Перстень шаха

Спецзадание

Однажды мне предложили выполнить весьма неординарное поручение. Не скрою, польстило, что предложение исходило от высоких инстанций по линии прокуратуры и МВД. Но такие задания обычно поручают «агентам», а какой же я «агент», когда сам столько лет проработал оперативником? Но когда мне объяснили, что нужно сделать, я понял -- дело серьезное. По собственному опыту работы с агентурой знаю, что она у нас слабая, «агенты», как правило, люди морально опустившиеся и далеко не каждый из них смог бы это задание выполнить. Меня же заверяли, что с задачей справлюсь. Но для этого меня надо было... арестовать и поместить вначале в ИВС (изолятор временного содержания), а потом в СИЗО (следственный изолятор). Прежде же чем «арестовать и поместить» нужно было разработать «легенду», то есть основание -- за что меня арестовали и посадили.

А еще ведь надо было не забывать, что после выполнения этого задания мне вновь придется продолжать свою служебную деятельность. Как потом объяснять этот «арест» коллегам по службе, ну и вообще? Думается, что своим замысловатым предисловием я уже заинтриговал читателя. Ну а теперь перейдем к делу.

В 1995 году в следственный изолятор Воронежа была доставлена группа бывших работников милиции, которые до ареста грабили склады воинских частей, совершали убийства, занимались разбоями. Часть из них сидели в СИЗО Москвы, другие -- в Ростове, а некоторых доставили в Воронеж. Были среди них братья Ивницкие из Эстонии, дознаватель по дорожно-транспортным происшествиям из Мичуринска Алферов. Последний входил в банду Ивницких, сопровождал их машины, помогал им. Так вот, с Алферовым был якобы связан некий высокий чиновник Воронежской областной администрации. Предполагалось, что этот чиновник даже является дальним родственником Алферова. Со всем этим мне следовало разобраться, то есть, или подтвердить, или опровергнуть эти данные. Внести ясность тут должен был сам Алферов, но к нему еще надо найти подход.

А теперь вернемся к «легенде», то есть к тому, за что меня можно было бы арестовать. Я внес свои предложения Фролову Александру Васильевичу, который в то время занимался в областной администрации организацией борьбы с коррупцией и другими подобными вопросами. Ранее, как известно, Фролов вел дело ГКЧП, потом работал областным прокурором. Мы были знакомы, и Фролов считал, что с поставленной задачей я справлюсь. Арестовать меня должны были за превышение служебных полномочий. В детали я вникать не буду -- делалось-то все это для проформы. Если же вкратце, то мое «превышение» заключалось в следующем.

Некто Сотников пригонял в Воронеж из Германии бэушные машины и реализовывал их тут. Продавал машины через лиц весьма сомнительной репутации. Среди них, к примеру, были: Селиверстов Вадим по кличке Селиверст, только что освободившийся из мест лишения свободы, где сидел за убийство, братья Титовы по кличке Бусые, Кравченко по кличке Кравт, Головин -- Голова и еще несколько подобных типов. Один из братьев Титовых был даже «смотрящим», то есть авторитетом среди своих коллег по ремеслу.

И вот Сотников пожаловался, что машины они у него взяли, а деньги не отдают. Когда я стал заниматься этой шарагой, то установил, что машины они получили от Сотникова для продажи добровольно. Обо всем этом я ему напомнил. Он, кстати, и сам допускал нарушения при продаже машин. Но не буду лезть в дебри.

И по «легенде» вот такая завертелась с этими машинами бодяга, в ходе которой я что-то там недопроверил и где-то злоупотребил служебным положением. По идее, этого было вполне достаточно, чтобы меня арестовать. И меня арестовали, но -- для выполнения поставленной передо мной задачи.

Вначале меня доставили в изолятор временного содержания, где я должен был провести двое-трое суток. Я как оперативник не раз бывал в ИВС и в СИЗО, знал обстановку и понимал, как надо себя вести в этих учреждениях, знал, что слабину допускать нельзя, иначе сокамерники на твой горб заберутся и станут во всем понукать. Там совсем другая жизнь, и проходит она по другим понятиям, где в человеке ценят прежде всего силу духа.

Мое пребывание в этих местах предполагалось кратковременным, поэтому особых переживаний не было. Надо было выполнить задание и чем быстрей, тем лучше. В изоляторе временного содержания меня поместили в камеру, в которой находился бывший работник ОБЭПа (служба по борьбе с экономическими преступлениями). Он кого-то подстрелил и все время страшно переживал. Говорю ему: ну чего ты хнычешь? Скажи, что подстрелил по неосторожности. Он же все отрицал, хотя факт имел место. Вот и психовал, волновался. Но мой совет ему пришелся кстати: вскоре его освободили под подписку. Но к моему заданию это никакого отношения не имело.

Нужное количество дней в ИВС прошло, и меня перевезли ночью в СИЗО, где поместили в 55-й камере. Как раз в этой камере и находился Алферов, которого мне было поручено раскрутить. Кроме Алферова в камере сидели: бывший участковый инспектор Коминтерновского РОВД, застреливший двух граждан, бывший работник спортивного общества «Динамо», застреливший своего должника, бывший следователь прокуратуры из Москвы, а также бывший военнослужащий внутренних войск, зарезавший двух солдат-сослуживцев, и еще один, тоже бывший, сотрудник транспортной милиции, находившийся ранее в розыске за неуплату алиментов. Вот такое было окружение. Все в основном -- бывшие работники милиции, и многие из них -- убийцы. А меня, как вы помните, «арестовали» за превышение служебных полномочий.

Из всех сокамерников меня интересовал только Алферов. Как сложатся наши с ним отношения? Как примут меня остальные? Я об этом много думал. Надо было как-то войти к ним в доверие, но не переборщить.

Да, вот еще одну деталь вспомнил. Бывают у каждого из нас иногда, так сказать, парадоксы в жизни. Меня в камеру, к примеру, сопровождал Василий Осадчий, бывший сотрудник патрульно-постовой службы Советского РОВД. Он безусловно меня хорошо знал, но и я знал, что это за человек. А человек он был, на мой взгляд, с ненормальной психикой и весьма злой. Так вот, в СИЗО Осадчий работал охранником, а по зэковскому жаргону -- пупкарем, то есть водил-выводил зэков. Меня он, насколько я догадывался, побаивался. Когда вел в камеру, я его тихонько так предупредил, чтобы не мельтешил у меня перед глазами и держался подальше. Он промолчал, но намек, думаю, понял. Это к слову.

В камере я оказался в два часа ночи. Позже узнал, что надо мной спал как раз Алферов. Узнал потом и про остальных сокамерников: кто они и за что сидят в следственном изоляторе.

А пока, положив голову на тощее подобие подушки, прикидывал: ведь и соседи небось ворочают мозгами, что я за фрукт такой и за что посажен? На данный вопрос, если его кто-то задаст, я продумывал разные варианты ответа, но остановился на одном. Скажу: а ты чё, следователь? Мне казалось, что такой тон будет самым подходящим. Надо выглядеть эдаким ушлым, прошедшим огни и воды, а не каким-то болтуном. За что меня взяли, и вовсе трепать языком не собирался. Да, они тут почти все убийцы, а меня «закрыли» и шьют «палку» за превышение служебных полномочий, и что с того?

В камере слышалось похрапывание, кто-то тяжело ворочался: ночной сон у каждого свой. Я тоже, несмотря на разные переживания и необычность обстановки, тюремный, ни с чем не сравнимым затхло-вонючий дух, малость прикорнул. Проснувшись, не вставал, лежал и думал. Пробивавшийся через зарешеченное окошко мутный рассвет кое-как очерчивал внутреннюю убогость камеры. Вскоре ее обитатели завозились, задвигались: кто к параше, кто ополоснуть водой лицо. Все делалось молча, кряхтели, кашляли. Они молчат, и я молчу. Знаю по рассказам, что кто-то из слабаков делает в камере уборку, кто-то докладывает при проверке об обстановке за прошедшую ночь. Для человека это лишняя обуза, но куда денешься, если действительно показал себя слабаком, мямлей. Не исключаю, что кто-то из таких слабаков попытается свою обузу перевалить на меня -- новенького несмышленыша. Надо будет тогда сразу, как говорится, дать по мозгам, и так, чтобы больше свой нос никто не совал. Это уж точно сработает на мой авторитет.

Спавший наверху завозился, потом спустился на пол. Был он крупный, далеко не хилый. Его сосед тоже встал. Они о чем-то между собой переговорили. Ко мне не обращаются, разве что бросят взгляд, -- но так, как бы мимоходом. Слышу запах -- чай заваривают. Все почти молча. А затем тот, что спустился с верхней койки, пригласил меня на чай. Я не спешил, но потом все же согласился: почему бы и не почаевничать? Поднялся, сел рядом. Теперь-то мы оглядели друг друга, и, кажется, я произвел нормальное впечатление. Даже не спросили, за что погорел, а сам я не распространялся.

Наконец поднялись все -- скоро покамерная проверка. Ко мне подсел, как я потом узнал, «двойной убийца», тот самый, что зарезал сослуживцев. Завел базар, что при проверке каждый должен представиться. «Ты ж новичок, вот и доложи, что разместился нормально, встретили нормально, и вообще, проблем в камере нет, все живы-здоровы...» Я вижу, что он разводит -- «Ишь ты! Доложи!» -- и пятерней его за нос -- хвать и рявкнул:

-- Да ты сам-то понял, чё сказал?!

-- Всё, всё, я доложу, я! -- завертелся хитрец-мудрец, махом смекнув, что не на того напал.

Все кругом засмеялись. Получилось комично и забавно, «народу» понравилось. «Ага, -- думаю, -- не на дурачка напал. Я тебе не Вася Пупкин. Раз лоб подставишь, так и будут потом по нему щелбаны отвешивать».

Получилось так, что после утреннего чаепития я сблизился с Алферовым и с тем сокамерником, что был с общества «Динамо». Алферов, подсев ко мне на койку, хмыкнул:

-- Ты, я вижу, малый не дурак.

-- И дурак немалый, -- ответил я в тон.

-- Здорово за сопатку цапнул, -- хмыкнул Алферов. -- Чувствуется хватка.

-- Да уж, -- «поскромничал» я, поиграв бицепсами.

Так началась моя жизнь в камере следственного изолятора. Периодически, как и положено, меня выводили, якобы на допросы. В камеру я возвращался спокойным, хотя и бурчал под нос, что ничего «у них» не получится. А вообще-то больше валялся на скрипучей койке. Молчал на верхней койке и Алферов, мы точно «проникались» друг к другу. Иногда он подсаживался ко мне, и мы о чем-нибудь негромко разговаривали. Я ему «по секрету» открыл, за что меня накололи. При этом вполне натурально возмущался.

Говорил, доказывал, убеждая его, что меня выпустят, а кто-то за это еще ответит. Время тянулось медленно, тягуче. О чем только не передумаешь, отключившись от камерного окружения и убожества. И все-таки дни, хотя и медленно, но шли. Один, второй, третий... Мне казалось, что Алферов мне уже доверяет, а это главное. Какой же будет развязка? О себе-то он пока почти ничего не говорил. Чувствовалось, что ищет связи с волей. Каждый раз после моего «допроса» участливо спрашивал:

-- Как там? Чего-нибудь прояснилось? -- Я пожимал плечами: мол, пока все без толку, и ждал того самого ночного часа. Почему ночного? Потому что освободить меня должны тоже ночью: привезли ночью и увезут ночью.

И этот момент настал. От дежурного позвонили, чтобы через час я был одет и готов к выходу. Как только поступил сигнал, я сказал сокамерникам: «Ребята, кажись, я свободен».

И все бросились писать записки на волю, чтобы передать их со мной. Написал что-то и Алферов. Эту записку, а точнее, письмо, я сунул в воротник дубленки. Все остальные не особенно и прятал. Обычно перед тем как выпускать, человека раздевают догола, чтобы не пронес каких-либо посланий на свободу. У меня с этим, сами понимаете, все прошло нормально. В общем, на десятый день отсидки я был освобожден с кучей записок и писем, по которым в Москве раскрыли несколько ранее совершенных убийств. Что же касается письма Алферова, то по нему было установлено имя того «крутого» чиновника, который ему помогал, но человек этот оказался из администрации Тамбовской области. Путаница была в том, что фамилия, имя и отчество чиновника из Тамбова полностью совпадали с «ФИО» чиновника из администрации Воронежской области. С моей помощью все это, наконец, прояснилось.

А мне на память осталась бумага об освобождении из СИЗО. На следующий день я уже приступил к своей «основной работе». Что же касаемо разговоров о моем аресте, начальник отдела милиции Центрального района Мухин всех строго-настрого предупредил на одном из совещаний, чтоб никакой болтовни на этот счет не было. Пригрозил наказанием вплоть до увольнения. Всем, конечно, не объяснишь, в связи с чем я «отторчал» десять дней в СИЗО, да я и не собирался никому ничего объяснять. Хотя сплетни ходили разные. Да, совсем забыл сказать, что за успешное проведение этого спецзадания мне вскоре присвоили звание подполковника милиции.