— Ты вообще собираешь вещи? — спросил Эрик через неделю.
В этот момент я как раз нарезала помидор для салата, рука дрогнула, и я полоснула ножом по пальцу.
Очень вовремя.
Подставив руку под холодную воду, я ответила:
— Потихоньку. Ты же говорил, что въехать туда можно будет в конце августа.
— Я поторопил Ирину. Документы уже готовы. На следующей неделе мне передадут ключи.
Кто бы сомневался.
— Значит, соберусь в быстром темпе, — улыбаюсь я, когда он приближается ко мне. Ловлю его озабоченный взгляд и отвечаю, — Порезалась.
— Дай поцелую и все пройдет, — лукаво улыбается Эрик и берет мою руку.
Нежно целует несчастный онемевший палец, потом второй, третий, а после всю ладонь покрывает поцелуями. Он прокладывает дорожку своими сухими губами по моему запястью, поднимается по предплечью и останавливается. Довольно смотрит на новую татуировку, и прикладывает свою руку к моей, с точно такой же.
Знак бесконечности. Живой и живая.
Я прижимаю его к себе, и он усаживает меня на столешницу. Я угодила прямо на сок от помидор и поморщилась, чувствуя, как мои джинсы намокают.
— Ты меня испачкал, — шепчу я, когда он приближает лицо для поцелуя.
— Сними их, — он дергает пуговицу джинсов и плавно расстегивает мою ширинку, — Ты же знаешь, я люблю смотреть на тебя без одежды.
Это правда. За эти два месяца я наконец — то перестала стесняться собственного тела. Он изучил каждый мой шрам, каждую впадинку и много раз говорил, что не видел ничего красивее. Я поверила ему. Он никогда не врет.
Эрик мягко приподнял меня и спустил джинсы мне на берда. Потом отстранился, стягивая их с моих ног. Через мгновение, он стоит передо мной, я обнимаю его ногами за талию, и мы дышим в друг друга.
— Как же наш ужин? — шепчу я, когда он принимается за мою футболку, снимая ее, чем заставляет меня поднять руки.
— Я не хочу есть, — отвечает он и целует меня в губы.
Я никак не могу привыкнуть к его поцелуям. Точнее, я к ним привыкла, но их действие вызывает нереальный щенячий восторг внутри. У него всегда мягкие губы, чуть суховатые, но горячие. Он давно перестал целовать меня изучающе, теперь он меня знает, знает каждую клеточку и знает, как довести меня одним поцелует до сумасшествия.
Вот и сейчас, он целует, одной рукой расстегивая мой лифчик, а второй распуская мои волосы. Они падают прохладной волной на плечи, и он зарывается в них лицом.
— А чего ты хочешь? — спрашиваю я.
— Я хочу тебя, — шепчет он, проводя своими горячими губами по моей шее, и спина покрывается мурашками.
Мне не нужно много времени, чтобы дотянуться до его брюк, и вот ремень летит на пол, пуговица поддается моим пальцам, ширинка с визгом расстегивается, и я спускаю с него штаны. Я принимаюсь за рубашку, расстегиваю только пару верхних пуговиц и тяну ее вверх, снимая через голову. Эрик довольно смеется и покрывает поцелуями мою грудь, потом возвращается к шее и татуировке с грехами. Не знаю почему, но он всегда это делает, аккуратно целует каждую птицу, словно боится, что они улетят под большим напором.
Одежда снята и валяется кучками на полу. Мы абсолютно голые, на его кухне, в его квартире. Ничего и никого нет рядом. Мы здесь и сейчас, любим друг друга, наслаждаемся друг другом, медленно, как будто это последнее мгновение нашей жизни, и мы хотим получить все сполна. С моих губ срывается стон, когда он медленно берет меня, потом еще один, когда он кусает меня за шею, и еще, и еще. Я задыхаюсь, но не от приступа паники или воспоминаний, а от удовольствия. Мое тело рассыпается на миллион кусочков, разлетается под его руками и губами. Я беру все, что он дает мне без остатка, он поглощает все от меня, и это прекрасно.
Потом мы стоим в ванной и хохочем, поливая друг друга то горячей, то холодной водой. На полу огромная лужа, но нам плевать. Эрик закутывает меня в белое пушистое полотенце и вытирает капли, стекающие с моих волос. Потом он забрасывает меня к себе на плечо, и тащит в спальню, где мы, так и не поужинав, падаем без сил на кровать и засыпаем.
Кошмар подкрался неожиданно и в тот самый момент, когда я его совершенно не ждала:
Слишком много света в глаза. Вроде бы осень, но день такой солнечный, что впору на пляж в купальнике.
— На следующей неделе мои родители приезжают, — говорит Март, пока я перестраиваюсь в потоке.
— Отлично. Ты знаешь, я всегда им рада.
— Они тебе тоже. Я подумал, может быть, сходим куда — нибудь вдвоем?
Я пожимаю плечами, отчаянно пытаясь всматриваться в дорогу, но из — за солнца приходится щуриться. Даже козырек не спасает.
— Можно. А куда ты хочешь?
— В кино, например. Нет?
— Ты приглашаешь меня на свидание? — я невольно улыбаюсь.
— Ага. Ты мне отказываешь? — Март смеется.
— Ммм, все зависит от фильма и afterparty.
Март кладет руку мне на ногу, и проводит ладонью вверх по берду, задирая платье.
— Afterparty может быть, — он замолкает и гладит меня большим пальцем, — Горячим.
Я улыбаюсь и убираю его руку.
— Не отвлекай. Я за рулем.
— Да ладно тебе, давай подурачимся, — смеется Март, снова положив руку на мою ногу и пробираясь выше. Я чувствую тепло его руки в одном не очень пристойном месте и шумно выдыхаю.
— Март!
Он отстегивает ремень безопасности и тянется к моим ногам. Я пытаюсь оттолкнуть его, но он только смеется и целует меня в шею.
Я вздрагиваю и морщусь от сигнала, который посылает машина о том, что пассажир не пристегнул.
Пип — пип — пип — пип — пип.
Так пронзительно.
Пип — пип — пип — пип — пип.
Почему — то я слышу крик. Я смотрю в зеркало заднего вида и понимаю, что кричу я.
— Дана! Дана!!! — Эрик трясет меня за плечи, а я продолжаю кричать.
— Дана, я здесь! Я с тобой!!! — гремит он, поднимая меня и укладывая к себе на колени.
Я кричу, громко и пронзительно, но не отбиваюсь. Мой визг заволакивает разум, стоит звоном в ушах. Он отражается от стен комнаты и возвращается ко мне эхом. Я кричу, а Эрик качает меня на коленях, гладит по голове и тихо шепчет:
— Все хорошо, Дана. Все хорошо.