Пелхэм, час двадцать три

Глава 3

— Повернись, я хочу тебе кое-что показать, — произнес чей-то голос.

Когда двери открылись, Бад Кармоди высунулся из окна, чтобы видеть платформу станции «Двадцать восьмая улица». Голос раздался прямо за его спиной. А мгновение спустя что-то твердое уперлось в позвоночник.

— Это пистолет, — продолжил голос. — Не высовывайся и медленно повернись.

Бад втянул голову внутрь. Пока он поворачивался, пистолет не отрывался от его тела, и в конце концов всей тяжестью уперся ему в ребра. Теперь он оказался нос к носу с седовласым плотным мужчиной с цветочной коробкой. Коробку тот прихватил с собой в кабину.

Сдавленным голосом Бад спросил:

— В чем, собственно дело?

— Делай все, как я тебе скажу, — пробурчал мужчина. — Если не сделаешь, тебе будет больно. И никаких штучек, понял? — Он слегка пошевелил пистолетом, ствол прищемил кожу на ребрах Бада, и тот чуть не вскрикнул от боли. — Будешь делать все, как я скажу?

— Д-да, — выдавил Бад. — Но денег у меня нет. Не убивайте меня.

Бад старался не смотреть на мужчину, но стояли они так близко, что избежать этого было просто невозможно. Крупное лицо мужчины со смуглой кожей было покрыто сизой щетиной; не иначе, ему приходилось бриться дважды в день. Светло-карие глаза наполовину прикрывали тяжелые веки. Казалось, они лишены какого-либо выражения и совершенно непроницаемы. К ним не было доступа, — он слышал, что так часто говорили о глазах, — не было доступа к душе. Бад просто не мог себе представить, что такие глаза могут выразить какое-то чувство, особенно сострадание.

— Отойди от окна, — велел мужчина. — Проверь задние вагоны и, если на платформе никого нет, закрой их двери. Только задние. Двери передних вагонов пусть остаются открытыми. Понял?

Бад кивнул. У него во рту так пересохло, что он не был уверен, что сможет ответить, даже если попытается. Поэтому он кивнул ещё несколько раз.

— Тогда давай, — велел мужчина.

Когда Бад повернулся и высунулся из окна, пистолет вновь прижался к его спине.

— Никого? — спросил мужчина.

Бад кивнул.

— Тогда закрывай.

Бад нажал кнопку, двери задних вагонов поезда закрылись и стали на запоры.

— Стой на месте, — велел мужчина, потом высунулся из окна позади Бада.

При этом он плотно прижался к Баду, но, казалось, не обратил на это внимания. Потом посмотрел в сторону головы поезда, и Бад почувствовал на своей щеке его дыхание. Возле первого вагона кто-то разговаривал, глядя в окно кабины машиниста. Это выглядело вполне естественным, но Бад понимал, что это как-то связано с появлением мужчины в его кабине. Потом мужчина у переднего вагона выпрямился.

— Когда увидишь, что он вошел, закрывай и все остальные двери, — приказал мужчина за спиной. Бад увидел, как мужчина вошел в вагон. — Очень хорошо, теперь закрывай.

Пальцы Бада, уже лежавшие должным образом на панели управления, напряглись. Двери закрылись. Загорелись индикаторы.

— Теперь поворачивайся, — буркнул мужчина.

Они снова оказались лицом к лицу. Мужчина слегка подтолкнул его пистолетом.

— Объявляй следующую остановку.

Бад нажал кнопку и произнес в микрофон.

— Двадцать третья улица. Остановка… — горло у него пересохло, голос сорвался и он не смог закончить фразу.

— Повтори, — велел мужчина. — И на этот раз чтобы все было как следует.

Бад прокашлялся и облизал губы.

— Следующая остановка Двадцать третья улица.

— Ну, теперь уже лучше, — заметил мужчина. — А теперь пошевеливайся. Отправляйся через весь поезд в первый вагон.

— Идти в первый вагон?

— Совершенно верно. Иди до тех пор, пока не дойдешь до первого вагона. Я пойду следом, пистолет будет у меня в кармане. Если попытаешься мудрить, стреляю в спину. Прямо в позвоночник.

Позвоночник… Бад вздрогнул. Стальная пуля вопьется ему в позвоночник, раздробит его и лишит Бада опоры, его тело рухнет на землю. Боль будет дикая. Позвонки разлетятся на мелкие кусочки, которые словно лезвия бритвы вопьются во все его тело, во все органы…

— Пошли, — буркнул мужчина.

Покидая кабину, Бад споткнулся о цветочную коробку и инстинктивно протянул руку, чтобы её подхватить. Но, к его удивлению, та практически не шелохнулась. Он повернул направо, открыл аварийную дверь и вышел, мужчина последовал за ним. Оказавшись на переходной площадке, Бад на какой-то миг заколебался, но потом открыл вторую дверь и вошел в следующий вагон.

Двигаясь по вагонам, он не слышал за спиной шагов, но знал, что мужчина держится вплотную и его рука сжимает в кармане плаща пистолет, готовый разнести его позвоночник, как сухостой. Переходя из вагона в вагон, он старался смотреть прямо перед собой…

Поезд тронулся.

У Лонгмена слегка кружилась голова, пока он ждал, когда откроется дверь кабины. Если она вообще откроется. Он в отчаянии ухватился за эту возможность. Может, Райдер, которого он больше не видел, передумает; может быть, произойдет что-то непредвиденное и заставит отменить всю операцию.

Но он знал, знал с такой же определенностью, как глубину своего страха, что Райдер не передумает, что тот сможет справиться с любой непредвиденной ситуацией.

Два мальчика смущенно косились на него, ища у него одновременно поддержки и одобрения. Их невинность и доверие его тронули, он обнаружил, что улыбается, хотя только мгновение назад думал, что совершенно на такое не способен. На миг расслабившись и ответив теплом на тепло, Лонгмен почувствовал себя лучше. Но тут он услышал мягкий шорох за дверью кабины, словно кто-то водил по ней рукой.

Потом щелкнул замок. Долю секунды Лонгмен колебался, пытаясь справиться с паническим позывом бросить все и убежать. Потом поднял свою сумку, открыл дверь и вошел в кабину. Захлопывая за собой дверь, он успел заметить исчезающую в окне руку Райдера с пистолетом и неуклюже полез в карман за собственным, виновато вспомнив, что должен был держать его в руке в тот момент, когда входил в кабину.

Теперь он упер дуло в спину машиниста. Тот обливался потом, и Лонгмен подумал: потом в кабине будет здорово вонять.

— Слезай с кресла, — буркнул Лонгмен, и машинист подчинился с такой поспешностью, что сидение с резким стуком откинулось. — А теперь давай к окну.

В дверь постучали, Лонгмен отпер и заметил, что горят лампочки на индикаторной панели. Райдер открыл дверь, поставил свои вещи на сумку Лонгмена и проскользнул внутрь. Теперь в кабине стало очень тесно, почти не осталось места для передвижения.

— Действуй, — скомандовал Райдер.

Лонгмен протиснулся мимо машиниста, чтобы поудобнее устроиться перед пультом управления. Он уже положил было руки на рычаги, но остановился.

— Не забудь, что я тебе говорил, — повернулся он к машинисту. — Попытайся только нажать на педаль микрофона, и я вышибу тебе мозги.

Все, о чем думал машинист — как бы остаться в живых, чтобы дотянуть до пенсии, но слова Лонгмена предназначались для ушей Райдера. По плану он ещё раньше должен был предупредить машиниста насчет педали, включавшей микрофон, но впопыхах забыл об этом. Теперь он покосился на Райдера в поисках одобрения, но тот оставался невозмутим.

— Начинай, — поторапливал Райдер.

Лонгмен подумал, что вождение поезда — вроде езды на велосипеде или плавания, раз освоенные, они уже никогда в жизни не забываются. Его левая рука самым естественным образом легла на контроллер, правая привычно опустилась на рукоятку тормоза. Но, к его удивлению, прикосновение к рукоятке тормоза вызвало у него чувство легкой вины. Тормозная рукоятка была очень личной вещью. Каждый машинист получает её в первый день своей работы, и он с тех пор хранит её, принося с собой на службу и унося после окончания смены. В каком-то смысле она была символом его профессии.

В голосе машиниста звучал испуг:

— Вы же не знаете, как вести поезд.

— Не волнуйся, — буркнул Лонгмен. — Доедешь целым и невредимым.

Решительно нажав на рукоятку, чтобы отключить специальное устройство безопасности, автоматически останавливающее поезд, если с машинистом что-нибудь случится, Лонгмен повернул контроллер влево, и поезд тронулся. Он вошел в туннель на очень малой скорости — не выше пяти миль в час — и тотчас же, совершенно об этом не думая, стал следить за сигналами.

Зеленый, зеленый, зеленый, желтый, красный…

Рука его ласкала гладкий металл контроллера, с неожиданным веселым возбуждением он подумал, как было бы здорово повернуть контроллер вправо сразу через несколько делений, разогнать поезд до пятидесяти миль в час и помчаться так, чтобы огни мелькали как мерцающие звезды, стены со свистом проносились мимо, сигналы не требовали тормозить, и так влететь на следующую станцию…

Но поездка им предстояла короткая, и он продолжал держать контроллер в крайнем левом положении. Потом прикинул, что от станции отъехали примерно на длину трех поездов, выключил контроллер и закрутил тормоз. Поезд остановился. Машинист взглянул на него.

— Я плавно остановился, верно? — спросил Лонгмен. Он перестал потеть и чувствовал себя прекрасно. — Не толкнул, не тряхнул.

Машинист, охотно откликнувшись на его добродушный тон, широко осклабился. Но он все ещё продолжал потеть, так что даже потемнел комбинезон. По старой привычке Лонгмен проверил сигналы: зеленый, зеленый, зеленый, желтый. В открытое окно тянуло знакомым запахом сырости.

Голос Райдера вернул его на землю.

— Скажи ему, что от него требуется.

— Я забираю тормозную рукоятку и ключ заднего хода, и хочу, чтобы ты отдал мне ключ от сцепки вагонов, — сказал Лонгмен к машинисту. Потом извлек из гнезда ключ заднего хода и протянул руку. Машинист с тревогой покосился на него, но, не говоря ни слова, выудил из обширных карманов комбинезона ключ от сцепки. — А теперь я ухожу из кабины, — продолжал Лонгмен, и сам ощутил удовольствие, услышав как спокойно звучит его голос. — И не вздумай что-нибудь затеять.

— Я ничего не буду делать, — заверил машинист. — Честно, ничего.

— Лучше и не пытайся, — Лонгмена наполнило чувство собственного превосходства. Хотя тот и ирландец, но слабак, совсем не боец. И так испугался, что готов был напустить в штаны. — Помни, что я тебе говорил насчет радио.

— Очень хорошо, — одобрил Райдер.

Лонгмен сунул рукоятку тормоза и массивные ключи в карманы плаща. Потом проскользнул мимо Райдера и лежавших на полу сумок и вышел из кабины. Мальчики с благоговением смотрели на него. Он улыбнулся им и подмигнул, а потом прошелся вдоль вагона. Кое-кто из пассажиров покосился на него, но без всякого интереса.

— Повернись спиной, — велел Райдер. — Лицом к окну.

Машинист испуганно поднял глаза.

— Пожалуйста…

— Делай, как я сказал.

Машинист медленно отвернулся к окну. Райдер снял правую перчатку, сунул в рот указательный палец и извлек сначала из под верхней и нижней губы, а потом и из-за щек марлевые тампоны. Потом скатал их в комок и сунул в левый карман плаща. Из правого кармана он извлек нейлоновый чулок с прорезями. Снял шляпу, натянул чулок на голову и, когда прорези оказались против глаз, снова надел шляпу.

Вся эта маскировка была уступкой требованиям Лонгмена. Что касалось его самого, Райдер был убежден, что вряд ли кто-нибудь в поезде, кроме машиниста и кондуктора, обратит на них внимание до того, как они наденут маски. А если кто это и сделает, полиция первой согласится, что нетренированные простые горожане просто не способны описать человека. Даже если машинист с кондуктором окажутся более наблюдательными, нечего опасаться, что они составят толковые словесные портреты.

Тем не менее, он не стал спорить с Лонгменом, отвергнув только самые трудоемкие затеи. И в результате маскировка свелась к очкам Лонгмена, седому парику Стивера, фальшивым усам и бакенбардам Уэлкама, а сам он скрыл худобу лица с помощью марлевых тампонов.

Сейчас он легонько тронул машиниста за плечо.

— Теперь можешь обернуться.

Машинист взглянул на маску и отвернулся, решительно, но несколько запоздало демонстрируя, что его совершенно не интересует, как Райдер выглядит. Райдер ухмыльнулся и подумал, что это можно расценить, как дружественный жест.

— Скоро тебя вызовут по радио из центра управления. Не обращай внимания. Не отвечай. Понял?

— Да, сэр, — с готовностью кивнул машинист. — Я же обещал, что не стану прикасаться к радио. Я готов сотрудничать, — он замялся. — Лишь бы остаться в живых.

Райдер не ответил. Сквозь лобовое стекло виден был уходивший вдаль полутемный туннель с яркими точками сигнальных огней. Он отметил, что Лонгмен остановил поезд в каком-то десятке шагов от аварийного силового шкафа.

— Они могут говорить что угодно, — не унимался машинист. — Я буду глух и нем.

— Помолчи, — буркнул Райдер.

Пройдет ещё пара минут, пока в диспетчерской не начнут беспокоиться, потом свяжутся с центром управления и сообщат: судя по сигналам, на всем перегоне путь свободен, но поезд стоит.

Для него, подумал Райдер, это будет всего лишь вступлением; пока ему остается только наблюдать за поведением машиниста. Уэлкам на своем посту сторожит заднюю аварийную дверь; Лонгмен движется к кабине второго вагона; следует полагать, что Стивер с кондуктором идут вдоль поезда. Он безоговорочно доверял Стиверу, хотя мозгов у того было куда меньше, чем у прочих. Лонгмен интеллигентен, но трусоват, а Уэлкам опасно разболтан. Пока все идет гладко, это не страшно. Если же что-то пойдет не так, эти слабости дадут о себе знать.

— Диспетчерская вызывает поезд Пелхэм Час Двадцать Три, диспетчерская вызывает поезд Пелхэм Час Двадцать Три. Ответьте, пожалуйста.

Нога машиниста непроизвольно дернулась к педали, которой наравне с кнопкой на микрофоне можно было начать передачу. Райдер пнул его в лодыжку.

— Простите, это чисто машинально, нога сама дернулась… — машинист сглотнул слюну, на лице его застыло смущение, столь глубокое, что больше походило на раскаяние.

— Пелхэм Час Двадцать Три, вы меня слышите? — Голос в динамике сделал паузу. — Пелхэм Час Двадцать Три, ответьте. Говорите, Пелхэм Час Двадцать Три.

Райдер отключился от этого голоса. Сейчас Лонгмен должен быть в кабине второго вагона, дверь должна быть заперта, а рукоятка тормоза, ключ заднего хода и ключ от сцепки вагонов вставлены на места. Расцепка вагонов, даже если принять во внимание ржавчину, не займет и минуты…

— Диспетчер вызывает Пелхэм Час Двадцать Три. Вы меня слышите? Ответьте пожалуйста, Пелхэм Час Двадцать Три… Отвечайте, Пелхэм Час Двадцать Три!

Машинист взглянул на Райдера, явно призывая к действию. В какой-то момент его чувство долга и возможно, страх, пересилят боязнь за жизнь. Райдер решительно покачал головой.

— Пелхэм Час Двадцать Три. Пелхэм Час Двадцать Три, какого черта, куда вы пропали?

Пока Лонгмен шел через вагон, лица пассажиров сливались у него в глазах в неясную безликую массу. Он не осмеливался смотреть на них из боязни привлечь к себе внимание, несмотря на заверения Райдера, что для того, чтобы его заметили, нужно как минимум пройтись по потолку («И даже тогда, — говорил Райдер, — большинство будет делать вид, что ничего не случилось»).

За его приближением с ядовитой ухмылкой наблюдал Уэлкам, и, как всегда, один его вид заставил Лонгмена занервничать. Тот был каким-то странным, почти маньяком. Возможно, именно потому его вышвырнули из мафии?

Когда Лонгмен подошел, Уэлкам уже не ухмылялся и продолжал подпирать дверь. На какое-то мгновение Лонгмену показалось, что Уэлкам не отступит, в нем стала подниматься паника, как ртуть в термометре. Но потом тот шагнул в сторону и с насмешливой ухмылкой распахнул дверь. Лонгмен глубоко вздохнул и шагнул вперед.

Между вагонами он остановился и посмотрел на проходившие под стальными плитами переходной площадки толстые кабели, по которым электричество поступало от вагона к вагону. Распахнулась дверь во второй вагон, и он увидел, что её придерживает Стивер. Рядом жался перепуганный молодой кондуктор.

Стивер протянул Лонгмену ключ от двери, отобранный у кондуктора. Лонгмен отпер дверь кабины, вошел внутрь, запер дверь и положил руку на пульт. Потом поставил ручку тормоза на место и выудил из кармана ключ заднего хода. Этот ключ размером примерно в пять дюймов представлял из себя начищенную до блеска рукоятку, вставлявшуюся в гнездо контроллера. Теперь в зависимости от положения ключа заднего хода можно было двигать поезд взад и вперед. И, наконец, он вставил ключ от сцепки, очень похожий на ключ заднего хода, только с несколько меньшей головкой.

Если не считать вагонного депо, машинисту редко приходилось расцеплять поезд или двигаться задним ходом, но и то и другое было достаточно несложно. Лонгмен повернул ключ сцепки, и сцепка между первым и вторым вагоном разъединилась. Потом он поставил ключ в положение «задний ход». Затем установил контроллер в исходное положение. Разомкнутая сцепка мягко разошлась, и девять вагонов поезда двинулись в обратном направлении. Когда до станции на глаз осталось метров 150, он плавно нажал на тормоз. Поезд остановился. Лонгмен снял рукоятку тормоза и оба ключа, сунул их в карманы и вышел из кабины.

Тут и там некоторые пассажиры зашевелились, раздраженные задержкой, составлявшей уже несколько минут, но, похоже, всерьез ещё никто не встревожился. Казалось, не вызвало беспокойства и то обстоятельство, что вагон двинулся в обратную сторону. Но, конечно, это должно встревожить диспетчерскую. Он мог себе представить, что там творится.

Стивер придержал для него аварийную дверь. Он вышел на подножку переходной площадки, расположенную очень низко, чтобы облегчить возможность выйти из вагона, и спрыгнул на бетонный пол туннеля. За ним последовал кондуктор, потом Стивер. Они быстро зашагали по туннелю к первому вагону. Уэлкам открыл дверь, вышел на площадку, нагнулся и протянул им руку, чтобы помочь подняться.

Лонгмен с облегчением отметил, что он не стал валять дурака.