Ответный удар 2

Ирак Провинция Анвар, Бадийят Аш-Шам Ночь на 26 мая 2019 года

Мандраж после перестрелки прошел, оставив чувство блаженного отупения и забытья. Ничего не имеет значения, я уже который час — держусь на крепчайшем кофе и банке Ред Булла, которую я заглотил в два глотка. В желудок — как кислоты налили, последней моей пищей была черствая лепешка с мясом, которую мы поделили на троих. Камаз качает на ухабах и камнях, швыряет из стороны в сторону — но мы упрямо идем по пустыне вглубь, к иорданской границе…

Амани я отдал ключи от того, что считаю здесь своим домом, отдал ключи от машины и сказал возвращаться и ждать меня там. У нас же здесь — были еще дела, которые заключались в том, что никто не должен уйти без наказания.

Вован сидит рядом, он прибыл с основным караваном и как то укоризненно поглядел на меня — мол, почему полез в эту мясню один. Почему не взял с собой. Прости, брат… но тут дело такое. Я кстати, подозреваю, что он тоже завел здесь женщину. Дело конечно хорошее — вот только его, в отличие от меня, дома семья ждет. Меня то не ждет никто…

Мы идем вглубь пустыни по руслу сухого вади, которое раз в год — наполняется ревущим потоком мутной воде. Кое-где на склонах, на вырытых бульдозерами террасах — у местных бульдозер обязательная машина для земледельца — колосится пшеница, но большая часть местности пустует. Температура упала градусов до пятнадцати — семнадцати по Цельсию — это при почти сорока днем. Такие перепады температуры воспринимаются организмом очень тяжело — особенно смертельно уставшим организмом…

Редкая цепочка Камазов- идет по чужой, испокон века никому не принадлежавшей земле, развернув в разные стороны пулеметы и пушки. В десантных отсеках — блажное тепло, по кругу идет термос с кофе. Я передаю дальше — один глоток и меня вырвет на месте…

Вован — видимо, опасаясь того, что я свалюсь в депрессуху, решает расшевелить меня. Толкает локтем.

— Шеф. Расскажи как было то. Там чо — целый джамаат был. Или как?

Джамаат, блин… Начинаю рассказывать. Народ заинтересованно слушает, что-то отмечает про себя. Если так, по гамбургскому счету — лучший опыт в борьбе с терроризмом — есть только у израильтян. Мы не выходим из войны уже сорок лет, с семьдесят девятого года, с Афгана — мы воюем и воюем. И это… еще один камешек в копилку, так что те, кто хочет выжить — внимательно слушают и мотают на ус…

— Надо было вдвоем работать… — заключает усатый, на иракский манер майор-мусташар[12] — в одну харю троих не снимешь, даже с СВД.

— Тогда бы тот грузовик скрылся — возражает другой.

— Не с кем было бы скрываться…

Обычный треп. Внезапно — конвой останавливается, и все, единым движением — разворачиваются к бойницам. Эти сорок лет, сорок воюющих лет — сделали русскую армию, наверное, самой сильной в мире, сильнее американцев, если так. Наши, кстати, в прошлом году сталкивались с американскими спецназовцами в Иордании на международных соревнованиях. Сделали их как котят.[13] Весь треп разом прекращается, наступает напряженная тишина.

— Всем машинам, работаем Монолит… — проходит команда по связи — принять готовность два и доложить

Монолит — условное обозначение, обозначающее остановку и необходимость выстраивания защитного порядка. Бронетранспортеры расходятся, карабкаются по склонам вади, взревывая моторами. Застывают, уставившись в пустыню скорострельными пушками. Сейчас не Чечня девяносто пятого и не Чечня девяносто девятого, и в каждой машине — по тепловизору… только разница мнимая. Вади… вся эта безжизненная пустыня как будто в морщинах и подкрасться по этим разломам и промоинам в земле на дальность гранатометного выстрела — вполне возможно, не говоря о дальности выстрела из крупнокалиберной снайперской винтовки….

По связи идут доклады о занятии позиций, принятии готовности. Я выбираюсь из бронетранспортера, с наслаждением вдыхаю ночной воздух пустыни, сухой как дыхание песчаного дьявола. До сих пор — бедуины верят в рассказы о духах пустыни, похищающих ночью людей. Мы то знаем, что некоторые из этих рассказом не лишены научного основания.

Делать особо нечего, холод приводит меня в чувство, относительно бодрое после жары и всех дневных перипетий. Подсвечивая себе под ноги, бреду к КУНГу с уже развернутой спутниковой антенной. Вован идет следом тенью. У КУНГа окликивает охрана — но опознает и успокаивается. Дверь КУНГа открыта вниз — сброшена приставная лестница, из двери — сочится нежилой, бледный свет экранов и индикаторов.

Что происходит — я уже знаю. Ударный самолет уже поднялся с аэродрома Тикрит-Юг, повстанцы его называют «осиное гнездо», потому что там эти самолеты и базируются. Это один из трех тяжелых штурмовиков, закупленных Ираком — один они купили китайский, на базе Y9, но два других — брали уже у нас. Китайский самолет — оснащен довольно бестолково: мало следящей электроники и пушечные системы целых пяти калибров, вдобавок, он сделан на базе китайского аналога Ан-12 и уступает нашим по всем показателям. Наши — сделаны на базе Ан-70, оснащены самой современной электроникой — лицензионной французской, на борту — стомиллиметровая пушка от БМП-3 и две артиллерийские установки калибра тридцать миллиметров с бункерным питанием. Основной калибр — стреляет осколочно-фугасными, не уступающими шестидюймовому снаряду, а тридцатимиллиметровки — сделаны на базе морских многоствольных установок и способны в несколько секунд срыть с земли обычную для этих мест виллу. Вдобавок наш самолет — еще и несет на подкрыльевых пилонах ракеты самого разного назначения, от воздух-воздух типа Р-77, до воздух-земля типа Штурм-М и Гермес-А.[14] Оба наводятся как с борта самого самолета так и с внешнего целеуказателя, к примеру, группой спецназа, первый пробивает на двенадцать километров, второй — на испытаниях поразил цель с двадцати четырех километров, хотя паспортный максимум — восемнадцать. Иракцы пытались поставить на китайский штурмовик сербские ракеты Алан, с дальностью всего девять километров — но лучше бы они этого не делали…

Самолет — наша главная ударная сила, он должен барражировать в районе границы. На каком-то расстоянии от нас — мобильные группы преследования ведут ту племенную группу, которая пыталась оказать помощь Аль-Малику, а сейчас — пытается перейти границу. Допустить этого ни в коем случае нельзя. Мы и не допустим…

— Сатурн, я Стрелец два, цель в зоне видимости, повторяю — цель — в зоне видимости, прием…

— Стрелец два, держите цель, оставайтесь в режиме ожидания. Аскер, Аскер, выйдите на связь…

— Сатурн, Аскер на связи…

— Аскер, Стрелец два достиг Зоны — один, будет работать в ваших интересах, повторяю- Стрелец над вами, передан в ваше распоряжение. Подтвердите наличие цели…

— Сатурн, я Аскер, наличие цели подтверждаю. Цель — караван из девяти, повторяю — девяти транспортных средств, идущих в сторону границы. Пять машин вооружены, повторяю — пять машин вооружены, мы определенно видим оружие.

— Аскер, вас понял. Определите враждебность цели. Стрелец два, в случае если цель враждебна — работайте по целям, выданным Аскером, без дополнительного подтверждения, как поняли?

— Стрелец два, вас понял, перехожу в распоряжение Аскера, работаю по выданным Аскером целям.

— Стрелец два, верно, приступайте…

Еще десять лет назад — о таких возможностях нам было только мечтать — но то было десять лет назад. Караван из девяти машин — девять из десяти, что это духи, причем — те самые духи. которые нам и нужны. Но просто так убить их нельзя, здесь такого не поймут, да и по правилам — такое запрещено. Поэтому, группа Аскер предпримет самый простой и понятный всем местным племенам способ проверки. Такое здесь применяется уже несколько сотен лет. Если вы едете по пустыне и видите неизвестных людей, нормальная реакция такова: вы делаете несколько выстрелов в воздух над головами неизвестных. Если неизвестные настроены дружелюбно — они будут кричать «Афья!»,[15] кидать песок в воздух, размахивать руками. Если все не нормально — они откроют огонь на поражение, и можно будет стрелять в ответ. Совершенно законно и в духе законов бедуинов, никто не осудит за это. В составе группы Аскер были бедуинские проводники, потом — они расскажут о случившемся собравшимся авторитетам и вождям племен — и им поверят на слово. Потому что они бедуины, и потому что мужчина — бедуин может солгать только два раза в жизни — первый, и он же последний. Нет, его не убьют за ложь. Но он навсегда станет изгоем и никогда не сможет вернуть себе уважение. Без вариантов.

С лестницы — я наблюдал за происходящим и представлял себе все как наяву. Караван быстро идет к границе, не включая фар — приборы и очки ночного видения здесь норма, даже у племен, не говоря уж о незаконных вооруженных формированиях, и тем более — о спецназе соседнего государства, который скорее всего тоже есть в конвое. Машины — могут быть самые разные, здесь, в Ираке с этим полный разнобой. От стареньких УАЗ-469 и Газ-66, которые закупал еще Саддам, до Хаммеров и различных гражданских пикапов, которые здесь появились во времена американцев, времена конвоев на дорогах и частных военных фирм. Дальше — появились южноафриканские семьдесят пятые Тойоты, на которых ездит половина африканских и ближневосточных армий, китайские дешевые пикапы и внедорожники, которых тут полно, более дорогие иранские Ниссаны — это лицензионное производство, отличные Патрули шестидесятой серии, для таких дорог и таких мест не внедорожник — сказка, тем более со старым низкооборотным дизелем от погрузчика. Может быть, Датсуны и Шевроле-Нивы — и те и другие производятся в Тольятти — но это вряд ли, они слишком малы, племена читают их несерьезными — их покупают горожане, имеющие проблемы с пробками и парковкой. Может, суданские Ниссаны — там производят самую первую модель Кстерры — отличный рамный внедорожник, поменьше Патруля и жрет поменьше. Скорее всего — большая часть машин это пикапы, на внедорожниках ездят уважаемые люди, шейхи — а пикапы — это и машина и легкий грузовик, на нем можно привезти корм для животных, повезти мешки с пшеницей на базар и даже охотиться, стоя в кузове. Каждая машина обварена очень прочной обвязкой из труб — на случай переворота, здесь перевернуться легче легкого. В кузовах пикапов — от трех до шести человек, скорее всего вооруженных. Говорю — скорее всего, потому что днем мы отучили передвигаться вооруженными, по вооруженной ДШКМ машине сразу наносится удар. Но оружие у них точно есть, причем оно может быть самым разным. АКМы — местного производства, египетского — их ввозили американцы в порядке военной помощи, эфиопского — их закупала Ливия, самые современные Ак-103, после ливийских событий их много по рукам разошлось. Если кто побывал в Сирии — то могут быть ФАЛы, турецкие G3, М16 старых и не очень моделей, все прошло как военная помощь. В каждой группе по меньшей мере один — два снайпера, и снайпера неплохих, если до сих пор живы. Оружие — может быть в руках, а может — спрятано под тряпьем. Пулеметы — ДШКМ, а то и переделанные КПВТ — либо на турелях, либо тоже под тряпьем. Скорее первое — ночью их быстро не установишь, а эти — не знают, как хорошо мы можем видеть ночью. Все это опытные люди, скорее всего, участвовавшие не в одном джихаде, и не в одной стране, они знают, как выживать, и они знают, когда надо сматываться. Что они сейчас и делают — граница теоретически на замке, там выкопан большой ров, но если знать, где переходить, на каком переходе, иметь там родственников — уйдешь без проблем. А родственников они имеют — по обе стороны границы одни и те же бедуинские племена, и препятствовать их общению — значит, получить серьезное, трудноподавляемое восстание. Здесь есть даже специальные проход в границе — для перегона скота.

Группа Аскер — судя по тем маякам, которые как звездочки горят на экране — догоняют их, идут наперерез под очень острым углом… Это чисто иракская группа преследования, там нет даже нашего советника. Тоже — пустынники, бедуины у них за проводников. Готовили их серьезно и вооружение у них — более чем серьезное. Машины у них — те же иранские Ниссаны и американские Хаммеры, переделанные в рейдовые машины. На каждой машине — либо крупнокалиберный пулемет, либо автоматический гранатомет, причем на Хаммерах устанавливают мощные КПВТ — иначе нельзя, будешь проигрывать в пустынных дуэлях. Еще — как минимум один ротный пулемет, чаще всего у пассажира, РПГ с укладкой или пара Шмелей, обязательно — крупнокалиберная снайперская винтовка или под 338 Lapua magnum — после Сирии крупнокалиберные снайперские винтовки появились едва ли не в каждом джамаате. На каждой машине — четыре бойца, водитель, пулеметчик, еще один пулеметчик и снайпер. Как вариант — вместо пулемета устанавливают ПТРК Корнет — но сейчас в этом нет необходимости. Такие группы — мобильные, труднообнаруживаемые — могут серьезно затруднить наступление целой танковой дивизии…

Но на экране — все это выглядело относительно мирно. Девять тусклых пятнышек — медленно двигались по миру, состоящему из разных оттенков черного и серого, а им на перехват — двигались четыре яркие звездочки. Яркие — потому что на каждой из машин Аскера — маяк, обозначающий дружественные силы.

Потом… что-то произошло. Выстрелов не был видно, но… мы увидели, как два тусклых пятнышка начали останавливаться, а остальные — прибавили ходу. Яркие звездочки — поделились на две группы, начали расходиться вправо и влево. Выстрелов не было видено, но… затыкающее тусклое пятно стало ярче… явный признак активности.

— Дьявол… Стрелец два… Я Аскер… нахожусь под обстрелом… работайте…

— Стрелец два, понял, начинаю работать…

Изображение на экране стало вдруг ярче, четче и ближе — включился режим прицеливания, побежали цифры. Перекрестье на цели сменилось неправильной формы овалом с яркой точкой по центру — зона рассеивания осколков снарядов тридцатимиллиметровых пушек. Машины, ведущие бой — было хорошо видно, это кажется пикап то ли японский, то ли китайский, и Тойота. С Тойоты, судя по яркости и величине вспышки — бьет не меньше, чем ЗГУ-1, с пикапа — скорее всего ДШК.

— Противник опознан, в зоне удара чисто!

— Активировать третье!

— Пошел на вираж, левый борт.

— Третье активировано, питание подано. Зеленый свет.

— Все индикаторы зеленые, отказов нет.

— Цель захвачена. Есть автосопровождение.

— Очереди по пять.

— Очереди по пять — есть. Есть зона, есть готовность, есть разрешение.

— Огонь.

— Огонь!

Где-то там — свалившийся на борт самолет дал две очереди по пять секунды — и там, где только что были две машины вскипел котел разрывов: на экране это было видно как белое, искрящееся облако, накрывшее цель на несколько секунд. Потом вспышки прекратились, снова начало появляться изображение — какие-то переливающиеся оттенком белого, неопознаваемые куски, явно горящие…

— Цель один уничтожена.

— Подтверждаю, две единицы техники уничтожено, техника горит. Движения не наблюдаем…

— Стрелец два, уничтожение враждебных сил подтверждаю. Есть цель два. Караван — двумя километрами на юго-запад от вас, семь единиц, идет на высокой скорости. Караван противника уничтожить.

— Вас понял, есть цель два, караван противника, два километра на юго-запад, приступаю к работе…

Еще десять лет назад — прошлось бы или посылать вертолеты — это если успеем и если вертолеты найдут цель в пустыне, и если они не вынуждены будут вернуться на базу из нехватки топлива до того, как отработают по цели. Или — нам пришлось бы высаживать разведгруппы на наиболее вероятных путях отхода, ждать, а если караван все же появится — вступать в бой с совсем неясным исходом. Все-таки девять машин и как минимум одна из них с ЗГУ — это сильно. Чтобы обеспечить действия спецназа и вертолетную поддержку — нам пришлось бы организовывать в пустыне аэродромы подскока, организовывать там дозаправку, выделять людей на их охрану — и конечно же, такие аэродромы стали бы отличной приманкой для боевиков. Теперь — бой ведет экипаж самолета, сидя в кресле на высоте нескольких километров, нажимая кнопки и посылая на грешную землю смертоносный поток огня. Конечно, если такое выложить на Youtube и показать тем же правозащитникам из ЕС — они ужаснутся. В их давно и капитально забродивших мозгах, в дурно пахнущем и пузырящемся вареве в их голове, которое у них вместо мозгов — есть немало блестящих идей, одна из которых — у каждой стороны в войне должны быть равные возможности, иначе это не война, а уничтожение. Бред… здесь даже иракцы, которых эти сентенции теоретически должны защищать… нет, не те иракцы, которые бандитствуют и шахидствуют, а те которые служат в армии — считают, что это голимый безумный, неслыханный бред. И я с ними, знаете, согласен.

Сто лет назад — мы были такими же, как и они. Как и у них — у нас произошла революция, и надо было выбирать, как жить дальше. И мы выбрали — мы сели за парты и начали программу ликвидации неграмотности. Мы читали учебник физики и обсуждали теорему относительности, в то время как они обсуждали и обсуждают житие Пророка Мухаммеда и его сподвижников — и не обсуждают ничего иного вот уже тысячу с лишним лет. И теперь получилось так, что у нас есть самолет, способный обрушивать гнев Господень на головы врагов с высоты несколько километров — а им нечем от него защититься. Потому что мы полагались на законы сопромата, а они — на защиту Аллаха, который прекрасный хранитель.

И потому мы сейчас их убьем и это будет правильно. И то, что мы не дадим им ни малейшей возможности ответить, убьем как тараканов тапком на кухне — это тоже будет правильно. Потому что у нас есть такой самолет — а у них его нет. Потому что им никто не запрещал читать учебник по физике — но они раз за разом делали свой выбор и брали вместо него то Коран с хадисами, а то еще Майн Кампф. В Египте — они скинули Мубарака и получили свободу — но вместо того, чтобы встать к станку, сесть за парты — они стали обсуждать по телевизору, как в раю у праведников будет эрекция, постоянная или продолжительная, и можно или нет трахать мертвых.[16] Вместо того, чтобы обсуждать судьбу страны, обсуждать серьезно, с выработкой программ, с осознанием ответственности — они скакали по площади Тахрир как обезьяны с лазерными указками, слепили пилотов, дрались, насиловали. Это их выбор — и им за него отвечать. Те, кто следует в конвое — ответят прямо сейчас, остальные — тоже ответят. Раз у нас есть такой самолет — мы имеем право указывать им, как жить и убивать тех, кто не следует нашим указаниям. Это лучше для нас, это лучше для всего мира, сотрясаемого мятежами и терактами — и это даже лучше для самих иракцев, бедуинов и всех арабов, большая часть которых все-таки хочет жить в нормальном обществе. И чтобы все было по-другому, надо сделать одно простое действие — отложить в сторону Коран и взять в руки учебник по физике…

Ого… Кажется, как тараканов тапком не получится…

— Вспышка, вспышка, вспышка!

Кодовое слово «вспышка» — обозначало ракетный пуск

— Отражатели пошли! Противодействие!

— Я Аскер, наблюдаю две вспышки, две вспышки! Еще одна!

— Мы видим их!

— Ухожу вниз!

— Ловушки пошли!

Где-то там, в темноте — пикирует в бездну черный как уголь самолет, отстреливая тепловые ловушки, шары, яркие как само солнце, даже ярче. Несмотря на то, что ПЗРК — опасная штука — самолет тоже может защищаться. На его борту — огромный запас тепловых ловушек, в десять раз больше, чем на истребителе, мощная станция радиоэлектронной борьбы, мощная лампа в хвосте, сбивающая с толку головки самонаведения, запас отражателей. Наконец, есть и имитаторы — две ракеты, тепловой след которых один в один схож с тепловым следом двигателя. Их можно применять только в самый последний момент…

— Подрыв!

— Есть захват, идет одна!

— Подрыв!

Пилот, судя по обмену, действует отчаянно — посылая самолет навстречу ракетам, в крутое пике, не пытаясь убежать от ракет — а как раз идя навстречу им. Лоб в лоб — тепловой след и ЭПР самолета минимальны, настолько, насколько это возможно для четырехмоторного транспортника. Аскер — вряд ли дремлет, все-таки — четыре машины, дальнобойное оружие — наверняка он ведет беспокоящий огонь, пытаясь накрыть место пусков или хотя бы заставить ракетчиков опасаться. Если он подоспеет вовремя — противник будет вынужден иметь дело с врагом, атакующим как с неба, так и с земли…

— Подрыв! Доложить о повреждениях…

— Двигатели исправны. Радар углового обзора не отвечает…

— Огневые точки — на час, расстояние три.

Рискуя — пилот вывел громадный самолет в зону действия крупнокалиберных пулеметов, возможно — даже авиапушек противника. Однако и противнику — надо целиться не в далекую точку на горизонте, а в рычащий где-то совсем рядом транспортник, летящий с огромной скоростью. Риску. т все…

— Еще один пуск! РПГ! РПГ!

Несмотря на то, что самолет отчаянно борется за жизнь — удивительная еще по меркам пятилетней давности аппаратура по-прежнему дает точную информацию, изображение стоящих полукругом и тоже борющихся за свою жизнь машин. Одна из них — внезапно вспыхивает с ярким облачком на экране… ага, горит… Кажется, Аскеру все таки удалось накрыть цель.

— Вспышка! Еще одна!

Да что же это такое…

— Ловушки пошли!

— Вспышка!

— Пожар на правом крыле! Пожар на правом крыле!

Это сообщение — как ушат ледяной воды. Потерять ударный самолет — это сверх предела, это даже не провал — это катастрофа. Какого хрена мы здесь стоим — с восемью бронетранспортерами?!

— Вспышка!

— Пожар потушен. Третий двигатель заглушен, топливо на ноль.

— Есть…

Изображение плывет — но все ж видно, как взрывается вторая машина. Похоже, Аскер сблизился и, маневрируя в ночи, атаковал. Это шанс и немалый — у Аскера как минимум два КПВТ, опытные пулеметчики на них. Под несколькими пулеметами — стоять и спокойно целиться не сможешь…

— Эшелон три — два нуля, разворачиваемся для повторной атаки цели два…

Кажется, до начальства дошло — что восемь бронетранспортеров целесообразно бы двинуть на выручку или хотя бы их часть. Мимо КУНГа один за другим с ревом проносятся два бронетранспортера, судя по звуку двигателей — из охранения пошел еще как минимум один. Уже что-то — на каждом 2А42,[17] АГС и две спарки ПТУР — это снаряжение для боя с танками. Если ни успеют туда — то этим семерым… теперь уже пятерым — гореть без вариантов…

Нам остается только стоять тут, сжимая кулаки…

— … Есть исходная… есть захват… есть лазерное прицеливание… отказов нет… ракеты пошли!

Секунда, вторая — и ослепительно яркие кляксы термобарических — накрывают машины…

Похоже все…

До места боя мы добрались еще затемно. Меньше пятнадцати километров от границы…

У Аскера было двое убитых, раненых не было. Такие потери — обусловлены тем, что с обеих сторон в таких стычках применяется чрезвычайно мощное оружие, при попадании в тело пули 12,7 — шансов почти нет, не говоря о 14,5. Но бедуины — и не думали предъявлять претензий нам, к примеру, за неправильное командование, да и просто — со зла пытаться набить морду. Они совсем по-другому мыслят. Каждый кто пал в бою — шахид, и ему рай и лучше умереть шахидом, чем от болезни или стариком, от старости. Не важно, что ты умер, главное — как ты умер. Когда они придут в свои племена — они с гордостью продемонстрируют свои шрамы, и все поймут, что они сражались, не щадя себя. Как и подобает мужчинам…

Бронетранспортеры — стояли на все четыре стороны света, направив в темноту свои кошенные акульи носы и тонкие стволы своих скорострелок. Машины — уже затушили, начальство ушло смотреть. Вован сказал, что увидел зему и тоже убеждал. Мне честно говоря было ни до чего, поэтому я нашел что-то мягкое, свернул, положил под голову и прямо так и уснул, на полу десантного отсека. Просто лег — и отрубился…

Разбудил меня невежливый толчок в бок. Вован в последнее время усиленно перенимает мои привычки — никакого уважения к начальству. Потому — обратно в ОМОН ему ходу нет — тупо сожрут. Ты начальник — я дурак…

— Шеф. Как думаешь, за результат сойдет? За три пузыря сторговал…

Я посмотрел на него с пола — в глазах моих была густая смесь ненависти и смертельной усталости. Потом заинтересовался, взял тубус. Нашел табличку… FIM92 Stinger Block III. О как! Заипца. Только Стингеров нам тут и не хватало…

— Ну? Живем а?

Я заворочался на полу, с силой нажал на виски, заставляя изнасилованный усталостью мозг адекватно воспринимать происходящее…

— Живем… б…

Найденные Стингеры нам аукнулись — нас тут задержали. Прибыл лично генерал Рафикат со своей свитой и присными, с ними еще и наше начальство.

Часть трупов привезли в Ар-Рутбу вместе с оружием и снаряжением, чтобы выставить на площади. Пригласили вождей бедуинских племен и глав кланов. Генерал Рафикат решил по случаю толкнуть речугу…

Ракетная атака и последующий залп скорострельных пушек — сильно искорежили все что можно, некоторые тела были разорваны в клочья, но некоторые — остались относительно целыми. Из того, что взяли, привлекало внимание шесть снайперских винтовок SACO TRG триста тридцать восьмого калибра — две не подлежат восстановлению, одна серьезно повреждена, у одной разбито только ложе и пострадал прицел, две — относительно целые, лежали в чехлах. Все винтовки в пустынном камуфляже, в хорошем состоянии, ухоженные. Явный признак специальных сил Иордании, у них есть специальный полк пустынных разведчиков — диверсантов. Туда берут только бедуинов, и в этом полку — только снайперы. Ни автоматчиков, ни пулеметчиков — только снайперы. Каждому — выдают штатную TRG-42, а кроме того — там уже специализация идет. Но Сакко есть у каждого это обязательно. Идея, на мой взгляд — великолепная. Те же бедуины — они тут живут, они всю пустыню знают. Каждый камень. Так и нам надо — расселять отставных офицеров, сажать на землю, выдавать винтовки. Оккупируют — поди отлови этих снайперов. Кровью умоешься. У нас тем более, у нас ведь даже не пустыня — лес…

Ну и обычное дело. Болгарские ПКМы, битые и целые. Румынские винтовки ПСЛ — на вид как СВД, но на деле дерьмо дерьмом. Один Тигр — в свое время Саддам закупил несколько тысяч охотничьих Тигров — та же самая СВД, только гражданского вида. Пакистанские и румынские ДШК, две крупнокалиберные снайперские винтовки — иранская и китайская. Обе разбиты. Обычный набор бандитской группы в пустыне.

Генерал Рафикат прибыл на кавалькаде черных бронированных Субурбанов, с личным экспортом из Республиканской Гвардии. На головной машине — прямо из окна, как в колонне боевиков развевался флаг Мухабаррата — черное знамя, как у джихадистов с надписью белым на арабском «Суд грядет!». Генерал Рафикат, лет пятьдесят, коренастый, как почти все иракцы, он был похож на наркобарона, благодаря офицерским черным усам а-ля Саддам и черным очкам Рей-Бан, которые он не снимал даже в помещении. Тем не менее — мужик он был хороший дельный. При Саддаме — его призвали и бросили в мясорубку, на ирано-иракский фронт, в район Кербелы. Спустя некоторые время, он угодил под трибунал: когда командир полка приказ отступать, он при всех назвал его трусом и свиньей, а потом наставил пулемет и приказал сдать оружие. О трибунале — узнал Саддам и приказал доставить к нему смелого солдата, а после разговора — Рафикат поступил в офицерское училище. Застал он самый конец войны, сражался во время Бури в пустыне, потом — вышел в отставку. Американцы, когда собирали новую армию — вынуждены были поступиться некоторыми принципами — и так, Рафикат снова оказался в армии. Всех баасистов выгнали — а на Рафиката не было, что он был баасистом, к тому же — восемь лет он был гражданским. В числе прочих — он окончил краткосрочные офицерские курсы, а затем — более длительные, уже в военной академии. За его спиной — Сирия, и Мосул — когда исламисты взяли город, зачищал его именно он. Он носил полную форму с погонами, югославский десятимиллиметровый хромированный пистолет в парадной кобуре и поперек груди — автомат Мр7. Охрана не прикрывала его спереди — как он однажды сказал — что спереди, я сам вижу…

Народа собралось достаточно, я был в первых рядах. Гвардейцы — подогнали машину прямо к импровизированной трибуне, генерал Рафикат сделал несколько шагов по ступенькам, и оказался на трибуне, сурово блестя очками. Что-то сказал одному из холуев — и тот помчался к трофеям. Второй — протянул мегафон…

— Мужчины! Воины! — хрипло крикнул генерал Рафикат — я один из вас! Я бедуин! Помните ли вы меня!

Он и в самом деле был бедуином. Правда — только наполовину, а здесь это очень важный нюанс. На Востоке не любят полукровок. Поэтому, толпа зашумела сдержанно, а старики хранили гордое молчание…

— Я пришел, чтобы выразить восхищение храбрыми воинами, которые остановили злобного и коварного врага и не дали ему скрыться!

И снова — сдержанный шум. Я могу сказать, что думают сейчас бедуины — они ни за и ни против. Пока они ждут…

— Вы хотите знать правду! Правда в том, что все мы, сыновья этой земли, и все — хотим ей добра, хотим процветания нашего народа! Десять лет прошло с тех пор, как мы разбили и выгнали американских солдат, это верблюжье отродье, этих сыновей псов и шакалов со своей земли! Это сделали мы, мужчины и воины!

На сей раз — толпа согласно взревела. Уход отсюда американцев… хотя они не были разбиты в бою, они просто поняли, что пока они тут, они мишени — с каждым годом представляется иракцам все более и более блестящей победой. И верно, скоро это станет аналогом нашего Девятого мая. Нельзя сказать, что оснований нет совсем. Американцы были настолько уверены в своей скорой победе, что у них даже не было желания договариваться с кем-то из местных, они пришли сюда всерьез и надолго. А через три года — генерал Дэвид Петреус сидел за одним столом с шейхами самых отмороженных племен и спрашивал, сколько им надо платить за то, чтобы их мужчины перестали зарабатывать подкладыванием бомб на дороге и ночными обстрелами американских баз. Он даже не понимал что в этот момент, его просто презирали: если бы он, как Саддам открыл огонь химическими снарядами по непокорным селениям или приказал бы вбить кому-нибудь в голову гвоздь — его бы ненавидели, но в то же время и уважали. А через шесть лет — американцы тихо и незаметно ушли в Кувейт по той же дороге, по которой пришли, имея в своем багаже пять тысяч убитых, тридцать тысяч раненых и искалеченных, затраты, сопоставимые с годовым бюджетом своей страны, вновь приобретенного смертельного врага и полное разочарование в себе самих и своей возможности строить будущее. Надо знать американцев, чтобы понимать как тяжело психологически им воспринимать то, что будущим они не управляют и построить его не могут. Просто потому, что банды козопасов — оказались сильнее их. Вот и все. А вот мы — здесь надолго. И многие, в том числе и я — согласно кричим вместе с иракцами, приветствуя их победу. Нам она понятна. У нас уже такая была.

Тем временем — генерал Рафикат насупился, поднял над головой тубус Стингера.[18] Так, со стреляным тубус в руках и продолжил.

— Но есть подонки и негодяи, которые продают свою страну! Есть те, кто продал свою страну за пачку денег и чужой паспорт! И они среди нас!

Раздался ропот

— Смотрите! На этой трубе — американские буквы! Американские собаки дали это оружие предателям для того, чтобы они убивали им нас! Не найдя способа убить нас в честном бою, американские собаки и жиды решили стравить нас друг с другом!

Снова ропот, кое-где — и согласные крики

— Я предупреждаю всех, кто имеет дела с американцами и жидами, что за такое преступление положена суровая кара! Тот, кто будет стрелять в солдат, будет убит, его дом будет взорван, а его семья изгнана из страны! Тот, кто будет иметь дело с жидами, клянусь Аллахом будет повешен как собака, его дом будет взорван, а всю его семью и весь его род так же постигнет кара!

Неплохо. Американцы — вдруг превратились в жидов. То бишь евреев, которые тут — все равно, что Сатана. Определенно иракцы начинают учиться…

— Тот, кто берет в руки американское оружие, чтобы убивать правоверных — тот продает не только свою страну! Тот продает ислам, предает Аллаха Всевышнего и становится одним из кяфиров!

Кто-то тронул меня за рукав — оказалось, Павел Константинович. Осунувшийся от недосыпа, в арабской клетчатой куфие…

— Поехали, нечего тут делать…

Стараясь не привлекать внимания, мы выбрались из толпы — уходить во время выступления крайней невежливо, но я стоял на самом краю, не заметили. На углу, подальше от заведенной толпы — стоял ЛандКруизер с заведенным двигателем. Мы забрались в машину, я тут же открыл холодильник, нашел что искал — банку Ред Булла, энергетика. Открыл и присосался — а то щас свалюсь…

— В город, Вова… — приказал шеф

Внедорожник тронулся, переваривая своей подвеской неровности улиц приграничного иракского городка. Выбрались на дорогу, промчавшись мимо блок-поста Гвардии. Там тоже снимались. Город. Кое-где в другом месте — тоже был только один Город. Его так и называли в разговорах: Город. Город Грозный…

— Б…, как там все… — словно угадывая мои мысли сказал шеф — как туда вернулся.

Мимо — мы уже выскочили на федеральную трассу, шофер втопил под сто шестьдесят — гудящей полосой неслась чужая страна…