Меня разбудил телефонным звонком Храповицкий.
— Ты что, решил не ехать в Гаагу?! — заорал он вместо приветствия. — Все уже отправляются! Давно позавтракали!
— О, черт! — спохватился я, нечеловеческим усилием выныривая из забытья. — Бегу!
Через минуту, не проснувшийся и не умытый, я кубарем катился вниз, застегивая на ходу пуговицы рубашки.
Храповицкий нервно вышагивал в лобби. Он был взвинчен и раздражен.
— Одурел совсем?! — набросился он на меня. — Народ уже уехал на вокзал. Нет только тебя и Плохиша.
— Я, собственно, готов, — ответил я, тряся головой и пытаясь прийти в себя.
— К чему ты готов?! — взвился Храповицкий. — Видел бы ты себя со стороны! Брюки хотя бы застегни! У тебя вообще есть что-нибудь в голове, кроме баб?!
К такому вопросу, да еще с утра, я не был готов и задумался, припоминая.
— Нет, — честно признал, наконец, я, оставив безнадежные усилия. — Кроме баб — ничего абсолютно!
— Идиот! — прошипел Храповицкий. И выругался. Я тяжело вздохнул, ощущая бремя своей вины.
Храповицкий окинул меня критическим взглядом.
— Ладно! — решил он с досадой. — В таком виде тебе псе равно там нечего делать! Тебя в министерство и близко не пустят! Попробую как-нибудь отмазать тебя перед Лисецким. Господи! Крику-то будет!
Он покачал головой.
— Я кровью искуплю, — благодарно пробормотал я. Храповицкий только отмахнулся.
— Погулял-то хоть нормально? — понижая голос, спросил он. — Да, чего уж там, не отвечай, по твоей наглой роже и так все видно.
Он нетерпеливо взглянул на часы.
— Черт! Опоздаю еще из-за тебя! Да! — спохватился он. — Тут еще один неприятный вопрос. Он замялся. — Или уж не говорить тебе сейчас? — Он посмотрел на меня с сомнением.
— Да говори, — великодушно разрешил я. Вряд ли деловые проблемы могли омрачить мое настроение.
— Это по поводу твоей гостьи, — продолжал Храповицкий хмурясь. Я сразу насторожился. — Мне только что звонил Савицкий. Новости довольно скверные. Собственно, я не придаю им такого значения… Тем не менее… Короче, на Собакина вчера вечером было покушение. Все произошло возле его дома, когда он возвращался с работы. Водитель убит, охранник тяжело ранен. Сам Собакин тоже ранен, но не опасно. Киллеров было двое. Действовали как-то топорно. Савицкий думает, что новички.
Храповицкий прервался, посмотрел в окно и потер лоб. Я похолодел. Вся моя сонливость вмиг улетучилась.
— Ну, — поторопил я сразу севшим голосом. — Что еще? Не тяни.
Он вздохнул.
— В общем, Собакин уже дал показания прокуратуре, — морщась, проговорил Храповицкий. — Он во всем обвиняет твою подругу. Говорит, у них были разногласия по бизнесу. Она ему публично угрожала. Он уверяет, что есть свидетели.
Наверное, я не сумел совладать со своим лицом. Потому что он потрепал меня по плечу.
— Да, перестань, не расстраивайся! — сочувственно произнес он и вновь покосился на часы. — Что-нибудь придумаем. Ну, я побежал! Да, может, это еще и не она! — бросил он уже от дверей.
Но я знал, что это она. Конечно, она. У меня не было ни единого сомнения. Это все объясняло. Резкую перемену в ней и ее ночную свободу. Свободу женщины, переступившей запрет. Все запреты. Прыгнувшей вниз и полетевшей. Это, кстати, объясняло и ее приезд. Она примчалась сюда отнюдь не ради меня, а чтобы обеспечить себе алиби. В России, заказав кого-то, все спешат уехать за границу. Как будто от этого связь между заказчиком и преступлением становится менее очевидной. Я горько усмехнулся.
Храповицкий уже давно унесся, а я долго еще сидел в лобби, собираясь с мыслями. Я не хотел в это верить. Я не желал этого знать. Ну, почему сейчас? Нет, неправильно. Понятно, почему. Если бы не было покушения, не наступило бы это «сейчас».
Я медленно поднялся к себе по лестнице, минуя лифт. Когда я вошел, Ирина, свернувшись калачиком, спала, все еще в чулках, едва прикрытая простыней. Смятое вчерашнее платье валялось рядом с кроватью, на полу.
Я опустился в кресло напротив. Она была редкая красавица, и даже сейчас я не мог не любоваться ею. Что сделать, чтобы она подольше не просыпалась и мне не пришлось все это выяснять? Или как заставить себя смотреть на такие вещи иначе?
Наверное, почувствовав на себе мой пристальный, напряженный взгляд, она открыла глаза и улыбнулась.
— Ты уже встал? — сонно приветствовала она меня, протягивая ко мне руки. — Почему ты меня не разбудил? Куда ты собрался?
— Я собрался выяснить одну ерунду, — ответил я скрипучим голосом. — Так, пустяк. Относительно Собакина.
Она сразу встрепенулась и рывком села в постели.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она изумленно, шире распахивая кошачьи глаза.
— На него вчера было покушение, — сдерживаясь, объяснил я. — Но вместо него убили водителя. Сам он остался жив.
Я неотрывно смотрел на нее, и мне показалось, что в этом миг она испуганно моргнула. Внутри у меня все оборвалось. Я до последнего глупо надеялся, что все это лишь совпадение.
— Прокуратуре он уже сказал, что это твоих рук дело, — заключил я упавшим голосом.
— Скотина! — взорвалась она. — Мерзавец! Ненавижу его!
Она выпрыгнула из кровати, сделала несколько нервных шагов к столу, схватила сигареты и закурила.
— Это ты сделала? — с трудом выговорил я. — Ты действительно заказала его убийство? В этом причина твоего приезда? Ты полагала, что сегодня его уже не будет в живых и ты останешься ни при чем. Так? А убили другого человека!
— Ты что, с ума сошел?! — выкрикнула она. Она стояла передо мной, совершенно обнаженная, в чулках, забыв, что на ней нет одежды, и впервые на моей памяти не обращая на это никакого внимания. — Как я могла это устроить? Кого я об этом попрошу?!
— Кого? — растерянно повторил я. До этого вопрос о технической стороне этого покушения почему-то не приходил мне в голову. Я был слишком поражен самим событием.
— Вот видишь! — воскликнула она, торжествуя. — Ты сам не знаешь, в чем ты меня обвиняешь!
И вдруг простая догадка посетила меня.
— Сява! — сказал я. — Конечно же, ты попросила Сяву. Ты говорила, что он позавчера приезжал к тебе! И что ты его выгнала. Но даже ты, при всей своей неосторожности, не стала бы открыто ссориться с этим отморозком. Вы договорились! Ты пообещала ему отдать что-то из бизнеса…
— Что за бред! — перебила она, заметавшись по номеру. — Я не стану этого слушать! Какие-то дурацкие подозрения! Какое мне дело до Собакина! Я никогда не буду договариваться с бандитами! Я ненавижу этих подонков!
Она кричала в голос, распаляя себя, и это почему-то еще больше убеждало меня в ее вине. Сама ее злость казалась мне неестественной. Я молча смотрел, как она лихорадочно бегает по комнате, хватая одежду, что-то ожесточенно доказывает и размахивает тонкими, красивыми руками. Я любил ее. Я не знал ее. И от этого желал еще больше. Все происходило как будто не со мной.
— Скажи, — спросил я тихо. — Это ты убила мужа? Она сразу осеклась, закрыла ладонью рот и в ужасе уставилась на меня.
— Я хочу знать правду! — настаивал я. — Мне это важно.
Не отвечая, она забежала в ванную и хлопнула за собой дверью. Вернулась она минут через тридцать, накрашенная, причесанная, одетая, как в день приезда. И абсолютно чужая. Все это время я сидел неподвижно. В голове у меня было пусто. Она подняла с пола свою сумку.
— Все! — холодно произнесла она. — Я уезжаю! Не звони мне больше.
Я пожал плечами и не ответил. Она подошла к двери, но остановилась и обернулась.
— Ты не любил меня, — сказала она презрительно. — Меня никто никогда не любил. Плевать! Мне никто не нужен!
Она взялась за ручку двери и вновь повернулась.
— Ладно, — горько усмехнулась она. — Хочешь знать правду? Знай! Я клянусь тебе чем угодно, моим ребенком клянусь, что я не имею к этому никакого отношения!
И она вышла. Я не бросился следом. Я ей не поверил. Белое смятое платье так и осталось валяться возле кровати. Мне было трудно дышать, как будто мне переломали ребра.