На третий день после землетрясения София увидела вороного коня с всадником, медленно двигавшегося по равнине. Казалось, конь шел как-то неровно, а когда он приблизился, София поняла, что всадник пользуется дамским седлом. Всадник, весь в черном, напоминал какой-то странный вырост на коне, София узнала высокую сутулую фигуру преподобного Десимуса Хардинга. Он пробуждал воспоминания о странной смерти Уильяма Бранда, и она ощутила беспокойство. София подождала, пока он привяжет коня в молодой дубовой роще и поднимется на холм.
— Добрый день, фрау Оберманн, надеюсь, вы в добром здравии после этого землетрясения.
— Добрый день, отец. Да. Мы все в порядке. И в хорошем настроении.
— Рад слышать. — Почему-то он казался разочарованным. — Я никак не мог успокоиться и решил увидеть разрушения собственными глазами.
— Здесь нет разрушений, преподобный. — К ним подошел Оберманн. — Мы видали виды, как вы выражаетесь. И выдержали бурю.
— Я рад, сэр. Очень рад. — Какое-то мгновение у Хардинга был расстроенный вид. — Я слышал совсем другое от английского посла. Мы все очень сожалели о ваших несчастьях.
— "Молва понеслась и наполнила город слухами", мистер Хардинг.
— Да, как говорил Вергилий. Я помню, что вы прекрасно знаете Вергилия. — Намек на обряд очищения дома в деревне был совершенно очевиден. — Не могу не думать, что смерть этого американца была своего рода знамением.
— Мы не обсуждаем это, сэр.
— Разумеется. Конечно. Это бестактно. — Хардинг прочистил горло. — Посол считает, что ваши раскопки очень сильно пострадали.
— Лейард ошибается. — Сэр Остин Лейард, английский посол в Константинополе, был в свое время археологом. Это он обнаружил дворец Синахериба в Ниневии. — Не в первый раз.
— Мы не должны так говорить, герр Оберманн. О нет. — Хардинг выглядел довольным. — Сэр Остин не поблагодарит нас.
— Он ничего не понял в стенных рельефах, — сказал Оберманн. — И не разобрался в ромбическом узоре.
— Пусть эксперты ссорятся между собой, дорогая леди. Мы не разбираемся в таких вещах, — обратился он к Софии, хорошенько запомнив критические высказывания Оберманна. — Так, значит, вы не пострадали?
— Троя процветает, как вы сами видите. Задело ли землетрясение Константинополь?
В пригородах толчки чувствовались, но старый город выстоял. Однако турки, как известно, не отличаются самообладанием. Крик и стон стояли ужасные. Я думал, настал конец света. — Судя по выражению лица Хардинга, он, казалось, приветствовал этот момент. — Толчки едва заметные, ну, скажем, достаточные, чтобы задребезжали чашки, но не больше.
— Пойдемте, преподобный. Разрешите мне показать вам наши находки. — Оберманн взял Хардинга под руку, тот без большого желания повиновался, и они пошли по Трое. — Планировка простая, как видите. Вот эта крутая улица, вымощенная плитами, идет от единственных ворот на западной стороне. Вы заметили вон там фундамент?
— Этот город стоит перед моим мысленным взором многие годы, герр Оберманн, сойдя со страниц божественного Гомера.
— Вам не стоит говорить " божественный". Не при вашей профессии.
— Полет фантазии, дорогой сэр.
— Это я могу назвать его святым из святых, а в ваших устах такие слова звучат богохульством.
— Но мы можем назвать его "священным", правда? Это не смутит даже самую чувствительную совесть.
София подозревала, что совесть Хардинга была не слишком чувствительна.
— Генрих говорит, что в Гомере больше красоты, чем в Библии. Вы согласитесь с ним, отец Хардинг?
— Разумеется, это старейшая в мире написанная поэма. В ней масса удачных мест. Я не "отец", дорогая леди, в моей церкви я "преподобный". Это тонкое различие.
— А сейчас вы на земле богов и героев, — сказал Оберманн. — Видите, главная улица ведет к дворцу? — Он стукнул по земле тростью. — Мы выкопали тысячи кубических метров всякого мусора. Мне пришлось построить дорогу, чтобы вывозить его. Здесь были огромные напластования мусора, дорогой сэр, до пятидесяти футов в высоту!
— Меня не волнуют подробности, герр Оберманн.
— Конечно, поэтому вы и священник. Вам виден слой, лежащий поверх вон тех камней, словно черный туман? — Оберманн указывал тростью на маленькие разрушенные комнаты. — Во время большого пожара ветер гнал пламя с юго-запада, от городских ворот, на северо-восток. Все сокровища найдены на юго-восточной стороне.
— Драгоценности, дорогой сэр? Ахмед Недин будет несказанно рад услышать это. — Десимус Хардинг побывал в музее древностей в Константинополе и познакомился с Ахмедом Недином. Недин обожал все английское, и провел с преподобным Хардингом вечер за кальяном.
— Драгоценные для меня, сэр, — поспешно добавил Оберманн, испугавшись, что сказал слишком много. — Глиняные статуэтки. Чаши.
— Ничего ценного?
— В Трое ценно все.
— Но мистер Недин уверен, что музею вскоре будет передана масса золотых украшений. — Хардинг смотрел на Оберманна напряженно, можно сказать, жадно. — Я рассказывал вам о мече?
— О мече? О каком мече? — голос Оберманна звучал резко. — Я не знаю ни о каком мече.
— Успокойтесь, дорогой сэр. Я имею в виду меч Константина Двенадцатого.
— Последнего императора Византии. И что?
София заметила неожиданное волнение мужа.
Она подумала, что существуют какие-то запутанные связи между Генрихом Оберманном и Ахмедом Недином, между обещанной "массой украшений" и внезапно обнаруженным в раскопках мечом. Но ей не хотелось вникать в эти связи.
— Он был разбит Мехмедом Вторым? — спросила она у мужа.
— Он известен как Мраморный император, — ответил за него Хардинг. — Но мрамор оказался слабым.
— И дело закончилось падением Византии, — добавил Оберманн.
— Золотая империя рассыпалась в прах. — Хардинг с удовольствием произнес эту фразу. — Турки завоевали славную страну. Но я должен рассказать вам о мече, герр Оберманн.
— Если хотите.
— Один турецкий торговец древностями, известный как Иссед Сака…
— Я с ним знаком, — сказал Оберманн. — Все знают, что он развратник. Содомит.
— Он принес Ахмеду Недину меч и уверял, что это меч Константина Двенадцатого.
— Не верьте ему.
— Музейные специалисты подтвердили византийское происхождение меча.
— Подделка. Нетрудно изготовить.
— Именно такой была и моя реакция, дорогой сэр. Вы бы удивились, узнав, сколько подделок поступает в музей.
— Тренированный взгляд отличит их.
— Так ли? — Хардинг заинтересованно смотрел на Оберманна. — Ловлю вас на слове.
Оберманн выглядел обиженным.
— Вы всегда можете положиться на мое слово.
София заметила, что муж мрачнеет.
— Вот мистер Торнтон, — сказала она. — Познакомьтесь с ним, преподобный мистер Хардинг.
Хардинг какое-то время не слышал ее, продолжая обращаться к Оберманну:
— Ахмеду Недину были подарены несколько других мечей, о каждом из которых говорилось, что он принадлежал Константину Двенадцатому. Недин намеревался устроить небольшую выставку по этому поводу.
— Если он захочет, я приеду в Константинополь и обнаружу среди них подлинный.
— Вы ведь с ним не так давно виделись, правда? Когда мы обедали, он превозносил ваши достоинства.
Оберманн ответил не сразу.
— Я был у него с кратким визитом. У меня не было времени обсуждать с ним что-либо. А, вот и ваш соотечественник. Разрешите представить вам Александра Торнтона из Британского музея.
— Очень рад. Будем приветствовать друг друга на турецкий манер?
Торнтон не знал, что он имеет в виду. Он собирался поцеловать Хардинга в щеку, но тот в смятении отступил на шаг.
— Так не годится, — сказал Оберманн. — Англичане никогда не целуются. Во всяком случае, прилюдно. — Он обнял Софию за талию и захохотал во весь голос.
Вечером, за ужином, Десимус Хардинг вернулся к теме падения Византии.
— Все золото непременно обращается в пыль, — сказал он. — В мире нет такой красоты или такого великолепия, которые не были бы тленны.
— Напротив, — заметил Лино, — золото переживает время.
— О сэр, вы имеете в виду лишь чаши и сосуды.
— Вы неверно меня поняли. Я имею в виду идеалы. Стремления. Идея Трои живет тысячи лет. Слава Византийской империи до сих пор светит миру.
— Чепуха какая, — сказал Оберманн, — сравнивать Трою и Византию. Они не имеют отношения друг к другу.
— Они, возможно, ближе, чем вы думаете, герр Оберманн, — Десимус Хардинг с улыбкой обратился к нему. — После падения Константинополя султан Мехмет Второй, завоеватель города, отправил Папе Римскому письмо. Султан высказывал сожаление, что Его Святейшество испытывает к нему неприкрытую враждебность, в то время как у них, в конце концов, общие предки. Мехмет объяснил, что тевкры, троянцы, от которых произошли итальянцы, того же происхождения, что и турки, — говоря это, Десимус Хардинг продолжал улыбаться.
— Смехотворно, — сказал Оберманн, — и нелепо.
Кадри-бей внимательно прислушивался к обмену репликами.
— Нет, это не чепуха, герр Оберманн, — вмешался Кадри-Бей. Многие турки верят, что захват Константинополя был местью за падение Трои, греки сполна заплатили за свое коварство. Вы как- то спрашивали меня, почему турецкие крестьяне почитают могилы гомеровских героев. Теперь я отвечаю вам. Они поклоняются своим предкам.
— Это глупость. — Оберманн поставил стакан. — Безумие. Поверить не могу, что слышу это от вас. — Софии стало ясно, почему Кадри-бей так пристально следит за раскопками. Он считает, что охраняет древнее имущество своей страны. — Разве я не разъяснил это всему миру? Турки это азиаты с востока. Троянцы были европейцами с се вера.
— А где ваши доказательства, сэр? — В спор вступил Александр Торнтон, все еще не простивший Оберманну откровенного пренебрежения детским скелетом.
— Доказательства? Доказательства здесь. — Оберманн коснулся своей головы. — И здесь. — Он показал на сердце. — Другого руководства мне ненужно.
— Это не то свидетельство, — сказал Десимус Хардинг, — которое можно представить суду.
— Никакой суд не обвинит меня в идеализме. Даже английский. — К Оберманну вернулось хорошее расположение духа. — Кроме того, у меня есть свидетель. Рядом стоит Гомер. Неужели вы действительно верите, что Гектор и троянские воины были предками турок? Я нисколько не хочу оскорбить ваш народ, Кадри-бей, но он не из таких, что порождают героев.
— Это не так, герр Оберманн, — снова возразил Хардинг. — А Мехмет, победитель Мраморного императора? А султан Мурад? А Сулейман Великолепный? Каждый из них достоин того, чтобы быть воспетым Гомером.
— Ну, я не стану спорить со священником.
— Священник, как всегда, говорит правду. — Кадри-бей не хотел оставлять тему. — Турки не менее отважны и решительны. И они претендуют на Трою как на свою собственность.
— Посмотрим, — сказал Оберманн. — Мертвые не лгут. Они расскажут нам свои истории. Наш друг, мистер Торнтон, поможет им.
— Возможно, вам не понравится то, что они нам скажут, — заметил Торнтон.
— Ну, в таком случае я попрошу их замолчать.