Павел Дыбенко. Невероятные приключения уголовника и революционера

Глава восьмая Корниловский мятеж

Антиправительственное выступление, только что назначенного верховным главнокомандующим генерала Л.Г. Корнилова, произошло на фоне острого общественно-политического кризиса в

России и падения авторитета Временного правительства. В этих условиях Л.Г. Корнилов потребовал отставки правительства и предоставления ему чрезвычайных полномочий. Он выдвинул программу «спасения Родины» — доведение войны до победного конца, переформирования армии, ликвидация революционнодемократических организаций, введение смертной казни и т. д.)

А.Ф. Керенский, в целом, был согласен со многими взглядами Корнилова на положение в стране и пути выхода из него. Но введение военной диктатуры и разгон Совета делало лишним самого Керенского и ставило под угрозу его политическое выживание.

На Государственном совещании, проходившем в Москве 12–15 августа, Корнилов ярко проявил свои политические претензии. Тем временем, положение на фронте ухудшалось. 21 августа германские войска взяли Ригу. Уже в дни Московского совещания начались угрожающие передвижения верных Корнилову частей. Создавался плацдарм для похода на Петроград 26 августа представитель правительства князь Г.Е. Львов встретился с Л.Г. Корниловым, которые передал через него свои условия Керенскому. Условия были решительные и жесткие: объявить Петроград на военном положении, передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего, далее отставка всех министров, не исключая самого Керенского.

Генерал Корнилов

Вечером 26 августа в Кронштадте стало известно, что Корнилов направил пехотную бригаду с артиллерией на Ораниенбаум. Пехотинцы должны были предъявить кронштадцам ультиматум о разоружении крепости и переходе всех матросов и солдат на материк. Данное решение с радостью санкционировал председатель Временного правительства Керенский, наконец-то, решивший, таким образом, разделаться с ненавистным ему флотским гарнизоном. Разумеется, разоружаться и покидать свои насиженные места кронштадтцы не пожелали. Кронштадтский Совет решил послать один отряд моряков для усиления форта Красная Горка и второй для противодействия войскам Корнилова в Ораниенбаум. Кронштадт был приведен в состояние полной боевой готовности, и у посланной в Ораниенбаум пехотной бригады не было никаких шансов принудить к капитуляции эту морскую крепость.

Одновременно началась деятельная работа Центробалта по мобилизации матросов на борьбу с поднявшей голову контрреволюцией. Балтийцы Корнилова ненавидели, так как видели в нем опасность возрождения власти генералов и адмиралов. На совместном заседании Гельсингфорского Совета и Центробалта было решено «считать Корнилова, и примкнувших к нему, изменниками революции и страны и стоящими вне закона». Было решено создать «из своей среды ответственный перед указанными организациями (Гельсингфорским Советом и Центробалтом — В.Ш.) революционный комитет». По существу это был первый ревком в России. От Центробалта в состав первого ревкома вошли матросы Н. Измайлов, А. Баранов, П. Гордеев, М. Торнин-Митрофанов. Одновременно было решено на все корабли в береговые части назначить комиссаров. Отныне предполагалось не выполнять ни одного из приказов командования, не подтвержденных соответствующими комиссарами. По мнению гельсингфорцев это исключало контрреволюционные мятежи на кораблях и в частях. Накануне этих событий состоялись и очередные перевыборы Кронштадтского Совета, в котором большевикам удалось захватить большинство мест.

Вечером 26 августа на заседании правительства Керенский квалифицировал действия Верховного главнокомандующего как «мятеж». Была спешно составлена телеграмма, посланная в Ставку за подписью А.Ф. Керенского, в которой Л.Г. Корнилову было предложено сдать должность генералу А.С. Лукомскому и немедленно выехать в столицу.

Ответом Корнилова на заявления Керенского было формальное объявление войны Временному правительству. Корнилов категорически отказался сдать должность главнокомандующего, а генерал Лукомский принять её. На требование остановить движение корпуса генерала А.М. Крымова, последний телеграфировал А.Ф. Керенскому: «Остановить начавшееся с Вашего же одобрения дело невозможно». Отказался остановить эшелоны и командующий Северным фронтом генерал В.Н. Клембовский.

28 августа последовал указ правительствующему сенату объявляющий Корнилова мятежником и изменником. Со своей стороны, Л. Г. Корнилов заявил, что принимает на себя всю полноту власти. При этом Корнилов обещал «спасти Великую Россию» и «довести народ путём победы до созыва Учредительного Собрания», заявлял о сговоре правительства, большевиков и Германии. Командующие четырьмя фронтами объявили о своей солидарности с Верховным главнокомандующим.

Демонстрация в поддержку Учредительного собрания в Петрограде 5 января 1918 года

Между тем, корпус генерала А.М. Крымова продолжал движение на Петроград. 28 августа войска Крымова заняли Лугу, разоружив местный гарнизон. У станции Антропшино корниловская Туземная дивизия вступила в перестрелку с солдатами Петроградского гарнизона. В условиях угрозы власти правительства Керенский ищет возможности для переговоров, но его отговаривают ехать в Ставку из-за опасности расправы — ходят слухи, что Керенскому в войсках вынесен смертный приговор. Помощь в подавлении выступления правительству предложили Советы. Из левых партий наибольшую активность демонстрировали большевики, рассматривавшие отпор Корнилову, как репетицию собственного будущего военного переворота.

Временное правительство было вынуждено прибегнуть к услугам большевистских агитаторов для контакта с восставшими частями и раздать оружие петроградским рабочим, начавшим формировать отряды собственного ополчения — Красной гвардии. Керенский издал указ об отчислении от должностей и предании суду «за мятеж» генерала Корнилова и его сподвижников.

Наиболее опасными матросы считали подходивших к Петрограду казаков. Распропагандировать казаков 5-й казачьей дивизии был послан член Центробалта Н. Измайлов и член ревкома матрос П. Гордеев. Решено было действовать хитростью. Делегаты направились к казакам, не без труда собрали митинг, где предложили казакам избрать двух человек в ревком. Когда выборы состоялись, Измайлов с Гордеевым предупредили командира дивизии, что отныне он обязан беспрекословно исполнять все распоряжения ревкома и его комиссаров, в противном случае он будет арестован как пособник Корнилова.

В дни корниловского мятежа Центробалт заседал ежедневно. 29 августа для ликвидации мятежа из Гельсингфорса был направлены четыре эсминца, затем еще два — «Разящий» и «Боевой». Помимо этого, из Кронштадта на пароходах в столицу были переброшены около четырех тысяч вооруженных матросов. Разумеется, что реальная боевая мощь матросов минной и артиллерийских школ была почти нулевая. Однако опоясанные пулеметными лентами, с гранатами за поясом, тысячи матросов внушали уважение. Впрочем, и прибыли кронштадтцы в столицу вовсе не для того чтобы участвовать в реальных боевых действиях, а для того, чтобы продемонстрировать свою революционную решимость и Корнилову, и правительству. Из газеты «Рабочий» от 30 августа: «Вчера прибыли из Кронштадта отряды товарищей матросов. Отрадно было смотреть, как эти верные сыны революции, вооруженные с ног до головы, стройными рядами шествовали по Невскому проспекту, вызывая бодрящее настроение у рабочих и явно неприязненное отношение у обычной буржуазной публики, слоняющейся по этой людной улице нашего города».

Пока кронштадтцы демонстрировали свою решимость умереть за революцию, матросы расквартированных в Петрограде гвардейского и 2 — го флотского экипажей начали обыски и аресты казавшимся им подозрительными офицеров. Разумеется, не обошлось без грабежа и пьянок. Несколько десятков случайных офицеров были брошены в застенки. Одновременно матросы взяли под охрану телефонную станцию, почтамт, Смольный и Таврический дворец. По существу власть в столице фактически сама собой перешла в руки матросов. Правительству оставалось лишь ждать, чем все закончится. Победит ли Корнилов или матросы, и какова будет их собственная дальнейшая судьба.

Затем отличился член Центробалта матрос Ф. Кузьмин. Узнав, что в составе 2-го флотского экипажа имеется рота, которая в прошлом году воевала на фронте совместно с ингушами, он во главе этой роты выехал навстречу подходящей к столице Кавказской туземной дивизии. Официально считается, что в результате этих переговоров ингуши и матросы заключили перемирие. Дивизия остановилась, а затем и вовсе отказалась идти на Петроград. По другой версии, одновременно с матросами к ингушам выехали представители правительства, которые выложили перед сынами гор немалую сумму, после чего те и потеряли всякий интерес к происходящему. Последнее кажется автору более правдоподобным, так как те же ингуши — «текинцы» в скором времени показали себя, как самые преданные соратники Корнилова (наплевав на всякую революционную пропаганду), готовые идти с ним до конца.

Как бы то ни было, но продвижение корниловских войск было остановлено 29 августа на участке Вырица-Павловск, где противники Корнилова разобрали железнодорожное полотно. Благодаря агитаторам, посланным для контактов с восставшими частями, удалось добиться того, что те сложили оружие. Генерал А.М. Крымов после встречи с А.Ф. Керенским, застрелился. Л.Г. Корнилов отказался от предложений покинуть Ставку и «бежать», и был арестован. Были арестованы командующий Юго-Западным фронтом генерал А.И. Деникин, генерал С.Л. Марков, генерал И.Г. Эрдели и другие. А.Ф. Керенский объявил себя верховном главнокомандующем. Провал Корниловского выступления имел своим последствием именно то, чего так стремились избежать и Корнилов, и Керенский — приход к власти большевиков. Большевики и Советы в августовские дни выступили в глазах масс как спасители революционной демократии, то Временное правительство и лично Керенский серьёзно дискредитировали себя, продемонстрировав беспомощность и готовность к сговору с «контрреволюцией». Правый политический фланг был разгромлен организационно и дискредитирован морально — для Керенского это означало, в частности, то, что он более не может проводить прежнюю политику и отныне зависит от поддержки Советов. Но сами Советы все более и более переходили в руки большевиков, которые благодаря активной организации сопротивления Корнилову не только полностью оправились и реабилитировали себя в глазах масс после июльской катастрофы, но и перешли в активное наступление. Вскоре Керенский вынужден был освободить из тюрем арестованных большевиков, а так же прекратить гонения на ушедших в подполье. При этом большевикам была предоставлена возможность совершенно легально вооружаться и создавать боевые структуры, чем они и воспользовались, сформировав отряды Красной гвардии. Но помимо большевиков наибольшие политические дивиденды получили в результате разгрома Корниловского мятежа и матросы. Именно они были в первых рядах переговорщиков с корниловцами, именно они в основном и распропагандировали их. При этом общая борьба с контрреволюционерами еще больше сблизила матросов с большевиками. Данный союз обещал России скорые социальные потрясения.

А 31 августа произошло новое противостояние на заседании Центробалта. Да какое! Скандал был вызван желанием большевистской фракции установить контроль над оперативной деятельностью штаба флота. Эсеры, меньшевики и анархисты выступили единым фронтом против своих идейных противников. Дело дошло до рукопашной.

Пока в Центробалте дрались между собой, на кораблях братва снова решила пустить кровь офицерам, причем без всякого на то повода, а просто так, для профилактики. Началось с того, что команда линкора «Петропавловск» приняла на митинге резолюцию с осуждением действий Л.Г. Корнилова. Однако четыре офицера линейного корабля отказались подписаться под этой резолюцией, мотивируя свой отказ, что они не в курсе всех деталей происходящего. Отказ офицеров был расценен матросами как открытая контрреволюция. При этом среди неподписантов были совсем молодые офицеры, не занимавшие сколько-нибудь значительных должностей — лейтенант Тизенко и три выпускника Морского корпуса 1917 года мальчики-мичманы Кандыба, Кондратьев и Михайлов, только несколько дней назад прибывших на корабль. Несмотря на всю абсурдность обвинения, все четверо были приговорены на матросской сходке к расстрелу. Расстрельщиков определили по жребию. После этого конвой с приговоренными высадился на Северной набережной Гельсингфорса и там же расстрелял ни в чем не повинных офицеров.

Жуткая и бессмысленная казнь товарищей вызвала понятное возмущение офицеров Гельсингфорса. Центробалту пришлось начать расследование. На «Петропавловск» была направлена делегация под началом матроса-большевика Н.Ф. Ховрина. Казалось бы, дело было совершенно ясным — на борту «Петропавловска» совершено уголовное преступление, виновные в котором должны быть наказаны как уголовные преступники. Но не тут-то было! Из воспоминаний члена Центробалта Н.Ф. Измайлова: «Расследование показало, что самосуд на «Петропавловске» явление не случайное. А следствие обострения классовой борьбы на флоте, результат безрассудной политики Временного правительства во главе с Керенским, обрушившего репрессии на революционно настроенные команды флота, в том числе на команду «Петропавловска».

Итог работы большевика Н.Ф. Ховрина был таков — матросы в совершенном ими расстреле, совершенно невиновны, так как расстреливали они офицеров не по личным мотивам, а исключительно из-за своей повышенный революционности и классовой ненависти к господствующим классам. И революционность, и классовая ненависть же поселилась в матросских сердцах из-за преступных деяний Временного правительства и мятежных генералов. А потому в расстреле офицеров виноваты исключительно Керенский и Корнилов.

Однако петроградский Центрофлот вынес резолюцию осуждавшую самосуд на «Петропавловске» и потребовал привлечения виновников к самому строгому наказанию. Эта резолюция стала предметом долгих дебатов в Центробалте. Эсеры и меньшевики настаивали на наказании виновных, большевики с анархистами во всем обвиняли только государственную власть. После этого меньшевики обвинили большевиков в заигрывании с преступным элементом среди матросов. Дело опять едва не дошло до драки, после чего председатель Центробалта меньшевик С. Магницкий заявил о сложении с себя обязанностей председателя. Для большевиков демарш противников стал настоящим подарком, т. к. теперь у них появилась реальная возможность протолкнуть в председательское кресло своего представителя.

Одновременно начались выборы во Всероссийский Центральный исполнительный комитет Советов. И здесь не обошлось без матросов. От Балтийского флота были избраны большевики матросы Н. Флеровский и И. Рыбаков, меньшевик И. Куканов, эсер А. Руднев, беспартийные П. Вербитский и Н. Веселков. На этом, собственно говоря, борьба балтийцев против Корнилова и закончилась.

Активность в противостоянии попытке захвата власти Корниловым большевиков, способствовало резкому росту их популярности не только в Петрограде, но и на Балтийском флоте.

По настоянию большевиков — членов Центрофлота и Гельсингфорсского матросского депутатского собрания П. Дыбенко и остальные делегаты были 5 сентября освобождены из “Крестов” с запретом выезжать в Гельсингфорс. разумеется, чрез несколько дней все они были уже там и включились, как в работу Центробалта, так и в подготовку 2-го съезда Балтийского флота.

С середины сентября 1917 года большевики могли уже контролировать и работу Гельсингфорского Совета, хотя еще не полностью. При перевыборах руководящего состава Центробалта, тайным голосованием новым его председателем был избран Ф. Аверичкин, замами А. Баранов и А. Романдин, секретарями — Н. Бурмистров, Ф. Петрушев и А. Солонский. Теперь в составе президиума преобладали большевики и переметнувшиеся к ним беспартийные.

После освобождения, П. Дыбенко доизбрали, как “страдальца за дело революции” в новый состав Центробалта, хотя уже рядовым членом. Однако тот факт, что через А. Коллонтай Дыбенко имел прямой выход на первых лиц партии большевиков, все равно делал его весьма влиятельной фигурой, как в Центробалте, так и в среде матросов-большевиков в целом. Теперь даже ветераны партии, много знавшие о далеко не безгрешном прошлом Павла Ефимовича, помалкивали в тряпочку, чтобы не оказаться за бортом партийного руководства. Поэтому неофициально вся фракция большевиков в Центробалте замыкалась не на Ф. Аверочкина, а на П. Дыбенко.

Вообще создается впечатление, что любое распоряжение правительства вызывало недовольство матросов. Наверное, если бы даже Временное правительство было самым революционным, то оно все равно бы раздражало балтийских матросов просто самим фактом своего существования. Поэтому неудивительно, что когда в начале сентября правительство опубликовало новый декрет о создании «Российской республики» это сразу же вызвало бурю негодования среди революционных матросов. Они заявили, что это «поход против выборных революционно-демократических организаций на флоте». Честно говоря, читая декрет трудно понять, в чем его контрреволюционность. Матросы считали, что в том, что в названии нового государственного устройства отсутствует слово демократичная». Но это не все, матросы требовали, чтобы полное наименование будущего российского государства было следующее — Российская Федеративная Демократическая Республика. Таким образом, матросская братва требовала пересмотра основополагающего принципа создания и построения Российского государства — перехода от унитарного устройства к федеративному, когда регионы получали политическую самостоятельность. Чем это грозило при отсутствии сильной и авторитетной центральной власти говорить не приходится. Требуя федеративности России, матросы фактически требовали ее расчленения, а в перспективе и неизбежного распада и самоуничтожения. Было ли это проявление собственной глупости и упрямства, или исполнением чьей-то чужой злой воли, нам неизвестно. Однако жесткость и своевременность постановки вопроса навевает мысль о не случайности такого демарша.

Разумеется, что эсеры и меньшевики были против федеративности, тогда как большевики приветствовали демарш, стараясь хоть мытьем хоть катаньем, но загнать Временное правительство в угол. Что касается анархистов, то будучи вообще убежденными противниками всякого государства, они, конечно же, были и за расчленение и за самоуничтожение России, видя в этом высшую революционность.

В знак протеста судкомы кораблей, базирующихся в Гельсингфорсе, решили поднять красные боевые флаги и не спускать их до тех пор, пока правительство не утвердит вместо Российской республики Российскую Федеративную демократическую республику. Как всегда в последнее время, первым поднял красные стеньговые флаги «Петропавловск». Это был очевидный шантаж, понятный даже членам Центробалта. Поэтому на очередном заседании комитета там разгорелись горячие дебаты. От «Петропавловска» выступал матрос Хайминов: «Мы являемся инициаторами подъема флагов. Мы подняли флаги с тем, чтобы ни один контрреволюционер не посмел поднять восстание во флоте. Они будут висеть, пока не будут удовлетворены наши требования об установлении настоящей, демократической республики. Не имеет смысла давать доверие Временному правительству, так как нам до сих пор не дали земли и ничего другого. Мы по первому зову пойдем за вами. Смелее действуйте!» В результате долгих споров тридцатью голосами против десяти Центробалт принял резолюцию, в которой предлагал в 8 утра 8 сентября «поднять на стеньгах всех судов Балтийского флота, а также и береговых частях красные флаги и не спускать таковые до установления Федеративной демократической республики».

В ответ Временное правительство отреагировало не лучшим образом. В Гельсингфорс был отправлен карательный отряд в составе резервного Преображенского полка и бронедивизиона. Но отряд до Гельсингфорса так и не дошел, так как его командир генерал Полковников просто не представлял, как ему штурмовать дредноуты. После столь беспомощной попытки навести порядок на флоте, матросы еще больше уверились в своей всесильности.

Спустя некоторое время красные флаги все же спустили. Эсеры и меньшевики дали бой большевикам в Центробалте и добились своего. Сохраняя лицо, центробалтовцы объявили, что «поднятие красных флагов было всего лишь смотром революционных сил флота, продемонстрировавшее его революционное единение»

Временное правительство, обеспокоенное демаршем балтийцев, который произвел большое впечатление на всю Россию, решилось на проведение демократического Совещания, в ходе которого представители всех партий и общественных организаций, профсоюзов, земств, представителей воинских частей России обсудили бы будущее устройство государства.

Казалось, что мера эта правильная и действительно весьма демократичная.

В.И. Ленин, однако, увидел в самой идее совещания серьезную опасность для своей партии, так как в случае выработки принципиального решения о будущем устройстве России и поддержки этого решения всеми слоями общества, идея вооруженного переворота становилась нереальной. Поэтому вождь РСДРП (б) объявил намечаемое совещание «ловушкой со стороны эсеров и меньшевиков». Одновременно большевики отказались в нем участвовать.

Разумеется, вопрос о том, «как нам обустроить Россию» обсуждался и на Центробалте. Как всегда споры были жаркими с переходом на личности. После долгих дебатов матросы большинством голосов решили, что власть в стране должна быть передана Советам солдатских, рабочих и крестьянских депутатов. О демократичности и федерализации России в пылу споров как-то позабыли.

Между тем недавний авторитет большевиков в Центробалте снова стал падать. Это признает член Центробалта матрос-большевик Н.Ф. Измайлов, впоследствии вспоминавший о сентябрьских днях 1917 года: «При каждой своей неудаче эсеро-меньшевистская часть Центробалта обвиняла большевистскую часть его, создавая у масс впечатление о неурядицах в этом революционно-демократическом учреждении флота. Это, конечно, не могло не сказаться на авторитете Центробалта».

Между тем матросская масса требовала все новых и новых шагов в сторону углубления и расширения революции в стране. Воистину в те дни девизом балтийских матросов могли бы стать строки «Есть у революции начало, нет у революции конца.»

Понятно, что по-настоящему политизированной была лишь небольшая часть матросов. Остальные исходили из того, что гораздо лучше митинговать на площадях и ходить с транспарантами по улицам, чем воевать с немцами, подвергая свои драгоценные жизни смертельной опасности.

14 сентября В. И. Ленин решил, что пора начинать новую схватку за власть. В опубликованной 14 сентября статье «Большевики должны взять власть» он писал: «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки».

Новая атака на правительство была хорошо спланирована. Уже на следующий день матросы Кронштадта на 15-тысячном митинге на Якорной площади вынесли пробольшевистскую резолюцию с требованием немедленного созыва 2-го Всероссийского съезда Советов. В телеграмме правительству было и требование освободить из тюрем всех большевиков. Тогда же кронштадтцы вынесли и резолюцию о недоверии Центробалту, с требованием немедленного созыва съезда моряков Балтийского флота. В резолюциях Якорной площади легко угадывается попытка большевиков не только спровоцировать правительство на ответные действия, но и произвести кардинальную перетряску Центробалта, без которой нельзя было рассчитывать на поддержку матросов в готовящемся вооруженном перевороте.

19 сентября объединенное заседание Центробалта, судовых комитетов и матросской секции Гельсингфорсского Совета РСД под председательством П. Дыбенко приняло резолюцию, в которой заявляло, что Центробалт не признаёт власти Временного правительства.