Пампа блюз

20

Комната залита светом. Он проникает сквозь занавески и мои сомкнутые веки. Я знаю, пора открыть глаза и встать, но я не могу пошевелить даже мизинцем. Мне тепло, хотя во сне я загнал одеяло куда-то в ноги. Я слышу сверчков, из открытого окна доносится их стрекотание. Во рту пересохло. Я бы сейчас отдал рулевое колесо моего автобуса за стакан воды.

Медленно, очень медленно я вспоминаю события прошедшей ночи. В памяти всплывают размытые картинки. Йо-Йо, извивающийся на тросе, как рыба на крючке. Масловецки, бросившийся в погоню за тарелкой, хотя она давно скрылась из вида и затерялась в облаках. Дорога в свете фар моего мопеда. Лица Курта и Вилли, когда я им все рассказал.

Лена, которая лежит у кровати Карла и спит.

Лена!

Я так резко сажусь на постели, что голова кружится. Глаза — как узкие щелочки. Я скатываюсь с матраца, ковыляю в ванную и подставляю голову под холодную воду.

Этот тип в зеркале кажется мне знакомым.

На кухне я завариваю себе растворимый кофе и стоя выпиваю его. Потом иду в комнату Карла и открываю дверь. Карл, в пижаме и халате, сидит на табуретке. Волосы у него расчесаны, на ногах — тапочки. Только пальцы в клее, и к штанам пижамы прилипло несколько синих бумажек. Ему каждый раз приходится далеко тянуться, чтобы наклеить бумажку на стену. Я подхожу к нему и смотрю на него, пока он меня не заметит.

— Доброе утро, Карл.

— Доброе, Бен.

Карл смотрит на меня сияющим взглядом и снова возвращается к работе.

— А где Лена?

Карл поворачивается ко мне и смотрит так, будто не понял меня.

— Лена. Она ночевала здесь. Она ушла?

— Не знаю, — говорит Карл наконец.

— Это она тебя причесала?

Я показываю на его волосы.

Карл закатывает глаза и на секунду задумывается.

— Да.

Я разглядываю стену, две трети которой уже заклеено синими бумажками.

— Будет красиво.

— Небо, — говорит Карл.

— А я думал, море.

— Все вместе.

Карл бережно смазывает следующую бумажку клеем, кряхтя, выпрямляется, приклеивает ее на свободное место, хлопает по ней ладонью и снова садится.

— Сейчас я принесу тебе высокий стул, — говорю я. — Но сначала завтрак. Ты голодный?

Карл беспомощно смотрит на меня.

— Голодный?

Карл мотает головой.

— Спасибо, — отвечает он и вылавливает из коробки очередную бумажку.

Меня осеняет.

— Так ты уже позавтракал? — спрашиваю я его. — Лена тебя накормила?

Карл думает две секунды, а потом на его лице появляется выражение радости.

— Блинчики.

Я остолбенел. Снова он говорит что-то, чего я не слышал от него уже целую вечность. Блины в этом доме в последний раз пекли, когда здесь еще жила Генриетта. Она делала их из гречневой муки, кефира и яиц и подавала с клубничным компотом или домашним яблочным муссом. Хотя это было очень давно, я хорошо помню вкус ее блинов и их аромат.

— Блинчики, — повторяет Карл. Значит, у него сегодня хороший день. То, что мы столько времени проводим с Масловецки и компанией, явно идет ему на пользу. А от общения с Леной он просто расцветает.

Я кладу ему руку на плечо.

— Сейчас я приму душ и оденусь, а потом принесу тебе стул, идет?

Карл смотрит на меня, улыбается и кивает. И снова возвращается к своей монотонной работе, словно для него в мире ничего не существует, кроме синей стены.

Я иду в ванную и встаю под душ. После этого я надеваю чистую одежду, съедаю на кухне кусок хлеба с маслом и выпиваю вторую чашку кофе. Теперь я уже достаточно бодр, чтобы пойти и выяснить, действительно ли Лена вчера была в моей постели, или она мне только приснилась. А еще — заснул ли я, когда она меня поцеловала. На матраце я нахожу два волоса, которые однозначно принадлежат не мне, а значит, это волосы Лены. На подушке, на которой Лена спала прошлой ночью и которую утром положила обратно на диван, я обнаруживаю еще один волос, такой же, как два других.

Лена была в моей постели, сомнений не осталось.

И я, полный идиот, уснул, и ничего не произошло. А если и произошло, то я не могу ничего вспомнить.

Я достаю из письменного стола конверт, кладу в него Ленины волосы и засовываю конверт в карман. Ровно в тот момент, когда я собираюсь выйти из дома, чтобы принести из сарая высокий стул для Карла, звонит телефон. Я сажусь на диван и снимаю трубку.

— Да?

— Бен! Это я! Алло? Бен?

— Привет, мам.

— Куда ты подевался? Я вчера минимум раз десять тебе звонила!

— Я уезжал. На озеро.

— На озеро? С Карлом?

— Да. У нас очень жарко. Нас не было весь день.

— И всю ночь! Я звонила в девять, в десять, а потом еще раз в двенадцать!

Похоже, мама волнуется.

— У нас была вечеринка. В пивной.

— Что еще за вечеринка?

— Да так. День рождения Альфонса.

Ничего получше мне за секунду в голову не пришло.

— Альфонс. Напомни мне, кто это?

— Отец Хорста.

— Ах, ну да. И сколько ему исполнилось?

— Восемьдесят, — отвечаю я. Похоже на правду.

— Я так нервничала, Бен! Когда я вернусь, мы купим тебе мобильный!

— Здорово.

Щелкает зажигалка, и моя мама затягивается, будто целую вечность не курила.

— Как у вас дела?

— Хорошо. А у тебя?

— Да ты и сам знаешь. Раз в три дня — новый город, другой отель.

— Трудно, наверное.

— Ты скучаешь по мне? Я по тебе очень, Бен.

— Ну да.

— Вчера я купила тебе свитер. Тебе понравится.

— Спасибо.

— Какие еще новости?

— Да никаких, — говорю я. Лучше не стоит рассказывать ей про Георгия, НЛО и все остальное.

— Отсутствие новостей — уже хорошая новость, так ведь говорят.

— Верно.

Несколько секунд мы оба молчим.

— Бен?

— Да?

— Послушай, я тут… Мы вчера играли в том отеле, в Орхусе, и менеджер, ему так понравилось наше выступление, что он… спросил, не хотим ли мы поиграть в других отелях. Это такой крупный… сетевой отель. Бен?

— Я тебя слушаю.

— У них восемь отелей. Пять в Швеции и три в Финляндии. Знаю, я обещала, что скоро вернусь, но… Ты не обидишься на меня, если я еще немного задержусь?

— Нет. Все в порядке.

— Правда?

— Да.

— Ты просто чудо, Бен! Я уже говорила, что купила тебе свитер?

— Да, говорила. Спасибо, мам.

— Ну, тогда ладно. Я очень рада, что у вас там все в порядке. Скоро снова позвоню. Наверное, уже из Стокгольма.

— Ладно. До скорого.

— Привет Карлу.

— Хорошо.

Я кладу трубку. Занавески в гостиной летом задернуты целый день, чтобы солнце не нагревало помещение. В детстве я любил полумрак, потому что свет в комнате не менялся и казалось, что время остановилось. Сейчас у меня такое чувство, будто я забился в темную каморку и вот-вот задохнусь от пыльного воздуха.

Я беру на кухне таблетки и стакан воды и несу все это в комнату Карла. Карл сидит на полу и листает один из журналов. У него явно закончились бумажки.

— Вот, твои конфеты.

— Спасибо.

Карл одну за другой берет три разноцветные таблетки из моей руки, кладет их на язык и запивает водой.

— Я выйду ненадолго. На две минуты, — говорю я.

Карл кивает и продолжает листать журналы в поисках синего.

Я выхожу из комнаты, а потом — из дома. Небо покрыто слоем молочно-белых облаков, за которыми прячется солнце. Штиль, ни ветерка. Очень тепло, точно не меньше двадцати пяти градусов. Если в ближайшее время не будет дождя, мне придется поливать газон. Я глубоко дышу при ходьбе, но вдруг начинаю задыхаться, словно пробежал марафон.

Но я все равно продолжаю идти и накачивать легкие воздухом, пока тяжесть в груди не проходит.

Еще издалека я замечаю на руле тук-тука ярко-желтый пакет.

Сверху, там, где ручки, прищепкой приколота записка с надписью «Бен». В пакете я обнаруживаю сложенный лист бумаги, открытку и розу.

На открытке изображена местность в горах. Прямо поперек синего неба крупными красными буквами напечатано: «ИДЕАЛЬНЫЙ ОТПУСК — МЕРАНО». На обороте только название отеля и адрес. Роза сорта «Amber Queen» сорвана с одного из кустов рядом с теплицей. Я сажусь в тени сарая с листом в руках и разворачиваю его.

Письмо от Лены.

Я запрокидываю голову назад и делаю глубокий вдох и выдох. И начинаю читать.

Я перечитываю письмо во второй раз и в третий. Я уже по тебе скучаю. Приезжай ко мне. Я жду тебя. С любовью. Моя голова просто горит от таких слов. Во всем теле щекотно и покалывает. Прямо как после прыжка в холодное озеро на карьере ранним июньским утром. Под водой мне не хватает воздуха, но когда я, задыхаясь, всплываю на поверхность, я чувствую жизнь во всей ее полноте. Я ложусь на солнце, и тепло постепенно проникает в меня. Мой живот как доменная печь, а сердце бьется как сумасшедшее.

Пожалуйста. Приезжай. Ко. Мне.

Я так и сижу, прислонившись спиной к стене сарая, и смотрю на письмо. Мысли дико скачут. Ни одну из них не удается удержать.

Я встаю и иду на веранду. Перила так и лежат на газоне. Я останавливаюсь напротив окна Карла и некоторое время наблюдаю за ним. Он так погружен в работу, что не замечает меня. Думаю, тот, кто видит его впервые, явно решит, что Карл — сумасшедший.

Карл, мой дедушка, отец моего отца. Карл, чей мир — размером с этот дом, а иногда всего лишь с его комнату или крошечную коробку из-под печенья у него на коленях. Карл, из головы которого каждый день исчезает десяток слов, но появляется одно новое. Карл, кровь которого текла в венах моего отца и течет в моих. Карл, для которого я измельчал еду и выковыривал клей из-под ногтей в плохие дни. Для которого я готовлю, и стираю, и убираю, для которого я рядом, каждую секунду. Карл, которого я редко люблю, иногда ненавижу и чаще всего просто терплю, точно так же, как терплю мою пустую жизнь здесь.

Я иду в сарай и стягиваю ткань с жестяной коробки, из которой когда-нибудь должен был выйти автобус, на котором я собирался уехать в Африку. Пыльная ржавая конструкция настолько не похожа на автобус марки «Фольксваген» из детской мечты, что мне становится смешно. Мосты, диски, колпак колес, амортизаторы, тормозные колодки, выхлопная труба, кабели и гибкие трубы вдруг кажутся мне деталями гигантского пазла, который мне не сложить и за всю жизнь. Я плюхаюсь на одно из сидений, стоящих рядком вдоль стены сарая, и еще раз читаю письмо.

Тут все написано. Осталось только сделать.