Глава пятнадцатая Тайна крымского ареста

Никто никакой должности, после оправдательного приговора, Дыбенотак и не предложил. Это значило, что отныне он мог убираться на все четыре стороны. То, что произошло с Павлом Ефимовичем дальше настолько невероятно, что во все времена советские историки старались обходить эти события стороной, ограничиваясь лишь общими фразами, или ссылались на официальные воспоминания самого Дыбенко. Но верить мемуарам Дыбенко, как мы уже знаем, нельзя. Ну, а то, что историки обходили стороной описание дальнейших злоключений нашего героя, говорит только о том, что им или не хотелось об этом говорить, или же они ничего не знали. Что же произошло с Дыбенко дальше? Непонятно как, но Павел Ефимович неожиданно оказывается вначале в Одессе, а потом в Севастополе, где возглавил… местную подпольную большевистскую организацию. Вскоре его арестовали белогвардейцы. Но затем столь же неожиданно освободили и переправили в Москву. Согласитесь, здесь что-то не так?

Писатель И.М. Жигалов в книге “Дыбенко” (издательство “Молодая гвардия”, серия “ЖЗЛ”, 1983 г.) сочинил целую поэму о героических подпольных делах Дыбенко в Севастополе в 1918 году. Процитируем некоторые абзацы этих подвигов: “Дыбенко устроился работать на товарную станцию. Весьма пригодилась специальность, приобретенная в Рижском порту. И подрядная работа устраивала, выполнил, что положено, получил деньги и свободен. Установить связь с судостроителями, рыбаками Балаклавы, моряками вспомогательного флота помогли подпольщики… Есть где развернуться. Ряды подпольщиков росли, накапливались силы. Труднее налаживались контакты с боевыми кораблями. Дыбенко жалел, что нет в Севастополе Н.А. Пожарова, он был направлен сюда Центральным Комитетом партии с заданием превратить Севастополь в “Кронштадт юга". “Как проникнуть на боевые корабли? — уже в который раз спрашивал подпольщиков Дыбенко. Неужели эти богатыри немцам достанутся?. Черноморские корабли надо уничтожить!!!” Своими мыслями поделился с подпольщиками. Стали вместе думать, искать выход. Ближе к осени подпольщики Крыма и всей Северной Таврии готовили вооруженные выступления, сил к тому времени набралось достаточно. Уже действовали боевые группы и на некоторых боевых судах, в том числе и на линейном корабле “Воля”. И вдруг стряслась беда. Близ дома, где жил Дыбенко появился подозрительный тип, ходит, высматривает. За улицей установили наблюдение. подпольщики по очереди дежурили, “подозрительный” словно в воду канул. немного успокоившись, Дыбенко отправился в город. “Не могу я прятаться, не для того меня послали! Ночью возвращался с конспиративного совещания (проходило оно в бухте Голландия в штольне). Заметил, будто кто-то прячется в кустах. “Хвост”, - подумал Павел, продолжая идти. Убедившись, что поблизости никого нет, перемахнул через невысокую изгородь, прижался к земле. Дыбенко пробрался на “запасную квартиру”.

Несколько раз менял жилье, однако понял, да и друзья предупредили: немецкая контрразведка напала на его след. А предал Дыбенко русский морской офицер из состава так называемого “колчаковского десанта”, приезжавшего в мае 1917 года уговаривать балтийских моряков признать Временное правительство. Опознал бывшего флотского наркома; ночью, когда Дыбенко возвращался из бухты Голландия, до самого дома крался по следу. Павел понимал, что от шпиков отделаться трудно. Оставаться в Севастополе стало опасно. Товарищи решили переправить Дыбенко в Балаклаву и там укрыть. Подпольщики разработали надежный план: ночью Дыбенко на плоскодонке доставят на рыбацкую шаланду, та в Балаклаву. Не успели. Его поймали. “Руки вверх!” — завопил верзила-жандарм, целясь их нагана, тут же подскочили другие. Дыбенко свалили на землю. “Нет, мерзавцы, так легко я вам не дамся!” Одного ударил в пах, тот только охнул, закрутился на месте, другому кулаком свернул нос. Поднялся во весь рост, схватил шпика за горло, сдавил, крикнул: “Окодевай, иуда!” В этот момент ему скрутили руки, связали и бросили на подъехавшую двуколку. Доставили в городскую тюрьму, начали допрашивать зверски, с пристрастием: били головой об пол, стегали металлическим прутом. Дыбенко сжал зубы, но не проронил ни звука. Дыбенко решил бежать. Ждал случая. Солдат-охранник принес миску мутной похлебки, Павел выплеснул ее в лицо тюремщика, сильным ударом сбил его с ног, сжал горло, отобрал наган, выскочил в узкий коридор и уже добежал до входных ворот. Его схватили, свалили, жестоко избили. Он потерял сознание. Потом заковали в кандалы, бросили в камеру смертников. Очнулся только ночью. Загремел замок. В сознании мелькнуло: “Теперь все…, но товарищей не выдам! Не добьетесь!..”. Затем Дыбенко ночью повезли куда-то на автомобиле. Наш герой уже приготовился принять героическую смерть и в последний раз крикнуть палачам слова проклятья. Но его неожиданно передали немцам, а немцы обменяли большевикам на несколько своих пленных офицеров. Согласно официальной версии этот обмен организовала вездесущая Коллонтай. Все утирают слезы счастья. Занавес.

Итак, в сочинении И.М. Жигалова, перед нами предстает не документальная хроника неких реальных событиях, связанных с Дыбенко, а героическая поэма. Вряд ли сам И.М. Жигалов придумал эпические деяния Дыбенко в подполье, во время пленения и в тюрьме. Дело в том, что большую часть книги И.М. Жигалов писал со слов последней жены Дыбенко З.В. Дыбенко. Сама вдова так же, вряд ли, выдумала, как ее героический супруг хватал шпика за горло, лихо дрался с жандармами и совершал потрясающие побеги. Скорее всего, весь рассказ о героическом поведении Дыбенко в белогвардейском плену рассказал З.В. Дыбенко сам Павел Ефимович. Итак, перед нами версия подпольной работы, пленения, содержания в тюрьме самого Дыбенко.

Но как все обстояло на самом деле? Может быть, Дыбенко действительно развернул активную подпольную работу в Крыму, готовясь взорвать остатки Черноморского флота, действительно был предан подлым офицером-колчаковцем, затем, действительно, как былинный богатырь бился с пленявшими его врагами, действительно выдержал нечеловеческие пытки и почти осуществил неслыханный по дерзости побег. При этом наш герой действительно не выдал проклятым буржуинам, ни военного секрета Красной Армии, ни товарищей-подпольщиков. Даже имени своего врагам не назвал. Если все это правда, то Павел Ефимович действительно герой из героев. Но не будем торопиться.

В архивах, относительно ареста П.Е. Дыбенко, сохранилось три документа. Первое — это письмо самого П.Е. Дыбенко: “Министру внутренних дел Крымского краевого правительства. 8 октября 1918 года. Мне до сих пор не предъявлены мотивы моего ареста, и потому прошу Вас, г-н министр, указать и предъявить мне основания моего ареста и дальнейшего содержания в тюремном заключении. П. Воронов”. Второй документ — письмо прокурора Симферопольского окружного суда: “Дыбенко, назвавшийся Вороновым, был, по указанию русских офицеров, задержан 17 (30) сентября с.г. в Севастополе местной стражей, как известный революционный деятель.” Третий документ — докладная начальника симферопольской тюрьмы на запрос министра юстиции: “Содержащийся во вверенной мне тюрьме Воронов-Дыбенко, согласно распоряжению начальника Крымской краевой внутренней стражи от 1 сего ноября, 3 сего ноября передан немецкому конвою для высылки его из пределов Крыма”. К версии самого Дыбенко эти документы мало что добавляют.

* * *

Попробуем разобраться, что случилось с Дыбенко после оправдания на “народном суде”. Вначале еще раз вернемся к приключениям Павла Дыбенко в 1918 году в Крыму. Итак, непонятно каким образом Дыбенко неожиданно объявляется в оккупированном немцами Севастополе. Кто его туда послал и главное, зачем, совершенно непонятно. Дальше еще круче — недавнего председателя Центробалта сразу же опознает кто-то из бывших офицеров и, разумеется, сразу же об этом сообщает в белогвардейскую контрразведку. После этого Павла Ефимовича арестовывают. По этой причине севастопольским подпольщикам, якобы, не удалось переправить его в… Балаклаву. Для чего Дыбенко надо было переправлять из Севастополя в Балаклаву, никто из историков не объясняет. После содержания в севастопольской тюрьме, Дыбенко перевозят в тюрьму Симферополя, где почему-то передают немцам. Допросы продолжаются еще в течение трех месяцев. Все это время Павел Ефимович держится настоящим героем. Наконец, 3 ноября 1918 года наступает апофеоз — Дыбенко будят ночью, приказывают одеться, затем вталкивают в закрытый автомобиль и «долго везут на большой скорости в сопровождении немецкого конвоя».

Впоследствии Дыбенко будет рассказывать, что его собирались повесить прямо “на центральной площади Севастополя”, возможно, на площади Нахимова, возможно, прямо на колоннаде Графской пристани. Что тут сказать, героическая смерть на героическом месте. Голливуд отдыхает. Поразительно, но заканчивается вся история тоже по-голливудски. Уже приговоренного к смерти, но так и не сломленного врагами П.Е. Дыбенко, в самый последний момент меняют на группу немецких генералов и офицеров. Однако в этой истории возникает немало вопросов. Чтобы посылать Дыбенко в Севастополь, надо было совсем не иметь головы, и тем, кто его посылал, и тому, кто ехал. В то, что Дыбенко после всех своих художеств был. официально направлен большевистским центром руководить крымским большевистским подпольем, я никогда не поверю. Уж что-что, а в деле организации нелегальных организаций, большевики были профессионалами самой высокой пробы, да и кадры для этого имели в избытке. Так для чего тогда отправить на верную смерть (одновременно, заранее обрекая на уничтожение и часть севастопольского большевистского подполья!) прекрасно известного всей стране и, в особенности флотскому Севастополю, политически ненадежного и склонного к предательству недавнего наркома по морским делам, к тому же, еще и совершенно безграмотного в нелегальных хитростях. Неужели в Москве не нашлось более опытного, более надежного и более неприметного?

К тому же большевистским партийным подпольем Дыбенко не мог руководить даже формально, т. к. был с позором изгнан из рядов партии большевиков. Исключение из партии является, как известно, выражением высшей формой недоверия к исключаемому. Как же человеку, к которому нет доверия, можно доверить такое сложное и ответственное дело, как организация партийного подполья в тылу врага? Поэтому я больше склоняюсь к тому, что в Севастополь Дыбенко никто не посылал, а туда он рванул сам. А вот зачем рванул — вопрос!

А вот еще и такая версия, гуляющая на страницах интернета: “После суда большевики направляют Дыбенко на подпольную работу в Севастополь. Здесь он с городским подпольем начал агитационную деятельность среди немецких солдат. Однако контрразведка врага работала четко: уже месяц спустя Дыбенко был арестован и, после неудачного побега из тюрьмы, приговорен к расстрелу. Ему вновь сказочно повезло: в октябре по просьбе его супруги Александры Коллонтай советское правительство смогло обменять Дыбенко на группу пленных офицеров”. В данном варианте Дыбенко, как мы видим, уже вовсю трудится в подполье — агитирует германских солдат за Советскую власть (любопытно, на каком языке?), причем трудится целый месяц и, только после этого, арестовывается. Дальше еще круче — герой бежит из тюрьмы, но его ловят и приговаривают к расстрелу. Но тут… просто сказочное везение — его обменивают.

* * *

Завесу тайны над реалиями подпольной работы Дыбенко в Севастополе в 1918 году приоткрывают показания самого Павла Ефимовича, данные в 1938 году. Обратимся к протоколу допроса от 15 мая 1938 года:

«Дыбенко: В 1918 году я был арестован жандармерией белогвардейского правительства генерала Сулькевича в Крыму, во время оккупации Крыма немцами.

Следователь: При каких обстоятельствах?

Дыбенко: В 1918 году я был послан ЦК партии на подпольную работу, сначала на Украину, а затем в Крым. Я получил явку к члену подпольного большевистского комитета Одессы Елене Соколовской (настоящее имя Соня Мрийская — В.Ш.). Встретившись с ней в кафе на Еврейской или на Польской улице Одессы, я получил от нее дальнейшую явку к руководителю Севастопольской большевистской организации Гулеву с документами (полотнянкой), служившими мне явкой в Севастополе. На пароходе из Одессы я направился в Севастополь и, сойдя на пристань, тут же был арестован белогвардейской контрразведкой. Меня отвезли в тюрьму и допрашивавший меня офицер, фамилии его я не помню, сразу же назвал мою действительную фамилию и цель моего приезда в Крым. Вначале я пытался возражать, однако при обыске у меня в одежде нашли полотнянку с явкой к Гулеву. Тогда я подтвердил, что я действительно Дыбенко. Однако отказался давать какие-либо показания”.

Любопытно, что по дороге в Одессу, в Харькове Дыбенко узнал, что его младший брат прапорщик Федор Дыбенко подался к Петлюре. Это было сильным ударом. Еще бы, брат знаменитого революционера и украинский националист! Дыбенко пытался через местных партийцев выйти на брата, но из этого ничего не получилось.

Но вернемся к допросу 1938 года:

Следователь спрашивает Дыбенко: “Вас судили?

Дыбенко: Нет, я был освобожден, а затем меня обменяли на немецких офицеров.

Следователь: Послушайте, Дыбенко, прекратите Вашу гнусную тактику. Вам не удастся обмануть следователя.

Дыбенко: Прошу мне верить, я не был провокатором».

Здесь явно видно, что Павел Ефимович пытается, не вдаваясь в подробности своего более чем странного обмена, поведать следователю официальную версию чудесного избавления из вражеской неволи. Впрочем, при первом же нажиме он сразу же проговаривается. Следователь еще ничего не спросил Дыбенко о его возможном провокаторстве. А тот уже сам о нем говорит, пытаясь, тем самым, упредить опасный вопрос:

«Следователь: Вы после освобождения остались в Севастополе?

Дыбенко: Да, я остался в Севастополе и установил связь с Гулевым, так как я имел поручение из ЦК обсудить с активом севастопольской большевистской организации планы работы в тылу противника. Я предложил Гулеву созвать актив организации, однако, сумел явиться кроме Гулева только Бекман (член подпольной организации в Севастополе) и вместе с ними я на этом совещании был вновь арестован.

Следователь: И вновь освобожден?

Дыбенко: Да, был освобожден после трех месяцев пребывания в Симферопольской тюрьме.

Следователь: Чем объяснить Ваше первое освобождение в Севастополе после того, как у Вас была обнаружена полотнянка с явкой к Гулеву?

Дыбенко: Я долгие годы думал над этим и кроме, как желанием контрразведки установить мои связи путем наблюдения за мною, ничем не мог этого объяснить.

Следователь: Неужели Вы не видите всей нелепости Ваших попыток скрыть свою предательскую роль в этом деле. Говорите прямо — Вы предали Бекмана и Гулева?

Дыбенко: Я вижу, что дальнейшее мое запирательство действительно нелепо. Как мне ни тяжело, я решил до конца рассказать правду. Я хочу своей честностью и искренностью признаться следствию в моем тягчайшем преступлении перед партией — в моем предательстве… Прошу мне верить, что я решил говорить правду. Когда меня арестовали в первый раз в севастопольской контрразведке генерала Сулькевича, у меня была обнаружена явка к Гулеву. Я подробно рассказал допрашивающему меня офицеру о том, кто я, каковы цели моего приезда в Севастополь. Тут же допрашивавший меня офицер заявил, что при согласии моем выдать большевистскую подпольную организацию в Севастополе, мне пощадят жизнь (так в протоколе — В.Ш.) и освободят. Я согласился с этим предложением и был освобожден со спецпоручением — выявить остальных большевиков в Севастополе, которые проживали на нелегальном положении. Следователь: И это задание контрразведки Вы осуществили?

Дыбенко: Да, эту задачу я выполнил. Я созвал на совещание Гулева и Бекмана, руководивших большевистским подпольем в Севастополе, выдал их жандармам и вместе с ними был арестован.

Следователь: Зачем Вас вторично арестовали?

Дыбенко: Ведущий мое дело жандармский офицер, уже после моего второго ареста в Севастополе, вызвал меня к себе в кабинет и объяснил, что мой арест вынужден необходимостью моей же зашифровки, т. к. в противном случае я был бы разоблачен большевиками, как провокатор. Тут-то мне этот офицер сказал, что он намеревается использовать меня для этой цели и в дальнейшем. Однако я провел под стражей несколько месяцев. За это время я был переведен в Симферопольскую тюрьму в распоряжение германского оккупационного командования. Просидев там некоторое время, я был вызван к одному из немецких офицеров, который был осведомлен контрразведкой Севастополя о моей предательской роли и моем сотрудничестве с контрразведкой. Этот офицер завербовал меня для шпионской работы. Я прошу следствие верить мне, что я сейчас решил честно и до конца правдиво рассказать об этой самой черной странице моей жизни.

Следователь: Изложите обстоятельства Вашей вербовки?

Дыбенко: Как я уже сказал выше, сидя в Симферопольской тюрьме, я был вызван офицером германской разведки, назвавшимся Крейценом, который заявил мне прямо, что если я хочу окончательно искупить свою вину, я должен стать секретным агентом германской контрразведки (так в протоколе — В.Ш.) для освещения Красной армии. В этом случае меня освободят после разгрома большевиков, который, по мнению Крейцена был неизбежен. Мне простят мое большевистское прошлое. Я на этот раз без раздумья дал свое согласие. После этого я дал подписку о своем согласии работать в пользу немцев. Затем через генерала Гофмана — главу немецкого командования на Украине и в Крыму, я был обменен на немецких офицеров и возращен в Советскую Россию.

Следователь: Какие задания Вы получили от немцев при Вашем освобождении?

Дыбенко: Крейцен указал мне, что со мной, уже в Советской России, свяжутся представители германской разведки по паролю: «Привет от Крейцена» и я должен буду их подробно информировать и выполнять задания, которые мне будут поручаться».

* * *

Попробуем теперь разобраться в показаниях Павла Ефимовича Дыбенко. До сих пор ни в одной из биографий Дыбенко я не встречал упоминания о том, что его дважды арестовывали и дважды освобождали. Везде речь шла лишь об одном аресте и об одном освобождении (была еще версия с побегом). Здесь же перед нами открывается совершенно иная картина. И если во втором случае вопросом освобождения Павла Ефимовича занималась лично Коллонтай, и это освобождение осуществлялось через германского генерала Гофмана, то с первым освобождением, как и со вторым арестом, дело, как мы понимаем, весьма темное. Дыбенко в начале допроса пытается уверить следователя, что и в первый раз его также освобождали в обмен на немецких офицеров. Для чего он это говорит? Возможно, в надежде, что следователи сочтут, что второго ареста и второго освобождения просто не было. Но происходит прокол. Следователь уже знает о неком совещании в Севастополе с подпольщиками, которое проводил Дыбенко. Сразу возникает вопрос, когда он его проводил? По приезде в Севастополь, как уже было известно, никакого совещания Дыбенко провести не мог, т. к., по его же словам, был арестован прямо на причале. А после освобождения, по ходатайству Коллонтай, он так же не мог совещаться с подпольщиками, потому что прямо из тюрьмы был в машине под охраной отвезен на линию фронта и там передан представителям советской власти. Возникает законный вопрос, когда же именно Павел Ефимович собирал большевиков-подпольщиков на тайную сходку? Тут-то и всплывает правда. При этом совершенно очевидно, что пленные немецкие офицеры и Коллонтай к первому освобождению никакого отношения не имеют. Представьте, что большевики на самом верху договорились с немецкими верхами об обмене. Москва передает пленных офицеров, а немцы освобождают Дыбенко, причем, не только освобождают, а оставляют его разгуливать по оккупированному ими Севастополю. Затем они снова садят Дыбенко в кутузку, и снова требуют за него новую партию офицеров. Если бы такое произошло в действительности, то Москва сразу бы, вне всякого сомнения, выступила с нотой протеста, вполне обоснованно обвиняя немцев в дипломатической нечистоплотности и жульничестве. Но ничего подобного, как мы знаем, не произошло. Обмен был произведен честно и быстро, при этом обе стороны остались вполне удовлетворены. Поэтому идиотизм утверждения Дыбенко, что и первый раз его “освободили в обмен на офицеров” был совершенно очевиден следователю. Именно поэтому он вспылил: “Дыбенко, прекратите Вашу гнусную тактику. Вам не удастся обмануть следователя!”

После этой фразы Павлу Ефимовичу стало понятно, что обман не удался. Поэтому ему и пришлось рассказать о том, по какой причине он был освобожден в первый раз. Что-то внятное придумать было уже невозможно — пришлось говорить правду. Итак, Дыбенко выпустили, как живца и с его помощью переловили все руководство севастопольского подполья. Подпольщиков потом всех расстреляли, а Павла Ефимовича снова посадили под арест. Отныне он был уже весьма ценен для немцев. Не каждый день удается завербовать и повязать кровью пусть бывшего, но морского министра новой российской власти, имеющего обширные связи в высшем большевистском руководстве. Теперь немцы должны были ценить и лелеять Дыбенко. Разумеется, ни о каком повешении на площади Нахимова в Севастополе речи и быть не могло. Пчелы не могут воевать с медом. Именно поэтому немцы с такой легкостью обменяли своего нового агента на дюжину фендриков. Операция по обмену была проведена публично и подозрений в предательстве Дыбенко не вызвала. Все всплыло гораздо позднее, когда сам Павел Ефимович, по глупости, проговорился о проведенном им совещании с руководителями севастопольского подполья. Хотел показать себя героем, но оказалось, что сам себя и выдал.

Ну, а как объяснил Павел Ефимович причины предательства? Из показаний Дыбенко во время следствия в 1938 году: “Снятие меня с поста Наркома Морских Сил и посылка на подпольную работу на Украину, а затем в Крым вызвало у меня еще большее озлобление. В этом я видел крах моих карьерных стремлений. В значительной мере это обстоятельство послужило основанием, что я легко пошел на вербовку белогвардейцев в Севастополе и немцами в Симферополе”. Таким образом, по словам Дыбенко, его согласие на сотрудничество с немцами было продиктовано, даже не столько боязнью за свою жизнь, а жгучей обидой на Ленина и Троцкого за то, что те изгнали Павла Ефимовича из наркомовского кресла. Измена стала своеобразной местью Дыбенко своим недавним партийным сотоварищам. Этакая фига в кармане…

* * *

Теперь поговорим вообще о советском подполье 1918 года на юге России. Созданием большевистского подполья на оккупированных немцами территориях непосредственно занимался Я.М. Свердлов, который не питал к Дыбенко никаких товарищеских чувств. Именно он настаивал во время нахождения Дыбенко в Самаре на его аресте, о чем лично и сообщил в Самару по телеграфу. Согласитесь, что в данном случае Свердлов выглядит полным идиотом: то он стремиться, как можно скорее, схватить и арестовать изменника Дыбенко, то через какой-то месяц благословляет на ответственейшую работу в севастопольском подполье.

Вот характеристика, данная Свердлову Львом Троцким: “Это был прирождённый организатор и комбинатор. Каждый политический вопрос представал перед ним, прежде всего в своей организационной конкретности, как вопрос взаимоотношений отдельных лиц и группировок внутри партийной организации и взаимоотношения между организацией в целом и массами. В алгебраические формулы он немедленно и почти автоматически подставлял числовые значения. Этим самым он давал важнейшую проверку политических формул, поскольку дело шло о революционном действии”. И после прочитанного, кто-то поверит, что опытнейший подпольщик, “серый кардинал” РКП (б), гроссмейстер партийной работы, вдруг послал Дыбенко, чтобы тот загубил одну из важнейших подпольных организаций?

Представьте, что в ходе войны Гитлер за измену выгнал из правительства и партии Геринга, да и забросил его к нам в тыл, чтобы тот свастики на заборах рисовал, листовки раскидывал. При этом здоровяка Геринга по карикатурам знал весь СССР. Что было бы дальше? А ничего! «Спалился» бы толстый Геринг на первой же листовке. А ведь Павел Дыбенко в 1918 году был России куда более известен, чем Геринг в 1943 году в СССР. Фотографии Дыбенко печатались тогда во всех газетах. Да и в лицо Павла Дыбенко знал каждый балтийский офицер и матрос, а они к тому времени уже по всей стране разбежались, и любой мог его опознать.

Центром большевистского подполья на юге России была Одесса. Большевики Одессы установили связи с другими городами юга. Развернуло работу большевистское подполье и в Крыму. Основным центром его деятельности стал Севастополь, в котором еще до захвата города интервентами была создана специальная группа по организации подпольной работы. Летом севастопольские подпольщики установили связь с ЦК РКП (б). Реальным, а не надуманным посланцем центра был на юге России Ян Гамарник, возглавивший подпольный Одесский городской комитет партии. Он же координировал и деятельность подпольных большевистских организаций в других городах Причерноморья. При этом Я. Гамарник лично посетил Севастополь и Симферополь, где искал нужных людей, установил связи, проводил совещания, координировал работу.

И еще один немаловажный факт. На момент прибытия Павла Ефимовича в Севастополь, местной подпольной организацией РКП (б) руководили вышеупомянутые большевики О. Вапельник, М. Котнер, Т. Кривохижа, И. Назукин, И. Ржанников. Никто из них с Дыбенко не встречался и не общался, возможно, поэтому и уцелели. Павла Ефимовича же направили на явку к третьестепенным лицам. Сделано это было не без участия Гамарника. Почему он так сделал? Да потому, что не доверял Дыбенко, и оказался абсолютно прав. Почему же он впоследствии не поднял шум и не уличил Павла Ефимовича в измене? Думаю, потому, что немецкие и белогвардейские контрразведчики, оберегая своего нового агента, сделали все возможное, чтобы все за ним “подчистить” и никто бы не смог предъявить Дыбенко никаких реальных претензий. Ну, приехал, ну опознали, ну, арестовали и даже грозили, то ли повесить, то ли расстрелять. Но, в конце концов, обменяли. К тому же последующие сверхбурные события 1919–1920 годов заслонили собой этот эпизод в биографии Павла Ефимовича.

А теперь обратимся к документам. Архивная справка из Центрального Государственного архива ВМФ № 0419 от 21.04.1956 г., запрошенная Генеральной прокуратурой СССР в связи с возбуждением дела о реабилитации П.Е. Дыбенко, гласит: «Сообщаем, что в документальных материалах архива сведений о нахождении Дыбенко Павла Ефимовича на подпольной работе в Крыму в 1918 г. не обнаружено”. Добавлю к этому, что ранее Генпрокуратура СССР делала аналогичные запросы и в другие архивы СССР, по тому же вопросу и с тем же результатом.

Отсутствие каких-либо документов в ЦГА ВМФ об участии Дыбенко в севастопольском подполье 1918 года наводит на грустные мысли. Значит, Павел Ефимович вышел на одесских подпольщиков не по приказу свыше, а почему-то самостоятельно. Затем, опять же, по своей инициативе, взял у них явки севастопольских товарищей, и так же самостоятельно, прибыл в Севастополь, где удивительнейшим образом, сразу же оказался не на явочной квартире, а в белогвардейской контрразведке. Ну, ладно исчезли какие-либо документы, относительно Дыбенко, в белогвардейской контрразведке, но документы ВЧК о посылке столь важного агента, как недавний нарком по морским делам Советской республики, в тыл врага, должны же были сохраниться! Однако и их почему-то нет. Из всего этого следует единственный вывод — никаких документов о посылке Дыбенко на подпольную работу в Крым в природе никогда не существовало.

Кто же реально послал Дыбенко на подпольную работу на юг России? Здесь все биографы Павла Ефимовича умолкают. Потому что никто его ни в какое подполье не посылал. Он сам ушел в подполье, когда Советская власть висела на ниточке, Дыбенко так законспирировался, что никто не знал, куда он девался.

Однако почему же Дыбенко так стремился именно в Крым, почему ему так хотелось именно там кем-то командовать? Оказывается, в действиях Дыбенко была своя логика. Об особой любви Павла Ефимовича к Крыму мы еще поговорим.

Загрузка...