Первый апостол

Глава двадцать седьмая

Вероккио, все еще сидевший в кафе, толкнул своего спутника и указал на Грегорио Мандино и Рогана, вылезавших из машины на северной стороне Каррер де Валенсия.

— Пора бы уже, — заметил Перини.

Он встал, швырнул на стол банкноту в десять евро и прошел к Мандино.

— Ну? — прошипел тот, когда Перини остановился рядом с ним.

— Оба в музее, — ответил Перини. — Прибыли минут сорок пять назад. У Бронсона в руках была черная кожаная сумка.

Все четверо перешли улицу и направились к музею.

— Итак, вы с Анджелой утверждаете, что мы обнаружили место упокоения апостола Петра и что один из скелетов — тот, который был распят, — принадлежит ему. Правильно я понял?

На вопрос Бронсона Пуэнте беспомощно покачал головой.

— Я католик, — сказал он, — и всегда принимал учение церкви. Мне было известно о скандалах, что были связаны с останками, обнаруженными в Риме, но я полагал, что прах апостола — если он вообще сохранился до наших дней — будет найден где-то в Риме. — Он взглянул на диптихи, затем перевел взгляд на Бронсона. — Теперь я совсем в этом не уверен.

— Возможно, вот что имели в виду итальянцы, — размышлял вслух Бронсон. — То, что останков Петра нет в Риме?

— Нет, — решительно возразил Пуэнте. — Ни факт существования, ни место нахождения останков для церкви принципиального значения не имеют. Под тайной они явно имели в виду что-то другое.

— А второе тело? — спросил Бронсон. — Оно что, действительно принадлежит апостолу Павлу?

— Не исключено. Что касается его, точно неизвестно, где он погиб, зато практически точно установлено, что он был казнен по приказу Нерона в шестьдесят четвертом или шестьдесят седьмом году нашей эры.

— Павел был римским гражданином, — добавила Анджела, — поэтому его не могли распять. Для него было избрано отсечение головы, одна из самых распространенных разновидностей казни, что вполне соответствует характеру найденных нами останков.

— С какой стати Нерон вначале платил обоим деньги, а потом казнил?

— В том-то вся и суть, — отозвался Пуэнте. — Возможно, второй диптих или свиток дадут нам ответ на вопрос.

Предельно осторожными, почти нежными движениями он закрыл первый диптих и положил его вместе с остатками linum в картонную коробку, затем взял второй диптих и в точности повторил те же самые действия, которые незадолго до того совершая с первым диптихом, открыв его и сделав несколько фотографий.

— Второй, — сказал он, — сильно отличается от первого. Перед нами конфиденциальное послание с поручениями от самого Нерона Савлу из Тарса, который иногда именуется как «еврей из Киликии». Оно подписано «SQVET», из чего можно заключить, что Павел принял поручения.

Пуэнте сел в кресло и потер лицо руками.

— В это трудно поверить, — пробормотал он.

— Взгляни на свиток, Хосе, — предложила Анджела, — именно он-то и напугал меня по-настоящему.

Пуэнте отодвинул диптих в сторону, взял маленький свиток и осторожно развернул его. Поднес увеличительное стекло к тексту и начал переводить.

Закончив, он взглянул на Анджелу, побледнев, как смерть.

— Каковы были твои выводы? — спросил он.

— Я прочла только первые строки, в них говорилось о какой-то «Гробнице христианства», в которой находятся останки «обращенного» и «рыбака».

Пуэнте кивнул.

— Этот свиток написан римлянином по имени Марк Азиний Марцелл.

— Мы выяснили, что он выступал в качестве агента Нерона в ряде секретных операций, — добавил Бронсон.

— Именно, — подтвердил Пуэнте. — Из того, что я здесь прочел, явствует, что инициатором всего был сам император и что он был вынужден подчиниться…

— Да, так оно и было, — перебил его Бронсон. — Мы выяснили, что Нерон спас его от смертной казни, на которую его осудили по обвинению в подделке завещания.

— Здесь написано, — продолжал Пуэнте неуверенным тоном, — что христианство — выдумка самого Нерона, нужная ему для каких-то его собственных целей, а двое упоминающихся здесь людей, Петр и Павел, помогали ему в ее распространении.

— Осмотри все здание, — приказал Мандино Рогану. — Начни с террасы на крыше и иди вниз. Я останусь на первом этаже, вдруг они где-то здесь. Когда увидишь Бронсона и его бывшую жену, направь к ним Перини и Вероккио, а сам иди за мной.

— Понял.

Роган проследовал на пустынную террасу на крыше и оттуда стал спускаться вниз, тщательно осматривая все этажи.

— Их нигде нет, шеф, — отрапортовал он, вернувшись на первый этаж. — Может быть, они снова сумели как-то незаметно ускользнуть?

— Только не через главный вход, — возразил Перини. — Мы оба внимательно следили за ним. Они не выходили из музея.

— Здесь есть подвал с частной библиотекой, — заметил Мандино, просматривавший путеводитель по музею. — Они, должно быть, где-то там. Пошли.

Время подходило к закрытию, когда Мандино в сопровождении подручных спустился в подвал музея. Они приблизились к входу, навстречу вышел охранник и поднял руку в знак того, что допуск в библиотеку закончен.

— Убери его, Перини, — шепнул Мандино, когда охранник направился к ним, — но тихо, без лишнего шума, потом запри двери. Нам не должен никто мешать.

Перини вынул пистолет и приставил к животу охранника.

— Вероккио, — сказал Мандино, — а ты реши проблему с администратором. Роган, на тебе киоск с сувенирами.

Под давлением «глока» Перини охранник прошел к главному входу, закрыл и запер двери. Вероккио провел администратора к киоску. Одного взгляда на его пистолет было достаточно, чтобы она отбросила любую мысль о сопротивлении. Два запоздавших посетителя стояли у киоска и оживленно болтали с продавщицей. Рогану не составило труда обезвредить их. Перини вынул пластиковый шнур и протянул его Вероккио, который заставил всех пятерых сесть на пол и связал им руки за спиной и лодыжки.

— В кассе почти нет денег, — дрожащим голосом пробормотала продавщица.

— Мы не собираемся вас грабить, — презрительно откликнулся Перини. — Сидите смирно, не зовите на помощь, и мы не причиним вам никакого вреда. Если я услышу крик, то начну стрелять. Если кто-то из вас пострадает, вы сами будете виноваты. Вы меня поняли?

Все энергично закивали.

Хосе Пуэнте всегда гордился своей верой. Он родился в католической семье и был воспитан в католической религии. Каждое воскресенье посещал мессу. Прочитанное им в тот день в двух диптихах перевернуло все представления Хосе о мире. И он не знал, как поступить. При этом прекрасно понимая, что три артефакта — будь они подлинными реликвиями или искусными подделками, — вероятно, относились к числу самых ценных документов из всех, которые ему когда-либо приходилось видеть.

Когда они услышали звук приближающихся шагов, никто не обратил на него особого внимания. Мгновение спустя дверь распахнулась и в библиотеку вошел Мандино в сопровождении трех крепких мужчин с пистолетами в руках.

— Ну что ж, мисс Льюис, нам довелось снова встретиться, — сказал Мандино, и его голос словно удар грома разорвал гробовую тишину. — А где мистер Бронсон?

В течение нескольких секунд никто не проронил ни слова. Анджела и Пуэнте сидели за столом напротив друг друга, свиток и диптихи лежали перед ними.

Бронсона они не видели, так как он стоял за книжными полками. Услышав голос Мандино, он достал браунинг и проследовал в центр помещения.

Бронсон быстро оценил ситуацию, затем четырьмя стремительными шагами пересек комнату. Телохранители заметили его, но прежде чем они решились на что-то, Бронсон взвел курок — металлический звук показался оглушительным в царившей в комнате гробовой тишине, — левой рукой схватил Мандино за воротник и приставил дуло пистолета к виску итальянца. Затем, не отнимая пистолета, оттащил Мандино от его вооруженных спутников.

— Настало время наконец-то разобраться, что, черт возьми, происходит, начав с того, к примеру, что ты здесь делаешь, Мандино?

Мандино явно был удивлен и растерян.

— Да-да, мне прекрасно известно, кто ты такой, — продолжал Бронсон. — Прикажи своим людям опустить оружие, в противном случае коза ностре придется искать нового «отца семейства».

— А, значит, тот телохранитель проболтался, — догадался Мандино, его голос был на удивление спокоен. — Уберите оружие, — приказал он, потом слегка повернулся в сторону Бронсона. — Я могу удовлетворить вашу просьбу, но это займет много времени.

— Я особенно не спешу, — ответил Бронсон. — Анджела, принеси сюда пару стульев. Поставь их спинками друг к другу.

Он толкнул Мандино на первый из них, а сам сел на второй, приставив дуло пистолета к шее пленника. Роган и двое телохранителей уселись между Мандино и столом, за которым сидели Анджела и Пуэнте.

— Все началось, — произнес Мандино, — в Риме первого века нашей эры, но Ватикан оказался причастен к описываемой истории только в седьмом. Сам я лично никакого отношения к католической церкви не имею, но моя организация связана с ней контрактом, по которому мы должны решить названную проблему для нее. Мафия и Ватикан — две древнейшие организации на территории Италии, и между нами существует давняя традиция сотрудничества.

— Почему-то это меня нисколько не удивляет, — пробормотал Бронсон.

— В первом веке нашей эры римляне в течение нескольких десятилетий не могли подавить сопротивление иудеев, и постоянные войны ослабляли империю. Вместо того чтобы начинать грандиозную военную кампанию и тратить на нее истощенные ресурсы государства, император Нерон решил создать новую религию, основав ее на учении одного из десятков проповедников, бродивших тогда по Ближнему Востоку. Он выбрал римского гражданина по имени Савл из Тарса и предложил ему за определенную плату выполнить это задание. Они решили, что пророк и самопровозглашенный мессия по имени Иисус, умерший несколькими годами ранее где-то в Европе и собравший определенное число последователей в Иудее, является идеальной кандидатурой для этого. Нерон и Савл составили план, по которому Савл должен был заняться распространением новой религии. Предполагалось, что вначале Савл прославится как гонитель христиан. По мере того как последователи Иисуса начнут приобретать определенную известность, он после духовного преображения должен был стать из гонителя активным проповедником новой религии. В результате чего, сделавшись влиятельным человеком в среде исповедующих новую религию, он должен был направить своих последователей-евреев на путь мирного сотрудничества с римскими властями. Савл должен был научить евреев «подставлять другую щеку» и «отдавать кесарю кесарево». Естественно, добиться подобного от евреев одному не слишком известному человеку было крайне трудно. Поэтому Савл решает создать божественный образ Иисуса. Он называет его в своих проповедях Сыном Божьим, приписывает ему рождение от девственницы и воскресение из мертвых, делая упомянутые догматы основанием новой веры. В качестве помощника в распространении нового вероучения Савл взял человека по имени Симон бен Иона, простого и весьма доверчивого, лично знавшего Иисуса, но первоначально считавшего его обычным проповедником. Симон — позднее ставший известным как апостол Петр — также начал служить Нерону. Однако в конце жизни он по какой-то загадочной причине искренне поверил в собственные рассказы. Третьим среди идеологов новой религии был Иосиф сын Маттафии, более известный как Иосиф Флавий. Он присоединился к ним позднее и, насколько нам известно, от всего сердца верил в Христа. Все трое проповедовали учение Савла, пытаясь перетянуть на свою сторону евреев, которые, сделавшись последователями новой религии, стали бы мирным и разумным народом и прекратили бы бессмысленное кровопролитное сопротивление римлянам.

— Вы что, всерьез хотите уверить нас, что основателем христианства был Нерон и что оно ему было необходимо, чтобы успокоить евреев? — шепотом спросила Анджела.

— Именно это я и хочу сделать. В седьмом веке Папа Виталий обнаружил черновик речи, которую Нерон приготовил для произнесения в Сенате, но которой не суждено было там прозвучать. В ней говорилось, что идея создания христианства принадлежит самому императору. Папу Виталия находка ужаснула, и он инициировал длительный поиск других документов, которые могли бы подтвердить или — на что он очень рассчитывал — опровергнуть полученные им сведения.

— И он что-нибудь нашел? — спросил Бронсон.

— Нашел. В связке древних, не подвергшихся каталогизации текстов он обнаружил то, что в Ватикане стало известно под названием «Эксомологезис». Полное название, которое Виталий дал упомянутому документу, звучало как «Exomologesis de assectator mendax» — «Исповедь ложного ученика». Она была написана самим Савлом, и в ней содержалось признание истинности заявлений Нерона.

— О господи! И что сделал Виталий?

— Именно то, что церковь делает с тех самых пор, — спрятал документы. Он составил документ, известный ныне под названием Виталианский кодекс, в котором объяснялось его открытие, и включил в него копию «Эксомологезиса». В Кодекс вошло еще кое-что из черновика несостоявшейся речи Нерона. Там сказано, что тела Савла и Симона бен Ионы после их казни были похоронены в одном тайном месте, которое именуется «Гробницей христианства». В завещании Папы Виталия говорилось, что каждый новый Папа, а также крайне ограниченная группа высших сановников Ватикана должна быть знакома с Кодексом. «Эксомологезис», обнаруженный Виталием, был всего лишь копией, специально подготовленной для Нерона, о чем определенно говорилось в тексте. Папа обыскал все архивы Ватикана и все другие доступные ему источники, но не смог найти следов исходного документа. Начался многовековой поиск реликвии, продолжающийся до сих пор. Виталий завещал уничтожить «Эксомологезис» в случае его обнаружения. Начиная с седьмого века каждый новый Папа посвящался в тайну «Эксомологезиса» в течение первых четырех недель пребывания на папском престоле, но лишь однажды Папа сделал публичное заявление, основанное на его знакомстве с текстом. В начале шестнадцатого века Лев Десятый из рода Медичи, находившийся на папском престоле с тысяча пятьсот тринадцатого по тысяча пятьсот двадцать первый год, произнес таинственные слова, которые, прозвучав из уст первосвятителя Римской церкви, вызвали у многих недоумение: «Этот миф о Христе сослужил нам хорошую службу». На протяжении пяти последних столетий упомянутые слова Папы были предметом горячих споров. Виталианский кодекс хранится в Апостольском пенитенциарии — самом надежном депозитарии Ватикана — в сейфе в запертой комнате внутри другой запертой комнаты. Ответственным за сохранность документа является префект Конгрегации вероучения. У него одного имеется доступ к реликвии, и о ее существовании известно лишь небольшой группе кардиналов, принадлежащих к верхушке сановников Ватикана.

— И что же, по их мнению, произошло с подлинником? — спросил Бронсон.

— Высшие чины Ватикана полагают, что «Эксомологезис», так же как и камень с высеченной Марцеллом надписью, исчез в ходе смуты, последовавшей за изгнанием Нерона из Рима. Потом они переходили из рук в руки, пока наконец не попали к катарам. Свиток и камень со временем стали главными частями в так называемом «сокровище» катаров, спасенном из Монсегюра в тысяча двести сорок четвертом году в ходе Крестового похода против альбигойцев. С тех пор и до того момента, как английское семейство Хэмптонов приобрело виллу в Италии и начало ее ремонтировать, свиток и камень считались бесследно исчезнувшими.

Бронсон сделал глубокий вдох. Вот почему погибли любимая им женщина и его друг. Рассказ Мандино давал ответ на многие вопросы. Однако один оставался без ответа.

— Как вы узнали о гробнице среди холмов?

— В оригинале «Эксомологезиса», в том, который хранился в скифосе, имелся постскриптум. В нем говорилось, что два диптиха — артефакты, подтверждающие текст «Эксомологезиса», — вместе с еще одним свитком спрятаны в месте погребения обоих тел. Там также говорилось, что местонахождение захоронения можно определить по знакам, нанесенным на «камень Марцелла». Вот почему катары так тщательно хранили камень, хотя и не знали, как расшифровать схему на нем. Мне оставалось только идти по вашему следу, Бронсон.

— Откуда вам все это стало известно? — спросила Анджела. — Ведь вы явно не относитесь к числу высших сановников Ватикана.

— Меня подробно посвятил во все детали описываемого поиска предыдущий префект Конгрегации вероучения, — ответил Мандино.

— С какой стати одному из высших кардиналов и членов Римской курии сообщать подобную информацию человеку, не принадлежащему к ватиканской элите? И в особенности связанному с мафией?

— Просто потому, что им нужна была моя помощь в поисках «Эксомологезиса», а я отказывался предоставлять ее до получения полной информации о нем.

Минуту в библиотеке царила гробовая тишина. Анджела, Бронсон и Пуэнте пытались осмыслить услышанное.

— Давайте расставим все точки над «i», — произнес наконец Бронсон. — Данная проблема выходит далеко за рамки вопроса об утраченных и вновь обретенных исторических артефактах. Те три реликвии, что сейчас лежат перед нами на столе, способны поколебать основания, на которых зиждется Римская католическая церковь. Если они окажутся подлинными, то христиане по всему миру, проснувшись в одно прекрасное утро, обнаружат, что их на протяжении многих столетий обманывал Ватикан. Но даже если удастся доказать, что перед нами подделки, все равно останется масса сомнений, возникнут многочисленные теории, объясняющие все чьим-то тайным умыслом, как это происходит, к примеру, с Туринской плащаницей. Поэтому неизбежен вопрос: как поступить с ними?

— Инструкции, которыми я руководствуюсь, звучат совершенно недвусмысленно, — ответил Мандино. — Я атеист, но даже я способен оценить масштабы катастрофы, которая может постичь христианство в случае, если содержание данных реликвий станет общественным достоянием. Мы обязаны подумать о судьбе многих и многих миллионов верующих по всему миру. Обнаруженные вами реликвии слишком опасны. Они должны быть уничтожены.

Бронсон огляделся по сторонам. К его удивлению, Пуэнте кивнул, соглашаясь с Мандино, и даже Анджела неуверенно пожала плечами.

Внезапно Перини бросился вперед, схватил Анджелу за руку, развернул ее таким образом, что она оказалась как раз между ним и Бронсоном. Ловким движением он вытащил «глок» и вдавил ей в шею, практически полностью повторив то, что Бронсон сделал с Мандино.

Пуэнте сделал шаг вперед и поднял руки в примиряющем жесте.

— Прошу вас, пожалуйста, успокойтесь, — произнес он. — Нет никакой нужды в кровопролитии, уверяю вас. Никакой свиток или диптих, каким бы древним он ни был, не стоит одной человеческой жизни.

Он вернулся к столу и поднял свиток и диптихи над головой.

— Мы все знаем, чем могут быть данные документы и какую опасность несет информация, в них содержащаяся, — продолжал он. — Я понимаю, конечно, что ситуацию, в которой мы сейчас находимся, вряд ли можно назвать нормальной. Но давайте попытаемся проголосовать. Как нам следует с ними поступить? Твое мнение, Анджела?

Перини еще сильнее вдавил пистолет ей в шею, и она неуверенно ответила:

— Мы должны их сохранить. Подлинные это документы или подделки, изготовленные по приказу Нерона, в любом случае мы имеем дело с реликвиями невероятной ценности.

Пуэнте кивнул.

— Крис, как думаете вы?

Бронсон вспомнил о Джеки, лежащей на каменном полу виллы, о Марке, убитом в его собственной квартире, о Джереми Голдмене, умирающем под колесами машины на лондонской улице. Все они погибли ради сохранения этих реликвий.

— Мы должны сохранить их, — ответил он, — вне всякого сомнения.

Пуэнте бросил взгляд на Мандино.

— Нам известно ваше мнение, — сказал он и повернулся к Рогану. — Что думаете вы?

— Их нужно уничтожить, — откликнулся Роган. — Вероккио?

Вероккио кивнул со словами:

— Сжечь!

— Пока у нас перевес три к двум в пользу тех, кто требует их уничтожения, — заметил Пуэнте. — А вы, синьор? — спросил он, обращаясь к Перини, который все еще использовал Анджелу в качестве живого щита. — Каково ваше решение?

— Уничтожить!

— Боюсь, — заключил Пуэнте, — что я вынужден согласиться с большинством. Нам следует исходить из принципа наибольшего блага для наибольшего числа людей. — Он огляделся по сторонам. — Мне очень горько думать о необходимости уничтожения столь древних и столь важных артефактов, но искренне признаюсь, что в сложившихся чрезвычайных обстоятельствах не вижу другого выхода. Синьор Мандино, будете ли вы абсолютно удовлетворены, если эти три артефакта будут уничтожены?

— Да, конечно. Мое задание на данном этапе сводится именно к их уничтожению.

— И если они будут уничтожены, что произойдет с нами — с теми, кто их видел и кто знает, что в них содержится?

— Ничего. Я могу поклясться. После их ликвидации не останется никаких доказательств их истинности, — ответил Мандино.

Пуэнте кивнул. Бронсон отметил про себя, что испанцу удалось взять ситуацию под контроль.

Пуэнте прошел за рабочий стол и извлек из камеры карту памяти.

— Здесь находятся все снимки артефактов. — Взяв ножницы, он разрезал карту на кусочки. — А теперь я собственноручно уничтожу реликвии. Я сделаю это прямо сейчас, в вашем присутствии.

Пуэнте махнул рукой в сторону боковой стены библиотеки, взгляды всех присутствующих внимательно следили за его движениями.

— В той красной коробочке находятся выключатели детекторов задымления и пожарной сигнализации, — сказал он. — Прежде чем я смогу сжечь реликвии, кому — то придется отключить систему, в противном случае заработают разбрызгиватели.

— Я выключу, — предложил Роган.

Он подошел к коробке и щелкнул несколькими выключателями.

— Папирус горит очень быстро, — предупредил Пуэнте с горечью в голосе, — поэтому вся процедура не займет слишком много времени.

В центр стола он поставил квадратную металлическую тарелочку, затем взял свиток, после чего вынул зажигалку и поднес к папирусу. В течение нескольких мгновений от сухого папируса не осталось ничего, кроме крошечной кучки пепла. Пуэнте открыл первый из диптихов и держал зажигалку у его поверхности, пока весь покрывавший ее воск не растаял и не стек на тарелочку. Древесина не загоралась, и тогда он взял небольшой молоток и несколькими ударами превратил диптих в щепки и пыль. Затем то же самое проделал и со вторым диптихом.

— Ну вот и все, — сказал он с каким-то жалким подобием улыбки. — Мир организованной религии вновь спасен, и на сей раз, возможно, навсегда.

Несколько мгновений никто не шевелился, присутствующие словно окаменели, осознав все значение поступка Пуэнте. Внезапно Перини оттолкнул Анджелу, поднял пистолет и выстрелил Рогану прямо в сердце. Вторым выстрелом он пробил грудь Мандино.