Паутина

7

Странное это было ощущение — возвращение в университет. Я не была на занятиях всего неделю, а чувство было, что почти год. Все те же лица, все те же голоса, запахи, шум. Все знакомое и такое далекое, словно не касающееся меня.

— Лиана! — Дашка первая заметила, что я вошла в аудиторию. — Давай к нам! — помахала она рукой, подвигаясь на скамье и освобождая место рядом.

Я натянуто улыбнулась, ловя на себе взгляды сокурсников: сочувственные, удивленные, неодобрительные.

— Много пропустила? — тихо спросила у подруг, которые сели по бокам от меня, как бы защищая собой от остальных, не давая слишком сильно давить.

— Да нет, — отмахнулась Лена, — с твоим-то мозгом наверстаешь за пару дней. А конспекты возьмешь у нас.

— Мой мозг сейчас не в состоянии даже два плюс два посчитать, — хмуро призналась я подругам. — Много сплетен ходит?

Лена промолчала, Дашка отвернулась на пару секунд.

— Ходят, — ответила она. — Было бы странно, если б их не было. К счастью, у наших гадюк с пятницы есть более интересный объект для обсуждения. Ты всего лишь дочь профессора, а тут… целый профессор в наличие. Молодой и красивый. Так что выдыхай, бобер. Позубоскалят и успокоятся.

Я невольно улыбнулась. Вот уж действительно — достойный объект. Хорошо, что никто из сокурсников, кроме Дашки и Ленки не был на похоронах.

— Лиан, — тут же спросила Лена, — вы знакомы, да?

— Он — сын папиного друга, — ответила я тихо, чтоб услышали только подруги. — Мы познакомились только накануне… — дыхание перехватило от боли.

— Лен, отвали, а? — рыкнула Дарья, сердито взглянув на подругу. — Реально уже подбешиваешь своим любопытством.

— Я материал для книги собираю, — парировала Ленка, даже глазом не моргнув. — Сами предложили, между прочим.

Она ухмыльнулась, но вскоре её лицо снова стало задумчивым.

— А вообще, дядька не в моем вкусе, — вынесла она вердикт. — Слишком холодный. Глаза… Брр. — Она передернулась. — Как посмотрит, словно льдом окутает. Расчетливый слишком.

— На горячего декана не тянет? — ехидно уточнила Дарья, скрестив руки на груди.

— Ни разу, — фыркнула Лена. — Этот катком по тебе прокатится и даже не обернётся.

Она окинула аудиторию цепким взглядом и усмехнулась:

— Забавно будет за нашими курицами наблюдать — они сегодня снова из юбок выпрыгивать будут.

Она хотела еще что-то добавить, но в это время в аудиторию вошел Шелига, и мы тут же замолчали, готовясь заполнять конспекты.

Не смотря на уверения и помощь подруг к концу третьей пары я чувствовала себя вымотанной в край. Еще никогда учеба не давалась мне так тяжело. Сказывались и усталость последних дней, и шок, который так до сих пор меня не отпустил. Но видела я и другое — многие сокурсники при виде меня недовольно поджимали губы. Кто-то мог даже отвернуться, кто-то — не ответить на приветствие. Последствия раскрытия имени отца проявили себя во всей красе.

Прав был Роменский — люди не любят чужих успехов. А теперь у всех появилась возможность приписать мои достижения влиянию папы, что они с радостью и сделали.

На четвертой паре, как и предсказывала Дашка, настойчивое внимание с меня переключилось на того, кто стоял у доски. Как только он вошел в аудиторию, я краем глаза заметила резкую перемену в атмосфере.

Девушки мгновенно выпрямились, кто-то незаметно пригладил волосы, наклонился ближе к столу, делая вид, что внимательно изучает тетрадь, но при этом приняв наиболее выгодные позы.

Парни, напротив, нахмурились. Кто-то скептически покосился на декана, кто-то сложил руки на груди с выражением «ну давай, удиви меня». Они сразу почувствовали в нем потенциального соперника.

Дарья тихо хмыкнула, Ленка спрятала довольную улыбку, с интересом наблюдая за сценкой в аудитории.

Роменский же даже бровью не повел, хотя я была уверенна — все прекрасно понял. Он скользнул глазами по студентам, на долю секунды остановив взгляд на мне. Но это было скорее констатацией факта, он просто принял к сведению, что я пришла.

Отвернулся к доске и включил проектор.

Лекция потекла своим ходом. Голос Игоря Андреевича был спокойным, размеренным, но не скучным. Он постоянно держал нас на крючке внимания, не давал расслабиться. Он не просто давал материал, он вовлекал нас в диалог, заставляя отвечать на вопросы, заставляя думать, анализировать, искать связи между фактами. Его манера преподавания была далека от монотонных заученных лекций, которые можно было просто записывать в тетрадь, не вникая в суть. Он не позволял нам быть пассивными слушателями. Вместо этого каждое его слово требовало осмысления, каждый вопрос провоцировал размышления, а каждая пауза в речи словно подталкивала к тому, чтобы задуматься и высказать свое мнение.

Я поймала себя на том, что, несмотря на усталость, не могу отвлечься, не могу позволить себе отстраниться от происходящего. Даже если бы я попыталась, мне бы не дали. Роменский легко переключал внимание с одного студента на другого, не давая спрятаться за спинами однокурсников. Его не устраивали дежурные ответы, которые можно было прочитать в учебнике. Он требовал размышлений, личного взгляда, умения аргументировать свою точку зрения.

В аудитории царила особая, напряженная тишина — не та, что возникает от скуки, а та, что рождается от сосредоточенности. Студенты слушали, следили за ходом его мыслей, пытались предугадать следующий вопрос. Я видела, как даже самые равнодушные, те, кто обычно лениво записывал лекции, теперь держали ручки в руках, готовые делать пометки, боясь упустить что-то важное.

Дарья исподтишка взглянула на меня, её губы дрогнули в едва заметной усмешке. Я поняла, что она читает меня как открытую книгу. Ей было ясно, что, несмотря на мое внутреннее сопротивление, я тоже втянулась.

— Так, — он снова обернулся к нам, — кузнечики, какой метод вы выберете для определения уровня экспрессии гена и почему?

Тишина была ему ответом. Даже заинтересованные девушки слегка втянули головы, страшась, что его взгляд упадет на них.

Он быстро обвел глазами зал.

— Романова.

Я слегка вздрогнула, не сразу поняв, что обратился он ко мне и по отцовской фамилии. Подняла голову и встретилась глазами с холодным, отстранённым взглядом темных глаз. Позади раздались приглушенные смешки — кто-то, не знаю кто, видимо радовался моему потенциальному провалу.

Злость захлестнула с головой.

— Количественная ПЦР. Я выберу количественную ПЦР, — сквозь зубы ответила ему.

— Почему? — ровно продолжил он, наваливаясь на свой стол и скрещивая руки на груди.

— Обычная ПЦР покажет только наличие или отсутствие экспрессии гена. Количественная позволяет измерить уровень экспрессии и сравнить его между разными условиями.

— Хорошо, — голос не выражал ничего, он снова отвернулся к проектору и продолжил лекцию.

Я перевела дыхание, испытывая невероятное желание повернуться к недоброжелателям и показать им фак.

— Красиво, — вдруг раздалось у меня над ухом. Лена, даже не поднимая головы от тетради, наклонилась ко мне и, пользуясь тем, что Роменский уже отвернулся, небрежно вскинула средний палец в сторону завистников.

Я не удержалась от улыбки, но всё же погрозила ей пальцем в притворном укоре.

— Пусть подавятся, — фыркнула она, пожав плечами и снова сосредотачиваясь на записях.

Прозвеневший звонок прокатился по залу волной облегчения. Несколько студентов даже выдохнули вслух, а кто-то довольно громко захлопнул тетрадь, намекая, что всё — пытка закончена.

Но Роменский, казалось, вообще не обращал внимания на реакцию аудитории. Он абсолютно неспешно повернулся к нам, словно звонок его вообще не касался.

— На следующей лекции — коллоквиум. Готовьтесь, — холодно произнёс он, глядя прямо в зал, как будто видел каждого из нас насквозь.

В аудитории раздался единодушный стон. Кто-то тихо ругнулся, а несколько студентов обменялись растерянными взглядами.

— Но… — голос с задних рядов прозвучал неуверенно, почти жалобно. — У нас же только третья лекция будет…

Ответа не последовало.

Роменский даже не посмотрел в сторону говорившего. Он просто выключил проектор, собрал бумаги и, не теряя ни секунды, направился к выходу.

Казалось, вопрос о том, справимся мы или нет, его совершенно не волновал.

— Ебушки-воробушки, — прокомментировала Лена, вздохнув, — вот вам, девочки, и красавчик.

Я обернулась к Дарье, а вот она, молча прищурив глаза, смотрела в след ушедшему Роменскому, а потом перевела глаза на меня. И в них я прочитала немой вопрос.