вот по этому длиннейшему озеру и прошлись мои бомбардировщики, вскрыв лёд. Комкор-30 быстро перенял мою тактику и построил оборону с опорой на озёра. Сапёры ему в помощь. Танки уже точно не пройдут, наплыв пехоты легко отразить пулемётами, а пушки для подавления наших огневых точек ещё подвезти надо. Под постоянными бомбёжками.

Что-то у финнов получается. Объективно говоря, чухонцы проявляют массовый героизм, который им не поможет. Постараюсь уж обеспечить бесполезность стойкости и храбрости финских солдат.

Такое положение дел мне чрезвычайно нравится. Пусть лучше враг проявляет чудеса героизма, выпутываясь из безнадёжной ситуации, чем мои армии.

— Ты, кстати, в 30-ый корпус сапёров-инструкторов отправил?

— А как же, Дмитрий Григорич? — генерал Богданов смотрит с лёгкой укоризной. Ну да, вспоминаю. Он 28-ую армию сразу в оборот взял, они ещё прибыть не успели. В те дни редко его видел.

— Товарищ маршал, вас по ВЧ, — в кабинет заглядывает Саша. — Ленинград.

Иду. На том конце провода — Жданов. Время такое: Ленинград это Жданов, Жданов это Ленинград.

— Дмитрий Григорич, донеслись слухи, что вы уже под Выборгом? — по голосу чувствуется, что Жданов довольно улыбается.

— Не совсем так, Андрей Александрович. Под Выборгом мой корпус стоит, но территория не взята, это я колечко на финнов накинул.

— Да-да, знаю… я чего звоню-то? Вам ничего не нужно?

— Прямо не знаю, что сказать. «Катюши» нужны… были, но, боюсь, финны вас опередят. Сдадутся до их прихода. Ещё очень жалею, что зажигательных бомб почти нет.

— Так давайте, я поищу? А зачем они вам?

— Если Карельская финская группировка не сдастся, сожгу их всех к чёртовой матери вместе с лесами!

В ответ Жданов долго молчит, видимо, потрясённый моей жестокостью. Собственно, я их и так жгу, но локально, теми самыми кислородными бомбами. Неожиданное военное применение сосудов Дьюара.

— По моим расчётам они уже должны сдаться, — раз Жданов молчит, то я что-нибудь скажу. — Только я думал, у них три линии обороны, как обычно мы делаем. Оказалось, пять. Но всё равно, к завтрашнему полудню двадцать восьмая армия выйдет на соединение со своим 30-ым корпусом. И финнам станет совсем кисло.

Кисло финнам станет, потому что мы окончательно возьмём под контроль железную дорогу Ленинград — Кексгольм. И сразу загоним туда тяжёлые бронепоезда. С учётом того, что остатки авиации финны в воздух поднимать не рискуют, им сразу придётся отодвинуться от железки на пятнадцать километров. Плюс появится мощная линия снабжения 30-го корпуса. По ладожскому льду хорошо, но по железке намного лучше.

— Сжечь их, выходит, хотите? — наконец оживает Жданов. — А вам их не жалко?

— Леса-то? Жалко, конечно! Но ничего, новые вырастут.

Через паузу, — прямо вижу его ошалелое лицо, — с удовольствием слышу смешок.

— Кхы-кхы… хорошо, Дмитрий Григорич, я поищу вам зажигательные бомбы.

— Только сразу не отсылайте. Финны в любой момент могут капитулировать. Тогда их надо будет на Западный фронт отправить.

Прощаемся. Во время короткого пути в свой кабинет приходит в голову одна мысль. Это Арсеньевич подсказывает. Воинственный дух народа ломается во время децимации. Не зря эту жестокую процедуру применяли в древние времена. Когда у любого народа погибает каждый десятый, он теряет способность к сопротивлению. В реальной истории Советский Союз и Германия устроили друг другу взаимную децимацию. Но СССР победил, а Германия проиграла, и это оставило глубокий след в душе немецкого народа. Даже спустя много поколений они не решатся на новую войну с русскими.

То же самое надо сделать с Финляндией. Если финны не потеряют каждого десятого, они со временем могут оправиться и снова начать задираться. Так что моя задача — уничтожить триста пятьдесят тысяч финских солдат. Не меньше. Исходя из того, что население Финляндии три миллиона семьсот тысяч. Лишь бы они не сдавались хотя бы недельку. И, между прочим, приговорённое мной к уничтожению количество финских военных это процентов девяносто от численности финской армии.

— Дай команду особым отделам фронтов, — говорю Богданову, который у меня роль начальника штаба исполняет. — Пусть уничтожают обнаруженную агентуру абвера. Они нам больше не нужны.

17 января, суббота, время 13:50.

Небо над Выборгским заливом.

Василий Сталин.

— Володь, поучаствуем в веселье?

Внизу, по льду Выборгского залива бегут на лыжах финские солдаты. В обход гигантской полыньи, заполненной ледяным крошевом, перерезавшей самый короткий путь до финского берега. За ними гоняются чайки, расстреливая их на бреющем полёте.

— У нас другая задача, Вась, — старший отказывает сходу. — И как-то душа не лежит… они ж ничего нам сделать не могут.

Прав он, конечно. Но с другой-то стороны, они вооружены и не сдаются. Говорю об этом Володе.

— А кому они сдадутся? Нам что ли?

Ладно. Не очень-то и хотелось. А там что?

— Володя, смотри на косе. Это не зенитки? Точно, они!

Тут он не возражает. Заходим на цель. Зенитки палят в юго-западном направлении, в сторону чаек. Мы заходим с востока. Распределяем сектора. Открываю огонь метров с четырёхсот. Есть! Железные пулемётно-пушечные струи хлещут по зенитке, сметая расчёт. Вижу что попал в пушку по искрам и вздрагиванию. Вывод орудия из строя — самый лучший результат. Для уверенности делаем ещё заход.

Анохин делает запрос на смену. Нам надо перезарядиться, половина боезапаса для наших пушек израсходована. Продолжаем кружить над подконтрольной территорией. Осуществляем объявленную маршалом тактику тотального воздушного террора. Наша главная задача, охота за мессерами, давно не возникает. Третий день они даже на горизонте не показываются. Кончились, что ли? Прибывшему от Рычагова авиаполку совсем делать нечего стало. Кому повезло, ещё по одному-два самолёта сбили. Кому не повезло, остались несолоно хлебавши. Мне жаловаться не на что, четыре самолёта на свой счёт записал. Из них, правда, только один мессер, ещё одному удалось уйти.

18 января, воскресенье, время 18:35

Хельсинки, генштаб финской армии.

Маршал Маннергейм.

Только что закончилось совещание. Не то страшно, что положение тяжёлое, — о, господи, накажи этого большевисткого дьявола Павлова! — а то, что в результате многочасового совещания никакого удовлетворительного выхода найдено не было. В шахматах, древней и мудрой игре, такое положение называется цугцвангом.

Маннергейм трёт переносицу, начинает болеть голова. Это не мигрень, это безысходность.

Сбить в целом небольшой заслон у Выборга не получилось. На попытку атаковать русские отвечали танковой контратакой при мощной поддержке артиллерией. Снарядов явно не экономили. Результатом нескольких попыток стало то, что русские немного продвинулись вперёд и выстроили дополнительные заслоны. С каким-то хитрым минированием. Раньше он думал, что такое невозможно при мощном снежном покрове. Одно дело наступить ногой на пехотную мину в грунте, совсем другое — пробежать над ней на лыжах. А если по насту, то совсем никакой опасности.

Решение отвести Олонецкую группировку правильное, вот только русским удалось обнулить эту правильность. Оторваться войскам от них не удалось и теперь объединённая Олонецко-Масельская группа противостоит объединенным же русским армиям, которые с юга и востока взяли войска в клещи. Очень невыгодная конфигурация получилась.

Чем больше думает маршал о судьбе Карельской группы, тем больше головная боль. Вырваться ей никак не удастся. Маршал окончательно приходит к выводу, что она обречена. Есть только одна возможность!

Маннергейм быстро накидывает на лист бумаги приказ и отдаёт дежурному офицеру с пометкой «срочно». Но это не всё. Маршал снимает трубку телефона и просит президентский дворец. Поздно уже, но в такое время правительство работает круглые сутки. И даже ночью есть дежурные чиновники.

19 января, понедельник, время 10:10.

Москва, Кремль, кабинет Сталина.

— Сообщение из МИДа, товарищ Сталин, — в дверь заглядывает Поскрёбышев и после кивка вождя входит.

— Вот, товарищ Сталин, — секретарь кладёт полоску бумаги с текстом.

Сталин с лёгким интересом читает и хмыкает.

— Пригласить товарища Молотова?

— Я сам ему позвоню, — Сталин отодвигает бумажку и принимается набивать трубку. А то позавтракал, а курить не курил ещё. Медики жёстко запретили курить до завтрака, приходится подчиняться.

— Товарищ Молотов? Здравствуй, дорогой. Говоришь, финны запросили переговоры через шведское посольство? Это хорошо.

Некоторое время Сталин слушает своего наркома.

— Товарищ Павлов меня очень просил, чтобы мы не торопились идти на переговоры с Финляндией. Но и отказывать не красиво. Сделаем так, товарищ Молотов. Выразите интерес к мероприятию, но сильно не торопитесь. Пожелание нашего товарища, маршала Павлова, для нас всё-таки важнее желания финского правительства. Думаю, что если переговоры начнутся через два, нет, через три дня, будет в самый раз.

— Товарищ Поскрёбышев, немедленно сообщите маршалу Павлову: финскую делегацию мы примем через три дня, — говорит Сталин по внутренней связи.

19 января, понедельник, время 11:40.

Штаб маршала Павлова под Волховым.

— Этот приказ даже шифровкой передавать не хочу, — с порога обращаюсь к Новикову, который только что прилетел на своём Яке. Хвалит, кстати, машину.

Генерал-лейтенант садится, адъютант подсовывает ему кружку горячего чая. Традиция у нас такая сложилась, на севере, тем более зимой, тепло ценится в любом виде.

— Задача такая: использовать все запасы бомб за трое суток, считая сегодняшние. Конечно, это не значит разбрасывать их без всякой пользы. Бомбите дороги, известные военные объекты, оборонительные укрепления, подозрительные места.

— А что случилось? — Новиков прихлёбывает чай.

— Финны запросили у нашего правительства переговоров, — говорю честно и прямо, — но это пока секрет. Пока суть да дело, у нас есть немного времени, чтобы нанести им максимальный урон.

— Зачем вам это, Дмитрий Григорич? — нейтрально интересуется главлётчик. — Нам ведь важно быстрее с ними закончить, чтобы на немцах сосредоточиться. А уж какой там урон случится, не так уж важно.

— Есть такая жестокая необходимость. Чем дороже Финляндия заплатит за войну с нами, тем дольше не будет помышлять о новой.

Немного подумав, вздыхаю.

— Жалко зажигательных бомб мне Жданов не успеет отправить…

Новиков глядит на меня слегка очумело. Помалкивающий рядышком Богданов сдерживает смех.

Шефу Карельских ВВС приходится всё-таки слать шифрограмму. Уж больно далеко ему лететь.

А лес всё-таки пожгу. Южнее 30-го корпуса. Наверняка они там скопились. Нет зажигательных бомб, зато есть кислородные…

Примечания.

1) 94 км от Кареджской косы до острова Коневец. По прямой.

2) Честно говоря, не знаю на самом деле, утянут ли три Яка двадцатитонную цистерну. Но не вижу ничего невозможного, если дорога — ровный чистый лёд.

3) Удар со стороны о. Коневец поручено осуществить 28-ой армии, конкретно 30-ому СК и 69 мотодивизии, плюс отдельный артполк и зенитный дивизион.

4) Новиков Александр Александрович, генерал-лейтенант авиации, командующий ВВС Ленинградского фронта. Реальная личность.

Окончание главы 18.