Падальщик

Глава 25

…Огромный зал Храма был полон. Ни один не отказался. Ни один. Все северяне сейчас стояли возле Алтаря, выстроившись в огромный круг. Знаки на стенах пылали ярким огнём. Неожиданно из-под камня зазвучали гулкие удары огромного барабана. Некоторые вздрогнули, но их было не так много. Мерные удары медленно, осязаемо плыли по воздуху, заставляя уходить страх, охвативший людей, когда они увидели, где находятся, растворяли тревогу за будущее. Михаил стоял в центре. Прямо на плоской поверхности плавающего в воздухе Алтаря, окружённый слабым золотистым сиянием…

— Это — Храм. Древний Храм ариев, братья…

Голос неожиданно легко перекрыл звуки барабана, отразился от стен, вернулся гулом гигантского водопада.

— Место, где рождались великие воины. Ужас змеелюдов и их приспешников, кара перерожденцев и предателей. Вы — их потомки! Так докажите умершим героям, что вы — достойны принять их судьбу!

Мужчина рванул с себя куртку, оставшись обнажённым по пояс, воздел руки к вершине гранёного купола. Требовательно и сурово обвёл взглядом выстроившихся в круг людей — пирамида Алтаря поворачивалась сама, без всякой подсказки…

— Во славу Древних Богов!

И круг синхронно, без всякой команды или подсказки ответил суровым хором:

— Во славу Древних!

Каждый вскинул вверх правую руку, сжатую в кулак. Очередной удар Большого Барабана был оглушителен, и в тот же миг с потолка ударили молнии. Точно в людей, омывая их очистительным пламенем, бросая их на прозрачный пол, заставляя корчиться от невыносимой боли… Миг, и круг рассыпался, оставив замершие неподвижно тела в лужах крови. Михаил замер — неужели… Но вдруг в воздухе возник слабый гул, а потом свет в зале мгновенно погас, лишь алые знаки на стенах пылали кровавым пламенем, заставляя мрак расступаться. Сияние становилось всё сильнее, осязаемее, а гул — всё сильнее. Хрустнуло, и мужчина мгновенно обернулся на звук и не поверил своим глазам — один из символов оторвался от стены, проплыл по воздуху и коснулся тела лежащего неподвижно человека. Огненная вспышка заставила на миг прикрыть веки, а когда глаза вновь обрели способность видеть, потерявший в силе свечения знак уже неспешно плыл обратно. Вот он вновь достиг прежнего места, и опять впаялся в камень стены. Снова хруст, и второй знак покидает прежнее место. Всё повторяется снова… А первый, кого коснулся свет уже начинающего остывать символа, уже шевелится, пытается встать, и это ему удаётся. На нетвёрдых ногах человек стоит, слегка покачиваясь, на месте, потом вдруг начинает идти. К точно такому же значку, только впаянному в прозрачный пол. Вот первый доходит до места, становится точно на изогнутые линии, образующие символ, светящийся у него на груди, и… Словно сияющие нити вырываются из пола, омывают человека, и становится видно, что глаза у того закрыты. На лице появляется слабая улыбка… Он поднимает бессильно болтающиеся до этого руки, медленно расстёгивает застёжки куртки, так же обнажая торс, как и Михаил. И на груди по-прежнему ярко пылает выжженный знак, не уступая окутавшему человека сиянию, точная копия символа на стене и на полу… Шагает второй воин, третий… И неимоверной силы удар с купола, где вдруг вспыхивает гигантский, по сравнению с прочими знак, чем-то похожий на разлапистого паука с рунами по краям. А затем вспышка, заставляющая брызнуть слёзы из глаз даже сквозь плотно зажатые веки… Кровавые слёзы… Михаил не видел, как рухнул быстрее молнии символ, пройдя через его тело до самого Алтаря. Как отпечатался на поверхности полупрозрачного камня и затем обвил его тело такими же светящимися нитями, как и остальных инициированных и излеченных, только гораздо толще… Ибо он был далеко… В Бездне… В месте, где живут Древние Боги… И вдруг новый удар… И всё вернулось… Мужчина открыл глаза и сразу натолкнулся на требовательные взгляды армии, плотно окружившей Алтарь. Сразу стало легче. Двести воинов. Двести ариев. А змеелюдов — всего пятнадцать тысяч. Да это для них — тьфу! Плюнуть и растереть. Поднялся, дивясь ощущению единства, охватившего его при взгляде на Круг Силы. И обрадовался, завидев спокойные уверенные улыбки на лицах своих братьев. Братьев по крови. Братьев по оружию. Братьев по Судьбе. Вскинул к куполу правую руку, сжатую в кулак:

— Во славу Старых Богов, братья!

— Во славу Старых, брат!..

Вновь грохнул Барабан Судьбы. На этот раз уверенно. Спокойно. Серебряным ручьём рассыпался высокий хрустальный звук неизвестного инструмента, но сигнал, поданный им, узнали все. Тревога! Враг! Гулко ударили кулаки в грудь. Каждый вытащил свой нож, висящий на поясе, полоснул по правой руке, извлекая кровь, капнул ей на пол. Довольным рокотом отозвался Храм. Дрогнул Алтарь, когда кровь Михаила коснулась его поверхности. С лёгким шипением впиталась она в поверхность белоснежного камня, на краткий, но видимый всеми миг ставший вдруг алым. Добрая весть! Жертва принята благосклонно! Воздел к вершине купола руки, и вновь из высоты ударило пламя. И смеялся воин, омываемый очистительным огнём Ариев, высшим благословением Старых Богов — Героев. И сливался его смех с голосами братьев, так же стоящих в ослепительно-чистом огне, окутавшем всех, находящихся в Главном Зале Храма… И кружился хороводом чуть выше круг из знаков, покинувших вновь свою стену…

…В тот же самый миг в своём шатре, увенчанном гирляндой человеческих черепов, проснулся от невыносимого кошмара с диким криком герцог Волк. Сжалась от ужаса стража, стоящая плотным кругом вокруг обиталища вождя, ибо не было в том крике ничего человеческого. Шипение змеи, свист ветра, шелест чешуи — всё было в этом вопле отчаяния. Герцог понял, что он проиграл, ещё не начав толком войну: напоенный кровью кристалл, взращённый в теле младенца, блокирующий силу ариев, вдруг треснул и превратился в пыль. Волк своим звериным чутьём почуял неизбежный конец. И похода, и змеелюдов, и, самое главное, своей собственной жизни…

А далеко на Севере, в море, над возникшей из-под воды прозрачной скалой, вдруг раскололось вечное небо, и впервые за много дней появилось яркое чистое солнце, озарившее сумрак. Начали исчезать мрачные серые тучи, плывущие низко над землёй и скрывающие вершины сопок. Прекратился и мелкий отвратительный снег, непрестанно падающий с высоты на землю после Жертвоприношения города. Пахнуло теплом, ровным и вкусным, густо-солёным ароматом повеяло с моря, и буквально на глазах начал исчезать белый покров, плотным слоем лежащий на камнях. Забурлили ручьи, сливаясь в потоки, зажелтели первые весенние цветы, густотой налилась зелень вереска и можжевельника, покрывающего сопки. Да и сами камни вдруг словно омылись солнечным светом, радуясь своей чистоте. Море словно вскипело от сотен тысяч, миллионов рыб, поднявшихся к поверхности. Глубоко внизу водоросли распустили свои длинные ветви, заколебались широкие жёлто-зелёные листья ламинарии, которые двигались от волн, поднятых бесчисленными косяками серебристых тел. Где-то в безбрежной дали океана взмыл в небо фонтан, выпущенный громадной тушей кита, пингвины бросались в воду, весело играя в ледяных морях Антарктиды, и стаи птиц взмыли в воздух, оглашая его криками радости…

Короткий жест, сияние портала, и на площадь города ступают воины. Становится гуще воздух, тает на глазах людей снег, идущий без перерыва уже две недели. Очищается небо, наливаясь вкусной синевой, никогда не виданной прежде даже теми, кто здесь родился и вырос. Облака из серых становятся ослепительно-белыми, а солнышко пригревает так, будто здесь не край земли и начало Северного океана, а пляжи Чёрного моря. Видно, как быстро набухают почки на деревьях и кустах, как лопается коричневая кора берёз, и сквозь неё проглядывает зелень первых листьев. Желтизной обливаются пушистые серёжки ив, градом сыпятся на землю алые ягоды рябины, чудом пережившие зиму. Из земли появляются первые травинки, буквально на глазах преображается всё. И — ветер. Тот самый, настоящий, знакомый всем северянам. Густой, солёный, чистый, казалось, он уносит весь морок, созданный нагами ужасной ценой тысяч принесённых в жертву, их муками и болью… Вначале крохотный оазис, возникший среди вечной зимы становится всё больше, расширяясь кругом. Раздвигая свои границы всё больше с каждым мгновением. Те, кто оставался в городе, выходят из своих домов, и вдруг кто-то кричит в страхе:

— Море кипит!

Взгляд на залив, заставленный ржавыми остовами кораблей, и верно — поверхность моря кипит, но тут взмывает в воздух серебристое тело, с шумом и плеском, рассыпая столб искр, снова уходит в глубину. И не верящий собственным глазам голос:

— Рыба…

А солнышко в вышине всё ярче и ярче. И вот уже кое-кто начинает стаскивать с себя тёплые куртки и шубы, оставаясь в лёгких свитерах и рубашках, а зелени вокруг людей всё больше и больше. А те, кто ушёл с островитянином защищать родную землю и близких, стоят, рассыпавшись по всей площади, и улыбаются, но каждый видит, что воины изменились. Спокойствие и непоколебимая уверенность на их лицах, сила в их глазах, и мощь, исходящую от людей, ощущает каждый. И словно частичка их силы переходит от человека к человеку, стирая всю озабоченность и обречённость, превращая слабый лучик надежды на лучшее в знание будущей победы… Да, предстоит жестокая и кровавая битва. И не одна. Но они уже знают главное. Победа будет за ними. И навеки уснёт вечным сном извечный враг… Там, за круглыми шапками сопок, далеко-далеко, в середине моря, светлый сияющий столб энергии, исходящий из Храма Ариев, течёт к небесам, очищая их от морока змеелюдов, омывая саму Землю…

Неслышимая человеческому уху команда, отданная мысленно, и мгновенно на площади возникает плотная коробка строя. В центре — вождь, Михаил. Он вскидывает свои руки к небу, перекрещивая их сложным приёмом. По краям его — воины, образующие две длинные шеренги. Края шеренг смыкаются, поскольку каждый из тех, кто стоит в строю, кладёт руку на плечо своего брата. Замкнут круг, и последние двое опускают свои ладони на плечи вождя. Миг, ничего не происходит, но вдруг все ощущают нечто… Могучее, запредельное, превосходящее то, что может представить себе человек. Едва заметно, но ощутимо, вздрагивает земля. Казалось, что сопки, вечный камень вздохнул. Совсем как человек. Едва слышный гул возникает в тишине. Сияние. Оно окутывает строй воинов, затем поднимается ввысь. Но недалеко. Вот оно, буквально над самыми головами, касается рук Михаила, скрывая его ладони, поднятые вверх в своём белом свете. Всё сильней и сильней становится свет. Кое-кто начинает жмуриться от невыносимого блеска, пронизывающего, казалось, насквозь всё тело. Некоторых охватывает страх, но глядя на спокойные лица воинов, среди которых их мужья, сыновья, братья и отцы, люди успокаиваются. А сияние начинает приобретать физическую форму. Гигантская шайба. Она начинает вращаться. Вначале медленно, потом всё быстрей и быстрей. Гул исчезает, сменившись свистом рассекаемого воздуха. Развеваются волосы, трепещут воротники рубашек и подолы платьев. Миг, сверкающий диск поднимается ввысь, некоторое время висит неподвижно, всё увеличивая свою скорость вращения, затем вдруг срывается с места и, набирая скорость, исчезает вдалеке. Новая мысленная команда, и строй воинов меняет свои места, по-прежнему не разрывая своей связи. И снова светящаяся фигура уносится вдаль, туда, откуда идёт армия вторжения, орда змеелюдов. А потом вождь мягко снимает со своих плеч руки братьев, и те делают шаг назад. Руки вновь поднимаются к небесам. Михаил что-то шепчет, но никто не слышит слов, срывающихся с его губ… Раскалывается небо, тысячи молний устремляются к земле, бьют в неё. В воздухе возникает столько озона, что ощущается даже кислый привкус на губах. Руки вождя опускаются, он сводит ладони перед собой. Словно искра проскакивает между руками, и воздух вспыхивает… Но огонь послушно уходит к небу, набирая силу всё больше. Слышен рёв гигантского пламени, небесного пожара… Исполинских размеров огненная стрела распарывает небо, и даже отсюда, за добрую тысячу километров, виден огненный всплеск…

…Стоящий на краю площади старик, с развевающейся по ветру седой бородой, шепчет про себя строки из древней книги:

— И тогда пустил Рама стрелу необозримой силы, и распалось тело его на пять основных естеств… Он — Бог! Бог!!!

Но его не слышат. Полубезумного старика, чудом выжившего доцента местного института. Для всех, кто собрался здесь, на городской площади, отныне подобная сила так же естественна, как есть, спать, пить. Они все — арии. Истинное человечество. Владыки этой планеты. И не позволят больше отродьям нагов-змеелюдов пачкать их мир своим присутствием. И не стоит бояться простому народу, живущему на Земле, северяне сильны. А истинно сильный не позволит себе обидеть слабого. Защитит. Поможет. Но не обидит. Не нужно бояться и тем, в чьих жилах течёт кровь врагов. В этом нет их вины. Как нет и вины их родителей. За миллионы лет оба племени смешались настолько, что стали одним человечеством. Арии не станут убивать безвинных. До того момента, пока те не осознают, что они — змеелюды. Но этого не случится. Потому что сейчас последний из Посвящённых в тайну Ахава, верховного Нага, пылает в небесном огне, призванном их врагами, как и вся его армия… А Михаил, истративший себя всего, без остатка, мягко опускается на потрескавшийся асфальт городской площади, и рвущая камень трава, пробивающаяся к свету, бережно окутывает его коконом, скрывая под собственной сочной зеленью…

Незаметный человеку миг, и за тысячи километров от площади северного города лопается стена мрачного подземелья, по колено наполненного человеческой кровью. Из пролома выскальзывает человек. В обычном армейском камуфляже. В высоких ботинках. В его руках два узких изогнутых меча. Мрачный плеск тяжёлой вязкой жидкости, и короткий возглас. Падает в алую жидкость тяжёлая капля с потолка, и эхо разносится в глухой тишине, возвращаясь и падая вновь и вновь. В голосе нет страха. Только отвращение. Вокруг — мёртвые тела. Женщины. Дети. Старики. Изуродованные, разорванные на части. Значит, всё же он не успел… А темнота вдруг разрывается шипением гигантского змея. И послушно вспыхивают алые глазницы людских черепов, вмурованные в стену. Человек настораживается, его оружие наготове. Слышится шуршание и плеск, нечто огромное приближается к воину из мрака. Настолько густого, что можно потрогать его рукой… Вспыхивают три гигантских глаза, рассечённые вертикальным зрачком. Воистину, подобного змея не видел никто из живых…

— Ты… Презренный… Арий…

Шипение, режущее ухо, рвёт тишину вечного мрака, едва освещаемого алыми глазами пустых глазниц.

Человек молчит, лишь мечи в его руках начинают описывать круги. Вначале медленно, потом всё быстрее и быстрее, пока не превращаются в два сверкающих круга, издающих слабое гудение… Молниеносный выпад тупой морды с раздвоенным языком бьёт в пустоту, ибо человека уже нет на прежнем месте. Сочно хлюпают брызги крови по стенам. Разочарованное шипение, в котором нет ничего, кроме безграничной ненависти и злобы. И вдруг словно куском пенопласта проводят по стеклу — боль! Безграничная боль! Человек вспарывает бок исполинского змея, и тот визжит от боли. Разворачивается в мгновение ока, но снова удар приходится в пустоту. И опять визг. И опять… Непрерывные удары следуют один за другим, змей не знает усталости. Человек непрерывно уворачивается, нанося ответные удары. Чешуя на чёрно-жёлтых боках пробита. Нежная кожа свисает клочьями. Сквозь раны течёт густая жёлтая жидкость — змеиная кровь. Она не смешивается с людской, а всплывает на багровую поверхность большими каплями. Змей уже не может визжать, он бережёт свои силы. Но уже видна обречённость в трёх глазах, не так быстры его движения. Но и человек устал. Вздымается его грудь, чуть медленней движения. Но змей напрасно пытается подловить воина. Прыжок, и мечи вспарывают нежное горло, наг словно спотыкается, замирает на месте, и его морда рушится в кровь людей, вздымая её волной. Человек медленно подходит, он настороже — верить змею нельзя. Это истина, полученная вместе с очищением. И верно, пасть чуть приоткрывается, раздвоенный язык быстрее молнии устремляется к воину, и… Отлетает, отсечённый молниеносным движением… Булькает жёлтая вязкая жидкость во рту нага. Он пытается вновь вскинуть голову и раздавить осмелившегося противостоять ему… Тщетно… Узкое изогнутое лезвие пробивает зрачок среднего глаза, второе — рассекает чешую, словно лист бумаги, и гигантское обезглавленное тело бьётся в кровавых волнах, обезглавленное чистым ударом… Человек замирает на месте, с презрением глядя на жуткое существо, потом усмехается и бросает короткую фразу:

— Ахав, я передал тебе привет от Перуна. Во славу Старых!

Разворачивается к стене. Вспышка, и воин исчезает в сиянии Древних Дорог… В тот миг кокон из травы на площади рассыпается, и на свет появляется залитое кровью безжизненное тело вождя… Слышен гневный крик, воины бросаются к телу, и вот оно уже плывёт на руках к зданию… И все видят застывшую на губах улыбку Михаила и незрячие глаза, следящие за солнышком, играющим в бескрайних небесах… Снова вздрагивает земля, словно огромные барабаны бьют где-то в неведомой выси, и слышен их мощный рокот…

…— Как он?!

Николай повернулся на знакомый голос — Олеся застыла в дверях с белым лицом, прижимая руки к груди. В глазах — бесконечная боль и тревога за любимого человека. Мужчина пожал плечами в знаке недоумения:

— Непонятно… Тело живо. А вот разум… Очень далеко… Здесь лишь оболочка. Но Миши — нет…

Молодая женщина сделала шаг, другой, третий. Застыла, вглядываясь в чеканные черты лица, прошептала:

— Он изменился…

— Да. Знать бы, что произошло…

Олеся вздохнула, набирая больше воздуха, осторожно коснулась рукой его ладони, лежащей на груди, отдёрнула, не веря собственным ощущениям — тело, словно лёд. А грудь мерно вздымается, если прислушаться, то можно слышать дыхание.

— Я… Не понимаю…

— Не только ты. Извини. Сам впервые вижу такое. Мы померяли температуру — она…

Старший горожан сглотнул, потом выдавил из себя:

— Она отрицательная. Минус пять.

Охнул кто-то из стоящих возле кровати, где распростёрлось укрытое одеялами тело вождя, воинов. Посуровело его лицо.

— Ты что-то знаешь?!

Человек медленно произнёс:

— Он сражается. Насмерть.

— Где?!

Воин покачал головой:

— Вождь всегда ведёт свою битву. Мы не знаем.

Николай впервые взглянул на говорившего, едва сдержал возглас изумления. Ему было не до того, поскольку с его другом и братом по крови случилось что-то страшное, но сейчас… Прислушался к своим ощущениям и уловил лишь одно — Силу. Безмерную. Могучую. Но… Не слепую…

— Ты…

Горожанин прекрасно знал стоящего перед ним человека. Раньше. Кто же перед ним теперь?..

— Я — правая рука вождя. Его Меч.

Олеся вздрогнула, когда воин обернулся к ней, смерил тяжёлым взглядом, и мгновенно воздух сгустился вокруг молодой женщины. Снова взглянул на городского старшину:

— Она подойдёт.

— Для чего?!

— Вождю нужна поддержка. Его силы иссякают, но воин не может остановиться в битве. Иначе — смерть. Но даже вождь не является Богом. И всё, в конце концов, кончается. Мы поделимся Силой. Но кроме Силы нужна и душа. У этой женщины она есть. Если она согласна поделиться с вождём — ей помогут. Но нужно спешить…

Николай насторожился — его власти пришёл конец? И тут же разозлился сам на себя — какой же он подонок! Как только можно подозревать братьев?! Мотнул зло головой:

— Жертва?

Правая рука отрицательно качнул головой:

— Нет. Зов.

Вперил вновь тяжёлый взгляд в Олесю:

— Верни его.

— Но как?!

— Ты знаешь.

Перевёл свой взор на Николая, тот согласно кивнул, развернулся к выходу. Оба мужчины синхронно сделали шаг, другой, третий… Захлопнулась дверь, оставляя их вдвоем…