Ирак, недалеко от Басры 11 июля 2019 года

Эти места — были проклятыми местами. Некогда одни из самых плодородных мест во всем междуречье — в восьмидесятые годы они стали местом наверное самой страшной войны десятилетия, страшнее тех что прокатились в это время по Афганистану, что шли на Фолклендских островах, что разрушали многонациональный древний Бейрут. Эта война унесла жизни более чем миллиона человек и превратила некогда плодородные, удобренные илом с Тигра и Евфрата и орошаемые поля в безжизненную, мертвую пустыню.

Мы ничего не знаем об этой войне — хотя по катастрофичности, по жестокости и дикости — она не уступает Первой и Второй мировым войнам: этакий апокалипсис в миниатюре. Это была самая настоящая высокотехнологичная война, ведущаяся между двумя региональными сверхдержавами. Война, в которой были задействованы все три рода войск, война, в которой реактивные бомбардировщики Ту-22 Саддама бомбили Тегеран, война, в которой применялось химическое оружие при полном молчании и даже можно сказать молчаливом одобрении международного сообщества — особенно циничным в свете последующих событий выглядит то, что связь с Саддамом Хусейном США поддерживали через Дональда Рамсфельда.[41] Хватало и дикости — например, ракета с американского эсминца сбила иранский пассажирский самолет и никто не понес никакой ответственности, и никто даже не назвал США империей зла, как это было, когда мы сбили южнокорейский Боинг. Эта война длилась восемь лет, за это время обе стороны провели больше десятка наступательных и оборонительных операций стратегического уровня, использовались все виды имеющегося вооружения, комбинированные атаки танков и БМП, вертолетная поддержка, бои вертолетов между собой, вертолетов с самолетами, десантные операции и операции спецназа, ракетные налеты. Обе страны были прилично вооружены: Иран до революции был основным клиентом США на Ближнем Востоке, для него специально разрабатывали вооружение,[42] весь офицерский корпус учился в США и Великобритании. Ирак — был клиентом СССР, он получил огромные выгоды от нефтяного эмбарго и резкого роста цен на нефть, в Багдаде строились небоскребы. От войны — обе страны остались непоправимо искалеченными, целое поколение прошло через ужас атак до последнего человека — во многом, этим объясняется ненависть и озверение иракцев, в общем то мирных людей. Пока мы тут ждем — я расскажу только одну маленькую историю. За что повесили Саддама Хусейна и что было на самом деле.

В иракском Курдистане был такой городок — Халабджа. Он относительно небольшой и населен иракскими курдами, самым крупным народом Востока из тех, которые никак не могут образовать собственное государство: курды рассеяны по территориям четырех государств: Ирака, Ирана, Турции и Сирии. Иракские и иранские курды — несмотря на то, что жили в разных государствах, причем государствах враждующих — были для друга ближе и роднее, чем народ тех государств, в которых они жили. Политику они — точнее курдские вожди — вели циничную и непоследовательную, часто склоняясь в ту сторону, которая им что-то пообещала. И предавая тем самым Родину…

Это кстати обычное дело для мелких и гордых народов — предавать Родину. И даже для не совсем мелких и не совсем гордых- тоже. Возьмем Украину. Почему укронационалисты сотрудничали с немцами? Потому что хотели создать собственное государство, потому и сотрудничали. Для них — это было правильно. И то, что немцы, как только зашли на Украину, пересажали ублюдков по концлагерям тоже было правильно — немцам нужен был порядок, а не самостийники. И то, что Сталин чеченцев выслал, а бендеровцев НКВД по лесам перестреляло — тоже правильно. Они проиграли — и должны были расплачиваться. Здесь нет моральной компоненты, есть лишь логика и есть собственные интересы. Украинцы сделали ставку на Гитлера — их жизнь и наказала. Все правильно…

Так вот, возвращаясь к событиям в Халабдже: с той стороны — с иранской, я имею в виду — во время начала войны бушевала революция. И то ли иранские курды договорились с иракскими, то ли еще и аятоллы из священного города Кума руку к этому приложили — но факт остается фактом: иракские курды не только не стали воевать, но и открыли фронт врагу. Иранцы вошли в город.

Здесь тоже сложно дать какую-то моральную оценку этой ситуации, особенно в свете того, что произошло потом. Из-за конфликта Хусейна, и бесноватого аятоллы Хомейни, явно не совсем нормального психически (ох, как должно быть потом сокрушался Саддам, что заменил в 1977 году арестованному в Ираке Хомейни смертную казнь на высылку…) иракские и иранские курды, дети одного, во многом искусственно разделенного народа должны были стрелять друг в друга, изничтожая свой народ в братоубийственной войне. Этого ждали от них и та и другая сторона. И Ирак и Иран, и Хомейни и Хусейн. Это нормально? Нет. Солдаты отказались воевать и открыли фронт врагу, из-за чего тот — ворвался на территорию страны? Это нормально? Какое должно быть наказание за такое? Подумайте сами — вы глава государства, идет тяжелейшая война, и один из небольших народов отказывается воевать и открывает фронт врагу — при этом, и до того он поднимал мятежи и совершал террористические акты, и не раз. Их прощали, амнистировали, они каялись и начинали опять, раз за разом. В шестидесятые — в горах шла настоящая война, туда через Турцию забрасывали агентов ЦРУ, инструкторов для курдского ополчения, оружие. И все это раз за разом, раз за разом. Какое наказание должно быть за это? Что с такими делать? Тем более в военное время. Саддам Хусейн придумал — его армия начала войну в горах, солдаты Саддама травили колодцы, забивали весь скот, сжигали жилища, расстреливали всех, кого подозревали в сношениях с пешмергой и Ираном, было приказано полностью уничтожить все леса до последнего дерева. И все таки — курдский народ уцелел, что говорит о явной преувеличенности масштаба репрессий. Я разговаривал с генералом Рафикатом — рядовым он начинал именно там, в курдских горах — и то, что он рассказал про курдов сильно напомнило мне Чечню и Дагестан. И воевали с ними — с восточными перегибами, конечно, но делали не больше, чем мы в Чечне, Рафикат говорил, что репрессии применялись только, когда по ним открывали огонь из какого-нибудь селения. Осуждать тут легко — а вот что делать? Труднодоступные места, ущелья — действительно бомбили зарином и хлором. Вот скажите, положа руку на сердце — что бы вы лично предпочли? Тоже применить зарин против скрывающихся в горах боевиков — или чтобы погибли тысячи наших солдат в этих горах? Ну, решайте, решайте. Вот то-то и оно. А конкретно по Халабдже — тоже был нанесен удар химическим оружием. И на следующий день — иранская армия пригласила журналистов, чтобы запечатлеть это зверство. Еще раз — иранская! Не иракская! То есть — в момент химической атаки — там находились подразделения иранской армии, сам город был занят врагом, в нем находились части вражеской армии и предатели, которые ее в город пустили. Ну, а тут что делать прикажете? Мое мнение — город был вполне законной целью, а если судить за бомбежку химоружием — давайте, будем тогда судить и американцев за то, что они дефолианты над Вьетнамом распыляли. Нет? Не будем? А что так? А французов, англичан, немцев, которые удушающими газами в Первую мировую баловались — судить поздно, так хоть публично осудим. Опять нет? А что так то? Почему это возмущение такое… избирательное.

И надо сказать, что инцидент в Халабдже — западная пресса успешно замолчала, потому что все Ираку симпатизировали. И только после 1991 года все в строку пошло — и Аль-Анфаль, и Халабджа. Все в лыко…

Как то… цинично и несправедливо.

Мое мнение — саддамовский Ирак можно сравнить с СССР тридцатых годов, а самого Саддама — со Сталиным. Та же самая жестокость — но при этом, почему то сейчас, об этих жестокостях не особо вспоминают, а вспоминают о порядке. Ирак, несмотря на тяжелую войну — надрывался, но создавал собственную промышленность. Назовите мне хоть одну арабскую страну после 91-го, которая создала собственную промышленность? Ирак… под бомбами, Иран — под санкциями, Афганистан — в хлам, Пакистан… страна, самостоятельно создавшая атомную бомбу теперь усиленно дискутирует о достоверности хадисов и является главным рассадником терроризма в мире. Судан — север с югом теперь воюют, Сомали — война не прекращается около тридцати лет, Сирию в хлам разнесли, Египет и Ливия… мда…

Хотя… я, кстати, назову — ОАЭ. Там кстати, наш Владислав Лобаев делает одни из лучших снайперских винтовок в мире. Там есть специальная госкорпорация развития — за долю в деле они дают огромный беспроцентный (исламский банкинг запрещает брать процент) кредит на десять — пятнадцать лет на закупку оборудования и место в новейшем, только что построенном производственном центре высшего уровня. И обеспечивают сбыт продукции — через оборонный холдинг, централизованно — на нем и участие вы выставках, и все — ты ни за чего не платишь. И от налогов на несколько лет освобождают — зачем эмиру налоги, эмир и так богатый. И лето круглый год. И за воровство — руку отсекают. Теперь — сравните это с нашими условиями: техноцентр на базе подохшего от злого умысла вороватого директора советского завода, сынок которого теперь площади в аренду сдает, милиция, которая производителей оружия так любит, так любит… прямо, во всех позах любит. НДС и милые барышни из налоговой, чиновники, которые так и норовят содрать взятку, вороватые и необязательные сотрудники. Впрочем… тут тоже необязательные, чего это я…

Вот Влад Лобаев и уехал. И теперь производит винтовки в Дубае.

Одна из них — лежит в укрытии, которое я долбил всю ночь. Это Т50, магазинная снайперская винтовка под патрон.50 Браунинг. Трехзарядный магазин, тяжелый, свободно вывешенный ствол, сделанный из заготовки Шиллен. Ложе — из усиленного кевлара со стальным шасси, все до последней детали винтовки — либо фрезерованные на станке высокой точности либо вырезаны лазером, дешевой штамповки нет нигде- совсем нигде. Спуск собственный, но за основу взят Тимни, спортивный. Очень четкий, сухой, регулируемый по усилию.

К винтовке — есть оптический прицел, марки US Optics — специально для тяжелых снайперских винтовок с увеличением до тридцати двух и специальной сотовой структурой на линзе, делающей невозможным определение позиции снайпера лазерным сканированием. Еще к ней у меня есть пятьдесят патронов Hornady A-max с боеприпасом в семьсот пятьдесят гран, match-grade, компактная метеостанция для снайпера Кестраль и специальная программа в моем коммуникаторе, в которую вбиты поправки для данного калибра на расстояние до трех тысяч ярдов. И все это великолепие мне обошлось — вы не поверите — в девять тысяч американских долларов. Винтовку изъяли в Басре, в коде контрольных мероприятий пограничники, бедуины, которые ее везли, прикинулись шлангами — нас попросили перевезти, вот мы и везем. Конечно, такой трофей не зарегистрировали как положено, командир патруля отложил ее себе, чтобы толкнуть. Я оказался неподалеку по нефтяным делам и этот парень попытался ее мне толкнуть по цене обычной китайской крупнокалиберной винтовки, которых тут полно. Естественно, я поторговался для вида, чтобы не вызвать подозрения — но именно что для вида и получил великолепную, высокоточную, изумительно сделанную винтовку со всеми принадлежностями. Кому она принадлежала, для чего ее переправляли в страну — весь Аллаху. Теперь она принадлежит мне, чему я несказанно рад.

Еще с ней продавалась винтовка CAR816 — она шла с ней в комплекте, видимо, для второго номера, тоже производства ОАЭ, по конструкции напоминающая НК416. Ее я тоже купил и сейчас она у меня в руках. Я так и храню обе эти винтовки вместе. И постараюсь вывезти их в Россию, если останусь в живых.

Я нахожусь в небольшом двухэтажном здании бывшего полицейского поста — это единственное здание, которое сохранилось на несколько миль вокруг, и в нем никто не живет: суеверные иракцы почему то считают это место проклятым. Справа от меня — пустыня, и если хорошо приглядеться — вдали видны вышки нового нефтеперерабатывающего завода, построенного в семи километрах от Басры. Но до него — очень далеко, не меньше, чем до Басры, а скорее еще больше — километров десять. А если посмотреть вперед — то увидишь тростники и сырое песчаное болото — смертельная ловушка для уверенного в себе и неопытного человека. За спиной, вдалеке — болота Аль-Фао. Когда-то здесь — шло страшное сражение: Кербела-5, последняя попытка Ирана выиграть затянувшуюся войну. Штурм Басры, нефтяной столицы Ирака в последней отчаянной попытке прервать продажу Ираком нефти через наливные терминалы в Персидском заливе и тем самым — затянуть удавку на шее безбожного режима Саддама. Иранцы отлично подготовились: впереди шел спецназ, штурмовые группы на лодках в пулеметами ночью высаживались и захватывали позиции и плацдармы на берегу, танки — они поставили на переправочные самоходные понтоны и так их и применяли. Иракцы тоже не сидели сложа руки — их инженерные войска, вероятно, лучшие в регионе, вырыли две новые реки, точнее два канала — но каждый из них такой, что по нему мог пройти небольшого водоизмещения боевой корабль. Они пустили один канал перед Басрой, один — позади нее, на случай, если будет взят город: второй канал должен был послужить линией обороны для войск, удерживающих нефтяные поля западнее города — то, к чему рвался Иран. Поля перед Басрой, а так же обширные угодья позади Басры, где выращивали мандарины — подготовили к затоплению, был даже план перекрыть Евфрат и Тигр, чтобы не дать технике противника прорваться. Но это не понадобилось, хотя в критический момент боя иранская полевая артиллерия обстреливала Басру из тяжелых орудий. И тот и другой каналы, вырытые военными строителями существуют до сих пор, их даже расширяют — а вот те каналы, которые были прорыты для подготовки местности к затоплению, сами окопы — это все постепенно заполнилось водой. Пейзаж здесь мрачен и страшен — до самой границы поля, безжизненная глиняная земля и песок, ржавые остовы бронетехники, окопы, превратившиеся в речки, затопленные, заполоненные илом и зарыбленные мелкой рыбой. Иногда — тут всплывают человеческие кости. Во время Кербелы-5 — погибли несколько десятков тысяч человек, и большинство из них — так и не захоронено.[43] По ночам здесь, наверное, жутковато.

Я пробрался сюда еще вчера и сейчас жду. Питаюсь черным шоколадом и самодельным пищевым концентратом. Лежу на месте, даже не пытаюсь выглядывать в окна — я бросил пару камер, с них передается изображение, а если попробовать обезвредить их — они подадут сигнал опасности. Последняя линия оборона — несколько лазерных датчиков движения в самом здании. Вся информация — сбрасывается мне на коммуникатор, в который я вставил новую СИМку. Купленную на рынке и до этого — никогда не использовавшуюся.

Борян приедет, это не вопрос. Три миллиона долларов и пятьсот — налом и сразу. Это тот куш, который никак он не сможет упустить. Слишком жаден. Американцы — я процентов на девяносто уверен, что они прослушали нас. И они тоже приедут… Не зря я бросал наживку. И теперь Борян и его люди — послужат мне щитом. Если они на самом деле работают на ЦРУ, только на другую группу — у них будут документы и все полномочия, чтобы отстоять меня. Если нет, если они работают на МОССАД — американцы вряд ли решатся стрелять и потерять последних оставшихся друзей. Они послужат мне живым щитом на первое время — а дальше я сам.

Еще на мне пояс шахида. Удивлены? Да я сам себе в последнее время удивляюсь… просто если с тобой играют внаглую — самое время сняться с тормозов самому. Пояс последней модели — он вмонтирован в куртку, плоские поражающие элементы из сверхпрочного пластика, питание от мобильного телефона — просто подключаешь его и все. Он — и батарея и механизм инициации, просто и удобно. Ни одного металлического элемента. Если что — скажу, что бронежилет. Он маломощный, по сравнению с обычными жилетами, набитыми гайками и гвоздями — но в пределах пяти — семи метров положит всех.

Ну, спросите, я же вижу, что хотите спросить. Что чувствует человек, напяливший, на себя пояс шахида. Если честно — чувствуешь, что тебе жарко, только и всего. Я не из тех, кто готов отдать жизнь за аллаха, Пророка Мухаммеда, погибших товарищей, Родину и все такое. Мог бы конечно соврать — но смысл? Сейчас не время для жертв во имя чего-то, тягот и лишений, красивых поступков… да и вообще для поступков сейчас — не время. Они девальвировались. Перенесенная на просторы Интернета народная молва легко сделает из святого — грешника, а из грешника — святого. А на деле… Борьба твоя безнадежна, подвиг твой — бесславен, имя твое- опорочено.

Если твой сосед изнасиловал твоих женщин и угнал твой скот — это плохо. Если ты изнасиловал женщин соседа и угнал его скот — это хорошо…

Ну, вот. Время мы с вами скоротали — а вон и первые действующие лица появились. Одна машина, пылит по дороге. Тойота ЛандКруизер.

Это я у дороги одну камеру бросил. Чтобы видеть, кто съезжает. Сюда ведет только одна дорога, вторая — от иранской границы, но ни один американец к иранской границе не сунется. Могу сто долларов поставить. Против ста реалов.

Оп-па… еще машина. Старый китайский пикап. И в нем, если я не ошибаюсь — только один человек. А это кто?

Дело ясное, что дело темное…

Ну… кажется, пора…

Загрузка...