Overlord. Том 1. Король-нежить

1

В 2138 году всюду привычно звучал термин ДММО-РПГ[2].

Так сокращённо называли «массовые многопользовательские ролевые онлайн-игры с полным погружением». В мозг игрока вживлялась нанокомпьютерная сеть — сплав самых последних достижений кибернетики и нанотехнологий, позволяющая подключаться через нейроинтерфейс к персональной консоли. При этом пребывание в виртуальном пространстве по ощущениям практически ничем не отличалось от реальности.

Иначе говоря, участники игры полностью погружались в её вымышленный мир.

И среди великого множества подобных игр ярким бриллиантом сияла одна.

«Иггдрасиль».

Дождавшись наиболее удачного момента, японская компания-разработчик выпустила её в 2126 году, двенадцать лет назад. По сравнению с другими ДММО-РПГ того времени, в «Иггдрасиле» игроки получили необычайно широкую свободу действий.

Общее количество классов персонажей в игре, с учётом базовых и престиж-классов, превышало две тысячи.

Каждый класс был ограничен пятнадцатью уровнями, поэтому, чтобы достичь максимально возможного для персонажа сотого уровня, приходилось отыгрывать как минимум семь разных классов. Более того, если персонаж отвечал стартовым требованиям, разрешалось избрать любой из них. Поступившись эффективностью, игрок при желании мог освоить сто классов первого уровня. Иначе говоря, система была построена так, чтобы в игре не появлялись одинаковые персонажи — если только игроки не делали этого намеренно.

Так же свободно настраивался и визуальный ряд. Отдельно продавались программные инструменты, которые позволяли изменять форму и параметры оружия и доспехов, внешность персонажей и детали обстановки в принадлежащих им жилищах.

Игроков, отправлявшихся в этот мир, встречала карта необъятных размеров. Их ждали девять земель — Асгард, Альвхейм, Ванахейм, Нидавеллир, Мидгард, Ётунхейм, Нифльхейм, Хельхейм и Муспельхейм.

Огромный мир, ошеломляющее количество классов, визуальные настройки, которые менялись как душе угодно — именно эти возможности пробудили в массах японских игроков творческую жилку, став тем запалом, который и привёл к взрыву популярности этой игры. Дошло до того, что термин ДММО-РПГ и название «Иггдрасиль» стали в Японии практически синонимами.

Однако ныне всё это осталось лишь делами давно минувших дней.

Центр зала занимал огромный, сверкающий обсидиановым блеском круглый стол, который почтительно обступили сорок одно роскошное кресло.

Но почти все они были пусты.

Некогда вмещавшие совет из сорока одной персоны, теперь они приютили лишь двоих.

Один был облачён в пышную антрацитово-чёрную профессорскую мантию, отделанную золотой и пурпурной каймой. Украшения на вороте могли бы показаться слишком пёстрыми, но, как ни странно, вполне сочетались с остальным нарядом.

Вот только над воротом вместо головы торчал совершенно голый череп. В пустых провалах глазниц светился тёмно-красный огонь, а позади дрожало чёрное марево.

Его собеседник также не был человеком. Он выглядел как бесформенный чёрный сгусток. Напоминающая дёготь поверхность всё время ходила волнами, ни на секунду не сохраняя одну и ту же форму.

Первый был Старшим личом — магом, чья жажда к постижению величайших тайн колдовства превратила его в нежить, и к тому же личом высшего ранга — Повелителем смерти. Второй оказался Старшим чёрным и́лом, представителем одной из рас, входящих в более широкую группу созданий, называемых «слизью», которая обладала способностью выделять едва ли не самую едкую в игре кислоту.

Создания этих двух типов время от времени встречались в подземельях самого высокого уровня сложности в качестве монстров. Повелитель смерти наводил на пришельцев ужаснейшие заклятия, а Чёрный ил плавил оружие и доспехи — чем они и заслужили себе дурную славу.

Однако эти двое не были монстрами.

Это были игроки.

В «Иггдрасиле» игрок мог выбирать из семисот различных рас, если включить в список и высшие ранги каждой из них. Они делились на три категории: людские расы — люди, дварфы и эльфы; полулюди — гоблины, орки и огры, уродливые внешне, зато наделённые лучшим набором характеристик; а также «гетероморфы»[3], обладающие способностями монстров, и за счёт этого превосходящие остальные расы, но взамен отягощённые различными штрафами и теряющие во многом другом.

Разумеется, игрокам также были доступны высокоранговые представители гетероморфной расы — и Повелитель смерти, и Старший чёрный ил.

Первым из двоих, не раскрывая рта, заговорил Повелитель смерти. Эта игра когда-то считалась вершиной развития ДММО-РПГ, но технологию синхронизированной с речью лицевой анимации она не поддерживала.

— Давно мы с вами не виделись, Хэро-Хэро. Хотя сегодня и последний день работы «Иггдрасиля», честно сказать, не ожидал, что вы заглянете.

— И не говорите, Момонга. Давненько! — отозвался такой же взрослый мужской голос. Впрочем, по сравнению с первым он звучал так, словно в нём чего-то не хватало — то ли честолюбия, то ли жизненных сил.

— С перехода на другую работу в реале, полагаю. Сколько же с тех пор прошло — два года?

— Да вроде того… Ох ты ж, просвистело стрелой!.. Совсем я с этими сверхурочными замучался — уже и время перестал замечать.

— Весьма тревожный знак. Как у вас дела, всё в порядке?

— Со здоровьем-то? Какое там, разваливаюсь на части. Нет, по врачам ещё рано, но уже близко к тому. Так бы бросил всё и сбежал! Да жить-то на что-то надо. Словно раб, честное слово — хлещут кнутом, а ты им вкалывай до посинения.

— Ой-ой!..

Повелитель смерти Момонга даже отшатнулся, демонстрируя, как его шокировала эта картина.

— Жуть полнейшая, — словно для того, чтобы окончательно добить собеседника, добавил Хэро-Хэро голосом, полным неподдельной тоски.

Разговор чем дальше, тем больше превращался в обмен жалобами из-за проблем на работе в реальном мире.

Подчинённые, не способные следовать базовому принципу «РИС»[4] — «рапорт, информация, совет». Меняющиеся чуть ли не за ночь должностные инструкции. Разносы от начальства за невыполненный план. Авралы каждый день, из-за которых служащие подолгу не появлялись дома. Летящая ко всем чертям личная жизнь, нездоровая полнота и постоянно увеличивающийся набор лекарств.

Вскоре жалобы Хэро-Хэро хлынули непрерывным потоком, как будто прорвало плотину, и Момонга окончательно переключился на роль слушателя.

Приходя в виртуальный мир, многие игроки отказывались говорить о мире реальном. Это было их право — им не хотелось тащить сюда груз своих забот.

Но эти двое считали по-другому.

Оба состояли в гильдии — команде, созданной и управляемой игроками — под названием «Айнз Ул Гоун». Перед теми, кто желал вступить в неё, всегда ставились два условия. Во-первых, являться полноценным членом общества. Во-вторых, иметь персонажа, принадлежащего к гетероморфной расе.

Поэтому члены гильдии нередко ворчали из-за своих неурядиц на работе и воспринимали такие темы для разговора как должное. Нынешняя беседа Хэро-Хэро и Момонги была для них вполне обыденным явлением.

Прошло немало времени, прежде чем Хэро-Хэро закончил изливать накопившуюся в душе желчь.

— Простите. Всё ною и ною… Но на той стороне об этом особо не поговоришь, — обратился он к Момонге, отрастив на секунду некое подобие головы и обозначив поклон.

— Ничего страшного. Вы сделали мне одолжение и пришли, несмотря на усталость. Выслушать все ваши жалобы — самое меньшее, что я могу для вас сделать.

Хэро-Хэро издал тихий смешок, но теперь его голос звучал заметно живей:

— Большое спасибо, Момонга. Я тоже был рад в кои-то веки залогиниться и увидеться со старым товарищем.

— Мне очень приятно это слышать.

— Однако, мне пора.

Щупальца Хэро-Хэро зашевелились в воздухе, словно что-то передвигая. Очевидно, он открыл консоль управления.

— Да, конечно. Время позднее… — Момонга вздохнул. Незаметно, чтобы не выдать собеседнику свои чувства.

— Простите.

— Нет-нет, я вас понимаю. Но всё же жаль расставаться… Верно ведь говорят: «счастливые часов не наблюдают».

— Честно, я бы посидел тут с вами до конца, но уж больно спать охота…

— Это всё из-за усталости. Отключайтесь и хорошенько отдохните.

— Ещё раз простите. А что будете делать вы, Момонга… то есть — господин гильдмастер?

— Решил остаться до самого последнего момента, пока меня не выкинет из игры. Время ещё есть, может быть, сюда зайдёт кто-нибудь из наших.

— Понятно… Признаться, я и не думал, что это место уцелело!

Это был один из тех моментов, когда Момонга искренне благодарил создателей игры за то, что в ней не отображались эмоции. Иначе бы собеседнику хватило одного взгляда на его исказившееся лицо, чтобы всё понять. Впрочем, чувства могли проявиться и в голосе, поэтому он, сдерживая их, промолчал.

Момонга всеми правдами и неправдами старался сохранить это место в неприкосновенности именно потому, что когда-то построил его вместе с соратниками. А теперь один из них говорит такое… Родившееся в сердце чувство оказалось слишком сложным и запутанным, чтобы внятно его выразить. Однако уже следующие слова Хэро-Хэро развеяли его как туман:

— Но это именно вы, Момонга, берегли его как глава гильдии, чтобы мы смогли когда-нибудь сюда вернуться. Премного вам благодарен.

— Мы всё здесь создали вместе. Гильдмастер для того и нужен, чтобы содержать наше общее творение в порядке, чтобы любой мог прийти сюда вновь!

— Нам так нравилось играть в эту игру именно потому, что гильдмастером были вы. Хорошо бы снова собраться в «Иггдрасиль-II».

— О второй части ничего не слышно… но вы правы, было бы здорово.

— Если она выйдет — первым делом туда! Ладно, всё, засыпаю на ходу… Пора выходить. Очень рад был напоследок пообщаться. Спасибо и всего хорошего.

Момонга на миг запнулся, но сразу же взял себя в руки и вежливо попрощался:

— Мне тоже было приятно поговорить. Спасибо вам, и всего доброго.

Над головой Хэро-Хэро коротко зажглась иконка настроения — улыбающаяся рожица. Поскольку лица в «Иггдрасиле» эмоций не показывали, игроки выражали свои чувства через иконки-эмодзи.

Момонга дотянулся по консоли и высветил такую же иконку.

До него долетели прощальные слова Хэро-Хэро:

— Надеюсь, мы ещё встретимся.

Последний из трёх заглянувших сегодня сюда членов гильдии исчез.

В зал вернулась тишина — и было трудно представить, что тут только что кто-то разговаривал. Ни отзвука, ни следа — ничего. Глядя на опустевшее кресло Хэро-Хэро, Момонга сдавленно пробормотал то, что ему так хотелось сказать, когда тот прощался:

— Сегодня ведь последний день «Иггдрасиля». Понимаю, вы устали, но может быть, всё же останетесь до конца?..

Ответа, разумеется, не последовало.

Момонга тоскливо вздохнул.

Конечно, он не смог бы произнести это вслух.

По их короткому разговору, по тому, как звучал голос, было очевидно, что Хэро-Хэро ужасно измотан. И этот усталый человек откликнулся на его письмо, всё же придя сюда в день закрытия игры — в последний день существования «Иггдрасиля». За одно это он должен быть благодарен старому соратнику. Просить большего было бы ве́рхом наглости с его стороны, а для Хэро-Хэро это превратилось бы в неприятную обязанность.

Момонга с трудом отвёл взгляд от кресла, где только что сидел его друг, затем осмотрел по кругу остальные тридцать девять кресел, которые когда-то занимали другие соратники. И напоследок снова посмотрел на место Хэро-Хэро.

— Надеюсь, мы ещё встретимся…

«Как-нибудь встретимся снова».

«Ну, до скорого».

Он столько раз слышал эти слова, но на деле они почти никогда не сбывались.

Никто не вернулся в «Иггдрасиль».

— Но где и когда?..

Момонга резко передёрнул плечами. Долгое время копившиеся в глубине души истинные чувства наконец прорвались наружу.

— Вы что, издеваетесь?! — взревел он, грохнув кулаками по столу.

Система «Иггдрасиля» сочла, что он провёл атаку, произвела подсчёт, приняв во внимание урон от удара его рук без оружия, защитные свойства структуры стола и бесчисленное множество других параметров, и выдала результат. Рядом с тем местом, куда врезались руки Момонги, всплыло число «0».

— Мы вместе её строили, эту чёртову великую гробницу Назарик! Как вы могли так легко всё бросить?!

Вслед за яростной вспышкой гнева нахлынуло ощущение одиночества.

— Нет, я не прав… И про «легко» — это зря. Им пришлось сделать выбор между реальностью и вымыслом. Тут уж ничего не поделаешь, никто никого не предавал. Каждый сам принял решение, и наверняка это было тяжело… — пробормотал Момонга, словно убеждая сам себя, и поднялся с места. Он направился к стене, на которой, подобно украшению, висел посох.

Посох был выполнен по образу керикиона[5] — жезла бога Гермеса — и выглядел как семь переплетённых между собой змей. Извивающиеся рептилии держали в пастях по драгоценному камню, каждый разного цвета. Рукоять была сделана из прозрачного, похожего на кристалл материала, испускавшего мертвенно-бледное свечение.

С первого взгляда было понятно, что эта вещь относилась к самому высшему рангу, и именно поэтому каждая гильдия могла владеть лишь одним подобным «оружием гильдии». Оно представляло собой символ «Айнз Ул Гоун».

По замыслу главе гильдии следовало носить посох с собой, так почему же он красовался на стене?

Как раз из-за того смысла, который в него вкладывался.

Уничтожение оружия гильдии означало её распад. Поэтому вместо того, чтобы демонстрировать заложенную в него огромную мощь, его часто хранили в самом безопасном месте. И даже такая великая гильдия, как «Айнз Ул Гоун», не была исключением.

Потому-то, несмотря на то, что посох изготовили специально для главы гильдии, его ни разу ещё не снимали со стены.

Момонга потянулся к нему, но на полпути его рука остановилась. Он засомневался, стоит ли портить яркие воспоминания о славном общем прошлом, тем более в тот момент, когда истекали последние часы существования «Иггдрасиля».

Дни, когда он и его соратники, помогая друг другу, создавали оружие гильдии, были полны приключений.

Разбившись на команды и словно соревнуясь между собой, они добывали материалы для его изготовления, спорили о том, какую ему придать форму, делились мнениями и находили компромиссы. И так, шаг за шагом, этот посох постепенно обрёл свой нынешний облик.

Для гильдии «Айнз Ул Гоун» то было золотое время — пик её славы.

Кто-то приходил, пересиливая усталость от работы. Кто-то — отказавшись проводить свободное время с семьёй и крупно повздорив с женой. А кто-то, смеясь, сообщал: «Я взял оплачиваемый отпуск!»

Порой они убивали весь день на пустопорожние разговоры и увлечённо болтали о всякой ерунде. Они планировали свои похождения и рыскали в поисках сокровищ. Устраивали рейды на цитадели враждебных гильдий и брали их приступом. Попадались в лапы скрытых боссов — сильнейших монстров, называемых «мировыми врагами» — и чуть не погибали. Открыли несколько видов неизвестных ранее ресурсов. Расставили в своей цитадели множество подручных монстров и громили вторгавшихся чужих игроков.

Но сейчас здесь никого нет.

В гильдии состоял сорок один игрок, и тридцать семь из них уже покинули её. Трое оставшихся пока ещё числились в списках, но Момонга даже не помнил, когда — если не считать сегодняшнего дня — они появлялись в последний раз.

Он запустил консоль и открыл раздел статистики. Затем нашёл рейтинг гильдий и пробежался по нему взглядом. Всего их в настоящий момент насчитывалось чуть менее восьмисот, и «Айнз Ул Гоун», которая некогда добивалась даже девятого места в общем рейтинге, скатилась на двадцать девятое. «Вот каков наш ранг в последний день игры». Что же, не самое худшее положение — раньше им доводилось опускаться даже до сорок восьмого места.

Стоило сказать, что это падение задержали не столько усилия Момонги, сколько предметы, которые некогда оставили ему его товарищи. Осколки былого величия.

У гильдии, ныне лежащей в руинах, было блистательное прошлое. И теперь перед ним сверкал его символ.

Оружие гильдии — посох «Айнз Ул Гоун».

Он берёг его и оставлял здесь, не желая пачкать оружие, хранящее столь светлые воспоминания, мерзостью запустения, сопровождающей закат игры. Но теперь у Момонги возникла мысль, что бояться этого больше не стоит.

Решения в «Айнз Ул Гоун» принимались большинством голосов. Хотя Момонга и занимал пост главы гильдии, он в основном исполнял обязанности координатора.

И вот теперь, когда в гильдии не осталось больше никого, ему впервые захотелось единолично воспользоваться этой властью.

— Но лучше бы это сделать не в таком убогом виде… — пробормотал Момонга и взялся за консоль. Он решил экипироваться так, как подобает главе великой гильдии.

Предметы экипировки в «Иггдрасиле» подразделялись в зависимости от объёма составлявших их данных. Иначе говоря, чем больше информации, тем сильнее оружие. Начиналось всё с базовой категории, следом шли низкая, средняя, высокая, высшая, затем «наследие», «реликвия», «легенда», и наконец последняя, наивысшая категория — «божественная».

На девяти из десяти костлявых пальцев Момонги появились перстни, каждый из которых обладал особенной силой. Затем он надел массивное ожерелье-гривну, наручи, сапоги, мантию, капюшон и диадему. Все — божественной категории. Если прикинуть, сколько стоил каждый из этих предметов, то от такой суммы просто захватывало дух.

Новая, ещё более эффектная парадная мантия струилась вниз из-под ожерелья и наплечников. От ступней и выше заклубилась красно-чёрная аура, придающая носителю зловещий, если не сказать — демонический вид. Но дело было не в том, что Момонга задействовал какие-то свои навыки. В визуальных характеристиках его одеяния оставалась свободная позиция, и он просто добавил «эффект зловещей ауры». Разумеется, если бы её кто-нибудь коснулся, она не оказала бы никакого воздействия.

На краю поля зрения Момонги зажглись несколько иконок, означавших, что его способности выросли.

Сменив экипировку и полностью вооружившись, он довольно кивнул. Да, этот вид достоин главы гильдии. Затем он протянул руку, и его пальцы сомкнулась на посохе «Айнз Ул Гоун».

В тот же миг над посохом поднялось, подрагивая, тёмно-красное призрачное пламя. Его извивы иногда складывались в искажённые агонией лица, мгновение спустя рассыпающиеся и пропадающие. Они выглядели так реалистично, что казалось, будто откуда-то доносятся крики мучительной боли.

— Плод долгих трудов, за который мы так переживали, боясь его потерять…

Посох самого высокого ранга, которого никто не касался с момента изготовления, наконец-то, в самый последний день существования «Иггдрасиля», очутился в руках своего законного владельца.

Рассматривая иконки, обозначающие невероятный взлёт его характеристик, Момонга снова почувствовал себя одиноким:

— Идём, символ нашей гильдии. То есть нет — символ моей гильдии!

2

Момонга покинул покой, получивший название «Зал круглого стола».

Члены гильдии, и только они, получали особые перстни. Когда владелец такого перстня заходил в игру, то, за некоторыми исключениями, он автоматически появлялся в этом зале. Момонге следовало бы ещё подождать здесь на случай, если кто-то из членов гильдии решит вернуться. Но он счёл, что вероятность этого практически равна нулю. Он, единственный из игроков, останется в великой гробнице Назарик в самые последние часы и проведёт их наедине с самим собой.

Сдерживая порывы чувств, накатывающие подобно волнам бушующего моря, он молча зашагал по своему замку.

Созданное по образу и подобию королевских дворцов, это пространство сочетало в себе парадную торжественность и показную роскошь. Высоко над головой с потолка через равные промежутки свисали испускающие тёплый свет люстры. Гладко отполированный мраморный пол в широких коридорах отражал льющееся сверху сияние и блестел так, словно в нём самом были заключены маленькие звёзды.

Если бы кто-то открыл двери в любую из комнат справа и слева по коридору, то не смог бы оторвать взгляда от их великолепной меблировки.

Посторонний человек наверняка застыл бы от изумления, не веря, что перед ним — то самое печально знаменитое место, великая подземная гробница Назарик. Надо сказать, история о том, как карательный отряд общим числом в полторы тысячи бойцов — самое крупное войско со времён запуска сервера игры, включавшее союз восьми гильдий, гильдий-сателлитов, наёмников-игроков и наёмников-НПС[6] — попытался захватить гробницу, но был наголову разгромлен, уже давным-давно стала легендой.

Перейдя в распоряжение «Айнз Ул Гоун», великая подземная гробница Назарик, прежде состоявшая из шести этажей, радикально преобразилась. Сейчас этажей было десять, и каждый имел свои особенности.

Этажи с первого по третий занимал некрополь, четвёртый — подземное озеро, пятый — ледник, шестой — джунгли, седьмой — лава, восьмой — дикая пустошь. Наконец, на девятом и десятом этажах располагался священный замок — цитадель гильдии «Айнз Ул Гоун», некогда входившей в первую десятку среди нескольких тысяч гильдий «Иггдрасиля».

Шаги Момонги эхом разносились по замку, безусловно, достойному именоваться «величественным», и им вторил сухой стук посоха об пол. Пройдя широкими коридорами и несколько раз повернув, Момонга увидел, что навстречу ему идёт женщина.

У неё были густые светлые волосы, спадающие на спину ниже плеч, и очень красивое, изящно очерченное лицо. На ней хорошо смотрелась скромная форма горничной с большим передником и длинной юбкой.

Служанка была высока ростом — около 170 сантиметров — а также отличалась стройной фигурой и подчёркнуто пышным бюстом, туго натягивающим лиф платья. Впрочем, она скорее оставляла общее впечатление скромности и грациозности.

Приблизившись, женщина отступила к стене коридора и низко поклонилась Момонге.

Он ответил коротким взмахом руки.

Её лицо не дрогнуло даже на самую малость. На губах так и застыла слабая, едва заметная улыбка. Да, в игре «Иггдрасиль» выражения лиц не менялись. Однако в случае этой служанки существовал один нюанс.

Она была НПС — «неигровым персонажем». На самом деле ею управлял не игрок, а ИИ — искусственный интеллект. Иначе говоря, она являлась механической куклой, манекеном. Как бы естественно она себя ни вела, и поклон, и прочие её действия были всего лишь результатом заложенной в неё программы.

Возможно, по отношению к манекену недавний жест вежливости Момонги выглядел глупо. Однако у него была причина, не позволявшая смотреть на неё как на пустое место.

В великой гробнице Назарик насчитывалась сорок одна служанка-НПС, и каждую создали по отдельному эскизу. Рисовал их один из членов гильдии, в то время — художник-иллюстратор, а сейчас — писатель-мангака, публикующийся в еженедельном журнале.

Момонга смерил служанку внимательным взглядом, рассматривая не столько девушку, сколько её наряд.

Это была поразительно тонкая работа. Особенно восхищало то, какой детальной получилась вышивка на переднике — настоящее чудо.

И неудивительно, ведь иллюстрации рисовал человек, громогласно провозгласивший, что именно наряд горничной «решает исход сражения». Дизайн получился и в самом деле навороченный, и Момонга с умилением вспомнил, какой вой тогда поднял специалист из гильдии, которому предстояло оцифровывать эти визуальные изыски.

— Да уж… Как там Уайтбрим говорил: «Наряд горничной — это моё всё»?.. Кстати, в манге, которую он сейчас рисует, главная героиня — тоже горничная. Ассистенты, наверное, в панике, когда он требует всё детализировать.

Программу, управляющую служанками, писал Хэро-Хэро вместе с пятью другими программистами.

В общем, служанки тоже являлись результатом совместных усилий гильдийцев, и не считаясь с их присутствием, он проявил бы неуважение к старым друзьям, не говоря о том, что игнорировал бы свою последнюю компанию. Как и посох «Айнз Ул Гоун», служанки были частью светлых воспоминаний.

Пока Момонга размышлял об этом, выпрямившаяся и замершая перед ним девушка слегка наклонила голову набок, будто спрашивая, не будет ли каких-нибудь приказаний.

Наверное, в программе было заложено, что она должна принять эту позу, когда кто-то стоит рядом дольше определённого промежутка времени.

Момонга покопался в памяти и мысленно похвалил Хэро-Хэро за то, что тот учёл такие тонкости. Наверняка существовали и другие скрытые позы. Ему нестерпимо захотелось остаться и посмотреть их все, но время, к сожалению, поджимало.

Он глянул на полупрозрачный циферблат на левом запястье, отметив, который сейчас час.

Так и есть, прохлаждаться было некогда.

— Благодарю за службу, — не удержался Момонга от сентиментального прощания с горничной и прошёл мимо. Ответа, разумеется, не последовало. И всё же он не сомневался, что в самый последний день был просто обязан так сказать.

Оставив служанку позади, он продолжил свой путь по замку.

Вскоре перед ним показалась лестница, столь широкая, что по ней могла пройти шеренга из десяти человек, раскинувших руки в стороны. Ступеньки покрывал шикарный ковёр в красных тонах. Медленно спустившись, Момонга очутился на самом нижнем, десятом этаже великой гробницы Назарик.

Лестница привела его в просторный зал, в котором виднелось несколько человеческих фигур. Первым на глаза попался старик в идеально подогнанном традиционном костюме дворецкого.

Он был совсем седой, и густая бородка также отливала серебром. Однако спину старик держал ровно, чем-то напоминая стальной клинок. Испещрённое глубокими морщинами лицо с европейскими чертами придавало ему любезный вид, но острым взглядом он походил на ястреба, выслеживающего добычу.

За спиной дворецкого, словно послушные тени, выстроились шесть служанок. Но по сравнению с той, которую Момонга повстречал в коридоре, экипированы они были совершенно иначе.

Руки и ноги защищали металлические наручи и поножи серебряного, золотого и чёрного цветов, тела — доспехи, созданные по мотивам нарядов горничных из манги, а на головах вместо шлемов красовались кружевные чепцы. Каждая была вооружена своим собственным оружием, не таким, как у других. Что же, вполне подходящий вид для боевых горничных.

Различались они и причёсками. Здесь были: шиньон, конский хвостик, прямое каре, коса, завитые локоны и наконец волосы, собранные в ракушку на затылке. Объединяло их то, что все девушки были невероятно красивыми, пусть и каждая по-своему: одну украшал обольстительный взгляд, другую — идеальное сложение, третью — скромный японский стиль.

Конечно, они тоже являлись НПС, но в отличие от служанки в коридоре, созданной больше развлечения ради, смысл их существования заключался в том, чтобы атаковать чужаков, проникших в цитадель.

В «Иггдрасиле» гильдия, обладающая базой в виде замка или ещё более крупной территорией, получала несколько привилегий.

Одной из них являлись неигровые персонажи, охраняющие цитадель.

Великую гробницу Назарик населяли монстры-нежить с уровнем вплоть до тридцатого. Они появлялись автоматически, и даже когда погибали, гильдия ничего не теряла — через некоторое время они воскресали вновь.

Но у таких автоматически восстанавливающихся НПС нельзя было изменять ни внешний вид, ни программу ИИ. Поэтому сил для того, чтобы отогнать агрессоров — других игроков, — им не доставало.

С другой стороны, существовала иная привилегия — право создавать НПС с нуля. Гильдия, которой удалось захватить опорный пункт категории «замок», получала не менее семисот баллов уровня, которые можно было распределить на новых НПС в любом желаемом порядке.

Так как в «Иггдрасиле» уровень ограничивался сотней баллов, это позволяло, например, получить пятерых персонажей сотого уровня и четверых — пятидесятого.

Для них разрешалось настраивать внешний вид, ИИ-программу, а если они могли носить оружие — то и характеристики оружия. Таким образом, в стратегически важных точках можно было расставить стражей гораздо сильнее тех, что появлялись автоматически.

Неигровых персонажей не обязательно создавали ради военных действий. К примеру, гильдия «Великое кошачье королевство», захватив какой-нибудь замок, всех НПС делала кошками или другими представителями семейства кошачьих.

Пожалуй, можно было смело сказать, что право иметь собственных неигровых персонажей давало гильдиям возможность выразить свою индивидуальность.

— Хм…

Разглядывая склонившихся в глубоком поклоне дворецкого и служанок, Момонга потёр подбородок. Он владел магией телепортации и мог свободно перемещаться из комнаты в комнату, но в этом зале бывал крайне редко. И даже, признаться, соскучился по этим персонажам.

Протянув палец к консоли, Момонга открыл страницу, доступную только членам гильдии. Затем отметил флажком один из пунктов настроек. В ту же секунду над головами слуг высветились их имена.

— Так вот как его зовут! — Момонга слабо улыбнулся.

В усмешке смешались горечь из-за своей забывчивости и тепло от воспоминаний о том, как они с друзьями спорили, выбирая дворецкому это имя, сейчас снова всплывшее из дальних закоулков памяти.

Себас — так его звали — исполнял обязанности не только дворецкого, но и домоправителя. Стоявшие позади боевые горничные находились в его непосредственном подчинении, их отряд назывался «Плеяды». Кроме того, старик руководил другими слугами и лакеями мужского пола.

О нём наверняка гораздо подробнее рассказывалось в текстовом описании, но читать его Момонге не хотелось. Времени оставалось всё меньше, а в момент отключения игры он предпочёл бы находиться в другом месте.

Кстати, за расписанные до мелочей характеры и манеры поведения всех НПС, включая служанок, тоже следовало благодарить внимание к деталям, присущее всем членам «Айнз Ул Гоун». Многие из них трудились художниками или программистами, и то, что среда игры поощряла маниакально-тщательную проработку персонажей, их только подстёгивало.

По изначальному замыслу при вражеском вторжении в цитадель Себас и его служанки составляли предпоследнюю линию обороны. Но если какому-то чужому игроку удалось бы проникнуть так далеко, заставить его отступить они всё равно бы не смогли, так что НПС лишь помогали выиграть время. Однако пробиться сюда так никто и не сумел, и дворецкий со служанками вечно стояли здесь на страже, дожидаясь своего часа.

Выжидая появления врага, на которого они могли бы броситься, даже не получая для этого дополнительных приказов.

Момонга покрепче сжал свой посох.

Что за глупость — жалеть НПС. В конце концов, это всего лишь набор данных. Если вдруг кажется, что они испытывают какие-то чувства, это просто означает, что программист, писавший для них ИИ, был мастером своего дела.

Но…

— Глава гильдии должен отдать НПС последний приказ! — напыщенно процедил Момонга, мысленно насмехаясь над собой, и громко скомандовал: — Следовать за мной!

Себас и служанки склонили головы, показывая, что повинуются приказу.

Увести их отсюда было равносильно тому, чтобы дать им новую цель вместо той, которую наметили соратники по гильдии. В «Айнз Ул Гоун» уважали мнение большинства. Нельзя просто взять и единолично, по собственному усмотрению распорядиться тем, что создавалось всеми вместе.

«Но ведь сегодня всё закончится. И раз так, надеюсь, меня простят», — думал Момонга, шагая по замку дальше и слыша за спиной топот множества ног.

Вскоре они вошли в огромный зал, накрытый куполом. От четырёхцветного кристалла на потолке струился белый свет. В стенах темнели семьдесят две ниши, и в большей части из них стояли статуи.

Все они изображали демонов — числом шестьдесят семь.

Зал назывался «Лемегетон», или же «Малый ключ Соломона», в честь знаменитого гримуара[7].

Статуи же представляли собой големов, изготовленных из чрезвычайно редкого магического металла по образу и подобию семидесяти двух демонов, описанных в этой книге. До полного набора нескольких демонов не хватало, поскольку человеку, который их создавал, наскучило это занятие.

Четырёхцветный кристалл на потолке также являлся монстром. При вторжении врагов он призывал высокоранговых элементалей — духов земли, воды, огня и воздуха — и одновременно начинал бомбардировать по площадям атакующими заклинаниями.

Всей этой огневой мощи вполне хватило бы, чтобы с лёгкостью вынести сразу две партии игроков сотого уровня — все двенадцать человек. Именно этот зал являлся последним бастионом на пути к сердцу великой гробницы Назарик.

Ведя за собой слуг, Момонга пересёк Лемегетон и остановился перед огромной, более пяти метров в высоту двустворчатой дверью на противоположной стороне от входа.

На правой створке было выгравировано необычайно реалистичное изображение богини, на левой — демона. Казалось, будто они сейчас сойдут с двери и набросятся на пришельца. Они выглядели как живые, но на самом деле, насколько было известно Момонге, ожить не могли.

«Давайте поприветствуем героев, зашедших так далеко! Нас многие называют злодеями, и раз так, мы должны встретить гостей в своём логове с достоинством, присущим истинным воплощениям зла», — когда кто-то из гильдийцев высказал такое мнение, его поддержало большинство, и в результате оно было принято к исполнению.

— Кажется, это был Ульберт…

Ульберт Ален Одл. Человек, больше всех в гильдии увлечённый эстетикой «зла».

— Так и не перерос свой синдром восьмиклассника…[8]

Оглядев зал, Момонга лишний раз прочувствовал одержимость бывшего соратника.

— Ну что, на нас ведь не нападут? — спросил он с тревогой в голосе — и неспроста.

Даже Момонга не знал устройства этого лабиринта досконально. Он бы не удивился, найдись тут какие-нибудь опасные прощальные сюрпризы от игроков, вышедших из гильдии. А тот, кто смастерил дверь, всегда был склонен к сомнительным шуткам.

Как-то раз он сказал, что изготовил сильного голема. Момонга попытался того активировать, но из-за ошибки в боевой программе голем внезапно набросился на него. Он и сейчас подозревал, что это было подстроено нарочно, и заговорил, обращаясь к демону:

— Знай, Люци★Фер, если ты и сегодня меня ударишь, я рассержусь всерьёз!

Страхи боязливо коснувшегося двери Момонги оказались напрасными. Створки автоматически — но очень медленно, как и полагалось при таком весе и толщине — открылись.

Атмосфера разительно изменилась.

До сих пор убранство замка настраивало на умиротворяющий и вместе с тем торжественный лад, как это бывает в храмах, но оно померкло перед зрелищем, представшим взору Момонги.

Разница была ошеломительной, и при виде этого величественного произведения искусства любой зритель чувствовал себя маленьким и ничтожным.

Просторный зал с высоким потолком.

Настолько просторный, что в нём свободно поместилось бы несколько сотен человек. Настолько высокий, что, глядя на потолок, приходилось запрокидывать голову. Белоснежные стены украшала филигранная золотая вязь.

С потолка свисали роскошные люстры, сделанные из драгоценных камней семи разных цветов; от них исходило призрачное сияние.

По стенам, от потолка до пола, ниспадали огромные знамёна, каждое с вышитой собственной эмблемой — всего их было сорок одно.

А в самой дальней части зала, на украшение которого не пожалели ни золота, ни серебра, на низком постаменте стоял королевский трон. К нему вела лестница из десятка с лишним ступеней, вытянутая вертикально вверх спинка доставала до потолка, а сам трон был словно высечен из гигантского куска кварца. Позади на стене висело огромное алое полотнище с нарисованной на нём эмблемой гильдии.

Это было самое сердце великой гробницы Назарик — тронный зал.

— О-о-о…

При виде этого великолепия даже Момонга не смог удержаться от восхищённого вздоха. Он был уверен, что по изощрённости отделки зал мог претендовать на первое место во всём «Иггдрасиле».

Именно здесь можно было достойно встретить финал игры.

Момонга ступил в безграничное пространство, где, казалось, даже звуки шагов не возвращались от далёких стен, и устремил свой взгляд на женщину-НПС, стоявшую возле трона.

То была настоящая красавица в ослепительно белом платье. Слабая полуулыбка на губах делала её похожей на богиню. Чёрные блестящие волосы, разительно контрастирующие с цветом одеяния, волнами ниспадали до пояса.

Несмотря на необычные глаза — сияющая золотом радужная оболочка и вертикальные зрачки — её облик просто дышал безупречным очарованием и женственностью. Вот только на обоих висках торчали, загибаясь вперёд, толстые рога, схожие с козьими. И это ещё не всё. Из-за спины на уровне талии росли два крыла, похожих на ангельские, но иссиня-чёрного цвета.

Возможно, из-за лёгкой тени, которую отбрасывали рога, её улыбающееся лицо, которому позавидовала бы и богиня, казалось маской, скрывающей некую тайну.

На шее у женщины висело большое ожерелье — словно переливающая золотом паутина, оплетающая плечи и грудь. Тонкая рука, затянутая в перчатку из блестящей, шелковистой ткани, держала странный предмет наподобие короткого жезла. Он был длиной около сорока сантиметров, и на его конце, а точнее в воздухе около него безо всякой опоры висел чёрный шар.

Конечно же, Момонга не забыл имя этой женщины.

Именно она, Альбедо, объединяла под своим началом командиров стражи всех этажей великой гробницы Назарик. Всего их было семеро, и только благодаря её авторитету они действовали сообща. Иначе говоря, она стояла выше всех прочих НПС в цитадели. Наверное, поэтому ей и позволялось находиться в самом охраняемом месте — тронном зале.

Но Момонга не мог отвести от неё насторожённый взгляд:

— Я знал, что тут есть один предмет «мировой» категории, но чтобы сразу два?

В «Иггдрасиле» существовало ровно двести «экстраординарных» предметов. Каждый обладал своей абсолютной уникальной силой, и их мощь позволяла влиять на баланс игры и даже требовать от администрации частичных изменений в геймплее[9]. Разумеется, в пределах разумного.

Конечно, если кто-то заполучал в руки такой артефакт, его известность в «Иггдрасиле» взлетала до небес.

«Айнз Ул Гоун» владела одиннадцатью подобными предметами, превосходя любую другую гильдию. Она была единственной, у кого их количество измерялось двузначным числом. Следующая за ней гильдия обладала всего тремя.

С разрешения остальных членов гильдии один из этих особых предметов Момонга хранил у себя. Остальные были размещены в разных местах внутри гробницы, по большей части — в глубине сокровищниц, где предметы тихо дремали под охраной Аватаров.

Можно было представить себе ровно одну причину, почему такая драгоценность могла достаться Альбедо без ведома Момонги. Её вручил тот член гильдии, который создавал и настраивал этого персонажа.

В «Айнз Ул Гоун» с уважением относились к решениям, принятым большинством. Нельзя самовольно распоряжаться тем, что собирали все вместе.

Чувствуя лёгкое недовольство, Момонга подумал, что предмет следовало бы отобрать. Однако речь шла о самом последнем дне. Он решил смириться с замыслом товарища, передавшего предмет Альбедо, и не стал ничего делать.

— Достаточно, — величаво бросил Момонга шествующим за ним по пятам Себасу и Плеядам, когда они подошли к лестнице, ведущей к трону.

Однако поднявшись на несколько ступенек, он заметил, что шаги за спиной не стихли, и криво усмехнулся — хотя, конечно же, изображение его головы-черепа не изменилось ни на йоту.

НПС — не более чем программы, не обладающие гибкостью. Они воспринимали как приказ лишь определённые слова. Насколько же давно он не командовал неигровыми персонажами, что забыл даже об этом!

С тех пор, как разбежались все прочие игроки гильдии, Момонга в одиночку выходил на охоту и выполнял посильные для себя миссии, собирая средства для сохранения гробницы Назарик. Он не пытался подружиться с другими игроками, старался остаться незамеченным и обходил стороной те полные опасностей места, куда прежде наведывался в компании товарищей.

А затем, пополнив сокровищницу, выходил из игры. И так каждый день. Занимаясь этим делом, он просто не имел возможности общаться с НПС.

— Ожидать.

Шаги замерли.

Отдав правильную команду, Момонга поднялся по лестнице и подошёл к трону. Здесь он беззастенчиво уставился на стоящую рядом с троном Альбедо. В этом зале он тоже появлялся редко и не припоминал, чтобы ему когда-то выпал случай внимательно её рассмотреть.

— Какие же у тебя настройки?

Момонга знал только то, что она руководит стражами и является самым высокоранговым НПС во всей великой гробнице Назарик.

Одолеваемый любопытством, он отыскал в консоли описание Альбедо, и на него хлынул нескончаемый поток букв. Текст был поистине эпического масштаба. Если читать всё подряд, то он проторчит с ним до самого закрытия игры.

Будь череп, изображающий лицо Момонги, способен хоть на какую-то мимику, его бы перекосило недовольной гримасой. Чувствуя себя так, словно наступил на мину, он был готов обругать себя за то, что забыл, насколько создатель Альбедо обожал строчить подобные простыни.

«Но раз уж открыл — делать нечего», — смирившись, он принялся за чтение.

Читал он по диагонали — пролистывая целые экраны и схватывая лишь первые слова абзацев. Наконец он расправился с этим длинным сочинением, но его мозг внезапно завис, словно перегруженный компьютер, пытаясь осилить самое последнее предложение: «К тому же — шлюшка».

От удивления глаза полезли из орбит.

— А?.. Это ещё что? — взвизгнул Момонга. Не веря своим глазам, он перечитал его несколько раз — но слово осталось тем же самым. И других его значений, кроме того, которое пришло в голову первым, он вспомнить не смог.

— Шлюшка… Вот же грубиян!

Созданием НПС в гильдии занимались все, даже самые неприятные её участники, но Момонга сильно сомневался, чтобы хоть кто-то из них так отозвался бы о собственном творении. Может, если вчитаться в текст, он сумеет понять некий потаённый смысл?

Впрочем, в гильдии был один человек, способный поломать любые шаблоны. Тот, кто создал Альбедо — Табула Смарагдина.

— Да, кажется, ему нравились противоречивые характеры… И всё же, Табула…

«Как-то это некрасиво по отношению к ней», — подумал Момонга. НПС, созданные членами гильдии, представляли собой наследие его друзей. И той, что была поставлена над всеми прочими слугами, неоткуда ждать помощи.

— Хм-м…

Позволительно ли лезть в настройки НПС, отражающие личные предпочтения его создателя, лишь потому, что ты по-человечески сочувствуешь этому персонажу? Немного подумав, Момонга принял решение:

— Нет, дай-ка я всё же её поправлю…

Сейчас у него в руках находилось оружие гильдии, и он был полноправным гильдмастером и на словах, и на деле. Почему бы наконец не воспользоваться своим особым правом?

Он избавился от сомнений, выдвинув немного сомнительную теорию: «Мой долг — исправлять ошибки членов гильдии».

Момонга указал посохом на Альбедо. В обычной обстановке изменять настройки можно было только с помощью инструментов разработчика, но он получил к ним доступ в особом порядке, по праву главы гильдии. Несколько действий в консоли, и строчка про «шлюшку» исчезла.

— Так-то лучше.

Момонга ненадолго задумался, глядя на появившийся в описании Альбедо прочерк.

Надо бы туда что-нибудь вставить…

— Глупость, конечно…

Заранее насмехаясь над собственной идеей, он начал печатать буквы на клавиатуре консоли. Те сложились в короткое предложение: «Влюблена в Момонгу».

— Фу, какой позор!

Момонга закрыл лицо ладонью.

Ему стало стыдно до потери сознания — как будто он сочинил любовный роман, поместив в него свою идеальную возлюбленную. Произнести такое вслух у него даже язык бы не повернулся. Руки уже двинулись, чтобы заново переписать строку, но, немного подумав, он решил, что сойдёт и так.

Сегодня последний день существования игры. Весь этот стыд скоро исчезнет. К тому же он нашёл идеальную замену для стёртой строки — даже длина совпадала. Не хотелось бы оставлять в настройках пустое место.

Момонга опустился на трон, стараясь отвлечься от мимолётного чувства удовлетворения и всё нарастающего чувства вины, оглядел зал и заметил у подножия лестницы Себаса и Плеяд, замерших по стойке «смирно». Ему не очень понравилось, что кто-то стоит в этом зале столбом.

Кажется, была какая-то команда…

Момонга напряг память, припоминая, как когда-то давно читал список всех возможных приказов, и легонько повёл рукой сверху вниз.

— Преклонить колени.

Альбедо, Себас и шесть служанок одновременно опустились на одно колено и низко склонили головы, как и положено придворным.

Вот так.

Момонга поднял левую руку и посмотрел на часы.

23:55:48

Едва-едва, но успел.

ГМ — гейм-мастеры, распорядители игры — наверное, уже непрерывно дают заключительные объявления, а кто-нибудь запускает фейерверки. Точно он не знал — поскольку просто отключил связь.

Момонга откинулся на спинку трона и медленно поднял глаза к потолку.

Он пришёл в цитадель гильдии, некогда разгромившей могучий карательный отряд, надеясь, что в последний день сюда отважится проникнуть какая-нибудь партия игроков.

И он ждал, чтобы принять вызов, как подобает главе гильдии.

Он разослал письма всем прежним соратникам, но явилась лишь горстка.

И он ждал. Чтобы поприветствовать товарищей, как подобает главе гильдии.

«Осколки прошлого…» — подумал Момонга.

Сейчас тут зияла пустота. Но до какой-то поры они ведь очень славно проводили здесь время.

Он пересчитал взглядом огромные знамёна, свисавшие с потолка. Всего сорок одно, по числу членов гильдии, и на каждом — личная эмблема. Момонга наставил на одно из них костлявый палец:

— Я.

Затем перевёл палец на соседнее. На знак одного из сильнейших игроков в «Айнз Ул Гоун»… нет, во всей игре «Иггдрасиль». Основателя гильдии и человека, собравшего группу «Девять Первых», ставшую её предшественницей.

— Тач Ми.

Следующим он выбрал знамя самого старого участника гильдии, который в реальном мире был профессором университета.

— Судзаку Мёртвого Зодиака.

Палец задвигался быстрей. Вот знамя одной из немногих — всего лишь трёх — девушек, вступивших в «Айнз Ул Гоун».

— Анкоро-моттимоти.

Момонга без запинки произносил имена игроков, указывая на их эмблемы:

— Хэро-Хэро, Перорончино, Буку-буку Тягама[10], Табула Смарагдина, Воин Такэмикадзути, Вэриэйбл Талисман, Гэндзиро…

Не так уж много времени ему и понадобилось, чтобы назвать все сорок имён.

Они навсегда отпечатались у него в памяти. Имена его друзей.

Момонга устало откинулся на троне:

— Да, мы славно повеселились…

Несмотря на то, что в «Иггдрасиле» не взималась помесячная плата, он тратил на игру треть заработка. Не потому, что много получал; просто у него не было других интересов, и он не знал, куда ещё девать деньги.

Выписанные на работе премии Момонга спускал в лотерее, где разыгрывались игровые бонусы. Долгие старания помогли ему разжиться одним раритетом, но однажды он узнал, что участница гильдии по имени Ямайко выиграла то же самое, поставив всего-то стоимость одного обеда, и его буквально перекосило от досады.

«Айнз Ул Гоун» состояла из работающих людей и почти все они что-то платили за игру, но и среди них Момонга был на первых местах по расходам. Возможно, даже первым на всём сервере.

Он действительно сильно увлёкся. Ему нравились приключения. Но ещё больше ему нравилось играть вместе с друзьями. Обоих его родителей уже не было в живых, в реальном мире он так ни с кем и не сошёлся, и именно гильдия «Айнз Ул Гоун» стала для него символом радостного времени, проведённого вместе с товарищами.

И сейчас он всего этого лишится.

Как же обидно!

Момонга посильнее стиснул посох. У него, обычного служащего, не было ни финансовых ресурсов, ни связей, чтобы хоть что-то изменить. Обычный пользователь, которому остаётся лишь молча смириться с тем, что время вышло.

Уголком глаза он следил за часами. Сейчас 23:57. Сервер выключат в 00:00.

Времени почти не осталось. Вымышленный мир сгинет, его заменят унылые будни реальности.

Что ж, логично. Человек не может жить в вымышленном мире. Поэтому все и ушли.

Момонга вздохнул.

Завтра вставать в четыре утра. Когда систему вырубят, надо сразу ложиться спать, иначе он не сможет нормально работать.

23:59:35, 36, 37…

Момонга начал отсчитывать секунды.

23:59:48, 49, 50…

Он закрыл глаза.

23:59:58, 59…

Вместе с часами он отсчитывал, как истекает время, отведённое миру грёз.

Темнота…

00:00:00… 01, 02, 03…

— А?..

Момонга открыл глаза.

Он не вернулся в свою привычную комнату. Он по-прежнему находился в «Иггдрасиле», в тронном зале.

— Как это понимать?

Ошибки со временем быть не могло. Его уже должно было принудительно выкинуть из игры из-за отключения сервера.

00:00:38

Полночь миновала, в этом он был уверен. Невозможно представить, чтобы начали сбоить часы в системе.

Момонга растерянно огляделся по сторонам, надеясь увидеть хоть что-то, способное прояснить ситуацию:

— Может, отключение сервера отложили?

Или это какое-то дополнительное время, как в футболе?

В голове промелькнуло несколько объяснений, но ни одно не выглядело достаточно убедительным. Самым вероятным казалось то, что по какой-то важной — и наверняка неприятной — причине отключение сервера отложили на неопределённый срок. Если так, то ГМ должны как-то оповестить об этом игроков. Момонга поспешно протянул руку, чтобы активировать отключённую до сих пор голосовую связь — и замер.

Консоль перед ним не появилась.

— Как это?..

В беспокойстве и лёгком недоумении — и постепенно теряя уверенность в своём хладнокровии — он попытался задействовать другие функции. Аварийный доступ без консоли, чат, вызов ГМ, принудительный выход.

Ноль реакции. Его как будто полностью изолировало от системы.

— Да что же происходит-то!

Гневный голос Момонги разнёсся по всему огромному тронному залу и стих.

Сегодня последний день. День, когда он отрёкся от всего — и вдруг такое? Для чего же они морочили голову пользователям?

Из-за того, что ему даже не дали красиво попрощаться с былой славой, Момонгу охватила злость. Теперь она сквозила в каждом его слове, но он знал, что ответить на его гневный вопрос сейчас некому.

И вдруг…

— Что-то случилось, владыка Момонга?

Этот красивый женский голос он слышал впервые в жизни.

Ошарашенный Момонга повернулся в сторону, откуда прозвучал голос. И когда он понял, кто с ним заговорил, то застыл на месте как громом поражённый.

На него, вскинув голову, смотрела НПС — Альбедо.

3

Деревня Карне.

Граница между империей и королевством проходила по горам — по Азерлисийскому хребту. На южной его оконечности, у подножия, раскинулся густой лес Тоб.

Неподалёку от него и расположилась эта маленькая деревня. Жителей в ней насчитывалось около ста двадцати человек. Двадцать пять дворов — обычный размер поселения в приграничных районах королевства Ре-Эстизе.

В основном крестьяне жили за счёт даров леса и обработки земли, и, если исключить лекарей, приезжавших за лекарственными травами, здесь появлялись лишь сборщики податей, да и те один раз в год. Про такие деревни, куда крайне редко забредают чужаки, метко говорят, что время там замерло на месте.

Утро в деревне начиналось рано. Жители, как правило, просыпались с восходом. Магического «вечного света», какой в ходу в больших городах, здесь не было, и жизнь подчинялась ритму, заданному дневным светилом.

Для Энри Эммот утро начиналось с того, что она набирала воду в колодце недалеко от дома. Носить воду считалось женской обязанностью. Первое дело завершалось, когда она доверху наполняла стоявший в доме большой глиняный сосуд. К этому времени её мать заканчивала готовить еду, и вся семья из четырёх человек собиралась на завтрак.

Завтракали они ячменной или пшеничной кашей, а ещё жареными овощами. Иногда к ним добавлялись сушёные плоды.

После еды Энри вместе с отцом и матерью уходила работать в поле. Десятилетняя младшая сестрёнка собирала хворост на опушке леса или помогала родителям. В полдень в центре деревни, на краю площади, звонил колокол. Люди ненадолго отрывались от дел и обедали. Обычно — испечённым несколько дней назад ржаным хлебом и похлёбкой, в которую клали кусочки вяленого мяса.

Затем все снова принимались за работу и возвращались домой тогда, когда небо начинало окрашиваться в красный цвет. Наступало время ужинать. На ужин, как и на обед, был ржаной хлеб и бобовая похлёбка. Иногда — мясо, которым делились деревенские охотники, если им удавалось добыть в лесу какого-нибудь зверя. После они всей семьёй сидели на кухне при свете очага и, болтая о том о сём, чинили одежду или завершали другие дела по хозяйству. Спать ложились в шесть часов вечера.

Так протекала жизнь девушки по имени Энри Эммот, родившейся в этой деревне шестнадцать лет назад.

Она была уверена, что её небогатые на перемены будни останутся такими и впредь.

В тот день она, как и всегда, отправилась утром к колодцу.

Зачерпнув воды, перелила её в маленький кувшин. Чтобы наполнить большой сосуд в доме, нужно будет вернуться сюда ещё пару-тройку раз.

— Ну что же!

Энри закатала рукава. Показавшаяся из-под ткани кожа, не загоревшая на солнце, была на удивление белой. Её закалённые тяжёлым трудом руки были хоть и тонкими, но довольно крепкими, с заметными бугорками мышц.

Наполненный кувшин заметно потяжелел, но она его подняла. Она уже привыкла.

Может, брать кувшин побольше, чтобы реже ходить к колодцу? Нет, тогда его не донести. Размышляя над этим, Энри пустилась в обратный путь, и тут ей показалось, что она что-то услышала. Она повернула голову в сторону, откуда донёсся звук. Воздух словно бы дрогнул, и в груди вдруг похолодело.

Донёсся слабый треск, будто сломалось что-то деревянное. А затем…

— Кто-то кричит?..

Звук чем-то напоминал вскрик птицы, которой сворачивают шею, но всё же был другим.

По спине Энри побежали мурашки. Нет, не может быть. Ей почудилось. Она просто ослышалась. Но все слова, которыми она попыталась отогнать тревогу, застряли в горле.

Не вытерпев, она бросилась бежать. В той стороне, откуда донёсся крик, стоял её дом.

Кувшин упал на землю — слишком тяжёлый, не до него.

Длинная юбка путалась в ногах, и Энри едва не упала, но каким-то чудом сохранила равновесие.

Снова послышались чьи-то голоса.

Сердце Энри стучало как бешеное.

Это кричал человек. Никаких сомнений.

Бежать. Бежать. Бежать.

Она не помнила, чтобы ей хоть когда-то довелось нестись так быстро. Ещё немного — и ноги зацепятся одна за другую, и она покатится кувырком.

Конское ржание. Крики людей. Призывы на помощь.

Они звучали всё громче.

Несмотря на расстояние, Энри разглядела, как закованный в доспехи человек замахивается мечом на кого-то из её односельчан. Тот закричал и упал. Его добили, ещё раз пронзив мечом.

— Господин Молгер…

В их маленькой деревне все друг друга знали и были почти как одна семья. И конечно, она хорошо знала крестьянина, которого только что убили у неё на глазах. Знала как человека доброй души, пусть и немного сварливого. Он не заслуживал такой смерти. Энри очень хотелось остановиться — но она стиснула зубы и прибавила ходу.

Дорога от колодца, которую она обычно проходила не замечая, теперь казалась бесконечно длинной.

Ветер донёс какой-то рёв и грубую брань. Наконец, она увидела свой дом.

— Папа! Мама! Не́му! — позвала она, распахивая дверь.

Лица её родных превратились в застывшие от страха маски. Разглядев влетевшую в дом Энри, они облегчённо улыбнулись.

— Энри! Ты жива!

Отец крепко обнял её натруженными руками:

— Ох, Энри…

Мать также заключила девушку в свои тёплые объятия:

— Энри с нами. Бежим скорее!

Семье Эммот не повезло. Боясь разминуться с дочерью, они дожидались её дома и упустили возможность спастись бегством. Опасность, должно быть, была совсем близко.

К сожалению, их страхи оправдались.

Едва они собрались вместе выскочить на улицу, как перед дверью возникла чья-то тень. Заслоняя собой свет солнца, на пороге стоял рыцарь, с ног до головы закованный в латные доспехи. На груди виднелся герб империи Бахарут. В руке он держал обнажённый длинный меч.

Империя Бахарут граничила с королевством Ре-Эстизе и время от времени на него нападала. Только обычно военные действия велись вокруг города-крепости Э-Рантель и не затрагивали эту деревню.

Однако, мирной жизни здесь пришёл конец.

Леденящий взгляд рыцаря прошёлся по замершим перед ним поселянам, пересчитывая их сквозь прорези забрала. Энри вздрогнула от отвращения — ей показалось, что её облизывает холодный язык.

Латная перчатка скрипнула, дав понять, что рыцарь напряг руку на рукояти меча.

И когда он попытался войти в дом…

— А-а-а!..

— Что?!.

Отец Энри бросился ему навстречу. Сцепившись, они упали с крыльца.

— Быстрей бегите!

— Как ты посмел, пёс!

По лицу отца потекла тонкая струйка крови. Наверное, рассёк кожу, когда врезался в противника.

Они с рыцарем катались по земле, продолжая бороться. Рыцарь одной рукой удерживал руку отца с зажатым в ней ножом. Тот — руку рыцаря с мечом.

При виде крови в голове у Энри совершенно помутилось. Что делать — помочь отцу или бежать?

— Энри! Нему!..

Крик матери привёл её в чувство. Когда Энри повернулась к ней, та с горестным видом мотнула головой. Энри схватила сестру за руку и бросилась вслед за ней. Сомнение и чувство вины тянули её назад. Но сейчас нужно было как можно скорее добраться до леса.

Ржание лошадей, стоны и яростные вопли, лязг металла. И — запах чего-то горелого.

Всё это обрушилось на Энри, терзая её слух и обоняние. Отчаянно силясь понять, что творится на улицах деревни, она продолжала бежать. Пересекая площадь, она пригнулась как можно ниже, стараясь укрыться в тени домов.

Страх леденил кровь в жилах. Сердце лихорадочно колотилось, и не только потому, что она мчалась со всех ног. И всё же девушка не останавливалась — потому что сжимала в ладони маленькую руку.

Жизнь младшей сестры сейчас зависела от неё.

Бежавшая чуть впереди мать повернула за угол, но внезапно замерла на месте, а потом резко отшатнулась назад. Она завела руку за спину и махнула — «бегите».

Когда Энри поняла, в чём дело, то прикусила губу, чтобы не разреветься. И, не отпуская сестрёнку, бросилась как можно дальше от этого места. Она не хотела видеть, что произойдёт потом.

4

— Какие-то затруднения, владыка Момонга? — повторила свой вопрос Альбедо. Он понятия не имел, как лучше ответить. После всей этой цепочки загадочных происшествий у него будто бы что-то замкнуло в голове.

— Прошу меня простить.

Момонга растерянно смотрел, как Альбедо поднимается с колен и встаёт прямо рядом с ним.

— Что-то случилось?

Красавица наклонилась, буквально заглядывая ему в лицо.

Ноздри Момонги защекотал слабый, но изысканный аромат. Возможно, именно этот запах и вернул ему способность рассуждать, потому что куда-то упорхнувшие мысли начали постепенно возвращаться.

— Нет… Ничего не случилось… Ничего.

Момонга не был столь наивен, чтобы разговаривать с манекеном, соблюдая все принятые в людском общении правила вежливой речи. Однако ответ на вопрос Альбедо вырвался сам собой. В её поведении и манере говорить промелькнуло что-то человеческое, и не заметить этого было невозможно.

Он осознавал, что с ним и с Альбедо происходит нечто, совершенно выбивающееся из привычных представлений об игре, но ухватить суть происходящего не получалось. Пока в голове роились неясные догадки, он отчаянно пытался подавить накатывающую панику и испуг, но, будучи самым обычным человеком, понятия не имел, как их унять.

Казалось, ещё немного — и он завоет от безысходности, но в этот миг в голове молнией сверкнули слова, которые часто говорил один из его согильдийцев: «Неудачи рождаются из спешки. Всегда и во всём придерживайся холодной логики. Успокой сердце, смотри на вещи шире. Не будь рабом предрассудков, Момонга, заставь извилины работать!».

Вместе с этими словами к нему сразу же вернулось самообладание, и он мысленно поблагодарил игрока по имени Пунитто Моэ, который не зря носил прозвище «Чжугэ Лян[11] гильдии Айнз Ул Гоун».

— Что с вами?

Альбедо оказалась совсем рядом с ним, настолько, что они могли чувствовать дыхание друг друга. Задавая вопрос, она совершенно очаровательным образом склонила голову набок. Увидев её прелестное лицо так близко, Момонга чуть было снова не растерял всё своё хладнокровие, восстановленное с таким трудом.

— Похоже, вызов ГМ не работает.

Заворожённый влажным блеском её глаз, он не удержался и ответил, словно прося у НПС совета.

Никогда в жизни представительница противоположного пола не смотрела на него такими глазами. И уж тем более так, чтобы в её взгляде читались столь непристойные намёки. Даже прекрасно зная, что это НПС, бездушный манекен, подделка, он заворожённо следил, как естественно меняется выражение её лица, и его сердце трепетало.

Впрочем, эмоциональный порыв достаточно быстро стих, как будто его что-то усмирило.

Осознав, как быстро его внутренние метания сошли на нет, он ощутил в душе новую тревогу. Совсем недавно он посчитал, что справился с собой благодаря словам старого товарища, которые вовремя пришли на ум.

Но так ли было на самом деле?

Момонга помотал головой. Сейчас было не время и не место размышлять об этом.

— Прошу извинить моё невежество. Я не в силах ответить на ваш вопрос о «вызове ГМ». Я буду вечно благодарна, если вы дадите мне шанс смыть позор, навлечённый тем, что я не сумела оправдать ваши ожидания! Готова исполнить любой ваш приказ.

Альбедо поддерживала разговор, в этом не могло быть никаких сомнений.

Осознав этот факт, Момонга застыл на месте — таким сильным оказалось его удивление.

Так не бывает.

Такого просто не могло быть, потому что не могло быть никогда.

НПС могли произносить слова. Точнее, имелась возможность прописать скрипты, которые заставляли их это делать. Конечно, игроки могли вложить в уста неигровых персонажей боевой клич или возглас радости, но их невозможно было запрограммировать на ведение беседы. К примеру, совсем недавно Себас и служанки не воспринимали приказы, пока те не были отданы с помощью стандартных команд.

Тогда почему это происходит с Альбедо? В ней есть что-то особенное?

Момонга подал рукой знак, чтобы она отошла. Он успел заметить явное сожаление, на долю секунды промелькнувшее на её лице, и перевёл взгляд на склонившихся перед ним дворецкого и шестерых служанок:

— Себас! Плеяды!

— Здесь! — грянул слаженный хор голосов, и они подняли головы.

— Ближе к трону!

— Слушаем и повинуемся! — снова синхронно отозвались они и тут же вскочили на ноги. Вытянув руки по швам и сохраняя идеальную выправку, слуги шагнули к нижней ступени лестницы, ведущей на трон, где снова опустились на одно колено и поклонились.

Всё это позволило Момонге сделать два вывода.

Во-первых, все слуги поняли суть приказа и в точности его исполнили, хотя он нарочно не использовал стандартные команды.

И во-вторых — разговаривать способна не только Альбедо.

«Будем считать, что как минимум у НПС в тронном зале проявилась какая-то аномалия», — решил Момонга, но возникшее ещё раньше ощущение, что и с ним самим, и с Альбедо что-то не так, не исчезло. Надеясь разобраться, в чём дело, он впился в неё взглядом.

— Что-то случилось? Я допустила какую-то оплошность?..

До него наконец дошло, откуда взялось ощущение, будто что-то не на своём месте, и из горла вырвался странный звук — не то вздох, не то сдавленный хрип, но уж точно не осмысленная речь.

Мимика. Её губы двигались в такт произнесённым словам…

— Не может быть… Как?! — поспешно поднеся руку к лицу, Момонга почувствовал, как шевельнулась его собственная челюсть.

Здравый смысл подсказывал, что в ДММО-РПГ такого быть не могло. Рты персонажей при разговоре здесь никогда не двигались.

Выражение лица задавалось раз и навсегда, представляя собой основу для визуализации внешнего вида. Иначе зачем было делать иконки настроения?

К тому же голова Момонги — голый череп, без языка и губ. На руках не было ни кожи, ни мышц. Если продолжить рассуждать в том же духе, у него не имелось и внутренних органов, в первую очередь лёгких. Так как же он может говорить?

— Невозможно…

Он почувствовал, как выработанное за долгие годы здравомыслие рассыпается в прах, и его заменяет соразмерной величины паника.

Момонга напрягся, сдержав подступающий к горлу крик. Как он и надеялся, в разгорячённое сердце быстро вернулся холод.

Он ударил по подлокотнику трона. Предположение подтвердилось: число, показывающее нанесённый урон, не возникло.

— Что же делать?.. Как лучше всего поступить?..

Ситуация необъяснимая, но хвататься за всё подряд глупо — ему неоткуда ждать помощи.

Поэтому в первую очередь… в первую очередь требовалось собрать информацию.

— Себас.

Дворецкий поднял голову — он выглядел собранным и серьёзным. Казалось, что это и в самом деле живой человек.

Но будет ли он выполнять приказы? Момонга ведь понятия не имел, что произошло. Разумно ли предполагать, что все неигровые персонажи в гробнице ему верны? А главное, на самом ли деле стоящие перед ним существа — те самые НПС, которых создали его согильдийцы?

Его одолевало множество сомнений, вслед за которыми в душу закрадывалась тревога, но он все их отмёл. В любом случае с задачей сбора сведений не справится никто, кроме Себаса. Момонга мельком глянул на ожидавшую рядом с ним Альбедо, собрался с духом и отдал приказ.

Представляя, что он занимает высокий пост в компании и поручает важное дело рядовому сотруднику.

— Выйди за пределы великой гробницы и осмотри окрестности. Если встретишь разумную форму жизни — вступи с ней в переговоры и в дружеской манере приведи сюда. Если выдвинут какие-то условия, разрешаю соглашаться почти на всё. Не отходи дальше, чем на один километр. Принимай бой только в самом крайнем случае.

— Вас понял, владыка Момонга. Будет сейчас же исполнено.

В «Иггдрасиле» созданный для защиты цитадели НПС никогда не покидал её пределов, но теперь, судя по всему, это стало возможным.

Впрочем, окончательно он в этом удостоверится, когда Себас на самом деле выйдет из великой гробницы Назарик.

— Возьми с собой одну из Плеяд. Если тебе придётся сражаться, немедленно отправь её назад с донесением.

Итак, первый ход сделан.

Момонга выпустил из рук посох «Айнз Ул Гоун». Посох не упал на землю, а повис в воздухе, будто кто-то продолжал его держать. Это полностью противоречило законам физики, но вполне укладывалось в правила игры. Плавающие в воздухе предметы встречались в «Иггдрасиле» не так уж и редко.

Аура, сотканная из искажённых агонией лиц, обвила его руку, словно не желая отпускать, но он невозмутимо отвёл глаза и резким движением стряхнул призрачное пламя прочь. Не то чтобы оно больше не казалось ему зловещим, но скрипты, заставляющие пламя цепляться за руку, удивления не вызывали.

Момонга скрестил руки на груди и задумался.

Следующим ходом будет…

— Пожалуй, надо связаться с администраторами системы.

Наверняка у них может оказаться больше сведений о необычной ситуации, в которой оказался Момонга.

Проблема состояла в том, как с ними связаться. В обычных условиях должен был сработать громкий крик о помощи или вызов ГМ. Но если уж и это не помогло…

— «Месседж»?[12]

Существовало заклинание, устанавливающее двустороннюю связь.

Как правило, его можно было использовать только при определённых условиях или в определённых местах, но, возможно, сейчас оно могло подействовать и без них? Правда, эта магия предназначалась для связи с другими игроками, и неизвестно, дойдёт ли его сообщение до ГМ.

Более того, не имелось никаких гарантий, что магия вообще действует в столь необычной ситуации.

— И тем не менее…

Стоило проверить.

Момонга был магом сотого уровня. Если бы он не смог применять магию, у него бы существенно уменьшилась возможность воздействовать на предметы на расстоянии и добывать информацию, и, конечно же, радикально упала боевая мощь. Но у него не имелось ни малейшего представления о сложившемся положении дел. Вот почему ему нужно было проверить, действует ли магия, и как можно скорее.

«Где бы этим заняться?» — подумал Момонга, обвёл глазами тронный зал и покачал головой. Несмотря на чрезвычайную ситуацию, он не хотел устраивать магические эксперименты в этих величественных чертогах, где стояла вековая тишина. И пока он размышлял, память услужливо подсказала одно место, как нельзя лучше подходящее для этих целей.

К тому же, заодно с испытанием своих сил, он должен был сделать кое-что ещё.

Требовалось убедиться, что у него есть власть, и выяснить, по-прежнему ли он обладает полномочиями главы гильдии «Айнз Ул Гоун».

Пока всё выглядело так, словно все встреченные до сих пор НПС сохранили преданность ему. Но в великой гробнице Назарик имелось несколько иных НПС с уровнем, равным уровню самого Момонги. Следовало удостовериться, что они тоже готовы подчиняться.

Однако…

Момонга посмотрел на коленопреклонённых Себаса и служанок. Покосился на стоящую сбоку Альбедо.

Она словно собиралась что-то сказать, и на её губах играла лёгкая улыбка. Улыбка выглядела обворожительно, но из-за падающей от рогов тени казалась, что Альбедо что-то скрывает. И это несколько нервировало.

Так ли нерушима и неизменна преданность его придворных? В реальном мире начальник, совершающий глупость за глупостью, быстро лишится поддержки своих подчинённых. Вдруг НПС поведут себя так же? Или же, если их однажды запрограммировали на верную службу, они никогда не предадут?

А если предположить, что их верность может поколебаться — как её сохранить?

Наградами? В гробнице хранятся несметные сокровища. Неприятно, конечно, запускать руку в наследство, оставленное его старыми товарищами, но ситуация сложилась чрезвычайная; на кону оказалось дальнейшее существование гильдии «Айнз Ул Гоун», так что они, пожалуй, его простят. Вот только он не знал, кому и сколько следует пожаловать.

А может быть, стоит продемонстрировать своё превосходство? Непонятно только, как это сделать. Возможно, если он будет и дальше оберегать это подземелье, то подаст хороший пример и сохранит преданность окружающих персонажей.

Или же…

— Силой?

Момонга простёр левую руку, и посох «Айнз Ул Гоун» немедленно подлетел к нему и устроился в его ладони.

— Всеподавляющей силой?

Все семь вставленных в посох драгоценных камней засверкали. Он словно взывал к своему хозяину: «Во мне скрыта чудовищная магическая мощь, используй её!».

— Ладно, обдумаю это после.

Момонга отпустил посох. Тот неожиданно покачнулся и со стуком повалился на пол — так бросается на кровать обидевшийся человек.

В общем, если вести себя в соответствии со своим высоким положением, вряд ли кто-то сразу проявит свою враждебность. Звери не нападают, пока не заметят у жертвы слабое место, да и люди поступают так же.

Момонга возвысил голос:

— Плеяды! Все, кроме той, что пойдёт с Себасом, поднимитесь на девятый этаж и следите, чтобы никто не проник туда с восьмого!

— Слушаем и повинуемся, владыка Момонга! — отозвались выстроившиеся за спиной Себаса служанки, показывая свою готовность подчиниться.

— Отправляйтесь сейчас же!

— Как прикажете, наш повелитель! — прозвенели их голоса. Себас и боевые горничные до земли поклонились восседавшему на троне Момонге, одновременно выпрямились и направились к выходу.

Гигантские врата отворились и закрылись за ними.

Силуэты Себаса и Плеяд исчезли.

Момонга был несказанно рад тому, что они не ответили: «Не хотим».

Чувствуя, как спадает напряжение, он перевёл взгляд на последнего оставшегося в зале НПС. Альбедо стояла совсем рядом. Она спросила с нежной улыбкой на устах:

— А что сделать мне, владыка Момонга?

— Э-э… Ах да, — он свесился с трона и подобрал с пола посох. — Подойди ко мне.

— Слушаюсь!

Альбедо быстро шагнула к нему и опустилась на колени. Судя по её возгласу, она обрадовалась до глубины души. Момонга с опаской глянул на жезл в её руке, над которым висел чёрный шар, но решил пока не думать о нём. Тем более, что Альбедо оказалась очень близко, едва ли не в его объятиях.

«Как приятно от неё пахнет… Чёрт, чем у меня голова забита?! — Момонга поспешно отогнал непрошенную мысль. — Не время сейчас думать о всякой ерунде».

Он протянул руку и коснулся запястья Альбедо. Её лицо дрогнуло, будто от боли. Момонга отдёрнул руку, словно его ударило током.

Что происходит? Неужели ей неприятно?

В голове замелькали печальные воспоминания — как, например, продавщицы старались не дотрагиваться до его ладони, возвращая сдачу — а затем в голову пришёл и правильный ответ.

— Ох!..

Среди особых навыков, которые Старший лич получал при повышении уровня до Повелителя смерти, была способность наносить урон прикосновением — обычно она использовалась при атаке на противника. Возможно, дело в этом?

Впрочем, некоторые сомнения оставались.

Система «Иггдрасиля» учитывала, что монстры или НПС, появляющиеся в великой гробнице Назарик, приписаны к гильдии «Айнз Ул Гоун». Игра была настроена так, что те, кто относился к одной гильдии, не могли причинить вред друг другу.

Так что же, Альбедо не из его гильдии? Или запрет на «огонь по своим» оказался снят?

«Второе более вероятно», — решил Момонга и обратился к Альбедо:

— Прости, я забыл отключить «Негатив Тач»[13].

— He беспокойтесь, владыка Момонга. Это мне нисколько не повредит. К тому же от вас я готова терпеть любую боль… Ай!

— Э-э… Да… Ну, хорошо… И всё же — прости, — промямлил в ответ Момонга, не зная, как ему вести себя с Альбедо — та испустила совершенно очаровательный вскрик и, словно смутившись, прижала ладони к щекам. Это действительно походило на урон от «Негативного касания».

Решительно отвернувшись от Альбедо, которая пустилась в неразборчивые рассуждения по поводу боли от потери девственности, Момонга задумался, каким способом можно временно отключить постоянно действующие навыки — и внезапно его осенило.

Использовать все те разнообразные способности, которыми он обладал как Повелитель смерти, сейчас для него было так же естественно, как для человека дышать.

Момонга невольно рассмеялся — в какое же странное положение он попал! После всей творящейся вокруг чертовщины подобные открытия просто перестали его удивлять. Привычка — страшная сила.

— Касаюсь!

— Ах!..

Он отключил урон и снова дотронулся до руки Альбедо. «Какая тонкая рука… И какая белая кожа…» — впрочем, он постарался отогнать все мысли, которые должен был испытывать на его месте любой мужчина. Сейчас его интересовало только одно — пульс.

Пульс был.

На запястье ритмично билась жилка. Что было бы вполне естественно для живого существа.

Да, для живого.

Момонга отвёл руку и посмотрел на своё запястье. Белые кости — ни кожи, ни плоти, ни кровеносных сосудов. И конечно же, своего пульса он не чувствовал. Ничего удивительного, ведь Повелитель смерти — нежить. Существо, преодолевшее смерть. Откуда бы взяться пульсу?

Подняв глаза, он внимательно посмотрел на стоящую перед ним Альбедо и вдруг заметил в её влажных глазах своё собственное отражение. На её щеках выступил яркий румянец. Может быть, у неё подскочила температура? Не в силах игнорировать эти непонятные изменения, он почувствовал, что снова теряет душевное равновесие:

— Что же это такое…

Перед ним находилась женщина-НПС — просто набор данных, разве нет? Какой ИИ способен заставить её вести себя так, будто она и вправду живая? Или игра «Иггдрасиль» каким-то образом превратилась в реальность?..

Этого не могло быть.

Момонга помотал головой. Так не бывает, это фантастика. Но как он ни старался, отделаться от этой навязчивой мысли не удавалось. Осознание произошедших с Альбедо перемен снова разбудило в нём неуверенность, и он уже не знал, что делать дальше.

А дальше… самый последний ход. При достаточных доказательствах все его предчувствия обратятся в уверенность. До сих пор он никак не мог решить, реальна ли окружающая его обстановка или всё это мо́рок и обман, но теперь стрелка весов решительно склонится на одну из двух сторон.

Поэтому сделать это совершенно необходимо. Она, конечно, будет вправе врезать ему своим оружием, но… отступать нельзя…

— Альбедо, я… я могу дотронуться до твоей груди?

— Что?

Воздух, казалось, превратился в лёд.

Альбедо растерянно заморгала.

А Момонге после собственных слов захотелось хлопнуться в обморок и задёргаться в конвульсиях.

Такого женщинам не говорят, даже если нет никакого другого выбора. Он чуть не заорал на себя: «Подонок!» Когда начальник пользуется своим положением для сексуальных домогательств — это выглядит невероятно гнусно.

«Но выбора нет. Да! Так надо», — убеждая себя таким образом, он восстановил душевное спокойствие и, изо всех сил изображая нажим, присущий высокопоставленному лицу, проговорил:

— Ты ведь… н-не против?

Прозвучало это довольно жалко.

Однако в ответ на его робкие слова на губах Альбедо вспыхнула улыбка, словно распустившийся бутон.

— Конечно же нет, владыка Момонга! Поступайте как вам угодно.

И она с готовностью выпятила грудь. Две пышные округлости оказались перед носом Момонги. Если бы у него была слюна, он бы наверняка несколько раз шумно сглотнул.

Прямо перед ним колыхался соблазнительный женский бюст, туго натягивающий платье. И сейчас он до него дотронется.

Отдалённая часть сознания, сохранившая поразительное хладнокровие в противовес охватившему его напряжению и панике, теперь следила за ним непредвзятым взглядом стороннего наблюдателя. Момонга просто сгорал от ощущения, что он круглый дурак. Зачем он придумал этот идиотский способ, и как его угораздило опробовать такое на практике?

Но когда он украдкой глянул на Альбедо, её глаза почему-то сверкали, словно призывая: «Ну же, прошу вас!» Она буквально тёрлась об него грудью.

Уже не зная, что вызывает дрожь в руке — возбуждение или застенчивость? — Момонга усилием воли унял её, окончательно собрался с духом и потянулся вперёд.

Под тонкой тканью он сначала нащупал что-то жёсткое, зато под ним — нечто невероятно мягкое, с готовностью меняющее форму от его прикосновений.

— А-ах!..

Под издаваемые Альбедо чувственные стоны Момонга завершил ещё один эксперимент.

Предполагая, что он пока ещё находится в здравом уме, происходящему можно было дать два объяснения.

Первое — он попал в новую ДММО-РПГ. Иначе говоря, одновременно с отключением «Иггдрасиля» запустилась другая игра, которую, наверное, следует назвать «Иггдрасиль-II».

Однако результаты только что проведённой «проверки» свидетельствовали, что вероятность такого события крайне мала.

В «Иггдрасиле» любые действия, попадающие под категорию «18+», были строго запрещены. Даже что-то из разряда «15+» могло быть сочтено грубым нарушением. Наказывали за них весьма сурово — помимо того, что имена нарушителей публиковались на официальном сайте игры, их аккаунты замораживали.

Дело было в том, что если бы кто-то обнародовал логи, создателей игры могли привлечь к ответственности по закону об охране общественной морали в индустрии развлечений. То, что сейчас проделал Момонга, в обычных обстоятельствах вполне потянуло бы на запрещённые действия.

Если бы он сейчас находился в мире «Иггдрасиля», ему бы тем или иным способом дали по рукам. Любой ГМ или администратор, наблюдающий за обстановкой, уже пресёк бы такие безобразия. Но на это не было и намёка.

К тому же по закону о кибер-имплантах, регулирующему и работу ДММО-РПГ, вовлечение человека в игру без его согласия приравнивалось к похищению с целью выкупа. Если бы Момонгу вдруг кто-то потихоньку затащил сюда в качестве тестера новой игры, это вскрылось бы в два счёта. Тем более, ему не давали выйти — а за такое потенциальный злоумышленник мог и отправиться в тюрьму.

Ведь если всё обстоит именно так, расследование будет быстрым, так как по закону все записи персональной игровой консоли должны храниться неделю. Когда Момонга не появится на работе, кто-нибудь придёт его проведать, полиция изучит консоль, и всё всплывёт на поверхность.

Но вот только чего ради какой-то организации идти на преступление, которое так легко раскрыть?

Конечно, злоумышленники могли бы выдумать отговорки, утверждая, что это просто «ранний прогон будущей игры “Иггдрасиль-II”», или «мы всего лишь накатили патч» — тут ещё сохранялась некая «серая зона», дающая шанс увильнуть от наказания. Но представить, что такое рискованное предприятие принесло бы какую-то пользу компании, разработавшей игру или ею управляющей, было попросту невозможно.

Оставалось считать, что нынешняя ситуация возникла не по замыслу создателей, а по какой-то совершенно иной причине. А значит, ему требовалось принципиально изменить подход к своим попыткам объяснить происходящее, пока земля окончательно не ушла из-под ног.

Одна беда — было неясно, на какой же другой подход стоит переключиться. Ах да, у него ведь было ещё одно, второе объяснение…

Виртуальная реальность превратилась в настоящую.

«Так не бывает, — Момонга с порога отмёл такую возможность. — Безумие какое-то. Бред собачий. Абсолютно исключено».

Но чем дальше, тем более правдоподобной представлялась эта альтернатива.

И ещё — он вспомнил аромат, исходящий от Альбедо.

Согласно закону о кибер-имплантах в виртуальном мире из пяти основных человеческих органов чувств не разрешалось использовать вкус и обоняние. В «Иггдрасиле» существовали еда и питьё, но то, что потребляли игроки, влияло лишь на их игровые характеристики, а не на рецепторы. Кроме того, в некоторой степени было ограничено и осязание. Сделано это было под тем предлогом, чтобы люди не путали, в какой реальности находятся. В результате из-за подобных ограничений виртуальный секс не пользовался большим успехом.

Но сейчас Момонга отчётливо чувствовал запах.

Этот простой факт подчистую сдул вертящиеся на заднем фоне мелкие мысли и опасения вроде: «А как же я завтра пойду на работу?» или «А что будет, если я так тут и застряну?»

— Какие же запредельные нужны объёмы данных, чтобы это передать… если, конечно, виртуальный мир действительно не стал реальным…

Он беззвучно дёрнул кадыком, будто пытаясь что-то проглотить. Умом он отказывался признавать этот вывод, но в душе уже согласился с ним.

И наконец, рука Момонги бессильно соскользнула с пышной груди Альбедо.

Он постарался убедить себя, что тискал её так долго ради установления истины, и что другого выхода у него не было. А вовсе не потому, что она такая мягкая и от неё просто не хотелось отрываться…

— Прости меня, Альбедо.

— О-ох… — она выдохнула так жарко, будто у неё в груди разгорелся пожар. Её щёки теперь стали пунцовыми. Затем, чуть отведя взгляд в сторону, она спросила: — У нас сейчас будет первый раз?

— Ч-что?.. — панически взвизгнул в ответ Момонга.

Сначала он даже не понял, о чём она говорит.

«Первый раз?! Какой первый раз?.. Первый раз — что?.. И кстати, почему она так на меня смотрит?»

— Что мне сделать с платьем?

— А?..

— Мне самой его снять? Или это сделаете вы? Можно и в платье, только… оно запачкается… Но если владыке так угодно, я нисколько не возражаю!

Постепенно её слова начали проникать в мозг Момонги. Правда, он немного сомневался, что в его черепной коробке сейчас имелся мозг.

Когда же он, наконец, догадался, почему Альбедо так на него реагирует и так себя ведёт, у него внутри будто что-то щёлкнуло:

— Альбедо, хватит! Прекрати!

— Ой… Слушаюсь.

— На всякое такое… На это сейчас нет времени.

— Виновата! У нас чрезвычайное положение, а я ставлю свои желания выше долга!

Она отпрыгнула и попыталась пасть перед ним ниц, но Момонга её удержал:

— Нет. В том, что произошло, моя вина. Я всё тебе прощаю, Альбедо. И у меня… есть для тебя одно дело.

— Приказывайте что угодно.

— Свяжись со всеми стражами этажей. Передай, пусть явятся в Амфитеатр на шестом этаже. Даю час времени. Ауре и Маре говорить не обязательно, я сообщу им сам.

— Слушаю и повинуюсь. Позвольте повторить: я должна передать всем стражам этажей, за исключением двоих, охраняющих шестой, чтобы через час они собрались в Амфитеатре на шестом этаже.

— Верно. Ступай.

— Есть!

Альбедо быстрым шагом покинула тронный зал.

Глядя, как она уходит, Момонга испустил усталый вздох. А когда её фигура исчезла из поля зрения, он страдальчески застонал:

— Что же я натворил!.. Это же была шутка, и притом неудачная… Знал бы, чем всё обернётся, никогда не стал бы так делать! Выходит… я испортил НПС, созданного Табулой…

Если задуматься, поведению Альбедо существовало лишь одно объяснение.

Строчка, которую он тогда вписал в её настройки: «Влюблена в Момонгу».

То, как она на него реагирует, наверняка связано именно с этим.

— Вот же чё-ёрт!.. — взвыл Момонга.

Начав с чистого холста, Табула Смарагдина неимоверными усилиями нарисовал настоящий шедевр. А Момонга по собственной прихоти взял да и мазнул его краской. И вот вам результат.

Он чувствовал себя отвратительно — как будто осквернил выдающееся произведение искусства.

И всё же, скривившись в болезненной гримасе — хотя кости черепа передавали её очень плохо — он поднялся с трона.

Вопросом с Альбедо можно заняться и попозже, а сейчас ему требовалось разобраться с другими, более насущными проблемами.