Пат для рыжей

Глава 18

POV Анжела

Меня трясет, мысли путаются, дыхание тугим комом застряло в груди. Думала, Макс вернулся, но когда увидела, что в комнату входят двое мужчин, сразу поняла — случилась беда. За все время что нахожусь в плену Макс ни одному мужчине не позволял приближаться к нашей комнате. Нашей… общей. Я привыкла к мысли, что мы вместе. Привыкла к тому, что теперь не одна, что у меня есть мужчина. Горячо и страстно любимый мной… Самый близкий…

— Вставай, — рявкает один из мужчин, а когда не подчиняюсь, больно хватает за плечо, вынуждая выполнить его приказ.

— Что происходит? — спрашиваю дрожащим голосом.

— Кто ты такая, чтобы мы тебе отвечали? Марс приказал. Двигай.

Ну конечно, старший братец, и здесь без него не обошлось! Как же я ненавижу его! Родственников не выбирают, но этот… пес бешеный, которого только пристрелить, иначе не справиться! Меня раздирают эти мысли, когда мужчины волокут меня по дому, вытаскивают на крыльцо. Вижу Макса, который стоит рядом с братом. На секунду вспыхивает надежда, потом страх — что если они заодно? Что если Патов играл со мной, а теперь выбрасывает как вещь… Что они хотят сделать со мной? Вдруг заметают следы? Вдруг убьют и закопают в лесу?

Снова борюсь, вырываюсь изо всех сил, глупое и безотчетное желание бежать, хоть понимаю, что совершенно некуда. И тут Макс бросается на мужчин, что держат меня, затевается потасовка. Сначала стою как истукан, тут же забыв, что хотела бежать. Надо помочь Максу. Он не справится. Его убьют из-за меня!

Ему удается справиться с мужчинами, но ненадолго. Чувствую его прикосновение, но оно длится не дольше секунды, потом снова его отрывают от меня. Касание его ладони к моему запястью… продолжаю ощущать его отпечаток, словно огненное клеймо, поставленное на кожу, чтобы остаться там навсегда.

Меня тащат к какому-то фургону, и теперь я уже не сопротивляюсь, боюсь, что так сделаю хуже Максу. Он в отчаянии, я чувствую даже на расстоянии — ему больно. Брат предал его. Все решил по-своему.

Через минуту в фургон вталкивают Штайн. Она бледная и трясущаяся. Когда-то подобный вид принес бы мне удовлетворение. Но не сейчас. Мне уже все равно. Отворачиваюсь от нее. Закрываю глаза, молясь чтобы пришло беспамятство. Не хочу плакать и умолять, выглядеть такой жалкой, как Элла.

Долгая дорога в фургоне, невидящий взгляд в окно, не могу ни говорить, ни шевелиться. Штайн не выдерживает молчания и начинает говорить сама с собой. Бормотать о Давиде, о моей матери, о Марсе. Хочется вцепиться ногтями ей в лицо, но я этого не делаю. Все мысли крутятся вокруг Макса. Как он сейчас. Жив ли? Вот что больше всего волнует. Надеюсь Марс не настолько отморожен, чтобы убить собственного брата.

Одна лишь мысль о подобном и сердце пронзает острая боль.

— Выпустите меня, твари! — снова кричит Элла, вскакивает со своего места и тут же получает удар по лицу от одного из мужчин, что сопровождают нас. Штайн падает на колени, закрыв руками лицо и начинает рыдать. Безудержные всхлипы вырываются из груди и сотрясают ее тело, постепенно переходя в стоны.

Крепко зажмуриваюсь, проклиная собственную глупость, что когда-то могла довериться этой жалкой суке. Сейчас она просто разбитая жизнью, жалкая старуха. Почему я не рассмотрела ее гнилое нутро раньше? Потому что была зациклена на себе. И вот судьба лишний раз тыкает носом в грязь, в которой я раньше барахталась. Показывает людей с изнанки. Это противно. Элла сейчас омерзительна. И я снова зажмуриваюсь.

Наше автомобильное путешествие вскоре заканчивается — подъезжаем на взлетную полосу, нас запихивают в вертолет. Еще одна истерика от Эллы, на этот раз она затихает стоит одному из мужчин замахнуться.

Я, напротив, полна хладнокровия и равнодушия. Мне страшно, но эмоций не осталось. Только апатия и горечь. Мне уже все равно, что будет дальше.

Весь полет думаю про Патова. Вспоминаю каждый день, проведенный с ним. И каждую встречу, когда работали вместе. Взгляды… желание. Невозможность, казавшуюся тогда пропастью между нами. Притяжение.

И понимаю, что именно в этот период была счастлива как никогда в этой жизни.

Тем временем, вертолет идет на посадку. От усталости и нервного истощения чувствую, что нахожусь на грани обморока. В боковое окно удается смутно разглядеть местность, куда садимся. Снова заброшенная взлетная полоса, вокруг лес…

И знакомая машина… Давида. Снова и снова моргаю, тру глаза, не в состоянии поверить, что это реальность. Что мне не привиделось. Я была уверена, что меня везут убивать. Иначе какой смысл в этом всем? Зачем Марсу ругаться с братом? Забирать меня у него? Или отчим просчитал их? Выяснил куда везут… Спас меня в последний момент? У меня кружится голова, путаются мысли. Я истощена морально и физически, но не знаю откуда берутся силы, выскакиваю из вертолета и бегу к машине. Странно что мои стражи ничего не делают, чтобы остановить. Но мне сейчас не до анализа их поведения.

Ничего не соображая, просто тянусь к единственному близкому существу, которому пусть не верю… но я хотя-бы его знаю. В отличии от окружающих меня вот уже несколько часов абсолютно незнакомых, хмурых и немногословных мужчин…

Давид выскакивает из машины мне навстречу, и я едва с ног его не сбиваю. Захлебываясь слезами, прячу лицо на его груди. А он гладит меня по голове ласково, прижимает к себе. За спиной раздаются выстрелы, пытаюсь обернуться, но отчим все крепче прижимает мою голову к себе. Не дает отстраниться.

Когда все стихает наступает буквально звенящая тишина. Зловещая.

Я все же вырываюсь из объятий и оборачиваюсь. Люди, которые привезли меня сюда — мертвы. Мужчины с автоматами хотят от тела к телу, рассматривая, добивая короткими выстрелами в голову, пиная носками ботинок.

— Ни одного брата среди них, — отчитывается самый крупный автоматчик, подходя к Давиду.

— Жаль, — пожимает плечами отчим. — Но ничего, достанем их ночью.

Понимаю, что он говорит про Макса и его брата и сердце сжимается от ледяного ужаса.

— Вы же договорились? — вырывается у меня. — Так зачем убивать? Они сказали… что если вернут меня… все улажено.

— Я заставил их поверить в это, да. Но ничего не улажено, — лицо Давида бледнеет от ярости. — Никто не смеет нагибать меня, угрожать мне и похищать мое… мою девочку, — поспешно поправляется он, но у меня в голове застревает это «мое», прямо иглой колет.

— Не нужно никого убивать, — повторяю настойчиво. — Они меня не обижали… все хорошо. Ты можешь простить их? Можешь это сделать, ради меня?

— Не могу милая, — улыбается Давид и гладит меня по щеке, а потом его большой палец скользит на мои губы, слегка надавливает. Интимный жест вызывает во мне отвращение, и я отшатываюсь. Хочу отойти прочь, но отчим не позволяет.

— Что ты делаешь? — спрашиваю ошеломленно.

— А ты все еще не догадалась? Почему так важна для меня… Почему так трясусь над тобой…

— Ты мой отец! То на что ты сейчас намекаешь… отвратительно!

— Не-а. Никакой я тебе не отец, и ты отлично это знаешь. Ты тоже чувствуешь тягу. Всегда ее ощущала. Только запрещала себе…

— Нет! Я никогда в жизни ни единой секунды не думала о подобном! Это омерзительно…

На несколько секунд меня охватывает полный ступор, голова снова кружится, теперь еще и тошнит… То, на что намекает Давид настолько отвратительно и ужасно… И моя бедная мама… Неужели она пострадала из-за этого?

— Значит это правда? — кричу ему в лицо, бросаясь на отчима, толкая его в грудь изо всех сил. — Ты убил мою мать?

— Разумеется нет, — отвечает он предельно спокойно.

— Я тебе не верю!

— Зачем, подумай? Зачем убивать то, что и так почти мертво. Я жалел ее. Но никогда не любил. Только тебя… Я не садист, Анжела. Наоборот, стараюсь быть справедливым, всем воздавать по заслугам.

— А что заслуживаешь ты? — спрашиваю и мой голос дрожит от ненависти.

— Тебя. Я так долго этого ждал… Наверное, с момента твоего четырнадцатилетия. Ты хоть представляешь, что такое ждать так долго? Я не педофил и не маньяк. Не хотел ранить твою психику, и ждал, ждал… бесконечно долго, даже когда ты выросла.

— Ты маньяк! Я всегда чувствовала, что мама заболела неспроста. Что ты спровоцировал это… Закрыл ее в клинике.

— Тут ты права. Но ради ее же блага. Она реально помешалась на мне, душила любовью. А я любил тебя, только тебя. Мое рыжее совершенство, — Давид протягивает ко мне руки.

— Ты убил моего парня!

— Одного… может двух. И Патова убью. Не сомневайся. И, наконец, больше их не будет. Я устал ждать. Я теперь вдовец. Ты выйдешь за меня и будешь счастлива. Очень. Даже не представляешь, я осыплю тебя золотом.

Выхватить пистолет из его кармана…

Вижу торчащую рукоятку и только об этом могу думать. Выстрелить монстру в сердце. Нельзя позволить его планам осуществиться. Я должна что-то сделать, попытаться спасти Макса…

Нет, это безумие, конечно же я не смогу убить человека, которого так долго считала отцом. Это противоестественно, и как бы ни был он мне сейчас противен… я не смогу.

Но я все же хватаю этот пистолет. Знаю, что не выстрелю, но держу отчима на мушке.

— Я сейчас снесу ему башку! — кричу, привлекая внимание наемников Давида. — Но вы можете спасти своего хозяина. Среди вас есть пилот?

— Хочешь полететь обратно? — ядовито усмехается отчим. — Неужели он так хорош, этот Патов? Я знаю, что вы трахались как кролики — цитата его старшего брата, Марса. Он приезжал на переговоры и с удовольствием просветил меня в этом вопросе. Серьезно, Анж, что ты нашла в этом уебке? Я правда лично не общался. Но судя по его старшему брату — обычное быдло. Но я понимаю. Тебе было одиноко… ты так давно никого к себе не подпускала. Теперь такого больше никогда не будет. Поверь, я тоже хорош в постели. Я буду исполнять каждое твое желание…

Выстрел оглушает меня. Сама не понимаю, как смогла нажать на спуск. Наверное, потеряла голову от отвращения. Давид говорил омерзительные вещи. Лучше умереть чем допустить такое.

Во время выстрела я машинально зажмурилась. Чувствую, как кто-то с силой вырывает у меня пистолет и не могу сопротивляться, все тело будто ватное, обмягшее. Ноги подкашиваются, и я падаю на землю. Последнее что вижу, прежде чем потерять сознание — отчим, тоже осевший на землю. Стоящий на коленях и прижимающий руку к окровавленному предплечью.

— Я заставлю тебя заплатить за этот шрам, хрипит он. — Придется и на тебе нарисовать что-то… люблю несовершенства. Ты оказала мне услугу.

Понимаю, что этот человек окончательно сошел с ума, это последняя мысль перед тем как проваливаюсь в темноту.

Сознание возвращается, первое что понимаю — я в машине, на заднем сидении, в неудобной позе, руки связаны за спиной. В салоне запах крови. Рядом — Штайн, она без сознания. Я совершенно забыла о ней, с того момента как в полете ей заклеили рот — слишком много болтала. Вроде крови на ней нет, не ранена… На мне — тоже. Так откуда этот металлический запах? Давид? Жив ли он… Пассажирская дверь не заперта, и я кое-как выбираюсь наружу. Особняк отчима и ни души вокруг. Спотыкаясь, бегу подальше от здания, к железным воротам. На улице ужасно холодно, воздух прямо морозный, изо рта вырывается облако пара, когда выдыхаю, устало привалившись к запертой калитке.

«Я должна спасти тебя» повторяю про себя мысленно, как заклинание,

«Нельзя допустить бойни. Пожалуйста, Господи, дай мне всего один шанс…»

И тут понимаю, что шанс не в моем побеге. Мне так никого не остановить. Я должна снова попробовать переговорить с отчимом. Дать ему что-то… Поставить на кон… себя. Единственный путь спасти пешку — пожертвовать королевой…

Поэтому бегу назад, запыхавшись, останавливаюсь возле порога. Стараюсь выровнять дыхание. Если продавать на переговорах королеву, нужно ею выглядеть. А не испуганной дрожащей девчонкой.

Вхожу в гостиную. Никого. Поднимаюсь наверх, в комнату Давида. Он полулежит на постели с бокалом виски. Его лицо непроницаемо.

— Мы можем поговорить? Пожалуйста.

Не говоря ни слова, отчим показывает рукой на кресло. Долго смотрит мне в лицо.

— Меня оставили в машине, связанную, — говорю капризно.

— Мои люди слишком заняты, — спокойно отвечает Давид. — Но я как раз собирался отдать распоряжение.

— Развяжешь меня?

— Мне нравится, как ты выглядишь, — усмехается. — Грудь вперед… Беспомощная. Что ты пришла мне предложить? Торговаться? Жизнь любовника выторговывать? Дурочка. Я все это предвидел. И не собираюсь играть с тобой в шахматы, как в детстве. Ты же должна была еще с детства усвоить — меня невозможно переиграть.

— Почему ты ждал столько времени, почему раньше не показывал мне свои настоящие чувства, — спрашиваю как можно спокойнее. Надо разговорить его, заставить расслабиться.

— Хотел, чтобы ты сама приползла. Чтобы поняла, где твоя судьба, в чем предназначение. К тому же в подобном терпении, Анжела, есть своя прелесть. Ожидание — почти как тантрический секс.

— Видимо мне не понять такое. Я слишком… примитивна.

— Я помогу тебе понять, детка. Мне нравится думать об этом… Предвкушать как займемся твоим образованием…

Меня накрывает очередная волна тошноты. Как я могу играть роль, если всю буквально корежит от ненависти. К себе в том числе. За то что промахнулась. Всего-то в плечо ранила. Для отчима это, по всей видимости, царапина.

— Там в машине Штайн, — начинаю с совершенно неважной для меня темы. — Что будет с ней?

— Неужели тебя это волнует?

— Мне не нравятся убийства.

— Я не убью ее, не переживай. Она сука, конечно, но еще пригодится.

— Ты поверишь ей после всего?

— Не поверю. Она заплатит за свои ошибки, но не смертью. Позже, в нужный момент, поработает расходным материалом.

— Я хочу выторговать жизнь Патова. Хочу его оставить себе, как ты — Штайн, — произношу как можно спокойнее. — Если ты имеешь право на игрушки, то и я тоже.

Давид мрачнеет.

— Тебе не удастся это, девочка. Не старайся зря, только разозлишь меня. Забудь про него. Он, скорее всего, уже труп. Мои люди уже должны добраться до их логова. Я бы и без договора с Марсом вычислил это место… Я его почти вычислил… но не мог рисковать тобой.

— Значит ты заключил договор с Марсом и нарушил его?

— Тебя это удивляет? Для меня главным было спасти тебя, вернуть живой. Ради этой цели — все средства хороши. Я готов был на все ради тебя. Да, я отвалил Марсу кучу бабла, и не факт, что верну эти деньги. Но мне плевать. Да, договор был что люди Марса привезут тебя… послезавтра. Этот урод думал, что все просчитал. Но недооценил меня. Я вычислил и вертолет, и время прилета, и место. И к этому времени уже знал где находится логово этих подонков. Послал туда целую армию. Они сотрут с лица земли все, что относится к этим тварям. О них даже праха не останется, чтоб другим не повадно было разевать свои рыла на Корпорацию.

— Но там есть невинные! Женщины! Там девушка с моей работы! — меня начинает трясти. Неужели Настя поплатится жизнью, совершенно невинный человечек, попавший случайно в эти жернова?

— Тебя правда волнует какая-то девчонка? Разве я тебя воспитывал такой мягкотелой?

— Ты понимаешь, что это смертный грех? — слезы текут по моим щекам.

— Я не верю в Бога, а значит и в грехи не верю. Я ведь даже не был в курсе про женщин. И почему множественное число?

— Там были… проститутки… и женщина которая смотрела за нами.

— И за них ты переживаешь? Девочка моя, с тобой явно что-то не так… Это безумие. Все кто там находится… того не стоят. Впрочем, для меня никто не важен… только ты.

— Я никогда не подпущу тебя к себе, если ты убьешь их! Слышишь?

— У тебя нет выбора. Теперь, когда я открыл свои чувства, я не смогу быть таким терпеливым, как прежде. У тебя есть неделя, пока заживает мое плечо. Потом возьму тебя… даже силой.

— Я скорее убью себя! — вскакиваю и бегу к двери. Наверное, так будет лучше всего. Но впечатываюсь в спину огромного детины. Никогда прежде его не видела. Настоящая скала… Которая оборачивается, и я понимаю, что это женщина. Огромная, высокая. У нее короткая стрижка, но длинные ресницы, густо накрашенные тушью, и красная помада на губах.

— Теперь это твоя нянька, — смеется Давид. — Я слишком ревнив, не могу доверить тебя мужчине. Поэтому познакомься — это Тень. Очень говорящее имя, ведь вы теперь станете неразлучны. Избавиться от нее ты сможешь, только если отдашься мне сама и убедишь… в ответной страсти. До той поры выполняй все что Тень скажет. Иначе у нее есть разрешение делать тебе больно.