Паутина

20

Вернувшись домой вечером, я села за рабочий стол отца, стараясь осознать и проанализировать все, что увидела в Центре. Но ни мой разум, ни мое состояние не могли опровергнуть того факта, что маме стало лучше. Я закрывала глаза и все время видела ее — ухоженную, спокойную, все такую же отстраненную и не узнающую меня, но…. она ела сама! Когда молодая девушка в голубой форме принесла ей обед, я хотела сама поухаживать за ней, но она взяла ложку и раз за разом сама подносила ее ко рту.

То, чего мы не смогли добиться за месяц, в Центре смогли сделать за неделю.

Макс деликатно оставил меня наедине с мамой, не желая вмешиваться в наш диалог, не желая становиться невольным свидетелем самого личного, что только может быть в жизни — общения матери и дочери. Я обнимала ее, гладила по волосам, чувствуя, как в глубине души вспыхивают первые, очень робкие, очень неуверенные лучики надежды. Пусть хотя бы так, но мама возвращалась к жизни.

Возвращалась ко мне.

Вечером Макс не просто лично проводил меня из Центра, хоть на его лице и явственно читалась усталость, он предложил довести меня до дома на моей машине, а после уехать на такси к себе. Но это было лишним — мне не хотелось доставлять ему еще больших хлопот, чем уже были. Я не боялась его, нет, напротив, в его присутствии все чаще чувствовала себя спокойно и даже безопасно, если о какой-то безопасности вообще возможно думать в моей ситуации.

— Лиана, — он посадил меня в машину, но закрывать двери не спешил, — завтра…. Мама завтра уедет на несколько дней….

— Не волнуйтесь, — перебила я его, — я справлюсь. Во вторник выписывают бабушку, — я вздохнула, — надо… подумать, что сказать ей…. О маме.

— Ты пока не рассказала? — внимательно посмотрел на меня Макс.

Я отрицательно покачала головой.

— Не знаю, как….

— Правдиво, Лиана, — вздохнул он. — Расскажи, как есть. Мы ведь и перед твоей бабушкой двери не закроем, — он потер рукой нос.

— А об остальном как скажу? — опустила я голову. — Ее это убьет….

Он ничего на это не ответил, только снова вздохнул.

— Ладно, езжай. Уже поздно. И…. осторожнее…. На дорогах.

У меня от его слов дрожь по спине прошла, но потом я сообразила, о чем он говорит.

— Буду. Спасибо, Максимилиан, спасибо вам за все.

Он грустно улыбнулся.

— Продолжаешь меня на "вы" звать? Чувствую себя…. старым дедом…. — синие глаза с легкой насмешкой глянули на меня.

— Простите… — я смутилась, — прости… А… — щеки внезапно покраснели…. — сколько вам… тебе…

Он засмеялся.

— 36, Лиана. Мне 36 лет.

Всего на год старше…. — острой стрелой пронзила меня мысль, заставив поморщиться от боли в затылке. Я даже его имени произнести боялась, но все равно каждая деталь рано или поздно возвращала меня к нему.

Макс чуть нахмурился, но больше ничего не сказал, только еще раз пожелал спокойного пути, захлопывая дверь автомобиля.

Я выехала с паркинга и двинулась в сторону шлагбаума, чуть притормаживая и пропуская вперед себя пару автомобилей. Обернулась, глядя на высокую, широкоплечую фигуру, которая глядела мне в след и невольно улыбнулась. Максимилиан словно провожал меня взглядом.

Села, выпрямилась, глядя на темную дорогу впереди себя. Внезапно глаз зацепился за знакомое лицо, промелькнувшее в автомобиле, который я пропускала.

Быстро, я толком не успела разглядеть девушку: светлые волосы, знакомый наклон к рулю. Ни лица не увидела, ни одежды…. Просто что-то знакомое, а что именно так сказать и не могла.

Впрочем, город у нас хоть и большой, но все равно деревня-деревней. Центр оказывал помощь не только мне, уверенна, что многие хоте ли бы попасть туда на реабилитацию. Вполне возможно кого-то из знакомых я там и встречу. Более насущная задача, которая стояла сейчас передо мной — это возвращение в университет, от одной мысли о котором меня бросало в холодный пот.

Я не видела лица, я не слышала голоса. Я могла ошибиться….

Зачем ему это? Для чего?

Я уронила голову на руки.

Что я сделала ему? За что он так поступил со мной?

Эти вопросы не давали покоя, разъедая изнутри не хуже кислоты.

И всё же объяснение с бабушкой прошло, хоть и непросто, но легче, чем я ожидала.

Она молча уселась напротив меня в спальне, сложив руки на коленях, и посмотрела пристально, с тем терпеливым выражением, которое я знала с детства.

— Почему ты ничего мне не сказала? — тихо спросила она. В её голосе не было упрёка, но в глазах сквозила боль, смешанная с сочувствием.

Я отвела взгляд, стиснув пальцы на ткани толстовки.

— Как, бабуль? — выдохнула я, не зная, как подобрать правильные слова. — Ты сама нуждалась в помощи, а мама… — голос предательски дрогнул, и я сглотнула. — Бабушка, я просто не справилась.

Она молчала, но её взгляд не отпускал меня, заставляя говорить дальше.

— Этот Центр… — продолжила я чуть тише, — там она хотя бы будет под присмотром врачей. Там не будет ошибок, нет… никаких записей. Никаких последствий.

Я не уточнила, но бабушка поняла.

Она тяжело вздохнула, провела ладонью по лицу, словно пытаясь стряхнуть усталость.

— Лиана, — мягко, но серьёзно произнесла она, — ты советовалась по этому поводу с Вознесенским?

— Бабуль! Он месяц наблюдал маму и ничего! От его назначений ей лучше не становилось! — мой голос зазвенел от обиды. — А потом она просто ушла. Понимаешь. Ушла в ночь. Одна. Ее сутки искали…. Я… — я закусила губу, стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции.

— Ладно, ладно, — примирительно подняла она ладони, — но ты сама откуда об этом Центре узнала?

— От маминой подруги…. Она с сыном помогали маму искать, — отозвалась я. — Он врач, психолог…. Он понаблюдал ее несколько дней и предложил такое вот решение.

Бабушка недоверчиво поджала губы. Она внимательно смотрела на меня, словно желала прочитать, что стояло за моими словами. Чувствовала, что я что-то недоговариваю. А у меня от этого сердце стучало сильнее. Но я лишь плотнее сжала губы, не собираясь касаться самой страшной темы.

— Но… прости, — продолжила она, медленно подбирая слова, — я никогда раньше не слышала об этой… больнице. Конечно, я давно ушла из медицины, да и психиатрия никогда не была моей специализацией, но… — она тяжело вздохнула, её взгляд снова скользнул по моему лицу, задержался на чуть поджатых губах, на напряжённой линии плеч.

Я не дала ей закончить.

— Я была там, — убеждённо сказала я, почти резко, словно отсекая любые сомнения.

Она слегка приподняла брови, но ничего не сказала.

— Бабуль, я сама всё видела, — продолжила я, стараясь говорить твёрдо, чтобы ни в голосе, ни в выражении лица не отразилось колебание. — Этот Центр… он даже не похож на больницу. Скорее, на санаторий или курорт. Там работают профессионалы, и атмосфера совершенно спокойная.

Бабушка не возражала, но и не спешила соглашаться, словно обдумывая что-то в голове. Её глаза, выцветшие, но всё ещё проницательные, внимательно следили за мной, как будто она пыталась найти в моих словах что-то, чего я не говорила вслух.

Она медленно наклонила голову, будто прислушиваясь к своим собственным мыслям, и вдруг спросила:

— Давно ты эту мамину подругу знаешь? — вдруг спросила она.

— Наталью? — переспросила я, — не очень.

— Уж не та ли это Наталья Владимирова, которая звонила и не отвечала? — прищурила глаза бабушка.

— Да, — вздохнула я. — Бабуль, она единственная, кто реально смог мне помочь. В ту ночь… я была в полиции, но они…. они просто выставили меня на улицу. Я…. не знала к кому еще обратиться… — в груди начал закипать настоящий, невероятный гнев. Я была одна в ту ночь, одна против всего мира. Никто не спешил мне помочь, всем было плевать. А теперь я почему-то оправдываюсь за свои поступки и решения.

— Лиана, солнышко, — бабушка сжала мою руку. — Прости меня, родная моя. Ты столкнулась с чудовищной ситуацией и все сделала правильно. Я не сомневаюсь в твоих действиях…. Но неужели Даша и Лена не были рядом?

— И чем бы они мне помогли? — крикнула я, вскакивая со стула, — чем, бабуль? Бегали бы три курицы по улице и орали бы! И все! И знаешь что, ты забываешь, кажется, что у них есть и своя жизнь! Они не живут моей, они живут своей, бабушка! И живут нормально! А не как я, кидаясь из стороны в сторону и пытаясь хоть как-то собрать осколки!

— Лиана, — бабушка смотрела на меня с болью.

— Что, Лиана, бабушка? Что? Никто не обязан помогать мне или заботиться обо мне, я это прекрасно понимаю. И справляюсь, как могу!

Или как не могу….

— А в ответ слышу, что я все делаю не так! Хорошо, бабуль, скажи мне как?

— Лиана, детка, — бабушка спокойно выдержала мою ярость. — Я не собираюсь тебя обвинять ни в чем. Ты действовала так, как считала нужным в ту ночь… И после тоже. Знаешь, — помолчав, добавила она, — сложно понимать, что ты начинаешь принимать самые важные и серьезные решения без меня. В моих глазах ты все еще ребенок…. Ребенок, нуждающийся в защите.

— Но я больше не ребенок, бабуль, — с горечью во рту ответила я. — И кроме тебя и мамы у меня больше никого нет. И я вынуждена взрослеть настолько быстро, насколько это возможно. Если не веришь мне, давай съездим к маме вместе. Ты познакомишься с Максом и Натальей, сама увидишь Центр.

Она утвердительно качнула головой.

— Хорошо, моя девочка. Хорошо. Давай так и сделаем.

Она задумчиво потерла бровь. Я тоже молчала, ощущая, что хоть она и согласилась со мной, но полной уверенности у нее нет.

Молчали долго, обе не желая нарушать это хрупкое равновесие. Я так скучала все эти дни по бабушке, что сейчас спорить с ней совсем не входило в мои планы.

— Малышка, — внезапно бабуля позвала меня, — слушай… Роменский до тебя дозвонился?

У меня от ее слов потемнело в глазах.

— Что? — переспросила я мертвым голосом.

— Игорь… ваш декан… он дозвонился до тебя? — повторила она, нахмурившись. — Он тебя потерял тогда…

— Когда? — тупо спросила я, чувствуя как язык прилипает к небу.

— Лиана… я так поняла, что он понял, что у тебя случилась беда… в тот день, когда меня увезли на скорой. Он звонил мне дня через три, сказал, что не может с тобой связаться. Я объяснила ему, что ты заболела и потеряла телефон. Дала телефон Клары. Он до тебя дозвонился?

Каждое ее слово кислотой падало на мозг. Проверял жива ли я после? Выжила ли?

— Нет, — ответила коротко и отрывисто, понимая, что могу выталкивать из себя только короткие слова. — Он не звонил….

— Странно, — удивилась бабушка. — Мне показалось, он действительно испугался тогда…

Испугался? Он — испугался?

— Приятный мужчина, — продолжала бабушка. — Впрочем, что от сына Андрея еще ожидать можно было….

Действительно, что?

У меня было странное ощущение, что паук опутывает меня в свою паутину с головы до ног. Что эта паутина уже захлестывает мою шею, не дает мне дышать. Он ясно дал понять, что не только я под его контролем, но и те, кого я люблю.

— Лиана, — бабушка встревоженно, даже пораженно смотрела на меня, — что с тобой? Тебе плохо? Ты вся белая как мел? Лиана….

— Мне… бабуль, горло болит еще…. Можно я лягу?

— Прости, — озадаченно ответила она. — Конечно, ложись. Принести тебе чая или лекарства? Может по спинке погладить?

— Нет! — отрывисто бросила я. — Прости, бабушка, мне правда не очень хорошо.

Она смотрела удивленно, но возражать не стала. Просто поцеловала в щеку и вышла из комнаты, плотно притворив за собой двери.

Я нырнула под одеяло и позволила себе задрожать всем телом.