Ответный удар 2

Ирак, Дияла Ликвидация 1 10 июля 2019 года

Все было как всегда.

Арктический холод кондиционера, чистые, выскобленные до блеска мраморные полы штаба, четкий стук ботинок, резко брошенные в салюте руки. Все было так — и все было не так.

Двухзвездный генерал Мохаммед Сафи не был предателем в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово — как и слишком многие в Ираке он был вынужден выживать, и принимать решения в то время, когда правильные решения принять было просто невозможно. И теперь — эти решения преследовали его.

Во время первой иракской кампании — он был простым командиром танка в механизированной дивизии Таввакална, той самой, которая и брала Кувейт. В отличие от многих других — ему повезло выжить в той мясорубке, которую устроили для них американцы — а в составе восемнадцатой механизированной бригады он даже принимал участие в битве, известной как «Семьдесят три Истинг». Пропаганда — потом объявила это победой, но он то знал — так не побеждают…

После этой бойни — от его подразделения мало что осталось, но Саддаму надо было сделать вид, что он победил — и потому уцелевших танкистов с наградами и повышениями перевели в другие подразделения. Для того, чтобы делились боевым опытом.

Ко второй войне — он был уже майором и заместителем командира полка, но в боевых действиях принять участия не успел. Их генерал — собрал их и сказал, что война закончена и надо расходиться по домам. Перед этим — у дома генерала видели две машины, два внедорожника, которых до этого в городе никогда не было.

Он собрал солдат и сказал, что драться они не будут. Настроение у всех было разное — кто-то впервые за долгое время позволил себе выразить свое истинное отношение к режиму, а группа младших офицеров едва не подняла мятеж в части. Но они были в меньшинстве — он приказал разоружить их и расстрелять.

Почти весь первый год оккупации — он занимался частным извозом, но потом к нему пришли американцы. Оказалось, что эта история с расстрелом баасистов — стала известной и перевела его в разряд «благонадежных». А американцам нужны были благонадежные — в стране, где не было вообще ничего благонадежного.

Он начал снова, с нуля, с должности командира танка — и в этой должности прошел переподготовку в американском Форте Беннинг. Один из первых — он получил новейшие, заказанные в США танки М1 Абрамс, точно такие же, как и те, из которых их крошили при 73 Истинг. Потом, когда пришли русские — его дивизия стала единственным эксплуатантом этих танков: их собрали в одно место, потому что Ирак стал закупать технику российского производства.

Когда американцы ушли — никто не пенял ему на его опыт обучения в США. Наоборот — он считался ценным активом, грамотным офицером и продвигался по службе. А когда в части появились русские военные советники — они проявили живой интерес к американскому опыту и выразили готовность не только учить, но и учиться…

Но была у генерала еще одна тайна. Тайна, которую никто в Ираке не знал. Те, кто знал — были давно мертвы.

Он сам, верующий и довольно ревностно верующий мусульманин — шиит происходил из ревностно верующей семьи, жившей к югу от Багдада. У него была супруга, как это часто бывает в Ираке его кузина и было двое детей, мальчик и девочка. Но у него была еще одна семья. Очень далеко отсюда…

С Маликой он познакомился в госпитале, когда приходил навещать своих раненых товарищей. Ему было двадцать восемь и он был офицером. Малике было всего семнадцать, она была испуганной медсестрой в госпитале, мобилизованной по линии партии БААС и она была христианкой. Наполовину армянкой, наполовину персиянкой. Да еще и с крайне радикальными антиправительственными взглядами, которые она скрывала.

Он тогда не был еще женат и скрывал свою связь ото всех. Потом, когда женился — его жена была младше на десять лет, в Ираке это принято — какое-то время он жил на две семьи, и именно у Малики — родился первый ребенок. Он же оказался и единственным. Потом, когда кто-то в застенках Абу-Грейба назвал имя Малики — ей чудом удалось бежать в Иорданию вместе с сыном и там выдать себя за палестинскую беженку. С тех пор — он не видел Малику и сына вживую.

Ошибку — и ошибку страшную, он совершил, когда упомянул о жене и сыне в Иордании американскому офицеру в Форте Беннинг. Просто последний раз, когда они говорили с Маликой — сын болел и это не могло не волновать. Офицер проявил к этому случаю живейший интерес — и иного не могло и быть. Ведь он был офицером разведки — а биографический рычаг отличный инструмент для вербовки. Американцам были критически нужны люди в армии — хотя бы для того, чтобы понимать что происходит и предупредить тот момент, когда эта армия, ими же вооруженная — бросится на них.

Малику и сына — перевезли в Штаты и дали грин-кард. А Мохаммед Сафи — стал с тех пор работать на американскую разведку.

Сначала — он работал по доброй воле. Выявлял неблагонадежных… да сначала американцы и не требовали от него почти ничего. Думал, что американцы несут благо для его многострадальной страны. Странно — но у него не было к ним ненависти. Ненависть — появится потом…

В тринадцатом году, когда страну сотрясали теракты — он стал командиром полка. В пятнадцатом — командиром дивизии. Его предшественник — был зверски убит террористами за то, что его часть принимала участие в контртеррористических операциях.

После того, как пришли русские — американцы задействовали его куда интенсивнее и одновременно с этим — он начал понимать, кто настоящие друзья Ирака, и вообще арабов, а кто — нет.

Русские мыслили совсем по-другому — не так, как американцы и одновременно очень схоже с тем, как мыслили на Востоке. Враг для них был всегда врагом, они не задумывались о том, почему он им стал — они просто убивали врагов сами и учили это делать иракцев. Для них не было борцов за свободу — любой, кто взял в руки автомат и восстал — становился террористом и безжалостно уничтожался. Порядок был важнее свободы, а сильная власть — важнее демократии. Одновременно с этим — они никогда не говорили, что тот, кто когда то сражался за Ирак был в чем-то виноват — даже если он сражался за него во времена Саддама Хуссейна. Новая власть, несмотря на все ее недостатки — была понятной и более эффективной, чем прежняя. Об этом говорило хотя бы то, что его сын — законный, тот что был от его законной жены — отлично успевал по математике и готовился поступать в университет. Настоящий, а не исламский.

И американцы — решили эту власть свергнуть.

Он получил от того, кто был с ним на связи несколько сумок, в которых было пять миллионов долларов наличными. Миллион он оставил себе, а четыре — постепенно раздал. Ему показали американские паспорта — для него и для его семьи и сказали, что после того, как все это начнется — он может явиться в посольство, забрать паспорта и вылететь в Штаты. Можно даже без семьи — в конце концов, он всегда любил только Малику, насмешливую, резкую и свободную в суждениях.

В его дивизии был заговор и он знал об этом. Знал он и то, что некоторые из офицеров, которых он по настоятельному совету американцев продвинул по службе — были отнюдь не прозападниками и не тайными сторонниками демократического курса Ирака — а сторонниками салафии, агрессивного ислама, боевым отрядом этого движения была организация Аль-Каида. Он знал о том, что совсем не просто так — два года назад попал в автокатастрофу и погиб работавший в дивизии контрразведчик — а на его место прислали человека, тайно сочувствующего ваххабитам. И в один прекрасный день — это было несколько месяцев назад — он высказал встречавшемся с ним американцу все, что он думает. Что он не собирается помогать взять власть тем, против кого дрался все это время. Что он не собирается быть палачом своего народа и своей страны. В ответ — американский разведчик усмехнулся и сказал, что благополучие его второй семьи — в его руках. И показал документ — из которого следовало, что Малику требовала выдать иорданская контрразведка, якобы за преступления, которые она совершила на территории Иордании. И объяснил, что ЦРУ осторожно подходит к вопросам сотрудничества с иорданским Мухабарратом — но все в его руках.

Генерал с трудом удержался от того, чтобы выхватить пистолет и выстрелить американцу в лицо. Выхода у него не было.

Конечно же, на самом деле он был. Скажи он одному из советников, что происходит — и решить проблему было можно. Всего то надо было — выкрасть Малику и сына из Штатов и доставить их в Ирак. Или даже в Россию, откуда, как все уже знают — выдачи нет. Или даже просто поднять шум — натурализованных граждан Америки выдают в отнюдь не цивилизованное государство. Но генералу не пришла в голову такая мысль. Он по-прежнему тайно общался со своей семьей через Скайп, купил специальный телефон и уезжал подальше от части, чтобы не перехватили. Он разговаривал с Маликой — она стала профессиональным хирургом, и у нее был дом на побережье. Разговаривал он и с сыном — рослым, темноволосым молодым человеком, он уже привык к тому, что его отец генерал армии Ирака и показывал фото своих подружек, почти каждый разговор — новых. В основном это были белокурые блондинки, типичные американки. И генерал понимал, что они там — на своем месте. А он тут — на своем. И от него зависело их существование.

Но чем дальше подходило «время Ч» тем он сильнее сомневался в том, что он собирался сделать.

Да, он спасал свою семью. Но кто спасет семьи тех, кто живет в Ираке. Кто спасет семьи тех честных офицеров, которые служат с ним. Кто спасет семьи тех граждан, которым он служит. Кто наконец спасет его семью — ведь его вторая семья жила с ним, и его сын Махмуд — был не меньше его сыном — чем тот, что жил за океаном. Кто спасет их в той бойне, которая развернется после переворота. Кто спасет от расправы? А она будет. Сирия, Ливия, Египет — один пример за другим. Правильные лозунги, Коран в брошенной в жесте неповиновения к небу руке. И кровь, кровь, кровь…

Он все чаще задумывался об этом. И не находил ответа.

И он был не уверен в том что сделает после времени Ч. Бросит механизированную дивизию на Багдад — или прикажет расстрелять заговорщиков на плацу?

Плац.

Грохот сапогов, резкие крики команд — занимались с новобранцами, с молодым пополнением…

Прохлада бронированного чрева внедорожника — это его служебная машина. Выстроившиеся у двух тяжелобронированных Тигров солдаты — разведподразделение его части, оно обеспечивает его охрану.

Дверь за ним закрылась, отсекая адское пекло улицы.

— Домой, эфенди?

Генерал не ответил. Удивленный водитель — повернулся к нему.

— Нет — неожиданно даже для себя самого сказал генерал — в Багдад.

Водитель никак не проявил удивление. Как это и принято — он дальний родственник генерала, вытащенный им из глубинки и преданный ему до конца: на Востоке к себе допускают только самых близких и желательно родственников. Они часто ездили в Багдад — Дияла недалеко, и генерал часто участвовал во всевозможных совещаниях. В министерстве обороны, иногда в Русском доме — как туда ехать, он помнил наизусть. Правда, когда надо было ехать в Багдад — обычно адъютант генерала доводил до него с утра, машину готовили к выезду — не дай Аллах остановиться на трассе. Сегодня — никто не говорил, что надо ехать в Багдад. Но генералу — известно лучше…

Перед КПП — водитель посигналил, шлагбаум был уже открыт. Часовые стояли навытяжку. Пройдя КПП, машина вышла на дорогу, броневики следовали за ней. Выйдя на трассу — водитель повернул в сторону Багдада…

Затрещала рация…

— Лидер, я Прикрытие один, что происходит…

— Прикрытие один, я Лидер, эфенди генерал приказал ехать в Багдад…

— Лидер, в расписании на сегодня Багдада нет…

— Таков приказ господина генерала

Несколько секунд молчания

— Вас понял. Следуем…

Машины набирали ход. Окно не открывалось — бронированное. Генерал поставил низкую температуру на кондиционере… он был близок к окончательному решению. Одному из двух — либо он выходит из игры, либо…

Он понимал, что это — с его выходом из игры не кончится. И даже с его смертью — не прекратится. Останутся те, кто доведет дело до конца.

В Мухабаррате — ему могут не поверить. Президентский дворец… наверняка и в окружении есть те, кто завязан в заговоре. Единственная сила, среди которой точно нет заговорщиков… те кто все потеряет в случае заговора…

Да. Верно. Это — русские.

Машина начала замедляться. Причем ощутимо.

— Что там? — недовольно сказал генерал

— Проверка, господин генерал. Блокпост…

Почему то сейчас — генерал Мохаммед Сафи все понял. Сразу. Без вариантов. Его неожиданная поездка в Багдад и блок-пост на дороге — там, где его никогда не было и не могло быть. Он выглянул в окно — и увидел парящий справа от дороги Блекхок. Он не летел, а висел на месте — и это был не известный в Ираке американский Блекхок, американцы его в Ирак не поставляли. Это была его китайская копия, которые закупали для Мухабаррата и спецподразделений.

И просто так — он тут оказаться не мог…

Генерал достал из кармана блокнот и ручку — привычка, приобретенная еще в Вестпойнте. Вырвал все исписанные страницы, резко нажимая пером на бумагу написал — всем, кого это касается. После чего — одно за другим перечислил все имена заговорщиков, которых он знал, имя и приметы американца — контактера и информацию о том, когда и как планируется выступление. Существовал еще один способ — как защитить обе семьи, и ту, которая в США и ту, которая здесь. Его Малика, и его американский сын Мартин — никому не будут нужны если он будет мертв. Американцы подонки — но у них нет традиции мстить. А его семья в Ираке — останется жить в стране, где будет порядок. После того, как заговор провалится.

Просто раньше он запрещал себе думать об этом выходе. Но теперь понял, что другого нет. Он — главная проблема. Не будет его — не будет ничего.

Он торопливо писал, исписывая страницу за страницей неряшливыми английскими буквами — кому надо тот поймет, а английским после переподготовки в США он владел на уровне. Торопился писать, боясь забыть что-то важное, что-то, что позволит тем, кто пойдет по следам раскрыть заговор и выкорчевать его до конца. А когда все было сказано и блокпост был уже рядом, и полицейские подступили к машине — он аккуратно положил блокнот на сидение рядом с собой, достал пистолет, сунул его в рот, и торопливо, боясь не успеть — нажал на спуск…

Информация, которую написал в своем предсмертном письме покончивший с собой генерал — попала в нужные руки и оказалась полезной, несмотря на то, что аресты уже шли, перед саммитом — брали всех, на кого что-то было. Эта записка — послужила основанием для еще более массовых арестов. Генерал упомянул шестьдесят пять человек — к концу дня тридцать семь были арестованы, восьми удалось покончить с собой, пять — оказали сопротивление и были уничтожены. Остальным — удалось бежать, но опасности они уже не представляли.