Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653

Заключение

Историки привыкли рассматривать административную историю Франции под одним углом зрения: это страна, где на протяжении веков (с XII в., когда началось преодоление феодальной раздробленности) происходил постоянный процесс усиления центральной власти. Были кризисы, короткие или продолжительные, но они преодолевались и страна продолжала идти по этому пути. Три отмеченные нами этапа в развитии французского абсолютизма — судебная, судебно-административная и административно-судебная монархия — соответствовали поступательному движению по этой линии. И после падения абсолютизма — Учредительное собрание унифицирует страну, разбив ее на множество мелких, примерно равных департаментов… Якобинцы подавляют склонности к федерализму… Наполеон наводит военную дисциплину. И в наши дни — хотя никто не может отказать Франции в звании демократической страны — а все же префекты департаментов (по-нашему, губернаторы областей) назначаются правительством и местные представительные собрания их не утверждают, но сами находятся под их контролем и вопрос лишь в степени этого контроля (ослабевшего после реформ 1982 г.). Страна стольких революций, Франция дала миру не только слово «баррикады», но и слово «бюрократия».

Рассмотренная в этой перспективе, чем была бы Парламентская Фронда? Реакцией на непреодолимый прогресс? Беспринципной смутой? Капризом истории? Чтобы понять, что это не так, нужно осознать, что был другой путь развития, путь укрепления судебно-правовых начал, и здесь тоже были свои этапы поступательного движения. Конституирование парламентов и других судейских трибуналов как заинтересованных в охране своих прав корпораций — провозглашение принципа практической несменяемости судей — утверждение связанного с обычаем регистрации королевских актов в судебных трибуналах права судей на представление ремонстраций — осознание судьями своей роли хранителей законности и, в этом качестве, своего превосходства над другими сословиями — укрепление позиции судейских благодаря системе продажности и наследственности должностей, особенно после введения полетты…

Вначале оба пути развития французской государственности шли параллельно, судейские не видели для себя опасности в усилении административных методов управления. Но при Ришелье, особенно в связи со вступлением Франции в Тридцатилетнюю войну, перевес администрирования становится столь явным, что представляющий традиционное, законосообразное начало судейский аппарат, не переставая обслуживать определенные интересы абсолютной монархии, в то же время оказывается в хронической оппозиции к правительственной политике. Два пути пересеклись, интересы судей и администраторов столкнулись — и этим исторически подготовленным конфликтом стала Фронда.

Форма этого столкновения, естественно, зависела от конкретной политической обстановки. Ситуация регентства облегчала положение парламентариев: было легче поставить под вопрос границы власти регента, чем совершеннолетнего короля. Но успеха в борьбе это не гарантировало — в 1645 г. правительство очень легко покончило с острым кризисом оппозиционности в Парижском парламенте.

Концепция Б.Ф. Поршнева, связанная с изучением им темы народных восстаний, должна была создать впечатление, что Фронда возникла на гребне этих волнений как их закономерная кульминация. Это было не так — Фронда началась, когда в провинциях было затишье (этот факт признает и сам Поршнев), когда улеглась волна антиналоговых выступлений первых двух лет регентства: народ терпел, надеясь на близкое заключение мира. В отличие от Великой революции, начало которой было во многом спровоцировано жесточайшим продовольственным кризисом, Фронда началась, когда ситуация на хлебных рынках была вполне нормальной (и лучшей, чем в первые годы регентства, когда была заметной, но отнюдь не катастрофической тенденция к росту дороговизны). И все же она началась как неожиданный повсеместный взрыв страстей «забастовавших» налогоплательщиков по сигналу из центра.

В ситуации действительно было много необычного и неожиданного для двора, введенного в заблуждение видом внешней стабильности и допустившего немало ошибок. Трудно было представить себе, что лидерами оппозиционного движения будут не какие-либо аристократы (подавляющее большинство их вначале было как раз лояльным к правительству), а верховные судьи; что парижане покроют столицу баррикадами, встав на защиту не популярного принца, а простого парламентского советника — таких примеров история Франции еще не знала.

Главной ошибкой правительства, безусловно, был отказ от заключения очень выгодного мира с Испанией в январе 1648 г. Если бы эта война тогда кончилась — Фронды бы не было, и конфликт между судьями и администраторами проходил бы в форме споров о способе перехода к бюджету мирного времени, а социальную напряженность можно было бы разрядить судебным преследованием финансистов. Но эта возможность была упущена.

Для взрыва Фронды — продолжим это сравнение — нужно было, чтобы накопилась «критическая масса» взрывчатого вещества. Это и произошло в последних числах апреля 1648 г., когда регентша демонстративно отвергла все ремонстрации парламента по группе новых фискальных эдиктов, показав полное нежелание двора считаться с мнением верховных судей, а через несколько дней после этого было получено известие о падении Неаполитанской республики, что означало крах всех надежд на близкое заключение мира. После этого достаточно стало одного неосторожного движения правительства (попытка провести продление права на должности для младших верховных палат в необычной, а потому уже подозрительной форме), чтобы началась катастрофическая реакция.

Задетые этим решением палаты обращаются за помощью в парламент, признав его лидерство, и раздраженный пренебрежением двора парламент решает (13 мая 1648 г.) вступить в союз с обиженными коллегами, создав для защиты общих корпоративных интересов совместно с ними совещательную Палату Святого Людовика. Это — крах политики правительства, всегда стремившегося разделить и противопоставить друг другу верховные судебные трибуналы. Правда, пока еще речь идет об отстаивании частных интересов судейской элиты, но общество ожидает от новой авторитетной палаты предложений о решительных, масштабных реформах, и эта обстановка радикализирует настроения многих верховных судей. Растерянное правительство еще пытается проводить политику запретов и репрессий, но чуткий рынок государственного кредита реагирует сразу, и в стране, ведущей тяжелую войну, начинается финансовый кризис.

Столкнувшись с сопротивлением министров, парламентарии чувствуют потребность в народной поддержке. В парламенте начинают звучать голоса о том, что главной задачей союзных палат должно стать облегчение тягот разоренного войной народа, и к концу июня эта точка зрения становится преобладающей. Как только в провинции приходят слухи, что парижские судьи хотят облегчить налоговое бремя, сразу же разгорается пожар — массовый и повсеместный отказ от оплаты податей, сопровождаемый народными волнениями. Аппарат власти на местах был парализован: парламент поддержал предложение Палаты Святого Людовика об отзыве всех провинциальных интендантов. Так началась Фронда.

На первых порах министры питали иллюзии о возможности договориться с парламентом на основе компромисса, после чего успокоившийся народ возобновил бы платежи налогов, пусть и на пониженном уровне. Но вскоре им пришлось убедиться в несостоятельности тактики уступок, и не только потому, что парламентарии не желали отказываться ни от одного из своих требований: народ шел дальше парламента и не хотел платить ничего, даже и те поборы, против которых не возражали верховные судьи.

Две попытки правительства перейти в контрнаступление окончились провалом. Арест популярного лидера оппозиции Брусселя обернулся августовскими Днями Баррикад. Попытка запугать парижан методом косвенной угрозы — сентябрьско-октябрьским кризисом, за который двору пришлось расплачиваться дарованием декларации 22 октября 1648 г., где весь текст от начала до конца был составлен самим парламентом. Оставалось прибегнуть к прямой военной операции с установлением продовольственной блокады Парижа. Парижская война (январь — март 1649 г.) стала кульминацией Парламентской Фронды.

Идеологическая позиция парламента не позволяла ему четко обосновать законность своего открытого противостояния воле государя. Этому мешало принятие принципа единого и нераздельного суверенитета, целиком принадлежащего монарху; все постановления парламента подразумевали оговорку «если то будет угодно королю». Парламент считал себя непременным участником осуществления королевского суверенитета, но не обладателем какой-либо его доли. Судейская элита полагала, что королевские акты должны проходить процедуру верификации в верховных судах, при полной свободе обсуждения, после чего судьи обязаны сообщать монарху свои замечания в виде ремонстраций. Однако рассуждения о возможной регламентации, упорядочении отношений между королем и верховными судьями считались нежелательными и даже опасными — в идеале личная власть короля и власть парламента мыслились как нераздельные формы проявления неделимого суверенитета. Не существовало точных правил, в какие сроки верховные суды должны рассматривать поступившие к ним эдикты и даже сколько раз они могут представлять ремонстрации на одну тему, после отклонения монархом предыдущих ремонстраций. Оставался спорным вопрос о том, могут ли судьи в рабочем порядке, без согласования с королем, вносить поправки в текст королевских актов. Благодаря всем этим неясностям у верховных судов было немало возможностей тормозить и саботировать проведение в жизнь нежелательных эдиктов, но это все-таки было одно, а открытое сопротивление — совсем другое. В парламенте не было внутреннего единства, происходила борьба между умеренным и радикальным крылом, соотношение сил постоянно менялось и только к концу Парижской войны перевес умеренных стал достаточно устойчивым.

Силу парламенту придавала взятая им на себя роль защитника народа от выколачивавших из него налоги откупщиков и провинциальных интендантов. Эта роль была для него тем естественнее, что властвование интендантов и финансистов означало утверждение чрезвычайных, административных методов управления, подрывавших значимость традиционного судейского аппарата; «враги народа» были и его врагами. Опора на народные симпатии позволяла радикальному крылу парламентской оппозиции предлагать меры, выходившие за рамки традиционного легализма. История Фронды дает целый ряд таких «идеологических прорывов».

Создание Палаты Святого Людовика с тех пор как было решено, не ограничиваясь защитой частных интересов судей, разрабатывать в ней проекты коренных государственных реформ, означало присвоение себе верховными судьями впервые в истории права законодательной инициативы — до тех пор они ограничивались рассмотрением актов, присланных им правительством. Правда, в принципе эти проекты подлежали утверждению регентшей, но в той ситуации у нее не было возможности заблокировать популярные реформы, тем более что начать повсеместное уголовное расследование деятельности интендантов парламент, пользуясь своей прерогативой верховного суда, готов был не спрашивая никакого разрешения. При составлении большой декларации 22 октября 1648 г. дело зашло уже дальше простой законодательной инициативы: парламент подготовил весь ее текст (правда, по поручению королевы) и настоял на том, чтобы правительство не делало к нему никаких поправок.

В ходе Фронды проявилось стремление Парижского парламента, несмотря на его уважение к правам провинциальных коллег, говорить непосредственно от имени всей Франции. Именно парламент поставил вопрос об отзыве интендантов не только из его округа, но из всех французских земель. Во время Парижской войны, в постановлении о союзе с Эксским парламентом, добивавшимся избавления от навязанного ему удвоения состава, была провозглашена новая доктрина: Парижский парламент является «источником и матрицей» других парламентов, а потому его утверждению подлежат все акты об изменениях в составе провинциальных верховных палат, сам же он может по праву именоваться Парламентом Франции.

Парламент не мог бы считать себя защитником народа, если бы не придавал особое значение вопросу о снижении тальи. Эта сфера интересов для него была новой: никогда до того верховные суды не вмешивались в важнейшую прерогативу монарха — возможность бесконтрольно, «по потребностям» устанавливать размеры основного прямого налога. Правда, пока речь как будто шла о временном вмешательстве, о регламентации бюджетных цифр 1648–1649 гг. Но правительство не могло быть уверено, что парламент не захочет продолжить эту практику. Очень уж упрямо он торговался о размерах скидки, доходя даже до пренебрежения элементарной политической корректностью: так, верифицировав королевскую декларацию с пунктом о снижении тальи, он счел возможным в публикуемом для общего сведения тексте акта верификации оговорить свое намерение просить королеву о еще большем снижении, дав понять народу, кто является его истинным благодетелем.

Важнейшей и беспрецедентной юридической новацией, призванной покончить с практикой административных арестов, стало «правило 24 часов»: ни один французский подданный не может быть задержан более чем на сутки, после чего он должен быть либо освобожден, либо после допроса передан регулярному судебному трибуналу. Принятие этого предложения, выдвинутого Палатой Святого Людовика, означало бы огромный шаг к утверждению современного принципа гарантии свободы личности, тем более что оно относилось ко всем французским подданным без различия сословной принадлежности, которые становились в этом отношении равными друг другу перед законом; при этом отвергалось право на существование чрезвычайных судов. Но это требование — реакция на одиозную практику режима Ришелье — было в части, касающейся полного запрета административных арестов, абсолютно неприемлемо для двора, и большинство парламента от него фактически отказалось, предпочтя получить дополнительные гарантии неприкосновенности специально для судейских оффисье.

И, наконец, никогда еще парламент не притязал в такой жесткой форме на то, чтобы определять состав правительства, как теперь, когда он выдвинул требование отставки и изгнания первого министра Мазарини, объявив его возмутителем общего спокойствия. Выдвижение этого требования (произошедшее далеко не сразу) означало политизацию и «персонализацию» конфликта и имело сложные последствия. Лозунг «Долой Мазарини!» позволил привлечь на сторону парламента многих недовольных министром аристократов, а это помогло укрепить оборону Парижа во время его осады; антиправительственные настроения парижан были подкреплены националистическими мотивами италофобии. Но в то же время этот лозунг отодвигал на задний план все другие требования и придавал позиции парламента в известном смысле конъюнктурный характер. Через год после Парижской войны, когда парламентарии вступили в союз с Мазарини против Конде, им пришлось забыть о своих обличениях кардинала, чтобы снова вспомнить о них еще через год, — все это не способствовало авторитету верховного суда.

Судейская элита полагала, что она, при знании права и несменяемости, способна гораздо успешнее выборных Генеральных Штатов проводить нужные народу реформы и блокировать тенденции деспотического перерождения монархии. Фронда дала возможность проверить это мнение и показала, что судьи не являются идеальными реформаторами. Они плохо разбирались в экономике, не понимали особого значения кредита в годы войны и были наивно уверены в том, что все проблемы будут решены, если как следует ограбить финансистов. Когда речь шла об ущемлении финансистов, парламентарии не знали правила «Закон не имеет обратного действия», — скорее действовал принцип «Fiat justitia, pereat mundus!» («Да свершится правосудие, пусть даже погибнет мир!»).

Не будучи выборными представителями народа, парламентарии претендовали на роль его «богов-благодетелей», и эта роль связывала им руки, они боялись потерять популярность, — не самая лучшая позиция для реформаторов, если они не хотят ограничиться чисто деструктивной работой. Но и провести в жизнь свой план государственного банкротства парламент был не в состоянии: начав самостоятельно разбираться в том, какие выплаты финансистам были незаконными, он вступил бы в конфликт с другими верховными палатами, да и не нашлось бы откупщиков, которые вложили бы капиталы в проблематичную операцию изъятия уже выплаченных денег. Итогом было полное расстройство кредита и нежелание народа платить налоги.

После Сен-Жерменского мира пошла «нисходящая линия» Парламентской Фронды. Не военное поражение было тому причиной, мир был заключен на вполне достойных условиях компромисса. Просто программа парламента была исчерпана, больше дать он не мог, оставалось лишь охранять достигнутое — и в этом парламентарии оказались не на высоте. Переломный момент наглядно иллюстрируется сменой позиции младших верховных палат: если до самого начала Парижской войны они старались перещеголять парламент в своем народолюбии, еще больше усугубляя кризисную ситуацию, то после заключения мира они принялись помогать правительству в восстановлении расшатанной дисциплины налогоплательщиков. Парламент как «главный благодетель» народа не смог позволить себе пачкать руки собиранием с него налогов: против такого желания умеренных парламентариев восстали и молодые радикалы, и уже занятые этим «конкуренты» — советники Налоговой палаты и королевские докладчики. Политическая инициатива перешла к правительству, начавшему военной силой усмирять неплательщиков и постепенно восстанавливать в провинциях интендантский режим управления; этому упорно сопротивлялись местные оффисье, но они не чувствовали действенной поддержки парламента. Не участвуя в восстановлении старых порядков, парламент и не возражал против этого: он не ставил открыто на пленарном заседании вопрос о нарушениях реформаторского законодательства, не интересовался более размерами тальи и не пользовался полученным им правом ежегодного снижения парижских пошлин. Только через два года он решился, наконец, непосредственно заняться защитой народа от солдатских насилий — и сразу же обнаружилось, что на это у него нет ни сил, ни денег. Непонятная для парижан попытка занять положение «между двух стульев» в конфликте между Конде и Мазарини привела к полному падению престижа верховного суда.

Фронда завершилась поражением парламента. Следствием этого поражения стало то, что уже после окончания войны перевес административных методов управления был закреплен стараниями Кольбера в нормальных, мирных условиях. Людовик XIV, отнюдь не стремясь упразднить право верховных судов на ремонстрации, утвердил жесткие правила их представления, лишив судей возможности саботировать публикацию королевских актов. Правда, эта реформа не пережила короля: сразу после его смерти была восстановлена старая процедурная неопределенность. Борьба между правительством и верховными судами возобновится в XVIII в., принимая очень острые формы.

Все же в результате Фронды судейская элита кое-чего добилась и для себя, и для общества. Для себя: никогда уже поборы с оффисье не будут достигать таких размеров, как при Ришелье, «казуальные сборы» стали составлять достаточно скромную долю государственных доходов. Для общества: исчезла широко практиковавшаяся кардиналом-диктатором практика чрезвычайных судебных трибуналов — правительство по- прежнему постоянно применяло административные аресты на неопределенный срок, но право проведения процессов осталось только за регулярными судами.

Но одно было утрачено навсегда: доверие общества к способностям парламента проводить коренные государственные реформы. Уже в конце правления Людовика XIV авторы реформационных проектов (Сен-Симон, Фенелон) делали ставку не на парламент, а на преобразованные Генеральные Штаты. Когда Людовик XV разогнал верховные суды и уничтожил продажность высших судейских должностей (еще одна реформа, не пережившая своего автора), подавляющее большинство просветителей (кроме умудренного годами Вольтера) сочувствовало судьям, но только как жертвам деспотизма, никаких надежд на прогрессивные реформы с ними, гонителями «Энциклопедии», не связывали. Общество стояло перед выбором: просвещенный абсолютизм или власть народного представительства, альтернативного «парламентского» пути уже не было. Старые парламенты умрут в один год с абсолютной монархией, после падения Бастилии они по манию Учредительного собрания сойдут со сцены тихо и незаметно.