Перевоплощение

ПРЕДЫДУЩИЕ ЖИЗНИ БУДДЫ

Согласно доктринам буддизма, тот, кто достиг высшего состояния Будды, сохраняет память о своих прежних существованиях. В беседах со своими учениками Просветленный объяснял им доктрину повторного рождения, ссылаясь на собственные прежние воплощения. В соответствующей литературе содержатся сведения о пятистах пятидесяти воплощениях Будды.

Более ста тысяч лет тому назад в Индии жил ученый и добродетельный брамин по имени Шумеда. Этот мудрый и праведный человек, размышлявший над тайной повторного рождения, посвятил свои будущие жизни поискам того знания, которое привело бы к освобождению от цикла необходимости. Шумеда рассуждал так: «Почему бы мне прямо сейчас не отделаться от всякого оставшегося во мне зла и не войти в нирвану? Но да не будет позволено мне сделать это только ради самого себя, пусть лучше мне будет позволено однажды достичь безграничного знания и благополучно переправить множество существ на корабле доктрины через океан повторного рождения к другому берегу».

Чтобы суметь вызволить все создания из кабалы закона повторного рождения, тот, кому суждено было стать Буддой, выказывал желание повторно родиться на каждом плане жизни, или на каждом ее уровне, при этом рождался не только в образе человека, но и воплощался также в дэву, животное и даже дерево. Именно по этому поводу сказано: «Нет в земном мире ни единой частицы, где Будда не пожертвовал жизнью ради живых существ».

В центре Явы, в долине, окруженной действующими вулканами, стоит Боробудур, один из самых величественных буддийских храмов. Длина каждой стороны этого грандиозного сооружения пирамидальной формы составляет более пятисот футов, а в центре возвышается башня высотой более 150 футов. Галереи храма украшает чрезвычайно сложный горельеф, отображающий эпизоды из предыдущих жизней Будды.

На одной из картин его жизни, теряющейся во мраке времени, Будда изображен в образе черепахи, везущей на своем панцире к берегу моряков, которые потерпели кораблекрушение. И хотя многие сцены носят явно мифологический характер, свидетельствуя исключительно о благочестии древних яванских скульпторов, смысл того, что они подразумевают, все-таки сохраняется. Всевышний везде изображен только как слуга или учитель своих меньших собратьев.

В «Джатаках» описывается то время, когда будущий Будда воплотился в королевского слона и в этом воплощении спилил свои огромные бивни в угоду одной завистливой женщине. Позднее она, перевоплотившись, стала учеником Будды и достигла святости.

Последним его воплощением перед тем, как он достиг состояния Будды, был царь Вессантара, о чьих добродетелях подробнейшим образом рассказывается в «Джатаках». Царь правил страной в течение многих лет и прославился благочестием и щедростью, а после его смерти тот, кто был избран Буддой, удалился на небеса Тушиты ожидать своего последнего рождения.

Когда Будда достиг преклонного возраста и силы начали его оставлять, ученики, не в состоянии скрыть удивления, спросили его, почему столь великий и образованный человек не наделяется силами, чтобы он мог продолжить свою работу, ведь все в нем нуждались и ему не было замены. Птицы садились ему на плечи, и дикие звери выходили из джунглей и собирались вокруг него, чтобы послушать его речи. И как позволено было ему, столь добродетельному и преисполненному мудрости, столь благородному и кроткому в каждом своем поступке, покинуть их навсегда?

Собрав их всех вокруг себя, учитель объяснил, что нет никакого иного спасения от законов жизни и смерти, кроме конечного перехода в нирвану. Будь то добродетельный человек или порочный, оба они должны в конце концов сойти в могилу. Мудрость не наделяет бессмертием тело, она возвышает сознание, даруя понимание и терпение. Затем он поведал им, что эта его жизнь была последней, что он исполнил предназначение своего бытия и сдержал обет. Все потоки его прошлой кармы, все, что осталось от прежних существований, встретились и смешались в его теперешнем теле, и он должен вытерпеть их до конца.

Обращаясь к ученикам, Будда напомнил им, что он не всегда был таким добродетельным. За ним тянулась вереница бесчисленных жизней себялюбивых и необразованных людей. Он совершил бесконечное число ошибок, а поэтому именно теперь, приближаясь к нирване, он должен выполнить требование закона и исправить ошибки со страданием и смирением. Освобождение приходит только в конце цепи существований. Так продолжая беседовать с учениками, он, как записано в «Кальпалате» Кшемендры, многое рассказал им о своих прежних жизнях и перешедшей от нас карме. Когда-то в далеком прошлом его звали Сарватой. Будучи одержимым жаждой наживы и желая получить наследство, он убил своего сводного брата. Свой рассказ он заключил словами: «Так вот, именно я переносил тяжесть этого греха в предыдущих рождениях, и даже теперь я несу на себе его последнее пятно».

Еще в одной жизни Будда был купцом по имени Артхадатта, которому принадлежал корабль, полный богатых товаров. Другой купец, потерявший свое богатство, так сильно завидовал Артхадатте, что попытался потопить его корабль, пробив дыры в его обшивке. За это Артхадатта убил его.

В другой жизни он был весьма дурно воспитанным мальчиком, которого звали Чапалакой. Однажды в селение, где он жил, пришел один праведник. Повстречавшись с ним на улице, мальчик грубо выбил из рук старика миску для подаяний, да еще принялся насмехаться над ним. Вот почему, как объяснил Будда, он в тот день вернулся из деревни с пустой чашей для сбора пожертвований.

В следующий раз он воплотился в человека по имени Бхарадваджа. Его брат был архатом и своим добросердечием и мудростью заслужил всеобщее уважение и любовь. Доброе имя брата вызывало в душе Бхарадваджи такую бешеную зависть, что он принялся злословить на его счет с намерением погубить репутацию праведника. Эту вину, как объяснил Будда, тоже надо было искупить, вот почему некоторые люди, не знающие о Законе, дурно о нем отзывались.

Еще одну жизнь он прожил как Мринала, человек злой и порочный, которого подвергли публичной казни. Потом он явился в образе брамина, подстрекавшего народ к выступлению против архатов. В другой раз он воплотился в человека, которого звали Уттарой, очень любившего посплетничать, а затем родился врачом по имени Тиктамукха, который не стал спасать больного ребенка от смерти только потому, что отец мальчика не оплатил его счет.

Свой рассказ о множестве разных жизней Будда заключил словами: «И хотя теперь я безупречный Самбудда, со мной все же случаются разные неприятности. Мое тело испытывает боль из-за дурных поступков, совершенных мною в прежних рождениях». Эта глава в «Кальпалате» завершается следующим выводом: «Нищенствующие монахи, выслушав повествование почтенного мудреца, поняли, что избежать последствий кармы невозможно».

В тексте этой книги не содержится даже намека на то, что описание прошлых жизней Будды следует рассматривать как аллегорию. Будда рассказывает о своих прежних воплощениях и обо всем, что выпало на их долю. В большинстве буддийских сект эти истории воспринимают буквально, причем основанием истинности этой доктрины послужили каноны, собранные и пересмотренные на Великом Соборе в 250 г. до н. э.

Следует отметить, что нынешние буддийские секты сильно расходятся во мнениях по поводу толкования доктрины. Каждая секта, опираясь на высказывания почитаемых всеми святых, придает особое значение различным аспектам, но, за исключением секты дзен[15], все они согласны с доктриной в принципе.

Секта дзен была основана архатом Бодхидхармой, совершившим путешествие в Китай из индийского университета в Наланде. Впоследствии секта дзен переселилась в Японию, где процветает и по сей день, владея множеством храмов и пользуясь особым расположением военных.

Члены этой секты категорически отвергают концепцию перевоплощения, доходя в своих убеждениях до отрицания Будды как исторической личности. По их мнению, истинный Будда — это достижение просветления, но при этом они отрицают историческую традицию. Согласно учению дзен, рассказ Будды о прежних жизнях носил чисто аллегорический характер и толковать его следует только в метафизическом смысле. Будда как принцип всеобъемлющего просветления присутствует везде и во всем, будучи воплощенным в каждой форме, следовательно, история любого человека может оказаться историей Будды, а всех созданий, существовавших прежде, можно рассматривать как воплощения Будды.

Здесь самое место сопоставить восточную и западную концепции бытия, особо выделив доктрину повторного рождения. Буддизм не предполагает веру в сверхчеловека; в его философии отсутствует идея бесконечного развития индивидуума. Цель направленных усилий каждого человека заключается не в достижении бессмертия, а в погружении в нирвану.

На Западе со времен Платона и до наших дней придерживаются учения о бессмертии человека, ожидая того дня, когда духовная эволюция завершится появлением богочеловека и в конечном итоге даже достижением состояния бога. Индивидуум, постепенно достигая некоторого величия, все же остается самим собой. Богоподобным он становится, проходя в процессе эволюции через разные высшие формы.

На Востоке вечность проявляется через человека. Индивидуум перестает существовать, как только в нем, фигурально выражаясь, умрет его собственное невежество. Его личное бытие покоится на комплексе невежества. Не существует никакого бессмертного «я», а само слово «я» — лишь иллюзия.

Несмотря на то что обе школы ведут свое происхождение от благородной традиции арийской мудрости, однажды их пути разошлись, положив начало формированию двух великих цивилизаций — восточной и западной. Западная школа признает перевоплощение как способ раскрытия индивидуума, а восточная — как средство его уничтожения.

Происходящее в наши дни смешение Востока и Запада породило неизбежную путаницу, которая заставила обе стороны пойти на компромисс, хотя и вполне понятный, но все же неудачный. На Западе начало этому компромиссу было положено еще в первом веке христианской эры, когда закон и вера вели борьбу за господство над человеческим разумом. С позиции сегодняшнего дня вопрос следовало бы сформулировать так: каков должен быть статус доктрины прощения греха в мире, управляемом непреложным законом? Правильно ли, что новый завет отменил старый закон? Возможно ли вообще хоть какое-то изменение или преобразование универсального закона под влиянием человеческого желания, веры или надежды? Желание человека верить часто приводит его к принятию несовместных доктрин.

В этом отношении есть что поставить в упрек и Востоку. Простой философский агностицизм Будды был слишком труден для среднего восприятия. Люди хотели надеяться, они жаждали магических слов, которые очистили бы их от собственных злодеяний. Закон Будды предназначался для архатов, для тех, кто вступил на путь, отрекся от мира и посвятил себя достижению нирваны. Остальным доктрина, должно быть, казалась ужасной или немного жестокой. Человек был полностью предоставлен самому себе. Он сам распоряжался своей судьбой и мог либо возвеличить себя, либо погубить, у него не было бога, которому он мог бы молиться, не было дэв, чтобы помочь ему справляться с делами, — только закон, только причина и следствие, приказ поступать надлежащим образом. Полное отсутствие красочности и храмов с богато украшенными алтарями, никаких праздников и торжеств и никакой святой воды, чтобы смыть с себя грехи, — только проживание человеком неисчислимых жизней, которые будут такими, какими он их сделает сам, только счета к оплате и мужество продолжать борьбу под бременем кармы.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что простая доктрина Будды практически сразу же подверглась серьезным изменениям. Каким образом его агностицизм породил несметное количество богов — это вопрос, относящийся к истории. Люди, искавшие легких путей, отвернулись от закона и обратили свои взоры к священнику. Древний буддизм почти полностью утрачен, ибо человеческий разум оказался неспособным вынести простую истину.

На Западе сложилась несколько иная картина. За упадком мистерий последовали столетия, лишенные какой бы то ни было философии и насквозь пропитанные одной лишь слепой верой в невидимую суть вещей, и поэтому закон перевоплощения пришел на Запад как философия, как подтверждение уже сложившейся веры. Те, кто приняли этот закон, с радостью вплели его в причудливую ткань собственных воззрений и доктрин с той лишь разницей, что на Западе цепь повторных рождений завершается не нирваной, а превращением в сверхчеловека. Мы все верим в то, во что хотим верить, и те, кто хотят стать бессмертными, стараются поверить в бессмертие как в реальность.

Согласно учениям Азии и некоторых мистических христианских сект, перевоплощение и карма означают примерно одно и то же, различны только конечные цели.

И если восточные представления при их осознании оказываются более зрелыми и благородными, чем западные, то причина этого, видимо, кроется в древности Востока. Азия в своей истории пережила множество верований и пресытилась самой мечтой о жизни. Для того, кто жил долго, долгая жизнь мало что значит; так и миру, много пережившему, много страдавшему и смягченному веками бытия, наша западная любовь к жизни может казаться слегка ребяческой. Восток уже был великой цивилизацией, когда мы еще жили в пещерах, а эпоха упадка началась на Востоке задолго до цивилизации Европы. Он пережил жизнь, знавал гораздо большие глупости и безумства и умеет быть терпимым к новому миру, которому еще предстоит многое узнать. Восточный святой более не живет в этом мире, он мечтает о пространстве и покое и знает, что однажды и мы начнем мечтать о том же, когда наша культура станет древней, устанет и потеряет интерес к факту бытия. Буддийскому архату в его одеянии цвета шафрана не нужно ничего из того, о чем мечтаем мы. Он не жаждет ни богатства, ни власти, ни почестей. Он стремится только к нирване, которая является для него поистине концом ожидания.