Прибывшие с разведки два баодаевских солдата были радостно возбуждены. Они доложили майору Менье о том, что неподалеку обнаружен маленький отряд, который состоит наполовину из подростков и слабо вооружен. Люди эти, скорее всего красные, переносят на партизанскую базу корзины с рисом.
Выслушав разведчиков, Менье тут же поднял солдат и повел их вдоль ручья к заводи, у которой были обнаружены партизаны. Однако они опоздали: отряд скрылся в пещере Тигровой горы и кто знает, сколько времени понадобится, чтобы выкурить их из-под этих проклятых камней.
Осажденные не отвечали на выстрелы. И враги, карабкаясь по скалам, подползали все ближе.
Когда первые солдаты оказались метрах в пяти от входа, из-за валуна внезапно поднялся Фам и метнул в атакующих гранату. В тот же момент осажденные открыли прицельный огонь. Послышались стоны раненых, проклятия, крики.
Когда враги откатились, оставив на склоне горы несколько убитых и раненых, Ванг заметил, что снизу им подают какие-то знаки.
- Послушаем, чего они хотят, - сказал Ванг. - Глядите, как размахивают белым флагом!
Из-за ближайшего к скалам ствола дерева кто-то действительно размахивал грязно-белым платком. Убедившись, что со стороны валунов больше не стреляют, человек в белом пробковом шлеме высунулся из-за дерева и крикнул:
- Э-эп, там, наверху! Послушайте, что предлагает вам майор Менье!
Люди за валунами недоуменно переглянулись.
- Не Чинь Данг ли это? - удивленно спросил Ванг.
- Конечно, он, - подтвердил Фам.
- Говори, Чнпь Данг, что тебе нужпо? - громко проговорил Ванг.
Баодаевский офицер удивленно вскинул голову: кто же это называет его но имени?
- С кем я разговариваю? - спросил он.
- Когда тебя будут вешать, я представлюсь тебе! - весело ответил Ванг.
Среди солдат кто-то приглушенно рассмеялся, а Чинь Данг, злобно выругавшись, крикнул:
- Клянусь небом, когда ты попадешься мне, я угощу своих собак твоими легкими!
- А мои собаки, Криволапый Шакал, обидятся, если я им предложу твои вонючие потроха! Они падаль не едят!
- Так это ты, Ванг, внук обезьяны и черепахи?! - заревел в ярости Чинь Данг. - Наконец-то я узнал тебя по голосу. Клянусь небом, я еще сегодня вырву у тебя змеиное жало н выколю глаза!…
- Кто хочет наказать черепаху, должен сначала сорвать с нее панцирь! - ответил Ванг.
Кто-то за деревьями окликнул Чинь Данга. И он заговорил более сдержанно.
- Э-эй, Ванг! Господин Менье приказал мне вести с тобой переговоры.
- Ну, говори! Послушаем!
- Ванг, дело ваше безнадежное. Еще одна-другая атака, и всех вас перебьют. Не устоять же нескольким человекам против большого отряда!
- Не рано ли расхвастался, Чинь Данг? - послышался звонкий мальчишеский голос из-за валунов.
Баодаевец пропустил это мимо ушей.
- Майор Менье говорит, - продолжал он, - что воевать с детьми богопротивное дело. Мы предлагаем вам: оставьте рис и уходите куда угодно. Господин Менье клянется честью французского офицера, что в этом случае никого из вас но тронет.
В ответ на эту речь из-за валунов раздался свист, хохот, петушиное пение. Когда младшие спутники Ванга затихли, он спокойно произнес:
- Вижу, что вы здорово отощали и злы, как шакалы!
- Так, значит, ты, красный вор, отказываешься принять наши условия? Ты пожалеешь о своих словах! - кричал, захлебываясь от злости, Чинь Данг. - Все вы будете висеть на дереве, и птицы выклюют вам глаза!…
Враги снова пошли на приступ. Все ближе и ближе мелькали между камнями их зеленоватые куртки. Нервно заерзал на своем месте Хоан-Гончар; все чаще выжидающе поглядывал на своих соседей Фам.
Был неспокоен и Ванг. Время от времени он исподлобья бросал настороженные взгляды то на одного, то на другого из своих спутников.
Кто знает, кто из них предатель, кто вдруг во время атаки врагов может ударить им в спину?
Тишину разорвал треск ружейных и пистолетных выстрелов, взрыв одной, другой гранаты. Особенно много врагов ползло к пещере с правой стороны, там, где по склону между камнями извивалась чуть приметная тропа. Подбадривая друг друга ругательствами, солдаты упорно лезли вверх.
Вот один из них, француз, с побагровевшим от напряжения лицом и обезумевшими глазами, первым вскарабкался к валунам. Вероятно, в винтовке у него не осталось больше патронов. Размахивая ею, как дубинкой, он с угрожающими криками бросился на братьев-близнецов.
Нам пошел навстречу врагу, но споткнулся и упал. В это время подскочил Птнчье Перо и с силой ударил врага ножом. Выронив винтовку, солдат соскользнул вниз.
Упал, сраженный выстрелом Фама, еще один солдат. Среди врагов, близко подобравшихся к пещере, произошло замешательство. Но сзади, вероятно, кто-то подгонял солдат вверх. Ожидание новой схватки было настолько тягостным, что Железный Бамбук, притаившийся за валуном, испытал неотвратимое желание выскочить из укрытия и броситься навстречу врагам. Но Фам предупредил его. Размахнувшись, он швырнул в столпившихся врагов гранату. Блеснуло оранжевое пламя, и сквозь грохот, потрясший скалы, прозвенел его голос:
- Смерть собакам!
В первое мгновение перед глазами Железного Бамбука возникла широкая спина Фама, но внезапно она исчезла, и тогда глаза его встретились с горящим взглядом чужеземца, который что-то кричал и старался ударить штыком приподнявшегося Фама. Для раздумья не оставалось времени. Железный Бамбук стремительно бросился вперед и с силой толкнул чужеземца. Оба упали на камни и покатились. На них повалился кто-то третий и придавил сверху голову мальчика. Совсем рядом раздался выстрел, и тонкий, похожий на женский, голос пронзительно воскликнул: «Не бей!» Вслед за этим послышался стоп.
Стараясь выкарабкаться из-под клубка тел, Железный Бамбук почувствовал, как повлажнел его лоб и что-то липкое стало заливать глаза. Кровь! Своя или чужая?
- Железный Бамбук, жив? Ну, отвечай же! Жив?
Это был Гун. Его испугала кровь, залившая лицо товарища. Но это была чужая кровь…
Атака пещеры Черных Флагов была отбита. Захватив с собой раненых, солдаты ушли за деревья. После стрельбы, взрывов и истошных криков тишина, которая внезапно наступила, выглядела обманчивой, не настоящей. Вокруг остро пахло порохом. Его сизые пряди, осевшие кое-где на камнях, зацепившись за ветви кустарников, медленно таяли, растворялись в воздухе.
День постепенно клонился к концу. В ненадолго притихшем вражеском лагере снова началась возня. Солдаты подтаскивали к подножию горы валежник и укладывали его кучами на подступах к осажденной пещере.
Почти одновременно запылало шесть костров. Может быть, Менье и Чинь Данг боялись, что под прикрытием ночи осажденные ускользнут из пещеры?
Но вот солдаты стали рвать траву и свертывать ее в жгуты. Что за новую каверзу они придумали?
Прошло еще немного времени, и в сторону осажденных полетели дымящиеся комья травы. Они падали и падали вокруг валунов, травяной ком все рос, и по камням ползло к пещере серое облако дыма. На это, видно, и был рассчитан план осаждающих: выкурить людей дымом.
Мальчики стали выползать из-за валунов и ожесточенно сбрасывать вниз дымящуюся траву, но снизу их осыпали градом пуль.
В пещере уже кто-то закашлялся.
Лежать за валунами становилось все труднее: дым щипал глаза, затруднял дыхание.
На небольшой, окаймленной деревьями поляне охотники-мыонги возились с подстреленной козулей. Большой Ветер разделывал снятую шкуру, Олененок вынимал потроха, а Бак готовил приспособление для вяления мяса.
Со стороны Тигровой горы ветер донес едва слышные звуки выстрелов.
Охотники насторожились.
- Надо идти туда! - помолчав, решительно сказал Большой Ветер. - Кто знает, может быть, и Кремня там найдем?
Бак покачал головой и, прикуривая от уголька, тихо сказал:
- Кремень мне ближе брата. Но разве охотники не догадываются, что мы давно уже зря блуждаем по джунглям…
Он приподнялся, забросил за плечо фитильное ружье и добавил:
- Скоро стемнеет. Если идти, то надо идти сейчас…
Много дней прошло уже с тех пор, как Кремень покинул родное селение и ушел в джунгли проводником отряда Менье. Его близкие друзья-охотники сразу же, как и велел он, сообщили партизанам Беловолосого о грозя щей им опасности, поведали о направлении и тропах, по которым Кремень поведет карателей к озеру Черного Дракона.
Вскоре в селение мыонгов возвратились многие из тех носильщиков, которым удалось вовремя сбежать из отряда. Некоторые из них рассказывали, что видели, как во время разгрома отряда Меиье группа уцелевших французов и баодаевцев бежала по направлению к Обезьяньей реке и волокла за собой окровавленного Кремня.
Чтобы отыскать и спасти своего отважного односельчанина, Мыонги направили в джунгли несколько небольших групп охотников. В состав одной из них вошли Большой Ветер, Бак и Олененок. Однако поиски их пока не увенчались успехом. Блуждая в районе между Чертовым оврагом и Обезьяньей рекой, мыонги уже пе раз натыкались на следы остатков разгромленного отряда Меиье, но вновь теряли их. Может быть, сейчас им повезет?
Снова послышались выстрелы, теперь уже совсем близко.
Острый охотничий слух мыонгов явственно различал в промежутках между выстрелами чьи-то голоса, крики, ругань.
Бак многозначительно переглянулся с притаившимся за деревом юным охотником и поднял ружье. Глядя на него, приготовил свой лук и Олененок. За левым плечом мальчика висел сплетенный из мягкой пальмовой коры колчан со стрелами. У некоторых стрел бамбуковые наконечники были обернуты плотными, мясистыми листьями. Мальчик вытащил из колчана одну такую стрелу и развернул наконечник, смоченный в ядовитом отваре дерева кейсуин.
Опустившись на землю, охотники неслышно поползли вперед. Теперь голоса и выстрелы слышны были рядом. Большой Ветер раздвинул ветви кустарника. Взгляд его уперся в подножие Тигровой горы и хорошо знакомую ему пещеру Черных Флагов. Но что это происходит вблизи нее?
Поляна, примыкающая в этом месте к Тигровой горе, и подходы к пещере окутаны дымом. То и дело из-за деревьев, за которыми укрылись песколько десятков французских и баодаевских солдат, вспыхивали белые дымки выстрелов. Изредка на них отвечали из-за валунов, прикрывающих вход в пещеру,
- Французы и баодаевцы, - шепотом произнес Бак,- а Кремня пока не вижу среди них.
- Поползи вокруг, приглядись, может быть, лежит где-нибудь связанный, - сказал Большой Ветер.
- И я с Баком! - заторопился Олененок.
- Здесь оставайся, сынок! - положил руку на плечо мальчика старый охотник.
Бак змеей пополз по земле и вскоре скрылся между деревьями.
- А кто бы это мог укрываться в пещере? - спросил Олененок.
- Кто же еще, кроме наших, - сказал Большой Ветер, - если па них наседают чужеземцы и баодаевцы.
- Жаль, мало их, - покачал головой Олененок. - Видишь, три - четыре винтовки только и стреляют из-за камней.
- Да, туговато им приходится. Выдыхаются уже.
- Надо побыстрее помочь им! - сверкнул глазами мальчик. - Чего ждать, Большой Ветер?
И он тут же, прижав оперенную стрелу к тетиве лука и с силой оттянув ее к правому уху, прицелился в одного из солдат.
- Ты что, с ума спятил?! - рассердился старый охотник. - Много ли мы сделаем вдвоем? Только погубим себя, а тем людям не поможем.
- Ничего они нам не сделают! - мрачно буркнул Олененок. - Пусть попробуют нас найти между деревьями!
- Ну, убьем двоих врагов, а дальше что?
- Что ж делать?
- Что делать?… - задумчиво произнес старый охотник. - Вот, если те, что в пещере, продержатся в ней до ночи, тогда…
- Что тогда, Большой Ветер? - оживился Олененок.
Старый охотник вытянул руку в сторону узкой расселины, что виднелась много правее пещеры, и сказал:
- Видишь?
- Вижу.
- Если до темноты они продержатся, мы проберемся к той расселине.
Рядом с ней есть тропа, которая уходит в гору. По ней проберемся к пещере сверху… Там есть широкая щель. Через нее вытащим и спасем людей. Понял, Олененок?
Арба, запряженная буйволом, медленно приближалась к окраине Ханоя.
Нгуен шел рядом. Хун-Петушок сидел в арбе, нагруженной гроздьями бананов и кокосовыми орехами. Они ехали в город со специальным заданием.
Мальчик с любопытством рассматривал окружающую местность.
Два цвета господствовали в Тонкинской дельте: ярко-зеленый - цвет рисовых полей и пальмовых рощ, и красновато-коричневый - цвет почвы дельты. Коричневой была земля, коричневыми от ила были воды Красной реки, и даже одежда крестьян, окрашенная растительной краской кю-нао, была коричневой.
Когда в знойный день в дельту врывается сильный ветер, в цвет кю-нао окрашиваются и воздух, и растительность, и дома. Взметая тучи коричневой пыли, он покрывает ею весь Тонкин. Но сейчас, после ночного ливня, растительность была свежей и умытой, сверкали зеркальные воды рисовых полей, поблескивали сочные листья кактусов и пальм, тянувшиеся вдоль дороги живыми изгородями.
- Дядя Нгуен, - вдруг прошептал Хун, - гляди!
У обочины дороги, на нижней ветви молодого платана, были подвешены две отрубленные головы. По их мертвым лицам нетрудно было догадаться, что они принадлежали совсем юным вьетнамцам - вероятно, лет шестнадцати - семнадцати.
- Наверно, партизаны? - спросил мальчик и крепко вцепился в руку Нгуена.
- Наши! - сурово ответил тот.
Показались первые дома городской окраины, и вот уже арба выехала на широкую многолюдную улицу Ханоя. Шурша шинами, буйвола обгоняли велосипедисты; спешили, позванивая колокольчиками, босоногие велорикши; мчались, отравляя знойный городской воздух удушливыми газами, автомобили и мотоциклы. На тротуарах бесконечной вереницей текли навстречу друг другу людские потоки.
Хун-Петушок впервые оказался в большом городе. Оп то и дело крутил головой, разглядывая высокие дома, автомобили, прохожих. Среди пешеходов было много чужеземцев, французских легионеров в белых каскетках и куртках из желтого тика и офицеров в гимнастерках цвета хаки, с короткими рукавами и брюками выше колен. Все они держали себя развязно, не уступали встречным дорогу, громко разговаривали, вызывающе смеялись. Часто встречались патрули из солдат, на перекрестках стояли полицейские.
Шагая по мостовой рядом с буйволом, Нгуен то и дело вздрагивал от пронзительных автомобильных сирен, испуганно сторонился мчащихся на большой скорости джипов с французскими офицерами.
- У, бешеные! - провожал он их ненавидящим взглядом.
А Хун-Петушок не мог скрыть своего восхищения.
Какие здесь широкие чистые улицы, какие красивые каменные дома! А сколько богатых магазинов, и что за диковинные товары выставлены в их огромных застекленных витринах! Никогда еще Хуну, выросшему в бедной вьетнамской деревушке, не приходилось видеть столько красивых вещей.
- Дядя Нгуен, а кто живет в этих домах? - кивнул он в сторону особняков.
- Чужеземцы, сынок.
- А где ж в этом городе вьетнамцы живут?
- Вьетнамцы? - Нгуен усмехнулся. - Увидишь, как к рынку начнем подъезжать.
- А можно нам войти в магазин и что-нибудь купить?
- Войти можно, да только товары в них не по карману бедным вьетнамцам.
Петушок умолк. Ему вспомнились слова Фама о том, что хотя и земля здесь вьетнамская и все эти красивые дома построены руками вьетнамцев, по живут в них и хозяйничают богатые чужеземцы.
«У, проклятые шелудивые псы! Когда же их всех изгонят с родной земли?!»
В конце нарядного квартала мальчик увидел рогатки, опутанные колючей проволокой, между которыми был оставлен лишь узкий проход.
Рядом, на перекрестке, прогуливались рослые солдаты-марокканцы в красных фесках, с темно-коричневыми лицами и черными бородами.
Нгуен без слов понял вопросительный взгляд мальчика.
- Здесь кончается европейская часть города и начинаются туземные кварталы. Эти проходы еще до темноты закрывают.
- Зачем?
- Боятся наших…
- Значит, никого сюда не пропускают?
- В Ханое сейчас с восьми вечера и до утра никому из жителей нельзя появляться на улицах…
Дальше ехали по кривым, грязным улочкам туземной часть города. Улицы здесь были настолько узки, что в них с трудом могли разминуться две встречные повозки. И дома здесь были тростниковые, обмазанные глиной и крытые рисовой соломой. Они жались в тесноте друг к другу, и почти на каждом пестрели вывески на стенах и заборах, на бамбуковых шестах, на веревках, протянутых поперек улиц. Здесь было множество полутемных лавчонок, мастерских, харчевен и опиекурилен. Повсюду толчея, спешка, перебранка, шум.
- Вот погляди, Петушок, как живут в этом городе вьетнамцы! - угрюмо сказал мальчику Нгуен.
- Плохо здесь, дядя Нгуен. Воздух нехороший! А шум какой! Оглохнешь!…
Отовсюду неслись тяжелые вздохи кузнечных мехов, рассыпчато-дробный перестук молотков, скрежет и скрип ручных пил, свист рубанков, перезвон жести. А зазывающие голоса многочисленных уличных продавцов со своими печурками, жаровнями и котлами! На глазах у публики они приготовляли всевозможные лакомства. И прохожие ели их, прислонившись к стене дома или присев тут же на корточки.
С трудом проталкиваясь между съехавшимися из окрестных деревень крестьянскими повозками, Нгуен ввел па рынок буйвола с арбой. Здесь пахло рыбой и сырым мясом, пряностями и свежей зеленью, навозом и человеческим потом.
- Ну вот, здесь и поторгуем, купец, - заговорщически подмигнул он мальчику и остановил арбу неподалеку от рыночной харчевни. - Из того, что говорил тебе, ничего не забыл, Петушок?
- Всё запомнил, дядя Нгуен, - тихо ответил Хун. - А ты что, уже уходишь?
- Пора идти. Ведь мне еще нужно разыскать улицу и дом.
- Далеко отсюда?
- Где-то вблизи крепости.
Нгуен огляделся по сторонам и, наклонившись к мальчику, понизил голос:
- Если дотемна не явлюсь, оставайся на рынке. Здесь и заночуешь.
- Как же так? - забеспокоился Хун. - А утром что делать?
- Приду. Наверняка явлюсь. Это я. на случай, если задержусь и из-за патрулей не сумею сюда пробраться.
- Понял, понял, дядя Нгуен.
Нгуен ушел, неторопливо пробираясь между лотками с грудами сладкого горошка в стручках, лука, чеснока, спелых фруктов, обходя многочисленные корзины, в которых копошились черные, похожие на пауков, крабы, креветки, осьминоги и живые черепахи.
Миновав шумную улицу, Нгуен свернул в тихий переулок, окаймленный широколиственными платанами. Вот и опрятный каменный домик, в котором помещается аптека. Кажется, здесь! Нгуен остановился и внимательно огляделся по сторонам.
Слева, из-за изгороди сада, свесило над улицей свои длинные ветви огромное дерево перья феникса, осыпанное пурпурными цветами.
Нгуен вошел в аптеку. Когда оп открыл входную дверь, забренчал висевший на ней колокольчик. Из-за занавески, отделяющей аптеку от внутренних комнат, вышла к прилавку еще не старая вьетнамка с озабоченным, усталым лицом. На ней был кремовый легкий халат с разрезами по бокам и белые шелковые брюки. Женщина скользнула безразличным взглядом по Нгуену и спросила:
- Что вам угодно?
- Что-нибудь от лихорадки, госпожа. Нет ли у вас снадобья из цикад?
Говорят, помогает…
- Отвара из цикад и шкурок их гусениц?
- Вот-вот.
- Кто у вас болен?
- Жена.
- Сколько ей лет?
- В праздник полной луны и высокого прилива исполнится тридцать шесть…
При этих словах женщина внимательно посмотрела на Нгуена и тихо сказала:
- Вам бы лучше посоветоваться с врачом.
- Вот об этом, госпожа, я и хотел вас попросить.
- Я не врач.
Нгуен оглянулся и, убедившись в том, что никого, кроме них, здесь нет, сказал:
- Мне нужен доктор By Фын.
Женщина чуть улыбнулась:
- Подождите, пожалуйста. Я узнаю, здесь ли он.
Женщина долго не возвращалась. Кто знает, возможно, сам By Фын в это время из-за занавески изучал лицо Нгуена, а может быть, женщина из-за ограды дома осматривала улочку, проверяя, не шатаются ли вблизи дома подозрительные люди.
Пока ее не было, Нгуен разглядывал лежащие на прилавке под стеклом различные снадобья с надписями. Чего только здесь не было! Вот отвар из рогов дикой козы - помогает при истощении организма. Толченые тигровые кости, настоенные на рисовой водке, - излечивают при болезни печени. Сушеные пауки и гусеницы шелковичных червей употребляются при простудных заболеваниях. Отвар из полевых кузнечиков - хорошее кровоочистительное средство…
Снова появилась женщина и молча провела Нгуена в полутемную комнату с опущенными жалюзи. В ней стоял низенький круглый столик и три таких же кресла. Навстречу Нгуену поднялся пожилой мужчина со строгим, даже суровым лицом. Женщина вышла, тихо притворив за собой дверь.
Нгуен поклонился:
- Здравствуйте, господин By Фын.
- Здравствуйте. Кто вы и откуда?
- Я Нгуен из долины Желтой Протоки. Вам прислал привет товарищ Ши.
При этих словах выражение лица By Фына сразу смягчилось. Он шагнул навстречу Нгуену и приветливо протянул руку:
- Садись, брат. Ши говорил мне, чтобы я ждал тебя… - и, помолчав, добавил: - За товаром приехал?
- Да. Очень он нам нужен.
- Слышал. К утру приготовлю. Рано утром подъезжай с арбой к этому дому, но только со стороны входа в сад. Вот сюда…
By Фын подвел Нгуена к окну и приподнял жалюзи:
- Как подъедешь, начни громко расхваливать свой товар.
- Понял, брат.
- Выйдет к тебе женщина, которую уже видел в аптеке. Людей, которых встретишь вблизи калитки, не пугайся, если что - женщина тебя предупредит… Пока будешь выбираться из города, вблизи тебя будут наши люди. На всякий случай…
- Спасибо, брат.
Нгуен попрощался с By Фыном и заторопился на рынок к Хуну.