Ответная угроза

Глава 20 Финишная лента в одном шаге

Не подлежит оглашению

ПРИКАЗ

народного комиссара обороны

№ 29

7 февраля 1942 г. г. Москва

Содержание: мероприятия по обеспечению контрибуции со стран гитлеровской коалиции.

С целью немедленного развёртывания мероприятий по обеспечению контрибуций, репараций и возврату похищенного государственного и колхозно-кооперативного имущества с территории СССР приказываю:

В составе наркомата обороны организовать три управления.

1. Управление «А».

Назначение: взятие под контроль, при необходимости перемещение на территорию СССР, всех научных учреждений независимо от профиля. Первостепенное внимание уделить исследованиям в атомной сфере, ракетных технологий и авиастроении.

— Научно-инженерные кадры немедленно интернировать. При необходимости вывезти на территорию СССР в распоряжение заинтересованных организаций.

— Временным начальником управления назначить майора госбезопасности Крайкова В. П.

2. Управление «Т».

Назначение: взятие под контроль и тщательная инвентаризация всех объектов тяжёлой и военной промышленности. В первую очередь точного машиностроения, станкостроения, оптической и радиопромышленности.

— Организовать ознакомление с производством советских инженерных кадров и возложить на них задачу заимствования перспективных технических новинок. При необходимости способствовать организации в СССР соответствующего производства ранее не выпускавшихся изделий.

— Ценные инженерные кадры передовых предприятий взять под охрану и наблюдение. Обеспечить всем необходимым для нормальной работы.

— Временным начальником управления назначить генерал-лейтенанта Михайлина И. П.

3. Управление «К».

Назначение:

а) Взятие под контроль объектов лёгкой и пищевой промышленности, представляющие интерес для экономики СССР.

б) Обеспечение оборота советского рубля на всех территориях за пределами СССР и находящихся под контролем РККА.

в) Возврат награбленного имущества, государственного и колхозно-кооперативного.

— Временным начальником управления назначить генерал-лейтенанта Мерецкова К. А.

4. Всем временно назначенным начальникам Управлений:

— Разработать Положение о порядке работы Управлений.

— Подготовить необходимые требования к кадровому и материально-техническому обеспечению.

5. Статус Управлений.

— Подчинение непосредственно наркомату обороны.

— Все части и соединения, находящиеся за пределами СССР, обязаны оказывать любую помощь всем Управлениям, не препятствующую выполнению их непосредственных боевых задач.

— При возникновении спорных ситуаций по поводу контроля над предприятиями и организациями между Управлениями приоритет должен устанавливаться в порядке, согласно перечислению в настоящем приказе. Высший приоритет — Управление «А», за ним — Управление «Т», и в последнюю очередь — Управление «К».

Зам. наркома обороны

Маршал Павлов Д. Г. _____________________

7 февраля, суббота, время 09:40.

Штабной бронепоезд маршала Павлова близь Варшавы.

— Давайте, товарищи, начинайте думать сразу, что вам нужно?

Все назначенные мной начальники управлений по делам контрибуций здесь. Мои штабные генералы, потихоньку обрастающие свитой, тоже. Генералы Богданов и Блохин. Плюс полковник Синцов Юрий Макарович, начальник связи.

— Прежде всего, бронепоезд, — начинает первым Крайков, пока его коллеги-генералы чешут репу. — Тяжёлый, усиленный.

— Мысль замечательная, — сходу одобряю, а затем. — Только тяжёлый вам не нужен. Тяжёлый бронепоезд так называется из-за наличия крупнокалиберной артбатареи. Вам это ни к чему… спасибо, Саша.

Адъютант приносит горячий пахучий чай. Снабжает нас лимоном.

— Почему же ни к чему? — Крайков пытается спорить.

— К тому, что участвовать в боевых действиях вы не будете. Всё остальное вооружение, пулемёты и зенитные пушки у вас остаётся. В случае непредвиденных обстоятельств отобьётесь от кого угодно. Вам по сути даже обычный гражданский поезд подойдёт, с зенитными платформами, разумеется. Тяжёлые бронепоезда, Владимир Павлович, это мощный боевой инструмент. На случай крупного наступления или ведения тяжёлых оборонительных боёв. Таких, например, как при защите Бреста или Минска.

Объяснить его непонимание могу только тем, что опыта военачальника у него нет никакого. Михайлин и Мерецков вон, переглядываются и прячут улыбки. Мои люди тоже. Наконец и до Крайкова доходит, машет рукой в знак отступления.

— Насчёт бронепоезда соглашусь. Но не тяжёлого. Берём обычный тяжёлый бронепоезд, убираем платформы с тяжёлыми орудиями, их расчётами и боезапасом. Вместо них автомобили или бронеавтомобили, какие-то средства передвижения вам нужны. Снабдить аппарелями, разумеется. Жилых вагонов побольше. Охранение можно поменьше, не роту, а пару взводов…

Короче, к обеду мы накидали подробный состав бронепоезда и его загрузку.

— Нам понадобятся в подчинение довольно большие силы, — выдаёт мысли вслух Крайков. Это мы продолжаем уже после обеда.

— У тебя вообще никаких проблем. Всё НКВД тебе в помощь. Возьми у Цанавы штабного военного для связи, служебную записку я ему отпишу.

Приказывать-то формально права не имею. Цанава у меня лишь в оперативном подчинении в зоне боевых действий.

— В любом случае, если понадобится что-то ещё, то обратитесь. Ваша работа по актуальности выходит на передний край. И реквизированная техника опять же у вас под рукой.

— Распоряжаться в первую голову этим будете вы, Кирилл Афанасьевич. Для вас готовиться основание, которое даст вам материальную базу для решения ваших задач.

— Какое?

— Всё имущество, движимое и недвижимое, НСДАП, СС, вермахта, люфтваффе, кригсмарине объявляется реквизированным и переходит под ваше непосредственное управление…

Сообщение Совинформбюро от 9 февраля 1942 года.

«Вчера войска Северо-Западного и Западного фронтов освободили столицу Латвийской ССР город Ригу. Взято трофеями большое количество техники и вооружений. В плен попало больше ста тысяч немецких солдат и офицеров. Курляндская группировка немецко-фашистких войск окончательно уничтожена. В честь этого события в Москве в 21:00 будет дан салют из двадцати четырёх орудий».

10 февраля, вторник, время 10:50.

Аэродром близь Риги. 238-ой ИАП.

У-2 садится на ровную заснеженную полосу и подкатывает как можно ближе к штабу полка. Из самолёта кроме лётчика вылезает старший политрук, с чемоданом и портфелем. Поклажу лётчику… — нет, часовой у штаба наконец-то разглядывает, что это девушка, — нести не доверяет.

Часовой вызывает старшего и пропускает гостей.

Через час на аэродром приезжает автомобиль, старший политрук с поклажей садится в него.

Рига, штаб 11-ой армии.

Ближе к вечеру генерал Анисимов собирает командиров пехотных штурмовых частей и соединений. Всех до кого мог дотянуться, вплоть до командиров батальонов. Все, около сотни командиров, заполняют ближайший кинотеатр. Снаружи покоцанный выстрелами, но уцелевший функционально.

Прикомандированный старший политрук выходит на сцену.

— Здравствуйте, товарищи. Наше общее командование в лице маршала Павлова и его штаба решило систематизировать и обобщить опыт городских боёв. Работа артиллерии и авиации в целом всем уже известна. Создаётся сеть наблюдательных пунктов, связанных с артиллерийскими и миномётными батареями. Они же могут давать наводку авиации. Это вы всё знаете.

— Командование предлагает вам курс учебных фильмов, которые будут для вас методическим пособием при обучении личного состава штурмовых подразделений. Предлагаю вашему вниманию первый пятнадцатиминутный фильм «Штурм многоэтажных зданий».

Политработник уходит, а зал затихает, изредка негромкими возгласами отзываясь на экранные события. А там шустрые пехотинцы метко забрасывали в окна гранаты, по спинам товарищей, образующим лесенку, вбегали в окна первых этажей. Те, кто полегче и половчее запрыгивали в окна вторых и даже третьих этажей, подталкиваемые длинными шестами. На второй этаж прыгуна могли забросить и двое, на третий требовалось трое-четверо.

— Атакуемая сторона здания должна быть под прицелом, — вещал закадровый голос, — все окна. Запрыгивать в окно, предварительно не забросив туда гранату, нельзя. Для попадания в окно требуется особая техника движения. Проваливаться в окно надо ногами вперёд и с разворотом лицом вниз…

На экране показывают прыжок в окно уже изнутри здания. Когда заканчивается один киноролик, зал вздыхает, гомонит и снова замолкает. Начинается второй: «Способы общения без голоса». За ним третий «Методика зачистки зданий».

По окончании четвёртого ролика «Действия в городских условиях спецподразделений» на сцену снова выходит командированный политработник.

— Итак, товарищи. Работу следует организовать следующим образом. Сначала обучаемое подразделение смотрит кино. Самое первое должно быть подобрано из опытных, но достаточно молодых младших командиров. Сержантов, командиров взводов и командиров рот. Желательно найти и включить с состав подразделения бойцов, занимавшихся гимнастикой, акробатикой, альпинизмом. Да, рядовых тоже можно. Они осваивают всю методику полностью, а затем начинают обучать всех остальных в качестве инструкторов…

Такое происходило не только в 11-ой армии. Во всех армиях, находившихся на переднем крае либо намеченных туда к переброске. РККА начало подготовку к штурму Берлина.

14 февраля, суббота время — 9:40.

Вюндсдорф, OKH (верховное командование сухопутных сил, Ставка Гитлера).

Истерики на этот раз не было. И собравшаяся группа немецких генералов не могла решить, хорошо это или плохо. Над всеми их действиями, словами и мыслями витало душным облаком огромное недоумение — как такое могло произойти? Что было сделано не так, почему события так быстро приобрели такое жуткое направление?

— Адмирал, я так понимаю, ваш план «Троянский конь» не сработал? — безэмоциальный голос фюрера всё-таки вызывает некое чувство облегчения. «Не меня, не с меня первого начали», — думает почти каждый.

Невозмутимый с виду Канарис встаёт.

— Не совсем так, мой фюрер. Поначалу агентурная сеть с радиомаяками позволила нам уничтожить несколько важных объектов русских. Склады, скопления техники и прочее. Однако русские поразительно быстро догадались, в чём дело…

— Нет ли признаков предательства или утечки информации, адмирал? — Гиммлер блестит на Канариса стёклами очков.

— Нет оснований так думать. Особенно в свете дальнейшего. Слишком быстро, рейсхфюрер, слишком быстро отреагировали русские. Полагаю, они засекли работу радиомаяков пеленгаторами, после чего маршалу Павлову осталось только сложить два и два. Он стал ставить ложные радиомаяки, устраивать засады в виде зенитных батарей, перехватывать истребительными эскадрильями. Огромные затруднения вызывает надёжная работа сети воздушного оповещения. Наши бомбардировщики не могут подобраться к целям незаметно…

Канарис замолкает, потому что взгляд Гитлера останавливается на Геринге. Глава люфтваффе тут же откликается.

— В результате авианалётов русских шестьдесят процентов мощностей авиазаводов выведено из строя. Транспортная сеть страны тоже терпит ущерб, разрушен ряд важных мостов. Мы не успеваем поставлять воздушным флотам новые самолёты, мой фюрер.

— Господство в воздухе у русских? — голос фюрера отдаёт мертвенным спокойствием.

— Пока нет, мой фюрер, — вздыхает Геринг, — но борьба идёт крайне ожесточённая. И адмирал прав, беспрепятственно мы не можем летать над территорией, занятой большевисткими армиями.

Слово «пока» говорит о многом всем присутствующим.

— Что собираетесь делать дальше, адмирал? — Гитлер снова смотрит на по-прежнему стоящего Канариса.

— Уже сделали, мой фюрер. Перевели агентурную сеть в обычный разведывательный режим. Агенты передают сообщения радиошифровками.

— Что происходит у фон Рунштедта?

Встаёт Ольбрихт.

— Группе армий «Юг» не удалось пробиться через Венгрию. Прорыв фронта генерал Рокоссовский достаточно оперативно ликвидировал. Удалось выйти только 4-ому армейскому корпусу. Остальные войска пробиваются к нам через Югославию. Генерала Жукова удалось задержать в Румынии.

— Что там за листовки летают над Берлином? — доклад Ольбрихта чуточку оживляет Гитлера, но его вопрос приводит присутствующих в замешательство.

Гитлер понимает, что опять надо самому назначить крайнего. Кто, кроме коменданта Берлина, генерал-лейтенанта Гельмута Реймана? Генерал встаёт под взглядом фюрера.

— Простите, мой фюрер, ничего особенного. Пустое хвастовство. Маршал Павлов грозится, что возьмёт Берлин и всю Германию к 20 апреля… — генерал опускает глаза и не смеет умалчивать. — Хочет лично поздравить вас с днём рождения.

— Есть новости, мой фюрер, — Геринг решается разорвать тягостную паузу. — Получены данные от адмирала (кивок в сторону Канариса), которые подтвердили мои радиоперехваты, что на фронт прибыл авиаполк, в котором служит сын Сталина, Василий. Он летает на американском истребителе, Аэрокобра…

— Уничтожьте его, Герман, — Гитлер гипнотизирует своего ближайшего сподвижника немигающим взглядом. — Если хотите, это личная просьба…

15 февраля, воскресенье, время 15:10.

Германия, г. Штеттин, бронепоезд «Паллада» — мобильный штаб 13-ой армии.

Ради этого разговора с Никитиным прибыл лично. В принципе, инспектировать войска надо периодически и систематически. А тут мой генеральский любимчик на меня обиделся.

— Григорыч, размовляй честно, я у тебя опальный⁈

— Чайком сначала угости, в самолёте холодно, — по рецепту Ивана-царевича из сказки действую. Сначала накорми-напои, а потом расспросы учиняй.

Отогревшись, требую карту, обвиняющего взгляда Никитина «не замечаю». Однако он ставит вопрос ребром. Через своего начштаба озвучивает претензию.

— Почему наша армия не идёт на Берлин, Дмитрий Григорич? — улыбчиво глядит на меня генерал Веденеев.

— Хотите поучаствовать? Желание похвальное. Только есть одно дело, которое не могу поручить никому кроме вас. Вы и ближе всех.

— Вот смотрите, — тычу пальцем в карту, — Пенемюнде. По сообщениям нашей разведки, не войсковой, а глубокой, здесь у немцев ракетный центр. Опытное производство, конструирование, научные исследования. Этот центр надо максимально быстро и целиком захватить. Чрезвычайно важно для разработки новейших систем вооружений. Нам надо наложить лапу на немецкие достижения в этой области.

Никитин мгновенно забывает о Берлине. Молодец. Берлин это слава, а Пенемюнде — козырная карта врага, которую можно присвоить себе на дурнинку.

— Пенемюнде — маленький городок и сил на него много не надо. Далее пойдёшь на юг, отрезая Берлин от западной части Германии. 3-я армия тебя заменит на морском побережье. Кстати, возможно, туда англичане захотят высадить свой экспедиционный корпус, но это уже не наша забота. Полагаю, Сталин отправит их освобождать Бельгию, Голландию, Францию. Германию нам надо подмять под себя. Желательно всю.

Советуемся до позднего вечера.

— Выходит, мои хлопцы войдут в Берлин?

— Как получится, Андрей Григорич. Твоя задача — поджать с запада. Главное, людей не палить почём зря. Снарядов не жалей, бойцов экономь. Штурмовые подразделения обучаешь? Мы кино всем рассылали. Инструкции тоже.

— А як же⁈

— Ну, проверять не буду. Некогда, да и в тебе уверен.

Генерал сияет, его начштаба тоже, хотя его вроде не хвалил.

— Как только возьмёшь под контроль Пенемюнде, вызывай Управление «А». Это наше управление, но хозяйничает там НКВД. Секретность и всё такое. Особенно ищи там Вернера фон Брауна, это главный в том центре. Других инженеров не забывай.

— Пошукаю…

Вопросов, откуда я всё это знаю, ни у кого не возникает. Уровень. Все понимают, что зам наркома, фактически заместитель Сталина по военным делам, обязан знать многое.

Вечером гуляем на воздухе, курим, болтаем. На северо-западе в Штеттине погромыхивает. 13-ая армия добивает остатки гарнизона. Наблюдаем в небе отбомбившуюся эскадрилью пешек. Тотальный многодневный авиаудар по Германии принёс свои плоды. Не знаю, остался ли у немцев хоть один целый авиазавод. Знать не знаю, зато вижу, что господство в воздухе мы уверенно отвоёвываем.

Армии готовятся к городским боям. Киношкой и методичками мы не ограничились. Пришлось побегать и по другим делам. Предыдущие почти три дня провёл в Гомеле. С генералом Васильевым. Кроме оснащения бронепоездов для новых управлений («А», «Т» и «К») занимались производством бронепластин для штурмовых отрядов. В наивности своей поначалу хотел крепить их под бушлат или шинель. Пётр Михайлович отговорил.

— Слишком долго провозимся, Дмитрий Григорич. Если надевать под бушлат, то придётся снабжать слоем толстой ткани вроде войлока. Конструкция станет тяжелее, толще, а главное — намного дольше в производстве. Не успеем.

Таким же образом забраковал мою идею сделать из двух частей.

— Изготавливать дольше, управляться сложнее, соединять как-то надо… нет, Дмитрий Григорич. Надо делать цельным.

— Вижу, ты всё уже продумал и маршал тебе не указ? — иногда можно и начальственное недовольство изобразить.

Он действительно всё обдумал, хотя по ходу дела изменили конструкцию пару раз. Опробовав на бойцах. Теперь Гомельский завод штампует их сотнями в день. Отправили заказ и в Ленинград. Голый щит на грудь. Предвижу сломанные рёбра и руки бойцов, когда они будут падать на обломки бетона и кирпичей. Теперь такого не будет.

— Наколенники и налокотники бы ещё сделать, — на мои слова Васильев глядел настолько недоумённо, что непроизвольно закругляю тему, — но не успеем…

Вчера по возвращении в Минск оформил повышение звания Васильева до генерал-полковника и сделал его замом управления по вооружениям наркомата обороны. Хватит ему на уровне фронта прозябать, давно его перерос.

Бросаю выкуренную казбечину на землю, попадаю в снежное пятно. Снеговой покров в Европе в это время года похож на одежду безнадёжного оборванца, которая почти не прикрывает голого грязного тела.

— Войне скоро амба, Грыгорыч? — Никитин выкурил свою папиросину раньше, говорит непривычно тихо.

— Нет, друг мой. Она будет вечной, всего лишь сменит форму.

— Хто ж на нас хвост поднимет?

— Необязательно кто-то. Вот сейчас Германию подомнём, что надо делать? Надо суметь выжать из неё всё. Всё, что они придумали новенького, всё, что изобрели. Артиллерийскими залпами и лихой атакой этого не сделаешь. И саму бы Германию под себя подмять. Пусть не навсегда, но надолго.

— Це не наше дило, Григорыч, — Никитин всё лицо аж скособочивает.

— Не наше, не военных, всё так. Но моё, мне уже приходится заниматься, — имею в виду уровень, нарком обороны уже политическая должность.

Хоть я и зам наркома, но в одном шаге от высшей военной должности, которую сейчас Сталин занимает. Что и доказывает её политическую роль.

— Саша! — обращаюсь к адъютанту поодаль. — Командуй выезд.

18 февраля, среда, время 10:05.

201-ый истребительный авиаполк.

100 км на северо-восток от Бреслау.

Василий Сталин.

— Ловко мы их взяли! Шуганули в сторону, а тут Вася! Вася, ты настоящий охотник, так точно подрезал!

Свою четвёрку небесных скакунов поставили ровно в ряд, теперь идём в штаб. Доложиться и в столовую горячего чайку хлебнуть. На высоте всё-таки холодно. Восторг переполняет так, что иду, чуть не подпрыгивая. Закончился долгий пост, когда не имел возможности спустить с небес вниз кучу горящих обломков, бывшей секунду назад грозной машиной. Мессер! Мой двадцатый сбитый самолёт! Я вошёл в десятку самых результативных лётчиков!

Результат это здорово, но не только в нём дело. Это, наверное, может понять артиллерист, подбивший танк прямой наводкой, снайпер, снявший очередного врага с учёта по довольствию. Или боец ловким и мощным ударом приклада упокоивший Совсем недаром многие обожают охоту.

Мы их выследили, эту парочку мессеров. Анохин с напарником атаковали по горизонтали, ожидаемо мессеры ушли вверх, где я с ведомым их подловили. Вышли из облаков очень удачно. Второй мессер, вернее, первый, ведущий скрылся в тех же облаках. Гоняться за ним не стали, бестолковое дело.

Это кто там стоит! Выравниваю сбившийся шаг. Почему при виде маршала холодок в груди появляется? В бою никогда, а ведь там убить могут!

— Здравия желаю, товарищ маршал! — отдаю честь, обозначая строевой шаг.

— Васенька, — слишком сладко улыбается маршал, — тебе сразу морду набить или чуть погодя?

Это вместо приветствия? Непроизвольно оглядываюсь. Троица моих парней благоразумно отстала и теперь делает вид, что они здесь случайно.

— Ну-ка, иди сюда, — маршал загребает меня сильной рукой за шею и волочит в штаб, как щенка. Что он себе позволяет?

19 февраля, четверг, время 09:00.

Небо над Бреслау. Воздушный КП маршала Павлова.

— Быстро они… — задумчиво наблюдаю воздушный бой пониже нас.

Четвёрка Яков, вернее, тройка вышла на четвёрку мессеров. Четвёртая наша машина — «Аэрокобра» с номером «17» на борту. Идентификатор Васи Сталина не единственное украшение, есть два десятка звёздочек.

— Это только затравка, глядите дальше… — говорю наблюдателям и киваю в сторону.

К месту боя подбирается ещё восьмёрка мессеров. А с другой стороны, но чуть дальше — наша эскадрилья Яков. Дюжина самолётов того же 201-го полка.

То, что немцы быстро разнюхают, кто летает на «Аэрокобре», нисколько не сомневался. Финны же знали, почему немцам не знать? Поразительно, на какие глупости способна молодость! Одна-единственная «Аэрокобра» в наших ВВС и на ней летает Василий Сталин! Всё равно, что выкрасится в красно-оранжевую расцветку и летать напоказ, глядите враги, вот он я! Грубейшее нарушение одного из главных правил войны: будь незаметен!

Мои ребята не спят. Даже взгляд не успеваю кинуть, как связисты уже сообщают лётчикам об угрозе с северо-запада. Наша четвёрка смещается в сторону своих и почти успевает. Начинается бешеная круговерть воздушного боя. Но ненадолго. Асы люфтваффе не выносят численного превосходства над собой. Стая мессеров отпрыгивает. Дымясь, уходит вниз Як, второму тоже досталось, но высоту держит. Не по своей воле шлёпнулись на землю два мессера, остальные делают ноги. Примерно равный итог. Ещё «Аэрокобра» подозрительно виляет. Всё правильно, как её ни береги, все мессеры, прежде всего, выцеливали её.

— До тебя доходит? — требовательно смотрю на Васю, что сидит рядом.

Да, внизу был не он. И машина не его. Парень трёт лоб.

Охо-хо! Приходится заниматься воспитанием подрастающего поколения. По моему взгляду остальные наблюдатели отсаживаются подальше, насколько это возможно.

Сначала рассказываю, насколько глупым было летать на уникальной машине, которой больше ни у кого нет. Вздыхает удручённо. Доходит вроде.

— Ты пойми, Вася! Какой-нибудь глупый пацан, — сознательно разношу двоих, его и абстрактного тупого парня, хотя… — был бы счастлив и рад, что у него такая фамилия по праву крови. Ежу понятно, какие огромные карьерные перспективы открываются. А с другой стороны?

Дожидаюсь вопросительного взгляда.

— А с другой стороны, это огромное бремя ответственности за фамилию. Нельзя её срамить. Тут даже несправедливость просматривается. Если отличишься, все говорят: ну, это же Сталин, чего вы хотите? Как бы ничего такого. А если споткнёшься…

Продолжаю долгой паузой.

— Для чего я тебя сюда вытащил?

Вася непонимающе таращится.

— Не молчи, Вася. Включай голову. Надеюсь, хоть что-то там есть? Зачем ты здесь?

— Посмотреть сверху…

Ответ неуверенный, можно сказать, дебильный, но неожиданно точный.

— Правильно. Посмотреть сверху, в том числе и на себя. Там внизу — ты. Немцы так считают. Если ты юнец неразумный, то тебя убивают, тем самым наносят сильный удар по твоему отцу. А значит, и по всему государству. Поэтому тебе надо быстро выходить на самый верх, на генеральский уровень.

Делаю паузу. Лекцию надо читать блоками, давая время на переварить. И самому с мыслями собраться.

— Немцы знают, на чём ты летаешь. Предсказать их действия несложно. Для генерала не сложно. И дальше начинается высокая игра, которой ты должен научиться. То, что я сделал, должен был ты организовать. Пригнать ещё три «Аэрокобры» в полк должен был ты, а не я. Посадить на них самых азартных добровольцев, закрасить машины точно как твой самолёт. И пусть теперь асы люфтваффе гоняются за якобы тобой. А мы будем их подлавливать. Заманивать в засады, выводить под огонь наших зениток. Даже если уровень потерь будет одинаков, всё равно мы их переиграли. С самого начала, понимаешь? Мы их за нос водим.

Жду и дожидаюсь искорки озарения на юном лице горячего парня.

— Если б ты знал, сколько представлений на тебя я выбросил, — вздыхаю. — Доброхоты чёртовы! Дал бы им волю, ты уже генерал-майором стал бы. Но ты прямо в последние дни доказал, что на генеральский уровень не тянешь. Всё время в рукопашную рвёшься.

Вася погружается в раздумья. Давай-давай, тренируй кумекалку!

Даю отмашку лётчикам на возвращение. Активных наземных действий сегодня не предполагается. Немцы закапываются в оборону, наши перегруппировываются. Только ради Васи и поднялись сегодня в воздух.

— Ну, что? Додумался до чего-нибудь? — вижу по лицу — тормозит. Подсказываю:

— Рано или поздно они тебя, якобы тебя, собьют. Дальше что?

Вася вдруг начинает смеяться. Дошло?

— Но не сразу, не сразу. Дать им время на победные реляции и всё такое. Пару суток. Потом снова вылетает «Аэрокобра» с твоим номером. Через пару суток…

Замолкаю, жду. Вздыхаю, не дождался от него продолжения. Приходится самому.

— Через пару суток вылетает одновременно две или три «Аэрокобры» с твоим номером…

Вася снова начинает хихикать. Доходит весь цимес, слава ВКП(б)!

— А ещё через пару суток ты в Москве даёшь интервью иностранным корреспондентам, в котором рассказываешь, как мы ловко оставили гитлеровцев в дураках. И над ними смеётся весь мир.

Опять делаю паузу.

— Скажи, разве это не победа? Она может быть и такой, без водружения красного флага.

21 февраля, суббота, время 18:50.

Москва, Кремль, Ставка ВГК.

Первый час обсуждаем события на фронтах. Мне хотели навязать ещё одну армию плюсом к освободившимся армиям Анисимова и Кузнецова. Отбоярился.

— Товарищи, это лишние расходы. Тогда уж лучше их на Дальний Восток отправить. На случай если японцы начнут бузить. А мне хватит и того, что есть. Европа маленькая, толкаться локтями начнём.

— Смотрите, товарищ Павлов, — Сталин глядит предостерегающе. — Если после этих слов начнёте просить резервы…

Он делает паузу, тут же вклиниваюсь.

— Конечно, буду, товарищ Сталин. Но не людьми. Боеприпасы лишними не будут, техника всегда нужна, о ГСМ и речи нет. Сколько ни дайте, вволю не будет. Впрочем, давайте подержим северные армии в резерве. Мало ли что…

— Какие-то трудности у вас есть, товарищ Павлов?

— У немцев новые танки появились. Тяжёлые. С грозным названием «Тигры». 76-миллиметровые орудия в лоб их не берут. Ни танковые пушки, ни полевые. Т-34 против них тоже слаб, только в борт да с близкого расстояния может поразить. Бороться можно только зажигательными снарядами. У них бензиновые двигатели, так что огня они боятся.

— Хм-м… — Сталин пыхает трубкой.

— Короче говоря, штатных средств поражения этого чудовища у нас нет. Нас выручает пара обстоятельств. «Тигр» — техника новая и сырая, часто ломается. Проходимость у них плохая из-за большой массы. Обслуживание сложное, горючего жрёт много, так что если отбомбиться по их складам ГСМ, они встанут.

— Что вам всё-таки нужно для эффективной борьбы с «Тиграми», товарищ Павлов?

— Зажигательные снаряды для сорокопяток и 76-миллиметровых полевых пушек. Для танков Т-34 тоже. Снаряд должен снабжаться горючей смесью с высокой температурой горения. Он должен как бы разбиваться о броню и заливать её горящей смесью. Сразу нейтрализуются оптические приборы, танк слепнет. А если возможна стрельба с фланга, то моторный отсек можно поразить. Тогда всё, танку конец.

Чуть подумав, добавляю:

— В Белоруссии изготавливаем такие снаряды, но крайне мало. Начинка из бензина с добавлением машинного масла. Вынужденный вариант, они постепенно подтекают, долго хранить нельзя…

Слава Васильеву, он догадался сделать сплошным низ снаряда, так что в пороховой заряд выстрела масло не течёт.

— Термитная смесь нужна, — умничает Каганович.

Дёргаю головой.

— Да мне всё равно. Главное, чтобы работало.

Упоминаю и второй вариант.

— Можно ещё возобновить производство противотанковых 57-мм пушек ЗИС-2. Они способны пробивать лобовую броню тигров. Но я не уверен, что мы получим хотя бы тысячу пушек за пару месяцев. А меньше или за более долгий срок не имеет смысла. Не успеем снабдить ими войска до конца войны.

Вопрос со снарядами отдали на откуп Жданову. Производство пушек постановили тоже возобновить.

— Война может и закончится, но армия всё равно должна иметь лучшее вооружение, — против слов Сталина возражений не нашлось.

Одну из освободившихся армий Карельского фронта всё-таки постановили перебросить Жукову. Он точно не откажется. А сам Карельский фронт объединится с Ленинградским в Северный. Потихоньку переходим в том регионе на мирные рельсы. Финская армия демобилизуется, тяжёлых вооружений и большей части авиации она лишена, так что даже при жгучем желании возобновить военные действия технически не сможет.

Доходит речь до делёжки Европы. Понятное дело, что Тешинскую область, захваченную Польшей, решили отдать обратно Чехословакии. Ни вопросов, ни возражений ни у кого нет. А вот тема Данцига лично у меня вызывает кривоватую ухмылку. Не сдержался.

— У вас возражения, товарищ Павлов?

— Не то, чтобы возражения… сомнения, товарищ Сталин. С одной стороны, этот эксклав Германии прямо просится, чтобы его отрезали. С другой, дарить его полякам не хочется.

— Пачиму?

— Они нас ненавидят, и никакие подарки это не исправят.

— Мы создаём в Польше коммунистическую партию, — своё веское слово вставляет Мехлис.

— И в это же время воссоздаётся польская армия, в которой коммунисты никакого влияния не имеют.

Какое-то подозрительное молчание устанавливается, как будто я ляпнул о чём-то запретном и деликатном. Надо исправляться.

— В настоящий момент вынуждаю их вести активные боевые действия. Сильно надеюсь, что общие потери достигнут не менее половины личного состава.

— Какая кровожадность, — роняет Ворошилов весело.

— Там офицеры по большей части яростные антикоммунисты. Меньше потом хлопот будет. Если Данциг отдаём полякам, то пусть они его и штурмуют. Хоть пару тысяч наших бойцов сбережём.

— А сейчас чем твои поляки занимаются? — любопытствует Будённый.

— Немецкий гарнизон в Лодзи добивают, — Лодзь наши войска обошли, оставив честь его взятия полковнику Шиманскому.

Так и постановили отдать Данциг. А кто его будет брать, на моё усмотрение. Я усмотрю, мне не трудно, хех!

— Товарищ Павлов, а ви не поторопились организовать управления по немецкому имуществу? Мне кажется, ви спешите. Этот вопрос должен решаться ГКО.

Вот и дошла очередь до моего вопроса. Встаю. Репликой тут не отделаешься.

— Думаю, что наоборот, товарищ Сталин, опаздываем. Мы уже довольно долго находимся на чужой территории. Механизмы репараций уже надо создавать, — кстати, он тот мой приказ до сих пор не подписал, так что он как бы не совсем законный. — Созданные на временной основе управления своего рода разведка боем. Безусловно, этот вопрос должен решаться ГКО. Поэтому предлагаю такой порядок. Через три-четыре недели временные начальники управлений выявят все трудности, возникающие при их работе. Затем доложат их комиссии ГКО, и тогда можно будет окончательно утрясти вопросы их структуры, порядка деятельности и комплектования. И провести отдельным постановлением ГКО.

Против разумности такого предложения не мог возразить никто. Даже Мехлис и Берия.

Заседание Ставки закончилось относительно быстро. И Сталин потащил меня в Кунцево. После ужина гуляем по знакомым маршрутам. Предсказуемо заходит речь о Василии.

— Сами понимаете, товарищ Сталин, абсолютной гарантии дать не могу. Вася, в конце концов, может и на машине разбиться. Лихач он по характеру. Но несколько дней уже не летает, и ещё недели полторы в воздух подниматься не будет.

— Ви можете запретить боевому лётчику летать? — несмотря на лёгкий акцент, вижу, что вождь не злится.

— По правилам — нет, не могу. Но сейчас идёт операция «Меркурий», в рамках которой ему строго воспрещено летать на его любимой «Аэрокобре». И во избежание неожиданностей ему дали задание на перегон Яков к линии фронта. С одной стороны, не так опасно, с другой — лётные навыки не теряются.

— Что за операция «Меркурий»? — вождю становится любопытно.

Рассказываю. Иосиф Виссарионович не так восприимчив, как его молодой потомок, поэтому взахлеб не смеётся, но улыбается очень широко.

— Я очень рад, товарищ Павлов, что ви так заботитесь о моём сыне. У вас хорошо получается.

— Спасибо, товарищ Сталин. Я так понимаю, вы одобряете завершающий этап — интервью Василия с иностранными журналистами? Скоро мы уничтожим германский фашизм, но пока он жив и силён, не повредит лишний раз щёлкнуть его по носу и унизить.

— Я дам поручение Молотову подготовить это мероприятие, — Сталин доброжелательно похлопывает меня по плечу. Одна из высших форм одобрения, насколько понимаю.

Есть за что. Убил несколько зайцев одним выстрелом. Вывел Василия из зоны наивысшей опасности, хоть временно, но и то хлеб. Это первый заяц. Провёл красивую комбинацию против немцев, второй зайчик. И дал урок высшей, для него высшей, стратегии Василию. Показал красоту генеральской игры. Это третий заяц, премиальный.

22 февраля, воскресенье, время 08:15

Позиции 5-го стрелкового корпуса близ городка Нейсе (Верхняя Силезия).

Участок 113-й стрелковой дивизии.

— Это чё за грёбаный тарантас? — артиллеристы батареи прикрытия потрясённо глядят на стального монстра, небрежно раздвигающего дымящиеся разбитые бронетанковые машины.

— Быстро передай на КП полка, нас атакует пять «Тигров»!

Комбат внимательно рассматривает грозную немецкую машину после команды связисту.

Немцы до сих пор не нашли эффективного способа взлома русской обороны. Поэтому сначала пошли обычные танки, в том числе лёгкие. В процессе боя лёгкая артиллерия была ожидаемо подавлена. Опытный командир батареи капитан Тарасов видел такое не раз.

Затем так же ожидаемо танковая атака захлёбывается. Потери понесли уже от сорокопяток, окончательно железный наступательный порыв грубо обрывается на минном поле. Только один Т-III прячется за дымящимся коллегой, не решаясь высовываться.

И вот подходят настоящие гиганты, одним своим видом вселяющие неуверенность во всех, в чью сторону смотрят мощные длинные стволы. Неуверенность испытывают отчаянные храбрецы. Все прочие чувствуют в животе холодящий ужас. Особенно когда видят, как снаряды высекают из них искры, не нанеся никакого ущерба.

Капитан давно заметил, что страха перед врагом почти не испытывает. Его напрочь вытесняют другие страхи, командирские. Страх не выполнить боевую задачу, потерпеть поражение, потерять своих людей.

— Третье и четвёртое орудие огонь по лидеру. Первый залп по гусенице слева, остальные по основанию башни. Если подставится боком — бить в борт в районе колёс. Огонь по готовности. После второго выстрела менять позицию.

Два командира указанных расчётов убегают, пригибаясь, к своим пушкам.

— Вам тоже самое по левофланговому, — остальным командирам капитан подкрепляет слова жестом и для надёжности повторяет слово в слово.

Через четверть минуты звучит первый выстрел. Батарея полевых 76-миллиметровых пушек вступает в бой с практически неуязвимыми «Тиграми».

Неуязвимых машин не бывает, — удовлетворённо кривит губы в слабой усмешке капитан. Обоим парам орудий удаётся «разуть» свои цели и выстрелить ещё по разу. Остальные три блокируются потерявшими подвижность собратьями. Перебираться через воронки от минных бомб они не рискуют. И тут же их поддерживает миномётный огонь. Пока 82-миллиметровые, но дальше должны вмешаться и более серьёзные калибры. Кроме обычных мин используются и дымовые. В ответ танки успевают дать только два пристрелочных выстрела.

— Товарищ капитан! — подскакивает ординарец. — Наводчик третьего орудия ранен.

— В санбат, — кроме короткой команды ничего больше не надо. Кроме одной:

— Скажи им, чтоб не торопились. Пусть ведут прицельный огонь по уязвимым точкам.

Уязвимых точек даже у «Тигра» хватает. Отличие от остальных танков в том, что это именно точки. Попробуй попади.

То, что все пушки сменили позиции, комбат и сам видел. Наводчика заменит командир расчёта, если что, он сам встанет. Но атака уже отбита, сдвинуться танки не могут, остаётся только артиллерийская дуэль, которая для немцев затруднена дымовой завесой. Действовать надо элементарно: прицелиться, пользуясь разрывами в клубах дыма, а стрелять, когда танк закрывается особенно густо. Тогда экипаж не сможет засечь местоположение пушки.

Начинается обстрел 120-миллиметровыми миномётами. Одна мина взрывается немного с другим звуком и чуть погодя за передовыми танками поднимается шлейф чёрного дыма. Прямое попадание? Да, точно! Капитан издаёт короткий хохоток.

А затем прилетают штурмовики. Процент попаданий эрэсами крайне невысок, хорошо, если одна из восьми-десяти ракет, но «Тиграм» от четырёх пар чаек хватило. После дождя огненных стрел у брошенных окопов группа танков превращается в кучу чадящих костров.

23 февраля, понедельник, время 20:05.

Москва, Кремль, Екатерининский зал.

Придержали меня в Москве на праздник. По занятости чуть не забыл о дне, посвящённом нам, военным. Хорошо, что есть политотдели, которые такими вещами целенаправленно занимаются.

В наркомате много бумажных и мелких дел, одних представлений к наградам и повышениям званий привезли целый мешок. Мы сейчас представления в Москву и награды обратно на фронт мешками возим. Целый день там и провёл. Полдня, если точно. Воскресенье всё-таки было.

Отгремели речи к тостам высших руководителей. В том числе и моя. Самая остроумная, как субъективно считаю.

— Часто слышу пожелания взять какой-нибудь город или выиграть большое сражение к какой-нибудь знаменательной дате, — так я начал.

— Но брать Берлин к 23 февраля, 8 марта или к Первомаю не стоит. Победа над Германией, победа в большой войне станет огромным праздником для всего советского народа. И совмещать, товарищи, нельзя. Нельзя лишать наш героический народ такой великой даты. Отдельной. Точно я не знаю, когда она будет. Но это случится, товарищи, и случится очень скоро.

И дружно выпили.

А сейчас мы стоим у окон и любуемся салютом над Москвой. Ко мне, обдавая облаком кружащих голову духов, слегка прижимается кокетливо звезда советского кино. На этот раз не Фёдорова, получше на мой вкус. Марина Ладынина.

Где-то рядом проходит Семён Михайлович, подмигивает, подкручивая ус.

— А у меня для вас подарок, Марина Алексеевна, — с огромным удовольствием говорю ей на ушко. — Вообще-то я давал обещание Зое Фёдоровой, но гляжу, её сегодня нет.

— Подарки это всегда интересно, товарищ маршал.

Улыбается и очень тепло улыбается, но сторожко. Сразу как-то понимаю, что интрижка исключена. Ну да, режиссёр Пырьев это маршал советского кинематографа. Так что внимание другого маршала ей лестно, но голову не кружит.

Отвожу её под руку к столу.

— Конечно, с собой-то у меня ничего нет. Приезжайте завтра в наркомат обороны, скажем, в два часа пополудни. Присутствие мужа не обязательно, но приветствуется.

Вчера в наркомате и этим занимался. Составлением списков, распределением тряпья и косметики. Мне эти слова, живанши, шанель и диор, ничего не говорят, зато у сотрудниц наркомата глаза горели мощными прожекторами. За это я бы и орден Мерецкову дал, но хватит ему и целого созвездия автографов первых красавиц Советского Союза.

— Считайте это подарком на 8 марта от личного состава всего РККА, Мариночка, — усаживаю её на соседний стул.

Надеятся на особое внимание Марины мне, женатому человеку, не приходится. Я бы может и, но учитывая строгость характера самой актрисы, нет. Однако приятнейшим общением был обеспечен на весь вечер.

26 февраля, среда, время 08:55.

Верхняя Силезия, штабной бронепоезд «Корвет» командарма Голубева.

Морское название дал своему мобильному штабу Голубев. Хозяин — барин.

— Зажигательные снаряды почему не использовали? — требовательно гляжу на командарма.

У нас сейчас разбор полётов. Мини-прохоровка случилась. Где-то прошляпила авиаразведка, хотя немцы опытные вояки и тоже умеют в маскировку. Где-то обычная проглядела. Короче, колонна наших танков недалеко от городка Равич, это севернее Бреслау, наткнулась на немецкий танковый полк с «Тиграми» и штугами.

Три десятка танков в одном бою это даже для армии больно. В другом-то месте, где «Тиграми» попытались взломать оборону 113-ой дивизии, их по носу щёлкнули.

— И тоже зажигательных снарядов не применяли. А почему?

— Их мало, товарищ маршал! — Голубев кривит лицо. — Мы их попробовали на обычной бронетехнике. Вроде работает. Но пока распробовали, они и кончились. Что их там было-то? По паре десятков на батарею.

Да и хранить их непросто — это я про себя, нечего ему помогать оправдываться. Держать их надо строго вертикально, иначе текут. Вздыхаю.

— Ладно, давай разбор и выводы по бою делать.

Не надо было им огонь открывать. Комполка на истерике приказ отдал… и тогда под Прохоровкой надо было молча отползти в сторону. Тогда в РИ неосторожный приказ отдал генерал Ротмистров.

— Понизь его в звании, — кидаю мимоходом.

Командир отдал приказ в состоянии истерики. Надо было концентрировать огонь так, чтобы по каждому «Тигру» шмаляло не менее десятка танков…

— Для этого надо организовать огонь следующим образом: поротно. Каждая танковая рота даёт залп по одному «Тигру». По уязвимым точкам. Из десяти-пятнадцати танков кто-то да попадёт. Разработайте для командиров танков порядок самых предпочтительных точек, куда надо бить.

Там ещё много чего надо. Но уверен, 85-миллиметровые пушки Т-34 тоже многое могут. Никакая броня не выдержит попадания подряд двух-трёх снарядов в одно место. Снайперский артиллерийский огонь дело непростое, но на дистанции двести-триста метров вполне возможное. Тем более что требуются не более двадцати-тридцати процентов попаданий в одно место.

Мы делаем так по результатам каждого боя, где немцы нас сделали. Потому таких случаев всё меньше и меньше. Голубев ещё огорчён тем, что на этот раз он попал на роль отрицательного образца. Они все всегда огорчаются в таких случаях.

— Да не журись ты, Константин Дмитриевич! — хлопаю его по плечу. — Тебя-то я в звании не буду понижать. Сейчас закончишь окружение Бреслау, я тебя на следующую звезду представлю.

Голубева это заявление не особо радует, улыбается чуть-чуть и дежурно.

Окончание главы 20.