Пасьянс на красной масти

5

Втроем мы сдвинулись на самый край дивана, чтобы нас не слышали остальные. Впрочем, они были заняты другим или, во всяком случае, старательно это изображали, видя, что два главных губернских олигарха приступили к решительному выяснению отношений.

— Ты помнишь наш последний разговор в Уральске? — начал Ефим.

Храповицкий коротко кивнул, показывая, что у него нет жалоб на память. Я заметил, что он весь подобрался. Выражение его лица было весело-злое, а глаза блестели знакомым мне охотничьим азартом.

— Я тогда предложил тебе дружбу, — продолжал Ефим, как будто с сожалением. Фраза прозвучала несколько напыщенно. За что он тут же и поплатился.

— И это ты называешь откровенным разговором? — перебил Храповицкий, удивленно поднимая брови. — Если очистить ту нашу встречу от разной словесной шелухи, то ты дал мне понять, что умрешь, но не подпустишь меня к губернатору и областным деньгам. Я правильно излагаю?

Гозданкер понял, что вновь промахнулся, но признавать это не желал. Он отпил виски из стакана перед ним.

— Володя, ты вторгся на мою территорию, — грустно проговорил он, уходя от прямого ответа. — Ты приказал Сырцову начать против нас какую-то возню от имени муниципалитета. Это раз. Ты затеял огромный проект с участием областного бюджета. Два. И ты назначил Николашу управляющим своим банком. Три. Так?

— Так точно, — потешался Храповицкий. В отличие от Гозданкера, он не собирался уклоняться и бил в лоб. — И на это все мне понадобился всего лишь месяц.

— Ты просто воспользовался преимуществом нападения! — резко возразил Ефим. Он начал терять терпение и повысил голос. — Ты рано радуешься! Не забывай, я еще ничего не предпринимал в ответ!

Вот это уже было непростительно. Нельзя так недооценивать врага, тем более если этот враг — Храповицкий.

Шеф развернулся к нему всем корпусом и молча посмотрел на него в упор долгим задумчивым взглядом. Ефим два раза моргнул, но выдержал и глаз не отвел.

— Ты забыл про свой визит в налоговую полицию, — негромко и спокойно напомнил Храповицкий.

Ефим нервно дернулся и потупился. Вызывая Храповицкого на откровенность, он начал с дурацкой лжи и был пойман за руку. Свои позиции он терял без боя.

— Значит, ты в курсе? — пробормотал он, словно про себя.

— Ну, разумеется, — хмыкнул Храповицкий.

— Что ж, тем лучше! — кивнул Гозданкер. — Значит, мы оба понимаем, к чему приведет эта война!

— Бизнес, Ефим, это всегда война, — философски заметил Храповицкий. — Кто-то выигрывает, а кто-то остается внакладе.

Ефим вновь замолчал. Кто-то дернул меня за рукав. Я обернулся. Это была Татьяна. Ее круглое лицо раскраснелось и горело возбуждением.

— Что тебе надо? — спросил я с удивлением.

— Как ты думаешь, может, мне начать сниматься? — взволнованно зашептала она, округляя глаза.

— Чего? — не понял я.

— Ну, может, мне начать ездить? — продолжала она торопливо. — А то так и буду сидеть, как дура, пока не выгонят! Я вот только что решила…

— Отстань! — раздраженно перебил я. — Не мешай! Ты что не видишь, что мы важные проблемы обсуждаем!

— А я — какие?! — обиделась она. — Я тоже важные! Да для меня, это, может, вопрос жизни и смерти! Я посоветоваться с тобой хотела…

Она готова была расплакаться.

— Ладно! — поспешно проговорил я, смягчаясь. — Давай, потом. Закажи лучше себе еще шампанского.

— Да меня уже от него тошнит! — надулась она, возвращаясь на свое место.

— Еще не поздно все остановить, — наконец выдавил из себя Гозданкер.

Храповицкий не ответил, не сводя с него глаз и ожидая продолжения.

— Я хочу, чтобы ты утихомирил Сырцова. — Гозданкер приступил к изложению своих условий. — И я хочу участвовать в этом аграрном проекте.

— А взамен? — осведомился Храповицкий с любопытством.

— А взамен я не предпринимаю никаких враждебных действий, — твердо пообещал Гозданкер.

Храповицкий, скучая, посмотрел в потолок и зевнул, даже не прикрывая рта.

— Притомился я что-то, — пробормотал он, не отвечая Гозданкеру. — Выспаться бы надо…

— Такое предложение тебя не устраивает? — с вызовом напирал Ефим.

Храповицкий вздохнул, словно окончательно уверившись в бесполезности этого разговора.

— Это несерьезно, — терпеливо возразил он. — Ты просто хочешь затянуть переговоры, чтобы обеспечить себе свободу маневра. Нож в спину легче всаживать, когда люди обнимаются. Ты не предлагаешь мне ничего существенного, а требуешь от меня многого. Мы теряем время, Ефим.

— А что я могу предложить тебе существенного?! — вскинулся Гозданкер. — Сейчас, когда ты и так… — Он осекся, спохватившись, что сболтнул лишнего. Но было уже поздно.

Из его слов недвусмысленно следовало, что теперь, когда губернатор перешел на сторону Храповицкого, у Ефима не осталось никаких преимуществ. И предлагать ему нечего. По сути, вырвавшееся у него вгорячах восклицание было признанием его поражения. Мы все это поняли.

— А если тебе нечего мне предложить, — мягко дожал его Храповицкий. — Значит, тебе следует довольствоваться малым. Ты ведь, помнится, именно к этому меня призывал, во время нашего разговора в Уральске? Вот и попробуй.

Последняя фраза добила Гозданкера. Он опустил голову и потер лоб.

— Ты понимаешь, Володя, что когда мы втянем в войну все наши ресурсы и всех наших людей, то мы уже ничего не сможем остановить?! — сразу севшим голосом выговорил он. — Что, начав здесь, с обмена колкостями, мы закончим тем, что будем убивать друг друга?! Помимо нашей воли! Это уже не будет от нас зависеть! Понимаешь ты это или нет?! — Заключительную фразу он почти выкрикнул.

Это была последняя, безнадежная попытка. Храповицкий недобро усмехнулся.

— Убивать или не убивать друг друга, Ефим, всегда будет зависеть от нашей воли, — веско ответил он. — У тебя есть другие вопросы или только риторические?

Своим видом он давал понять, что разговор закончен.

Между тем к столику Плохиша подсела уже вторая темнокожая девушка, которая была еще выше ростом, чем первая, и значительно превосходила ее в обхвате. При появлении соперницы первая проститутка стала мрачнее тучи. Ее грубые черты лица обострились. Она сверкнула глазами на товарку и что-то быстро залопотала, судя по интонации, совсем нелицеприятное. Вторая ответила коротким выразительным ругательством. Между ними разгоралась ссора.

Плохиш, ощущая себя причиной скандала двух женщин, только что не плавился от самодовольства.

— Слышь, Хенрих, ты скажи, что я не знаю, какую из них выбрать, — подзадоривал он. — А на двух у меня денег не хватает!

Темнокожие гренадерши уже вовсю кричали друг на друга. Наконец, первая не выдержала и вцепилась своей товарке в волосы. Та завизжала. Плохиш даже вскочил в восторге.

— Вот это да! — торжествовал он, приплясывая и потирая руки. — Видал, как меня бабы любят! Хенрих, скажи, обеих возьму!

Храповицкий поманил к себе худую светловолосую танцовщицу.

— Пойду я, пожалуй, — устало сказал Гозданкер. — Поздно уже.

Он начал подниматься, но тут внезапно вмешалась Татьяна. После двух бутылок шипучки, выпитых натощак, ее основательно развезло. Она метнулась к Ефиму и прильнула к его груди, едва не сбив его с ног.

— Не уходи! — воскликнула она с нетрезвой пылкостью, обнимая его. — Посиди еще!

Пораженный Ефим отпрянул и попытался освободиться.

— Да не могу я, — смущенно пробормотал он. — Мне пора уже!

— Нет, останься! — настаивала Татьяна, не отпуская его. — Ты мне нравишься!

Ефим дернулся сильнее. Она покачнулась, но устояла и не разжала объятий. Все остальные смотрели на них, забавляясь этой неожиданной сценой. Чувствуя себя в центре всеобщего внимания, Гозданкер совсем потерялся.

— Мне вставать завтра рано, — беспомощно пролепетал Ефим.

— Тогда возьми меня с собой! — решительно заявила Татьяна. — Я с тобой хочу!

— Куда со мной? — оторопел Ефим.

— К тебе в отель пойдем!

Похоже, она твердо настроилась не расставаться с Ефимом до утра.

— Ефим, нехорошо отказывать девушке! — злорадно заметил Храповицкий. — У нее к тебе чувства! Как порядочный человек ты вообще обязан на ней жениться.

Все засмеялись. Гозданкер почувствовал себя униженным. После поражения, нанесенного ему Храповицким, вспыхнувшая вдруг любовь проститутки не прибавляла ему уважения.

— Да отпусти же меня! — вырываясь, воскликнул он в отчаянии.

Но Татьяну уже несло.

— Нет! — крикнула она, пытаясь прижаться к нему крепче. — Я с тобой пойду! Я же вижу, ты добрый! Просто у тебя денег нет! Мне не надо денег! Я так пойду.

Раздался новый взрыв смеха.

— Вот это любовь! — не утерпел Храповицкий.

— Без денег — это по моей части! — подхватил Дергачев. — Пойдем со мной, красавица! Я тоже добрый!

Лицо Гозданкера стало пунцовым. Дольше он терпеть не мог. Ситуация для него становилась нелепой. Ефим злобно, с силой, пихнул Татьяну. Та отлетела и упала на диван.

— Отстань от меня! — прошипел Гозданкер. — Вот, дура, привязалась! Есть у меня деньги! Никакой я не добрый!

И он поспешно вперевалку заковылял к выходу.

— Вернись, Ефим! Она, в натуре, ждет ребенка! — крикнул ему вслед Плохиш.

Татьяна закрыла лицо руками, уронила голову на стол и разрыдалась.

— Ну, почему так! — всхлипывала она. — В первый раз в жизни решилась! Почему каким-то уродинам все, а мне ничего?!

Мне стало ее жаль. Я погладил ее по волосам.

— Не реви! — попытался утешить ее я. — Вот возьми. Я сунул ей в руку несколько стодолларовых купюр. Но она швырнула их на пол.

— Не надо мне! — ревела она. — Я без денег хочу! Из клуба мы, расплатившись, отбыли около четырех часов утра. Храповицкий в последнюю минуту решил не брать танцовщицу, с которой всю ночь любезничал. Так что мы с ним вдвоем плелись по тротуару, слушая, как совершенно невменяемый Плохиш, эскортируемый двумя темнокожими гренадершами, совсем не музыкально оглашает сонные улицы старого города блатными песнями.

Хенрих и Дергачев еще оставались за столом с безутешной Татьяной. Кажется, они решали сложный вопрос, взять ли сорвавшуюся с тормозов девушку, одну на двоих, или прихватить еще и ее русскую подругу, которая подходила к нам в самом начале.