Первая академия. Том 3 (СИ)

Глава 12

Ресторан, где мы ужинали, находился на довольно оживлённой улице, расцвеченной неоновыми огнями и освещённой фонарями, но стоило нам зайти за угол, как мы оказались в мрачном, тёмном переулке. Он как раз подходил для наших целей.

Ну вот, очередная драка без повода, мальчишеские разборки — именно то, чем должен заниматься опытный маг огня. Меня аж досада брала. Всё это просто отнимало моё время.

Нет, повод-то, конечно, был — ссора между князьями Волконскими и Гагариными, но мне эта причина не казалась настолько существенной, чтобы бить и калечить друг друга. Тем не менее, драки избежать не получится.

Я решил, что буду действовать один. Восемь слабых студентов — не проблема. Эфирное зрение давало полное представление о том, с чем мне придётся иметь дело, и опасений это не вызывало. Если будут драться все, то и ректор, узнав об этом, исключит всех, а так достанется только мне. Что сделает Вяземский? Выгонит меня? Много от этого не потеряю.

В прошлом году я стремился попасть в академию, главным образом, для того, чтобы защититься от Шереметевых. Но теперь я не боялся ни Святослава, ни его убийц. Многократно возросшая сила делала меня почти неуязвимым для слабых и средних одарённых. К тому же, если в Москве дела не заладятся, всегда можно отправиться на Урал, где у меня теперь есть и друзья, и завод, и невеста. У Шереметева руки, конечно, длинные, но туда дотянуться непросто даже ему, а у него ещё и дружина сейчас занята войной с горцами на Кавказе.

Поэтому исключения из академии я не боялся.

— Парни, девчонки, отойдите подальше, вон туда, — я указал на глухую стену в стороне от места, где мы находились. — Я сейчас быстро разберусь, и мы пойдём.

— Ты предлагаешь нам стоять в стороне⁈ — возмутился Алабин. — Но господин Волконский оскорбил и меня тоже. Всех нас!

— Вас могут исключить, если ректор узнает. Поэтому не лезьте.

— Так и тебя исключат. Это будет вдвойне несправедливо!

— Мне всё равно, исключат меня или нет. Это не повлияет на мою жизнь, а вам это не нужно.

— Господа, вы там скоро уладите ваши разногласия? — нетерпеливо спросил длинный студент. — Или мы до завтрашнего утра будем мёрзнуть?

— Не волнуйся, не замёрзнешь, я поджарю тебя прямо сейчас, — я отошёл подальше от моих друзей, подзывая за собой противников. — Идите сюда вы все, а вы останьтесь, — тоном не терпящим возражений велел я Алабину и остальным. — Только мешать будете. Покалечу вас ещё ненароком. Отойдите в сторону! Отойдите, я сказал!

— О! Да вы, сударь, рисковый, — усмехнулся Волконский. — Один драться собрались? Жить надоело?

Едва мы отошли от моих друзей, как я ударил огненной волной. Эффект превзошёл все мои ожидания. Пятеро из восьми курсантов отлетели шагов на десять, их пальто загорелись. На ногах остались трое, в том числе сам Волконский. Но я даже опомниться им не дал, сразу же начал быстро-быстро метать обеими руками «стрелы».

Противнику не осталось ничего другого, как закрыться щитами. У Волсконского и у толстого парня слева были прозрачные воздушные полусферы, у третьего — огненная, как у меня.

Волконский первым понял, что долго в защите не простоит и кинул в меня широкое воздушное лезвие, я пригнулся, оно, просвистев над головой, стукнулось о стену ближайшего здания. Тем временем, пятеро студентов начали подниматься, но вторая огненная волна снова всех уложила. Теперь только Волконский остался стоять, остальные повалились на дорогу, а один и вовсе завопил как резаный и стал быстро кататься по асфальту.

Переместившись рывком к Волконскому, я одним ударом пробил его воздушную защиту. Мой кулак впечатался в его живот, а удар в лицо свалил парня с ног.

Поднялся огневик, но получил в рожу сгусток пламени и рухнул на дорогу. А толстяк слева упал, сбитый подсечкой. Я переместился к третьему и уложил его хуком, затем то же самое сделал с четвёртым.

Пятый кинул в меня небольшой заострённый булыжник — видимо, всё, что смог изучить за время своего пребывания в академии, но я легко отбил снаряд рукой и свалил парня с ног, швырнув в него сгусток пламени. Следующий шар огня полетел в шестого.

И тут я заметил, что ребята больше не пытаются сопротивляться. Они поднимаются и пятятся, закрываясь магической защитой, а у одного так и вовсе оказался ожог. У меня появилось ощущение, словно я младенцев в песочнице избил — настолько легко далась победа. А я ведь даже сильные заклинания не применял.

— Ну? Кто ещё? Есть желающие подраться? — крикнул я. — Давай, подходите, не стесняйтесь.

— Святые угодники, сколь же у него силы! — испуганно запричитал один из парней.

— У меня ожог, мне в больницу надо, — простонал другой.

— Да он нас всех сожжёт к чертям! — пожаловался третий. — Пойдёмте уже отсюда.

Волконский спорить не стал. Поднял слетевшую с головы шляпу, глянул на меня исподлобья и, запахнув прожжённое в нескольких местах пальто, кинул своим приятелям: «Идёмте, господа», и быстро зашагал прочь, уводя за собой компанию.

— Поразительно! — воскликнул Алабин и зааплодировал. — Это было великолепное зрелище! Алексей опять всех победил.

И мои друзья захлопали в ладоши, словно посмотрела сейчас спектакль, а не драку.

— Вот это да! Так им и надо! — присоединился к овациям Пашка. — Получили, гады!

— А мы и не знали, что твой дар настолько силён, Алексей, — сказала одна из девчонок, знакомая Саши Бежина. — Где ты научился таким сильным заклинаниям?

— Дар от природы. И тренировки. Без тренировок ничего не будет, — отрезал я. — Пойдёмте уже. Хватит тут торчать. Время позднее, если задержимся, в академии с нас три шкуры спустят.

Все согласились, что надо торопиться, и мы быстро зашагали в сторону противоположную той, куда ушли Волконский с друзьями. Надо было найти такси, их стоянка находилась где-то возле кинотеатра на ближайшем большом перекрёстке.

— Да какое вообще ректору дело, кто с кем дерётся за пределами академии? — недовольно бубнил Пашка, пока мы шагали по тротуару мимо светящихся витрин и разноцветных неоновых вывесок. — Мне скоро двадцать уже исполнится. С кем хочу, с тем и дерусь. Почему сразу исключение? Неправильно это.

— Вопрос неоднозначный, — начал рассуждать Даниил. — Если ты, Паша, ничего не понимаешь, так молчи. С одной стороны, мы действительно должны защищать свою честь, а с другой — есть студенты друг друга будут убивать, император нашему ректору тёмную устроит.

— Не только это, — добавил я. — Ещё и репутация академии пострадают. Если будет много жертв среди студентов, сюда ни один уважающий себя аристократ не отдаст своих детей. А есть люди, кому выгодно, чтобы это случилось.

— Кому это выгодно? Зачем? — удивлённо повернулся ко мне Пашка.

— Затем, что Вяземский со своей академией — большая сила. А если ты силён, то всегда найдутся те, кто захочет тебя ослабить или убрать. Есть люди, которые стоят у власти, а есть те, кто одним своим существованием создаёт им угрозу. Понимаешь?

— Что-то не очень.

— У Вяземского много приютов и учебных заведений для одарённых, да ещё и Первая академия. А одарённые — это будущая стража. Поэтому кое-кто, вероятно, хочет насолить Вяземскому, подмочить его репутацию, а может быть, и отобрать приюты и школы.

— Э… Ну… кажется, что-то понимаю, — проговорил Пашка с ничего не понимающим видом.

— Да понятно всё, — сказал Даниил. — Верно ты рассуждаешь, Алексей. Так оно и есть.

— А почему император порядок не наведёт, если такое творится? — спросил Пашка.

— Потому что настоящая власть сейчас не у императора, а у круга его приближённых, — объяснил я. — Им выгодно, чтобы аристократы друг друга резали.

— А вот это интересно, — вклинился Алабин. — Что за круг приближённых, о которых ты толкуешь, Алексей? Я слышал не раз такие разговоры, и как по мне, их распускаю как раз враги нашего государя, кто Россию хочет развалить, посеяв вражду между князьями.

Прежде я не говорил со своими приятелями о политике, но понимал, что люди должны знать, кто на самом деле узурпировал власть в стране. Однако Алабин придерживался противоположной точки зрения. И в этом не было ничего удивительного: именно такая позиция сейчас и культивировалась официальной прессой. Шереметев, Орлов и прочие заговорщики вовсе не хотели, чтобы их считали врагами государства. Ведь тогда их власть пошатнётся.

— Ну вот смотри, Слава, — сказал я. — Взять хотя бы Святослава Шереметева, главноуправляющего первым отделением. Этот человек имеет тесные связи с герцогами из Баварии, и пытался с помощью их рыцарей захватить некоторые предприятия у нас.

— Это всё ложь, Алексей. Выдумки тех, кто желает гибели нашей стране.

— Да-да, конечно, — меня эта упёртость уже начала раздражать. — А скажи тогда, Слава, что прошлой зимой делали в Ярославле люди некого графа Зейдлица? И почему мне пришлось защищать от его рыцарей свой завод, если Шереметев совершенно никак не связан с баварской знатью? Как ты это объяснишь? Ну, давай, я выслушаю твою версию.

Мы остановились, поскольку уже добрались до улицы, на которой собирались таксисты. Жёлтые машины с шашечками растянулись вдоль дороги, ожидая пассажиров.

— Я ни о чём таком не слышал. Это когда было? — нахмурился Слава.

— В феврале это было. В феврале. Шереметев тогда своих родственников из Баварии вызвал и на меня натравил. Так что не надо судить о том, чего не знаешь, Слава. Понятно?

— А это точно Шереметев был? Может быть…

— Это точно был Шереметев. Я их барона в плен тогда взял и ещё нескольких человек, а с ними были шереметевские дружинники.

— Вот это да, — озадаченно проговорил Алабин. — Не думал, что оно так…

— А теперь можешь подумать на досуге. Давайте по машинам и — в академию, а то до десяти не успеем, будем листья подметать.

Я сомневался, что Волконский или его друзья пожалуются ректору, ведь если всплывёт, что драку затеяли именно они, их тоже выкинут из академии. И всё же мне казалось, Вяземский узнает о стычке, поэтому когда наш надзиратель подошёл ко мне в среду и сказал, что ректор желает меня видеть, я подумал, что вопрос коснётся именно воскресной потасовки с Волконским.

— А, господин Дубровский, проходите, присаживайтесь, — радушно встретил меня Вяземский, сидя в своём рабочем кресле за массивным письменным столом. — Давненько мы с вами не виделись, не общались. Как каникулы прошли?

Я сел на стул возле стены:

— В делах и заботах, ваше сиятельство.

— Поговаривают, на Урале отдыхали?

— Если это можно назвать отдыхом. Так-то да, я был на Урале, выполнял кое-какую работу. Наверное, сами знаете.

— А как ребята поживают? Поступили к вам на службу?

— Поступили и уже начали подготовку. Всё в порядке, пока нареканий нет.

— Ну и замечательно. Этого хватит? Или ещё бойцы требуются?

— Мне сейчас требуется много бойцов и желательно в ближайшее время. А то, знаете ли, надо предприятия свои охранять и в Ярославле, и на Урале. Обстановка напряжённая. Да и Шереметев давно не давал о себе знать. Наверное, готовит что-то.

— Ну тут уж вряд ли могу помочь. Сейчас людей у нас нет. А к следующему лету будут. Поэтому сообщите ваши пожелания, ну и деньги, как обычно, вперёд.

— Да, разумеется, ваше сиятельство. Хотелось бы получить пятнадцать эфирников и пятерых одарённых. Найдутся? Сколь это будет стоить?

— Почему нет? Найдутся. Я вам ближе к Новому году сообщу точное количество выпускников, которых смогу вам выделить, и сумму.

— Буду ждать. А вот ещё такой вопрос. Я бы хотел двух ребят из академии себе забрать. Это мои друзья: Тамара Гаврилова и Яков Березин. Возможно такое?

— Ну, Алексей, это вы далеко заглянули. Они ж ещё… на втором курсе же, так? Им ещё учиться и учиться. Вот когда на четвёртый курс поступят, тогда поговорим и цену обсудим. Что сейчас-то об этом говорить?

— Тогда через два года я напомню, если ничего не поменяется.

Кажется, Вяземский отнёсся с пониманием к моему стремлению забрать к себе в стражу друзей. Да и какой ему смысл отказывать? Ему главное, чтобы деньги платили. Впрочем, сейчас действительно рано было обсуждать судьбу второкурсников. Они могли и не доучиться, да и я — тоже.

— Да-да, напомните тогда… Я вот с вами о чём поговорить хотел. До меня слух дошёл, будто вы Святослава Шереметева на дуэль вознамерились вызвать, и очень этому удивился.

— А, так вам Пётр Петрович сказал? Ну да, собирался. А сейчас, после даже не уверен, стоит ли это делать.

— Почему же? Пётр Петрович отговорил вас, выходит?

— Потому что меня тогда арестуют, и Шереметев со мной, что хочет, то и сделает. А драться на поединке он вряд ли будет. Зачем ему? Он же убить меня хочет, ему на честь плевать. Он на всё пойдёт.

— А идея-то, между прочим, у вас неплохая. Просто к делу нужно с умом подойти, а не так, с наскоку.

— С умом? Это как?

Меня озадачили слова Вяземского. Странно получается, один говорит, нельзя Шереметева вызывать на дуэль, другой говорит — можно. И кого слушать?

— А так. Например, не самому вызывать, а добиться того, чтобы ваш недруг первым это сделал. И чтобы во врем этого рядом людей было не так много, и не кто попало, а кто нужно. Когда вы собираетесь бросить вызов Шереметеву?

— На состязаниях. Он как раз будет присутствовать на открытии.

— Нет-нет, не годится. Там и император будет, и прочие влиятельные господа. Ну зачем? Лучше где-нибудь в сторонке, например, когда он из здания выходить будет или в машину садиться. И желательно, чтобы присутствовали при этом я или Пётр Петрович, или ещё кто-то, кого вы знаете.

— И Шереметев не увильнёт?

— Не думаю. Только вот не знаю, справитесь ли, если этой зимой на поединок его вызовите. Сил хватит у вас?

— Если у Святослава — пятый ранг, тогда хватит. Был уже опыт сражения с пятиранговыми.

— Ну и замечательно тогда! Я в вас верю, Алексей.

— А я предпочитаю опираться не на веру, а на расчёты. Я сражусь с Шереметевым, только когда пойму, что стал сильнее его.

— И это тоже правильно.

— Тогда я подумаю, как лучше сделать. Мне Шереметев уже столько вреда причинил, что я просто обязан сразиться с ним. Гадить исподтишка — недостойно дворянина, а Шереметев только этим и занимается. Хочу честный поединок, чтобы поставить точку в нашей ссоре.

— И я полностью вас поддерживаю в этом. Но пока не торопитесь. Занимайтесь, упражняйтесь, возрастайте в силе. А когда придёт время, я дам вам знать.

Естественно. Что мне ещё оставалось делать? Только тренироваться и развивать свой дар. К Новому году я мог стать сильнее Святослава Шереметева. Если не получу официально пятый ранг — не страшно. Наоборот, так даже лучше, поскольку это введёт моего врага в заблуждение.

Меня удивляло лишь одно: почему Вяземский с таким энтузиазмом ухватился за мою идею взывать Святослава на дуэль? Наверное, тоже хотел от него избавиться, а сам руки марать не желал. А тут я подвернулся. Да многие Шереметева хотели убить. Только вот Святослав тоже не дурак, он может и не согласиться на поединок. А сообщники его — Бельский и Орлов. У Орлова — третье отделение, а у Бельского — полицейское управление. Только сунусь, меня сразу же и повяжут, либо те, либо эти.

В тот же день поздно вечером я снова отправился на тренировку вместе с Тамарой. Обычно мы встречались раз в неделю и ходили на полигон подальше от глаз студентов. Так же сделали и сегодня. Тамара продолжала отрабатывать атаки во время перемещения, увороты и постановку защиты. Хотел научить её пространственным рывкам, но это у неё пока не получалось.

Когда мы шли обратно, у меня опять закрались мысли пригласить Тамару к себе домой, и поскольку мне уже надоело сдерживаться, я всё-таки завёл об этом речь.

— Как смотришь на то, чтобы зайти в гости?

— В гости? Сейчас? — удивилась Тамара.

— Ну да, сейчас. Уже поздно, но время есть.

— Ты меня никогда не приглашал…

— Да, а сейчас почему-то подумал, может быть, посидим вместе, чай попьём, поболтаем. Зайдёшь?

— Я только с радостью. Только не надолго, а то… в общежитие надо.

— Да-да, конечно, не волнуйся. Уйдёшь, когда захочешь.

— Погоди, а как я к тебе приду, если нельзя? Там же у вас охрана…

— Вахтёр-то? Не волнуйся. Он и слова против не скажет.

— А, ну если так…

Мы зашли в подъезд, я дал вахтёру, который меня уже хорошо знал, пятёрку, и он, кивнув, сунув деньги в карман кителя, а мы прошли наверх.

В квартире я поставил кипятиться чайник, включил радио. Тамаре очень понравился приёмник, у неё в приюте никогда такого не было, да и в общежитии тоже. Она сидела и крутила ручки настройки, ловя разные волны, пока я не позвал её пить чай.

— До утра останешься? — спросил я, когда наши кружки опустели, а в чашке не осталось печенья.

— А это… разве можно? — Тамара потупила взгляд.

— Если хочешь, можно всё, — я положил свою ладонь на руку девушки. — Только придётся проснуться рано, пока занятия не начались.

— М-м-м, да? Точно? Тогда я останусь.

— В любом случае, ты вольна поступать, как пожелаешь, — проговорил я, вспомнив, с чего началось наше с Тамарой знакомство. — Силой я тебя не держу.

— Но я желаю остаться, — девушка посмотрела на меня и зарделась.

Я улыбнулся:

— Тогда пойдём в спальню.

Тамара осталась со мной на всю ночь. У неё это был первый раз, но, кажется, всё прошло хорошо. А рано утром, часов в пять, мы проснулись, и я проводил её до общежития. Мы остановились перед входной дверью. Вокруг никого не было. Тамара подошла ко мне вплотную и коснулась своими губами моих губ, улыбнулась и убежала.

Ну вот и нарушил я сразу два своих правила из прошлой жизни, хотя нет, всё же одно, ведь Тамара пока на меня не работала, да и неизвестно, будет ли.

В субботу Комаровский опять подозвал меня на перемене и наедине сообщил, что Вяземский снова хочет меня видеть. Я сразу понял, о чём пойдёт речь: либо о найме стражи, либо о дуэли с Шереметевым. Странно только что встречу ректор назначил не в своём кабинете, а на улице, в сквере перед главным корпусом.

После занятий я быстро нашёл его. Вяземский прохаживался по аллее.

— Добрый день, Алексей, — ответил он на моё приветствие. — Пойдёмте. Вам надо поговорить с одним человеком.

Мы зашагали к воротам.

— Что за человек, если не секрет?

— Да чего ж тут секретничать? Тем более вы с ним уже общались, насколько мне известно. Константин Орлов, главноуправляющий третьим отделением.

— Константин Орлов? Что ему от меня нужно? — это был неприятный сюрприз. С Орловым я вовсе не желал общаться. Одного раза хватило. Да и зачем?

— О, не волнуйтесь, Алексей. Он вас не собирается арестовывать, — рассмеялся Вяземский. — Я ручаюсь. Ну а зачем, он сам вам сообщит.

— Это касается дуэли?

— Да, её самой. Просто поговорите с ним. Ничего дурного он вам не сделает.

Мы вышли за ворота. Неподалёку на обочине дороги стоял большой чёрный автомобиль с массивной хромированной решёткой радиатора и крупными передними фарами, усаженными между обтекаемыми крыльями и длинными капотом.

Возле авто стоял человек в штатском пальто. Он открыл передо мной заднюю дверь, а затем отошёл к носу машины и, заложив руки за спину, стал смотреть вокруг. В салоне сидел уже знакомый мне тучный господин со шрамом и короткой бородкой, облачённый в чёрную форменную шинель, на лацканах которой красовались петлицы третьего отделения.