Глава 9. Выход в эфир

Суть заключается в том, чтобы освободиться от влияния других факторов. Ощущая ритмы лишь своей планеты, человек испытывает что-то вроде внутреннего прозрения, начинает понимать себя, свою сущность, истинные потребности, предназначение. Все рано или поздно с этим сталкиваются, по крайней мере, в теории, должны с этим соприкоснуться. Такая вот задумка, в этом и есть суть паломничества. Для этого я и прилетел на Меркурий, но откровенно говоря, пока ничего подобного не испытал. По всем канонам, должен ощутить свободу и лёгкость, необычайно кристальную чистоту духа, однако этого пока не произошло. Может быть потому, что не пытался сконцентрироваться на себе, на своём внутреннем Я, находился в компании, на людях, а общество, как известно, не самый лучший способ познать себя. Откровение — это нечто мистическое, нечто сакральное, тайное и эзотерическое, сугубо личное. Видимо, поэтому пока ничего не получалось. К тому же, со своей стороны стараний не прилагал.

Я сижу на камне и пытаюсь сосредоточиться. Это вроде медитации, когда заглядываешь внутрь, вглубь себя и ищешь ответ на вопрос, который тебе вообще-то неизвестен. Временами я закрываю глаза и в такие моменты отчётливо слышу своё дыхание, ровное и спокойное. Звук многократно усиливается, проходя через трубки скафандра, что несколько раздражает. Каждый такой звук отвлекает, будоражит мысли, которые словно стайка мух начинают роиться и не дают покоя. Определённо, навязчивое состояние, избавиться от него можно только если открываешь глаза и переключаешь внимание на что-то другое. Что я и делаю. Прямо передо мной пустынный пейзаж, вероятно, весьма типичный для Меркурия. Нахожусь на краю обрыва. Мои ноги почти касаются острой кромки, которая резко уходит вниз на несколько метров, образуя стенки небольшого кратера. Стенки и края обрыва каменистые, чёрные и блестящие. Я никогда вживую не видел каменный уголь, но мне кажется, он должен выглядеть именно так. На ум ещё приходит обсидиан, но точно не помню, что это такое и похоже ли на него то, что вижу перед собой. Стенки почти полностью состоят из чёрного камня, острые края которого отражают белым в лучах необычайно огромного утреннего Солнца. Чего не скажешь о дне кратера — оно почти полностью засыпано мелким песком, похожим даже больше на пыль. Солнечные лучи проникают и туда, и кажется, что дно присыпано серовато-белой мукой. Мало красок, конечно, но впечатляет. Ещё больше поражает Солнце. Причём поражает не только воображение, но и в прямом смысле — поражает своей радиацией. Нет, скафандр у меня, конечно, очень толстый и мощный, построен из специальных материалов и приспособлен для пребывания на поверхности Меркурия. Но даже в нём находиться на солнце больше двух часов не рекомендуется, чревато тяжелейшими последствиями, вплоть до смертельного исхода. Так вот, вид Солнца впечатляет. Сейчас его угловой размер раза в три превышает привычный для землянина. Поистине, гигантское палящее Солнце. Даже светофильтр скафандра не позволяет смотреть на него больше нескольких секунд, нет никаких сил это выдержать.

А всё потому, что Меркурий — большой оригинал. Сложно так говорить о целой планете, но по-другому не скажешь. Как известно, орбита Меркурия весьма вытянута, или как принято говорить в нашей среде — эллиптична. Расстояние между планетой и Солнцем в течение меркурианского года меняется весьма ощутимо, соответственно, и размер Солнца в меркурианском небе изменчив. То есть, оно всегда больше того размера, к которому мы привыкли на Земле, но иногда Солнце просто пугающе огромно. И это ещё только цветочки. Самое интересное — это то, что скорость движения по орбите у Меркурия, как и у других тел, вращающихся по эллипсу, непостоянна. Грубо говоря, чем ближе к Солнцу, тем быстрее Меркурий движется, чем дальше от светила — тем медленнее. А вот вокруг собственной оси планета вращается практически с постоянной скоростью. Сочетание этих двух факторов порождает одно интересное явление. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что на Меркурии есть определённые места, в небе над которыми Солнце в течение длинных меркурианских суток трижды всходит и трижды заходит обратно. Это как раз то диво, которое так активно рекламировал Кермит. Правда, он не учёл, что землянину вряд ли будет интересно наблюдать за этим чудом. Дело в том, что хоть Солнце всходит и заходит обратно почти в том же месте, откуда вышло, по два раза кряду, происходит это по земным меркам довольно-таки долго: в течение нескольких земных суток. Это у меркурианцев сутки длятся половину земного года, и они могут позволить себе пялиться в небо на протяжении целой земной недели. Нам же, привыкшим к более резвому Солнцу, наблюдение солнечных танцев вряд ли покажется увлекательным и динамичным зрелищем.

Местность, в которой я нахожусь, называется Азимия — железнодорожная станция с подземным приютом-гостиницей и прилегающие к ней несколько квадратных километров. Территория названа в честь знаменитого писателя-классика и как раз входит в район, где можно наблюдать солнечную «карусель». Собственно, этим я и занимаюсь, точнее — делаю вид, что занимаюсь. Параллельно пытаюсь заглянуть вглубь себя и разобраться со смыслом моей дурацкой жизни. Мои попутчики — журналисты и сопровождающие их меркурианцы — не стали дожидаться апогея событий, а укатили прочь, досматривать прочие местные достопримечательности. Мне же хотелось покоя, вот и остановился в тихой обители. Кроме того, совсем рядом располагается Меркурианский астрономический институт, посещение которого также значится в плане моего визита на планету. Несколько часов назад общался с сотрудниками института, и они чрезвычайно обрадовались моему желанию познакомиться с ними поближе. Я вовсе не навязывался, ребята из института сами предложили принять участие в научном семинаре, который состоится у них в ближайшее время. И хотя формат семинара — это не совсем то, что мне подходит, ничего не оставалось, как принять приглашение. Когда вернусь в приют, будет ещё часов двадцать, чтобы отдохнуть и подготовиться к предстоящей встрече. Темы, которые будут обсуждаться на мероприятии, конечно, весьма далеки от тех, о которых я хотел бы поговорить, но ничего уж тут не поделаешь — они меня пригласили, и я согласился. Между прочим, очень любезно с их стороны, не могу этого не признать.

Я сижу на камне и пытаюсь медитировать. Честно говоря, ничего толкового у меня не получается. Понял это ещё четверть часа назад, а теперь, когда до окончания срока пребывания под палящим Солнцем остаётся не более десяти минут, и пробовать заново не стоит. Вместо внутренней концентрации в голову постоянно лезут мысли о космических тоннелях. Гипотетические факторы неустойчивости Солнечной системы и парные гравитационные аномалии мешают сосредоточиться. Я отгоняю прочь распределение по Вассерштрауссу и понимаю, что скорее всего, виновато в этом моё отношение — несерьёзное. Что уж тут попишешь — несерьёзно отношусь ко всей этой затее с медитацией. И опять отвлекаюсь, теперь думаю о том, что интерес к моей персоне, интерес, который проявили сотрудники института, вероятно, связан с моим именем. Несомненно, они знакомы с моими работами, возможно даже, высоко их оценили. Я широко улыбаюсь — а чего скрывать-то? Меня же сейчас никто не видит. Улыбаюсь от приятной мысли — мысли о том, что слава о моих работах докатилась и до Меркурия, астрономы которого, кстати, считаются довольно крупными и передовыми специалистами. Настолько передовыми и сильными, что даже я решил их навестить. При этой мысли одёргиваю себя и насильно стираю тщеславную улыбочку со своей физиономии. «Идиот, возомнил о себе, — ругаюсь в свой адрес и всеми силами подавляю паршивенькую мыслишку. Что за самонадеянность? Что за незаслуженные лавры?» — упрекаю сам себя.

«Нет, ничего у меня не получится», — думаю я, когда немного успокаиваюсь и настраиваю себя на более рациональный лад. Ничего хорошего из этого ритуала не выйдет, как бы ни старался, медитация благополучно сорвана. Ловлю себя на том, что отношусь к медитации как к некоему официальному мероприятию, порученному мне коллегами или руководством. По сути, так и есть — под руководством тут можно понимать Патрика, ведь он возлагает на меня определённые надежды. Путь духовного наставника нельзя считать успешным, если подопечные духовно не совершенствуются. Моё безответственное поведение и несерьёзное отношение к возложенной на меня миссии — это подножка Патрику, попустительство с моей стороны. Но тут же понимаю, что говорю «его делу», а не «нашему делу», и это весьма объективно демонстрирует моё отношение к этому делу. К своему удивлению обнаруживаю, что снова улыбаюсь. Причина веселья не до конца понятна. Прислушавшись к ощущениям, понимаю, что в этой улыбке содержится моё отношение к предпринятой медитации. Да, так оно и есть, я улыбаюсь, думая о том, чем занимаюсь в данный момент. Похоже, делать тут больше нечего, встаю с камня, на прощание машу рукой громадному Солнцу. После чего не спеша разворачиваюсь в обратную сторону, включаюсь в переговоры с оператором, который следит за моим выходом на поверхность планеты. Медленно, вяло передвигая ногами, направляюсь к шлюзу и заявляю оператору о намерении зайти внутрь.

Уже через полчаса я сижу в переходном блоке, где медицинские сканеры и датчики диагностируют меня и моё состояние — стандартная процедура после экстремальной прогулки. Скафандра на мне уже нет, разминаю конечности и растираю затёкшие от напряжения мышцы. Возникает желание кому-нибудь позвонить. Как обычно, прежде всего хочется пообщаться с Дейдрой. В тысячный раз борюсь с этим желанием, причём с самого начала отдаю себе отчёт в том, что всё равно звонить не буду. Это что-то вроде привычки — навязчивой и глупой. Привычка найти в списке имя Дейдры, с полминуты поглядеть на её фотографию, а потом закрыть. И этот раз — не исключение. После Дейдры нахожу бюро пропавших животных и нажимаю на вызов. На экране появляется робот-телефонистка, которая приветствует меня и даже называет уважаемым абонентом. Она говорит, что я набрал земной номер, и из-за задержки распространения радиосигнала, прямо сейчас поговорить с вызываемым абонентом не получится. Взамен телефонистка предлагает отправить видеосообщение и дожидаться, когда на него ответят. Что я и делаю, а после возвращаюсь к страничке Дейдры. Между Землёй и Меркурием расстояние в несколько световых минут — пять, а иногда десять и даже больше: зависит от положения планет. Может быть, отправить ей сообщение? Не видя её глаз, мог бы сказать что-то вразумительное. «Наверное, не терялся бы так, как обычно, когда общались в реальном времени», — думаю я, мучительно и долго, но как всегда ничего не предпринимаю. А мне уже приходит ответ из бюро бездомных животных. Сегодня дежурит не Мартин, а другой сотрудник — женщина средних лет. Как-то пару раз уже нарывался на неё, но имени так и не запомнил. Зато я помню, что общительностью она не отличается, скорее строгая и излишне официальная, нежели я мог бы говорить, что она мне по душе. Кажется, она меня тоже помнит, отвечает сухо или даже неприветливо. Нет, Гарольд, не нашёлся. Нет, никакое животное, похожее на моего пса, за последнее время замечено не было. Разумеется, мои контакты в бюро известны, они доступны в базе данных, и если Гарольд найдётся, либо в бюро доставят животное со схожими приметами, сотрудники бюро свяжутся со мной. Женщина в синей блузке благодарит меня за моё обращение и прощается. Я некоторое время сижу неподвижно и сжимаю в руке видеофон. Потом опять отыскиваю в списке страничку Дейдры и принимаюсь рассматривать её улыбающееся лицо. Но тут видеофон сообщает о входящем вызове, и это нисколько не радует. Видеосообщение от Патрика. Я тяжело вздыхаю и нажимаю на воспроизведение.

Загрузка...