Семинар получается занимательным, но вряд ли полезным для меня. Тема далека от сферы моих профессиональных интересов и лежит на стыке дисциплин. Междисциплинарная тема, маргинальная. В другой ситуации даже, может быть, назвал бы тему околонаучной, но в этих стенах, разумеется, не рискну произносить столь громкие заявления, дабы не обидеть уважаемых меркурианских коллег. Совсем по-хамски это выглядело бы с моей стороны, однако всю дорогу смущают кое-какие вещи, которые имеют тут место. Начнём с того, что чуть ли не половина присутствующих в зале людей — биологи. Казалось бы, чего им делать в астрономическом институте? Второй момент заключается в том, что обсуждают проблемы, напрямую с астрономией не соприкасающиеся. По крайней мере, я считаю, что не относятся эти вопросы к сфере астрономии. Спорить, конечно, не собираюсь, однако нахожусь в замешательстве. Сидя за большим круглым столом, я держу в руках браслет — тот самый, который Стелла забыла в поезде. Рассматриваю его и думаю о том, что происходящее, как и многое из того, с чем сталкивается современный учёный, — это неизбежность. Философия, конечно, зато правда: чем дальше вперёд уходит научный и технический прогресс, тем больше знаний, опыта и методологических инструментов он требует. Тем глубже одна дисциплина проникает в другую, тем плотнее они соприкасаются, и тем больше междисциплинарных, смежных друг с другом наук мы получаем. Оно и понятно, логично, и, вероятно, даже обоснованно и полезно. Только вот не всегда понятно. Я рассматриваю близнецовский браслет и стараюсь вникнуть в мысль, которую излагает докладчик.
Он рассказывает о ноовеществе и астробиофизике. Ноовещество — сравнительно недавно открытый вид материи, по некоторым характеристикам напоминает фундаментальные поля, я где-то читал об этом. Концепция ноовещества во многом продвинула астробиофизику как науку, если не сказать больше — вокруг этой концепции астробиофизика и зародилась. Я почти не ошибусь, если скажу, что если бы не было ноовещества, то астробиофизики бы тоже не было. В названии дисциплины, кстати, отражены основные компоненты, которые её составляют. Хотя я бы прибавил в название ещё несколько гремучих корней: из слов «философия», «социология» и названий подобных им гуманитарных дисциплин. Но тем не менее, дисциплина называется астробиофизикой, и это общеизвестный факт. Современную астробиофизику трудно назвать точной наукой, это скорее мешанина из догадок и домыслов, приправленная философским началом и глубинным смыслом. Впрочем, следует признать, что, как правило, вначале так и бывает. Всё это и наблюдается при возникновении новых отраслей. У истоков любой новой науки всегда лежит неразбериха и разброд во мнениях. Вроде бы, всегда так было. Не уверен на все сто, но мне так кажется. Апологеты маргинальных знаний уже успели окрестить астробиофизику фундаментальной дисциплиной, но я бы не стал заходить так далеко с преждевременными оценками. Пусть сначала покажут значимость или хотя бы докажут, что ноовещество — это действительно то, за что они его выдают, а потом уже можно будет делать какие-то выводы. Между прочим, тут начинается самое интересное. Дело в том, что большинство современных посылов сводится к тому, что именно с ноовеществом связаны такие понятия, как разумность и духовность. Разумеется, в философском смысле, ибо дать определение разумности или духовности в биологическом или, скажем, физическом смысле лично мне было бы достаточно сложно. Ну да ладно, в контексте семинара этот вопрос не рассматривается, как мне показалось, присутствующие — а некоторые из них являются очень даже авторитетными учёными — принимают ноовещество и его свойства как данность. Поэтому обсуждаемые вопросы лежат в несколько другой плоскости. А конкретнее — речь идёт о необходимости пересмотра понятия обитаемой планеты или обитаемого спутника. Если сейчас такой объект физиками или астрономами рассматривается как сугубо физический или астрономический объект, то в будущем, несомненно, нужно будет применять к нему также биологические категории — таково мнение докладчика. Всё дело в том, что в рамках развития идеи ноовещества получила своё развитие и другая теория — учение о том, что планета и населяющие её живые существа, будь то люди, звери или деревья, самоорганизуются в существо более высокого порядка, в организм планетарного уровня. Как раз к этому сейчас и перешёл докладчик.
— Разумеется, вы все читали недавно опубликованный доклад, — говорит солидный и уважаемый биолог Буранов. — Я имею в виду исследования наших коллег с околоземной станции «Ксения». Согласно этим данным, Земля, почти без всякого сомнения, представляет собой не что иное, как единый организм с прочными и чрезвычайно сложными взаимосвязями. Где ноовеществу, а равно и его носителям, отведена роль некоего мозгового центра, нервной системы, если вы позволите так выразиться. Нужно понимать, что аналогичные исследования с другими объектами пока произведены не были, но вполне логично будет допустить, что все остальные колонии — населённые планеты и спутники — также являются едиными организмами в известных нам рамках — в пределах биосфер и ноосфер этих планет и спутников… Кстати, касательно исследований. Не могу не позволить себе небольшое отступление. Факт не только значимый, но и приятный, — меркурианский доктор Буранов едва заметно улыбается. — Вероятно, не все присутствующие здесь многоуважаемые гости знают, — при этих словах Буранов красноречиво смотрит в мою сторону. — Меркурианский астрономический институт совместно с Меркурианским институтом биологических проблем тщательно изучил методологию проводимых на «Ксении» экспериментов. Не без гордости могу заявить: подобные исследования в ближайшем будущем будут проведены на Меркурии, а точнее — над его поверхностью, со станции, которая находится на околомеркурианской орбите. Заметьте, — Буранов, как мне кажется, обращается непосредственно ко мне, — Меркурий, а не Марс, не Венера или кто-то ещё. И это нужно понимать. — Меркурианец Буранов делает паузу. Аудитория, состоящая по большей части тоже из меркурианцев, тут же реагирует на его слова недолгими, но бурными аплодисментами.
— Доктор Буранов, — воспользовавшись перерывом, берёт слово председатель семинара — пожилой и очень весомый в научных кругах профессор астрономии Крауз. — Позвольте небольшой вопрос?.. Спасибо… Вот вы говорите, что с высокой долей вероятности, колонии на планетах и спутниках являются отдельными организмами. Однако не может быть такого, что все населённые миры, расположенные в Солнечной системе, могут образовывать собой некий сверхорганизм? Ведь между отдельными составляющими (я имею в виду существ, образующих биосферу и ноосферу одной планеты) взаимосвязи есть, и они обнаружены. Почему бы не предположить, что подобные связи существуют между обитаемыми планетами и спутниками?
— Да, я ожидал этого вопроса. — Доктор Буранов слегка почёсывает бровь. — Такая идея периодически высказывается. Однако современные научные представления не позволяют об этом говорить. Нельзя, конечно, упускать из виду такую возможность, более того, необходимо исследовать этот аспект. Скажу даже больше: в нашем институте прорабатываются кое-какие проекты на этот счёт. Но всё же лично мне такая гипотеза кажется несостоятельной. Дело в том, что по современным выкладкам, сила взаимодействия частиц ноовещества не может быть сколько-нибудь ощутимой в масштабах межпланетных расстояний.
— Благодарю вас, — говорит профессор Крауз. — Вы ответили на мой вопрос. Прошу вас, продолжайте.
Доктор Буранов некоторое время молчит, собираясь с мыслями. Сказать честно, мне не понравилась его категоричность в последнем утверждении. Конечно, могу ошибаться, да и вообще я тут человек новый. Но не понравилось. Взял просто так и откинул предположение профессора. Может быть, и в самом деле есть какие-то исследования на этот счёт, но мне почему-то подумалось, что он банально отнекивается. Не могу утверждать, что именно это мне не понравилось, сам до конца не разобрался, но осадок остался — это точно.
— Прежде всего, нужно понимать, что наши миры довольно разные, — продолжает доктор Буранов и вновь смотрит в мою сторону. Мерещится, что доктор неприязненно ко мне относится, стараясь всячески это выказать. Но, разумеется, это только мерещится — с чего бы Буранову меня недолюбливать? — Разные условия, — говорит меркурианский доктор, — разные ритмы, разные биоритмы. Мы — меркурианцы, адаптанты — и созданная нами биосфера… — При этих словах я вздрагиваю, чем заставляю доктора Буранова прерваться. Несколько секунд я удивлённо гляжу на него, тот спокойно и, как мне кажется, снисходительно смотрит на меня. — Термин «адаптант» принят в нашем обществе как общеупотребительный, — поясняет доктор, — и считается вполне допустимым, — я спешно киваю, что, мол, понял и согласен на предлагаемую терминологию, и доктор продолжает: — Так вот, адаптанты Меркурия и созданная ими биосфера в совокупности образуют самостоятельный организм, отличный от, например, Земного организма. Который, кстати, подчиняется — подчёркиваю! — своим законам, поскольку на каждой планете условия варьируются. Здесь другие ритмы, биоритмы, совершенно точно можно говорить о том, что здесь вообще другая природа, и нужно это понимать, — заканчивает доктор, адресуя свои слова непосредственно мне.
«Вот и договорились», — думаю я невесело. Дообсуждались. Видимо, я сейчас присутствую при историческом моменте. Похоже, доктор Буранов только что озвучил принципиальную позицию меркурианской науки. Далеко идущую концепцию, научное обоснование наметившейся тенденции к разобщению. Вот так вот — они теперь не люди, точнее не совсем люди. Они теперь меркурианцы, составные части совсем другой структуры. Нет, я, конечно, и раньше слышал подобные заявления, но относил их исключительно к плоскости политики, а никак не науки. А вот сегодня уважаемые и авторитетные учёные говорят о том, что Меркурий и Земля — это две большие разницы. Следующим шагом будет, вероятно, утверждение того, что у нас с ними нет ничего общего, и нас теперь ничего не связывает.
Я продолжаю вертеть в руках браслет и постепенно отвлекаюсь от проходящей вокруг дискуссии. Чем дальше углубляюсь в размышления, тем меньше понимаю, что они тут обсуждают. Нельзя сказать, что озвученные доктором Бурановым тезисы нелогичны. Всё, в общем-то, понятно и не вызывает отторжения. Просто то, что он сказал, оно как-то… неожиданно, что ли. Я был совсем не готов к этому. Но ничего, видимо, с этим не поделаешь — таковы современные реалии. Междисциплинарные исследования во всей своей красе. Не сотрёшь, не выкинешь. Не отмахнёшься, не забудешь. Между тем я думаю, что удивляться особо нечему. Обратная сторона колонизации. Нужно понимать… Ловлю себя на том, что невольно начинаю использовать обороты из речи Буранова, и это меня несколько раздражает… Так вот, нужно понимать, что колонизация идёт двумя встречными путями. С одной стороны, это терраформирование, с другой — адаптация. На стыке этих путей и вырастает колония. То есть планету модифицируют, но современные технологии не позволяют довести её до такого состояния, чтобы землянин мог на ней выжить. Поэтому первых колонистов путём генной инженерии адаптируют к условиям обитания. Зачастую, кстати, весьма суровым условиям. Меркурий, к примеру, имеет совсем не те характеристики, чтобы можно было окружить его полноценной атмосферой. Поэтому на Меркурии терраформирование ограничилось возведением куполов, внутри которых были созданы условия, напоминающие земные. Но, как известно, купола не могут в полном объёме решить проблему солнечного облучения. Например, землянам не рекомендуют находиться на Меркурии больше трёх-четырёх недель без острой на то необходимости. Это — землянам, но, разумеется, не колонистам. Колонисты приспособились к огромному пылающему Солнцу посредством адаптации. То есть адаптация на Меркурии, как и в других колониях, решает не только эту задачу, а и многие другие. Но ощущая, что теряю нить рассуждений, я решаю не ударяться в излишние подробности. Возвращаясь к вопросу, признаю, что землянин не сможет достаточно долгое время проживать на Меркурии, также как меркурианец не в состоянии протянуть на Земле сколько-нибудь приличный срок. Всё это наводит меня на мысль, что в биологическом плане мы достаточно сильно отличаемся друг от друга. То же можно сказать и про внешний облик. Так что нет ничего удивительного в том, что сказал доктор Буранов. Я бы сказал, что он вполне логичен и последователен. И не только у меня такие мысли возникают, между прочим. Нужно это понимать. Я вот, например, это понимаю. Хотя каждый раз подобная постановка вопроса, можно сказать, ставит меня в тупик. Обескураживают подобные мысли, ничего с этим не поделать. Тем временем, я возвращаюсь в зал, где слово берёт профессор Крауз:
— Чрезвычайно интересная мысль, — говорит он. — Но мне бы хотелось услышать от вас вот что: какова роль отдельно взятого организма в этой системе? Я говорю, прежде всего, о человеке — можем ли мы провести аналогию с известными нам системами? Можно ли рассматривать человека в качестве клетки планеты-сверхорганизма? И — самое главное — что происходит при миграции одной клетки в тело другого организма? Я имею в виду межпланетные перелёты.
Доктор Буранов несколько секунд размышляет, после чего говорит:
— Да, я ожидал этого вопроса. Нужно понимать, что данные процессы ещё только ждут своего осмысления в рамках новой парадигмы. Готовясь к сегодняшнему семинару, я консультировался с коллегами, но единого мнения пока нет. Посему не рискну озвучивать спорные точки зрения. Констатирую, что теоретическая база находится в стадии проработки. Пожалуй, единственное, что не вызывает сомнения, так это, как вы сказали, аналогия с клетками организма. По мнению большинства специалистов (в том числе, и по моему мнению), такую аналогию к обитателям колоний (подразумеваются, прежде всего, конечно, разумные обитатели) применять можно. Ограниченно, осторожно, но допустимо. Так вот, в этой приближённой модели, клетки, взятые из организма, предпринявшие, если позволите, самостоятельную миграцию, будут жить своей жизнью, — Буранов кидает мимолётный взгляд в мою сторону. — Межпланетный корабль можно рассматривать в качестве колбы или пробирки, в которой содержится культура клеток, и в которой поддерживаются благоприятные для этой культуры условия. Попадая обратно, в исходный организм, либо, наоборот, мигрируя в другой, не родной для данной клетки мир, клетка некоторым образом «синхронизируется» с ритмами этого мира, входит в его ритм. Термин «синхронизируется» я использую тут довольно условно. На текущий момент на сей счёт нет устоявшейся терминологии, также как не до конца понятны механизмы этой «синхронизации». Но данное явление имеет место быть, причём оно не идёт вразрез с известными современной науке принципами — я имею в виду принципы астрологии и синтетизма. С другой стороны, данное явление не противоречит также концепции, озвученной мною чуть ранее. Что же касается стратегий поведения в незнакомых, если так можно выразиться, средах, то тут пока нельзя сказать ничего определённого. Безусловно, у нас есть аналогии в биологии, они всем известны: в одних случаях это экспансия (вирусы или бактерии внутри атакуемого организма), в других случаях это симбиоз (к примеру, земные организмы под названием лишайники). Эти вещи нам известны, ни для кого не секрет. Но как быть с межпланетными миграциями? На этот вопрос ещё только предстоит ответить, нужно это понимать, — говорит доктор Буранов и замолкает, своим видом показывая, что доклад окончен.
— Весьма признателен вам, доктор Буранов, — говорит профессор Крауз и добродушно улыбается. — Скажу честно, узнал много нового, хотя до семинара считал, что владею информацией по теме. Если вопросов больше нет, то я бы хотел перевести прения в несколько другую область. Хотелось бы поговорить вот о чём… — Профессор задумчиво трёт лоб, формулируя мысль. — Поставлю вопрос ребром: какое влияние данное открытие может оказать на другие нерешённые проблемы астрономии? В частности, меня очень интересует такой вопрос: какое влияние данное открытие может оказать на процесс разработки теории червоточин? В свете вышесказанного возможно ли введение неких корректировок в концепцию суперпозиции червячных дыр? Быть может, постулат об инвариантности справедлив и в отношении сред распространения ноовеществ? Ведь современная космология провозглашает постулат фундаментальной константой. Так почему бы не попытаться рассмотреть проблему, так сказать, в новом разрезе? — взывает к аудитории профессор Крауз. — Кто-то может обвинить меня в профанации или даже глупости — ведь проблемы лежат в абсолютно разных областях астрономии. Но тем не менее, я бы хотел выслушать мнение нашего уважаемого коллеги, нашего гостя с Земли — доктора Комогорова. Напоминаю, доктор Комогоров — крупнейший специалист по червоточинам, его основные работы посвящены проработке теоретических аспектов в этой области. Прошу!
Я застываю в недоумении.
— Нужно понимать… — начинаю я, но тут же осознаю, что сказать мне нечего.