Пастырь Вселенной

Глава 24 РАБЫНЯ

Владимир и Лея вернулись в свою пещеру и подготовили вещи к скорому отлету. Теперь можно было прыгнуть в корабль и лететь. Увы, если им удастся бежать втроем, то половину пожитков придется оставить на Силлуре. Володя за считанные минуты разделил вещи на первостепенные — которые сразу же заняли место в багажнике — и второстепенные, которые они возьмут в случае, если по какой-либо причине не смогут отбить Лайну. Лея, собирая вещи, бросила мимоходом:

— Скажи мне, Володенька, а если убьют меня, ты что же, полетишь в космолете вдвоем с этой дурочкой, да?

Володя, обернувшись, сказал в ответ:

— Да что ты. Я же даже кораблем управлять не умею.

— Ладно, — согласилась Лея. — А если тебя убьют, милый, я ее застрелю и полечу одна. И не на Землю, а на Анданор. И, к слову, в этом случае я не обещаю, что не выйду там замуж, слышишь? Кстати, еще не поздно отказаться от твоей безумной затеи.

Владимир молчал, сжав зубы. Ну что тут скажешь? Ведь Лея, возможно, была права… Лея сказала Владимиру, что они могут не торопиться — операция проводится полностью автоматизированно, что исключает возможность подкупа хоксируемыми живых хирургов. Она занимает в пересчете на земное время, с учетом этапности и очереди, около трех часов в земном исчислении.

Владимир чувствовал себя сейчас более чем неуютно. Ему хотелось услышать о том, что проделывали там с Лайной, но, с другой стороны, он ничего не желал об этом знать. В итоге большую часть времени сборов они провели в напряженном молчании. С захваченного Силлура следовало бежать в любом случае — Лея знала, что в такую жару ей не выжить без защитного костюма нигде, кроме ледяных пещер, но в них наверняка будет размешен оккупационный штаб — где же ему еще быть… Наконец, Лея сказала, что пора.

Они пошли другой тропой, которую Володя, частенько охотившийся в этих краях, назвал Тропою Любви. Она была сплошь увита местным плющом, раскрывившимся огромными цветами, напоминающими — по форме, а не по размеру — земные «граммофончики». Но эти цветы были больше раструба настоящего граммофона, и при порывах теплого ветерка их тычинки, сталкикаясь друг с другом, звенели как хрустальные колокольчики. Если же ветер дул сильнее, хрупкие шарики тычинок разбивались с мелодичным звоном, превращаясь в пыльцу; подобно искрящемуся снегу она вылетала Наружу маленьким облачком, и ветер тут же относил ее на соседние растения. Владимир часто приносил Лее букеты из этих удивительных цветов, сама же тропа все время звенела, что воспринималось очень празднично и как-то свадебно. Володя давно хотел пригласить сюда Лею на экскурсию, но ему и в страшном сне не могло пригрезиться, сколь ужасны будут обстоятельства их совместной прогулки. Наконец Володя с Леей оказались уже за кокс-центром, там, где дорога, поворачивая, огибала одинокую скалу, на возвышении за которой, в кустах, можно было затаиться и ждать. Лея, спрятавшись в невысоких кустах с длинными, свернутыми в трубочки звездочками листьев, спросила у Володи:

— Послушай, а сможешь ли ты ее найти среди прочих? Когда женщина подвергается хоксу, у нее заметно меняется выражение лица. Не в лучшую сторону, — отвечая на безмолвный вопрос Владимира, добавила Лея. — Зато всякая женщина, пройдя через процедуру, выглядит моложе и свежее. У нее пробуждается интерес к сексуальным утехам, и ее более не отягощает груз интеллекта.

— Этому тебя тоже учили по истории? — спросил Владимир, чувствуя, как, несмотря на солнечный теплый день, руки его отвратительно холодеют.

— Да, — скромно, будто не заметив неприязненных ноток в его голосе, отозвалась Лея. — К слову, я бы на твоем месте была мне благодарна, что я вообще согласилась спасать хоксированную рабыню. Это равно безумная затея — что спасать ее для тебя, что для партизана Зубцова. Понимаешь?

Владимир молчал.

— И еще, — с тонкой прослоенной изысканного яда в интонации сказала Лея. — Ты точно уверен, что сможешь ее узнать? Может, ты помнишь какие-нибудь особые приметы — ну, там, родинку на спине или еще что-нибудь?

— Что ты мелешь? — вспылил Владимир. — Ну что тебе, клятвы моей мало, что между нами ничего не было? И к тому же, — нахмурился он, — какая может быть родинка на спине — ведь на ней будет военная форма… Или нет?

— Если ты думал узнать ее по форме, должна тебя разочаровать, — холодно отозвалась Лея. — Одежда остается в хокс-центре.

— Вся? — с нотками паники спросил Владимир.

— Вся, — серьезно отозвалась анданорианка, чуть отведя взгляд. — Хоксируемым выдают высокие сапоги, чтобы до корабля дошли. Зачем им одежда?

— И ты тоже так думаешь? — сдерживая себя, чтобы не быть резким, спросил Володя. Вот уж никогда он не думал, что его жена будет фашисткой. Хуже фашистки.

— Да не знаю я, что я думаю. Я у вас на Земле, похоже, заразилась от тебя этой христианской мягкотелостью. И вообще отстань от меня. На дорогу лучше смотри.

Но розовое шоссе пока было пустынным. Наконец послышался нестройный гул шагов, и на дорогу вышла чудовищная процессия. В ней было человек пятьдесят, не меньше. Возглавлял ее штурмовик, который нес свою звериную маску в руках. Он держал за талию девушку, ту самую, которая была в коротенькой черной юбке, когда ее гнали для проведения хокса. Лея все великолепно рассчитала. Видимо, хокс-центр действительно работал с отлаженно и пунктуально, как большие концлагерные часы. Володя узнал девушку по родимому пятну на шее. Тело девушки было полностью нагим, и она теперь вовсе не стеснялась своей наготы — если прежде она стыдливо прикрывалась руками, то теперь гордо несла вогнутые лодочки своих грудей. Голова девушки была чисто, до масляного лоснения, выбрита по окружности черепной коробки — от уха до уха, через затылок пролегал ровный, будто от швейной машинки, шов. Лоб остался нетронутым, видимо, чтобы не портить товарный о вид рабыни. Лицо у девушки сделалось куда как глупее и веселее, чем было прежде, — она улыбалась охраннику белозубой улыбкой и чуть ли не терлась о его костюм своим молодым, гибким телом. Ноги девушки были одеты в изящные сапожки черной кожи, похоже, специально смоделированные так, чтобы подчеркивать привлекательность облаченных в них рабынь.

— Он возьмет ее после, — шепнула Лея на ухо Владимиру. — Сейчас он просто сдохнет без охлаждающего костюма, а в космолете будет кондиционер.

Владимир и сам не сомневался, глядя на эту пару, что работа девушки не ограничится эскорт-услугами — да она и сама вела себя так, что мало кто на месте охранника остался бы равнодушен к столь откровенному желанию в его адрес. Белокурый анданорец с правильными, резковатыми немного чертами безусого лица, видимо, сам страдая от страсти, пощипывал свою неразумную пленницу, и та, кратко повизгивая от боли, тут же заходилась в смехе, словно была сильно пьяной.

Следом, в нескольких шагах, шла колонна. Никакой иной охраны, кроме увлеченного игривой рабыней штурмовика, видно пока не было. Владимир увидел, что тот парень, которому девушка принадлежала на момент штурма, шел тут же, поодаль, как и все мужчины облаченный в куда как более простые, чем у женщин, сапоги — ведь для него была уготована роль грубой рабочей силы. Выражение его лица было спокойным, умиротворенным и радостным. «Как у пролетария с большевистских плакатов столетней давности», — подумалось Володе. Юноше было глубоко наплевать, что его девушка на ходу обжималась со штурмовиком, ему на все было глубоко наплевать, он всем был доволен. Так же, впрочем, как и его соседи по колонне. Голые ноги в сапогах мерно шагали, и если хоксированные мужчины походили на бесполых роботов, то женщины, Лея была права, вышагивали с видом подвыпивших шлюшек, пытаясь даже заигрывать с бывшими мужчинами.

Никем не надо было командовать, понукать — дисциплина, казалось, была неотъемлемым свойством этих идеальных рабов. Самое страшное и противоестественное заключалось в том, что даже маленькие девочки и старушки вели себя точно так же, как зрелые женщины, — и это было столь чудовищным, что Владимир, не в силах смотреть на них, просто отводил глаза. Похоже, при проведении хокса возраст рабов вовсе не учитывался. Штурмовик, замыкавший эту партию рабов, — Владимир насчитал, что в нее входило около сотни гладко выбритых, довольных жизнью существ, так недавно бывших людьми, — был в зверином шлеме и обнимал за плечи двух девчонок лет тринадцати — их нежная грудь только лишь сформировалась, — они глядели на своего тюремщика с нескрываемым страхом — их пугала звериная маска — и гибко извивались под его рукой. Судя по их выразительным движениям, они сами не знали, чего им больше хочется — вырваться из рук штурмовика или прижаться к нему. Владимир поспешно отвел взгляд от этой непристойной, волнующей и отвратительной, как детская порнография, картины.

Эта группа рабов двигалась не спеша — Володя имел возможность, хотя бы бегло, окинуть взглядом всех. Его тошнило от вида этих безмозглых тел, и он стыдился себя самого он не мог заставить себя смотреть на несчастных обнаженных женщин вовсе без интереса ведь у него, в отличие от хоксированных мужчин, с эротическими зонами мозга все было в порядке. Наконец, отряд скрылся из вида, и лишь тогда до Владимира медленно начала доходить, во всей полноте, самая суть про — исходящего — ведь операции подвергали не десять, не сто, не тысячу даже человек — но НАСЕЛЕНИЕ ЦЕЛОЙ ПЛАНЕТЫ. Владимир отрешенно закрыл глаза ладонью. Лея же, затаившаяся рядом, нервно кусала губы — увиденное действительно вызывало ужас и отвращение, особенно маленькие, даже семилетние, девочки. Это был перебор. Так нельзя поступать с детьми даже своих кровных врагов. Сейчас она испытывала жгучий стыд оттого, что она — анданорианка.

А над розовым шоссе как ни в чем не бывало кружили огромные бабочки, которым не было никакого дела до человеческих проблем, они то взмывали ввысь, то скользили почти над розовым покрытием порош, ставшей роковой для стольких нормальных прежде людей…

Следующую партию рабов возглавлял штурмовик, не опускавшийся до игр с пленницами либо просто не желавший распаляться, пока с ними нельзя было развлечься по-настоящему. Лайна и рядом с нею еще две молодые женщины шагали в самом конце, и охранник, замыкавший шествие, то тыкал пальцами, то одарял звонкими, сильными — до розового отлива кожи — шлепками всех трех девушек. Те же вскрикивали и лишь задорно смеялись в ответ. Володя сразу узнал Лайну — как по чертам лица, которые оказалась не в силах изменить даже такая чудовищная операция, как хокс, так и по глубокому шраму на правом плече — следу oт десантного ножа Ринита. Лея молча протянула Владимиру лазерный пистолет, рукоятью вперед — Володя понял, что сама она не хочет стрелять по своим.

Володя прицелился и выстрелил. Анданорец, на свою беду, шел без звериной маски. Луч прошил череп легко и беззвучно, как игла — кусок мягкого масла. 3aтeм Владимир выскочил на дорогу и, подхватив его тяжелое, грузное тело, оттащил в сторону. К счастью Владимира, голова колонны сейчас вообще скрылась за поворотом дороги — конечно, охраны было явно недостаточно для такого отряда, но все же понимали, что таких рабов можно вообще не охранять — ну кому они были нужны, разве что, кроме такого вот безумного странствующего рыцаря, как Владимир. Володя подошел к Лайне, которой — ну что делать — очень шли изящные облегающие сапожки, и взял ее за руку. Она с улыбкой повернулась к нему, ожидая увидеть лицо анданорца. Заглянув Владимиру в глаза, она бессильно насупила брови, будто пытаясь зацепить ускользающую мысль или воспоминание, но ей это явно не удалось, и лоб Лайны вновь безмятежно расслабился, а губы сложились в кукольной улыбке.

— Пойдем со мной, — властно сказал Владимир Лайне по-русски.

Две другие молодые рабыни также обернулись на его голос — в их глазах явственно читались интерес и заведомое согласие на возможные домогательства Володи.

— Да, — неуверенно откликнулась Лайна. — Бери меня.

И она протянула Володе руку, ладонью вверх, то ли как трехлетний ребенок, предлагающий взрослому вести себя за ручку, то ли как женщина, согласная на предложение мужчины.

Владимир, стараясь не разглядывать красивое, сильное тело рабыни, схватил ее за руку и потянул туда, где Лея уже успела помародерствовать над убитым анданорцем, отобрав у него плазматическое оружие и аккумуляторы из костюма. Володя с Леей оттащили мертвое тело чуть подальше в кусты, чтобы убийство штурмовика как можно дольше оставалось нераскрытым, и вышли к тропе, держа на все согласную Лайну за руки.

— Хочешь, я пойду впереди, — неуверенно предложил Володя, — а ты поведешь ее сзади сама?

Владимир чувствовал, что если ему придется быть погонялой у обнаженной, если не считать соблазнительной кожи сапожек, рабыни, получившейся из Лай-ны, то он не сможет удержаться от фривольных мыслей в ее адрес — ведь он же не святой!

— Ну уж нет! — с насмешкою в голосе откликнулась Лея. — Она тебе была нужна, а не мне. Сам похитил, сам и тащи. Ты не переживай, — доверительно добавила она, коснувшись пальцами чутко дрогнувшей поясницы Лайны, — я ревновать не буду. Взгляни сам, — усмехнулась она, — ну есть ли тут к кому ревновать!

Владимиру, впрочем, ситуация была неприятна сама и по себе. Он все-таки был христианином и пытался не смотреть на чужих женщин с вожделением. А если перед ним будут весь путь перекатываться бугры ягодиц Лайны, то избежать этого самого вожделения возможным и не представлялось… И Володя решился на эксперимент — он сказал бывшей инструкторше, максимально строго взглянув в ее широко распахнутые, безоблачные такие глаза:

— Беги за мною и не отставай.

И пустился вслед за Леей, которая, как он понял уже, ждать его не собиралась.

Сработало!

Пробежав пять шагов, Владимир обернулся и увидел, что Лайна послушно бежит за ним следом. Для нее, как офицера Силлура, это не представляло ни малейшего труда. Она двигалась легко и с удовольствием.

До космолета добрались без приключений — Лея вывела стридор из пещеры и села за штурвал, Владимир же замешкался — корабль-то был как-никак двухместный. Лея, кажется, ожидала его вопросительного взгляда и ответила с недоброй какой-то улыбкой:

— Ну, чего думаешь? Сажай ее к себе на колени, не в багаж же ее класть — сдохнет она там.

— Послушай, — попробовал было возразить Владимир, — давай ее хотя бы оденем, как я могу…

— Некогда! — резко ответила Лея со звенящей злобой в голосе. — Имей совесть! Все шмотки упакованы и убраны, в любую секунду тут будет патруль. Садись и бери рабыню, пока я ее не прикончила!

Владимир повиновался, опасаясь, как бы Лея действительно не выкинула чего-нибудь эдакого — такой взвинченной и нервной была она сейчас. Лайна же, напротив, судя по всему, относилась к происходящему, как ребенок, про которого взрослые спорят, у кого на ручках он поедет в аттракционе. Доверчивость и наивность были, так же как и оптимизм, доведены у хоксированных до крайней степени, что и понятно — раб должен быть максимально удобен и приятен в обращении, тем более если это рабыня для развлечений. Владимир сел на свое место и сказал Лайне по-русски, чтобы она села ему на колени. Лайна с удовольствием — а что бы она теперь делала без удовольствия — забралась в кабину и, развернув бедра, собиралась сесть на Володю как на лошадь — она оказалась бы при этом лицом к лицу с ним, что было бы более чем интимно, учитывая тесноту кабины и немалый бюст несчастной. Володя пересадил ее так, чтобы она сидела к нему спиной и бритым затылком, лицом же к лобовому стеклу. Владимиру показалось, что это все-таки лучше, чем сажать ее боком — тогда ему пришлось бы почти упираться лицом в обращенную к нему выпуклость груди.

Лея между тем щелкнула рычажком на приветливо зажегшемся разноцветными огоньками пульте, и алмазная крышка герметично закупорилась, а обильно насыщенный кислородом воздух Силлура начал уступать место разреженной дыхательной смеси, привычной ан-данорцам. Даже Лея, чьи легкие привыкли уже к местному живому, насыщенному ароматами цветов и буйной зелени воздуху, по-собачьи часто задышала широкооткрытым ртом. Владимиру же и особенно силлурианке Лайне, которая и на Земле-то ощущала некоторую нехватку кислорода, показалось, что настал их смертный час. Но если Владимир мог силой воли бороться с этим чувством и терпеть, не позволяя эмоциям проявляться вовне, то вот Лайна-то была начисто лишена такой возможности — она сумела бы покорно стерпеть шлепки и даже побои, но не ослепляющий ужас удушья.

Она, напрягшись всем телом, выгнулась, будто ее схватили за горло, порывисто попыталась встать, но, ударившись бритой головой о купол, вновь опустилась к Владимиру на колени. От панического предсмертного страха несчастная, казалось, потеряла последние остатки разума, оставленные ей человеконенавистнической хирургией, и порывисто вскочила опять, и опустилась вновь. Она предприняла еще две столь же бесплодные попытки вырваться наружу, пробиться сквозь прозрачный купол, и Владимир вынужден был обнять по-рыбьи упруго бьющееся у него на коленях женское тело за талию, чтобы девушка не разгромила всю кабину. Лайна; же, почувствовав себя заключенной в мужские обятия — словно переключатель щелкнул в ее изувеченном мозге, — внезапно испустив сладострастный стон, полностью расслабила мышцы тела, чтобы облегчить задачу своему партнеру.

Разумеется, плоть Владимира не могла, помимо и вопреки его воле, не откликнуться на запредельные перегрузки последних нескольких минут. Тем более что Лайна теперь принялась, призывно выгибая поясницу, откровенно ерзать по Володиным коленям в поисках центра напряжения, раскрыв рот как от вожделения, так и от проблем с дыханием.

Владимир лицом ощутил испепеляющий взгляд Леи, с самого начала наблюдавшей всю сцену. И в следующее мгновение она с силой, до синяка, безжалостно ущипнула рабыню за массивное основание бедра, и та, вскрикнув, испуганно обернулась к ней, будто лишь теперь узнала о ее существовании. Да так оно, в сущности, и было — у Лайны сейчас была очень короткая, никакая, честно говоря, память.

— Подними зад! — громко повелела ей Лея.

Рабыня испуганно повиновалась, и девушка ревниво провела рукой по штанам Владимира, как раз там, куда несколько секунд назад пыталась приладиться рабыня. Ощутив стальную упругость, Лея отвесила Владимиру звонкую, могучую, болезненную пощечину, словно он был хоть в чем-нибудь виноват, процедив сквозь плотно сомкнутые зубы:

— Животное! — и затем отвернулась.

Лайна же, забыв уже о наказании — рабы после хокса не злопамятны, — собиралась было вновь примостить арку бедер на коленях Владимира, но Лея, возвысив голос, приказала ей:

— В ноги ложись, сучка, в ноги, дрянь!

Но Лайна никак не могла разместиться у Владимира в ногах, и тогда Володя робко подвинулся так, чтобы посадить рабыню справа от себя, оказавшись прижатым сразу к двум инопланетянкам и почти между двух кресел. Слева от него теперь сидела, примостившись, испуганная Лайна, только-только сумевшая совладать с дыханием — газовая смесь немного стабилизировалась, справа же в кресле пилота с усилием сдерживала толчки распиравшего ее истерического смеха Лея в черном охлаждающем доспеха. Наконец Лея сумела взять себя в руки и приказала пассажирам:

— Так, вы оба, дайте мне свои руки. Сперва ты, — она больно ткнула пальцем рабыню в бок, и та испуганно протянула руку.

Лея вонзила иглу ей в вену и ввела снотворное. Лайна не сопротивлялась, но, прежде чем она заснула, Лея уже ввела препарат новым шприцем в кровь Владимира.

— Сегодня тебе космоса не будет, за плохое поведение, — мрачно пояснила она.

Эта ее фраза да гул планетарных двигателей были последним, что он услышал.