Пёс имперского значения

Глава 22

Прохладное лето 34-го.

Нью-Йорк приближался. Сначала на горизонте появилась рогатая баба с фонарём на фоне высоких домов, а потом можно стало разглядеть и что-то помельче. Конечно, так себе городок, с Нижним Новгородом не сравнить, но за неимением лучшего придётся сойти на берег здесь.

Деловитым таможенным чиновникам было абсолютно наплевать, что перед ними новоиспечённый норвежский герцог и председатель нижегородского колхоза имени Столыпина. Только пара серебряных долларов, промелькнувших в пальцах, выдавила из американцев какое-то подобие улыбки. Они невозмутимо переписали в свои гроссбухи номера ввозимого личного оружия и проштамповали паспорт.

Александру Фёдоровичу процедура пересечения государственной границы не слишком понравилась. Как-то простовато. В Осло всё было совсем по-другому. Оркестр, цветы, король, стреляющий из ракетницы в ночное небо. Что ни говорите, а Новый Свет всё более отходит от европейских традиций, отдавшись во власть жёлтого дьявола.

На набережной настроение Белякова немного улучшилось. Там встречала машина из советского посольства. Председатель сел на заднее сиденье, не забыв поблагодарить придерживающего дверку сотрудника охраны, оказавшегося заодно и водителем, и похлопал себя по колену. Ожидающий команды Такс послушно запрыгнул следом и предпринял попытку лизнуть Александра Фёдоровича в нос.

— Прекрати! Охотничьим собакам лизаться не положено.

Пёс прекратил, но после упоминания об охоте стал пристально приглядываться к пейзажу за окном. Медведей пока не было, зато в изобилии встречались забавные чёрные существа, повадками и одеждой похожие на людей. Почти как обезьяны в лондонском зоопарке, только немного повыше ростом и лампочками не швыряются.

Арманд Хаммер, занявший переднее сиденье "эмки", обернулся и спросил:

— Едем в посольство или гостиницу?

— А что, есть варианты?

— Конечно. Советское посольство располагается в Вашингтоне, а до ближайшего отеля пятнадцать минут езды. До приличного, имеется ввиду.

— Из Москвы на этот счёт никаких указаний не поступало, — откликнулся водитель.

— Тогда давайте в отель, — согласился Беляков. — Надо хоть покушать прилично.

Такс одобрил разумную инициативу энергичным помахиванием хвоста. Это поспать можно не успеть, а чинная трапеза в приличной компании никогда и никому не смогла повредить.

— В "Хилтон", — решил Хаммер. — И ещё, Александр Фёдорович, я взял на себя смелость пригласить на ужин некоторых ваших деловых партнёров.

— А они у меня здесь есть? — удивился председатель. — Но потом почесал пса за ухом и вспомнил. — А, это те барыги, что моими огурцами торгуют втридорога?

— Не только они, — американец, попавший в родную стихию, был до неприличия оживлён. — Будут присутствовать несколько бизнесменов, желающих продать вам автомобильный завод.

— А я их об этом просил?

Хаммер мысленно, но неоднократно, постучал себя по голове. Совсем забыл, что по коварным замыслам Соломона Боруховича завод должен быть именно подарен. Чуть было не проговорился, дурак.

— Американские промышленники хотят сделать вам сюрприз, — мистер Арманд нашёл выход из положения. — Они предлагают, а я оплачиваю.

— Понятно. А я думал, что мы за тракторами приехали.

Такс энтузиазм миллионера не одобрил, но так как разговор шёл не об охоте на медведей, решил придержать мнение при себе.

Посольский автомобиль недолго петлял по городу, и скоро остановился у роскошного отеля. Но Александр Фёдорович поначалу забраковал его из-за обилия позолоты и лепнины в отделке.

— Здесь наверняка слишком дорого.

— Все расходы за счёт принимающей стороны, — Хаммер вышел из машины и постарался закрыть спиной бронзовую табличку, на которой нерусскими буквами уважаемых постояльцев извещали, что стоимость номеров в любимой гостинице the predsedatel kholkhoz off Stolypin and duk Narvic увеличена вчетверо.

— Ну, если только так, — согласился Беляков.

В апартаментах постояльцев ждали накрытые в русском стиле столы и нетерпеливо переминающиеся с ноги на ногу гости. Вот только представление о русской кухне у американцев было несколько специфическим. Нет, в принципе Александр Фёдорович мог употребить водку и из самовара, а поддавши и щей из него поесть… Но кто додумался заворачивать стерлядок в блины? И когда в России подают к столу жареного поросёнка с хреном, то не воспринимают это настолько буквально.

— А гулять за чей счёт будем? — подозрительно прищурился председатель.

— Тоже за их, — Арманд Хаммер показал на гостей.

— А зачем им это нужно?

— Из врождённого гостеприимства.

Вот тут родственник Соломона Боруховича несколько покривил душой. Кому, как не ему было знать о тайной страсти, съедающей американскую нацию. Нет, не деньги, хотя они на втором месте. Именно осознание своей ущербности, своего плебейства, заставило собраться здесь весь цвет автомобильного бомонда, и хоть чем-то произвести впечатление на целого герцога. И председателя колхоза — в современной советской иерархии этот титул котировался как бы не выше остальных. И ещё орден, так мужественно сверкающий на лацкане смокинга.

Да, к орденам в Соединённых Штатах отношение особенное. Страна, никогда толком и не воевавшая, за исключением небольших междусобойчиков, боевые заслуги ценила и уважала. А у себя считала воинской доблестью даже занозу, полученную на службе. За подобные ранения давалась особая медаль под названием "Пурпурное сердце". Вот только грубый солдатский юмор мгновенно переименовал её в "Драную задницу".

Хаммер усадил Белякова во главе стола, придвинув для Такса отдельное кресло, но сам остался стоять рядом. Постучав хохломской ложкой по пузатому самовару, он привлёк всеобщее внимание.

— Буду предельно краток. Добрый день, господа!

Собравшиеся ответили негромким одобрительным гулом. Да, пусть за окном вечер, и не прекращающаяся который год депрессия вот-вот доберётся и до их кошельков, но это ещё не повод, чтобы начинать деловой разговор с неприятностей. Улыбайтесь!

— И думаю, что нам не стоит представляться друг другу. Будет инкогнито.

И это предложение получило горячую поддержку. Во-первых, потому, что враг не дремлет. И имя тому врагу — министерство финансов. Хорошо им там в Вашингтоне — напридумывали кучу законов, и сидят спокойненько на государственном жаловании, пытаясь обложить налогом каждый честно заработанный цент. А куда податься простому фабриканту и заводчику, если тот же самый автомобиль или станок просто некому продать? Ладно, ещё есть на белом свете трудолюбивый советский народ, который позволяет себе хоть что-то купить. И русские деньги не хуже каких-либо других, всегда расплачиваются настоящими долларами. Да хоть и рублями. В Европе, говорят, их охотно принимают, а в парижском трамвае можно расплатиться за проезд десятикопеечной монетой.

Краткости Арманда Хаммера хватило ещё минут на пятьдесят. За это время он успел мимоходом рассказать о трудностях на пути построения светлого будущего, упомянул сложную политическую обстановку, виноватой в которой была исключительно порочная колониальная система Великобритании. В осуждении американцы, у которых колоний не было, но очень хотелось, приняли живое участие. И только в самом конце прозвучал вопрос — а нет ли у кого-нибудь из господ лишнего автомобильного завода? Чтобы недорого и с доставкой. Таковых имелось сразу несколько, и разговор затянулся.

Александр Фёдорович в разговоре участия не принимал, так как в языках был с детства не силён, и кроме русского знал только французский, немецкий, татарский, и латынь. Он скромно утешился рюмкой хорошего коньяку в компании ушастого пса, и только неопределёнными междометиями комментировал переводимые Хаммером суммы. У председателя таких денег всё равно не было.

— Обратите внимание на того господина с сигарой, товарищ Беляков. Вполне приемлемое предложение по разумной цене. И в придачу отдаёт целую линию по производству сварных башен.

— Господи, — председатель едва не подавился осетровым балыком. — Зачем на автомобили башни? У меня и пушек-то нет…

Хаммер перевёл ответ. Любитель сигар на секунду задумался, а потом практически по-русски воскликнул:

— Yes!

— А я говорю нет! — обиделся Беляков. — Ту, что на школьном дворе стоит, можно не считать. Это пособие для уроков начальной военной подготовки.

Американец что-то быстро затараторил, показывая руками не совсем приличные жесты, понятные без перевода.

— Это он мне?

— Ни в коем случае, Александр Фёдорович. Это господин… э-э-э-, пусть будет Смит, рассказывает о своих взаимоотношениях с налоговыми службами. И ещё говорит, что есть у него в Детройте кое-что, удовлетворяющее вашим требованиям. Если покупаем завод, то это самое кое-что уступит всего за половинную стоимость исключительно из миролюбивых побуждений. Разумеется всё должно быть строго конфиденциально и за наличный расчёт.

— Мне-то что, — пожал плечами Беляков. — Расплачиваться всё равно тебе.

— Действительно, — и Хаммер с удвоенной мощью принялся обрабатывать мистера Смита.

— И не забудьте про два трактора. Те самые, которые Соломон Борухович обещал.

Видимо кто-то из присутствующих знал русский язык в далёком детстве, но с тех пор успел основательно его подзабыть. Иначе зачем глупые уточняющие вопросы о требуемой толщине брони и нужном калибре? Зачем тракторам броня? И поля под капусту можно пахать вообще без пушки. Но попытки объяснить это разбивались о добрые понимающие улыбки и рассуждения о том, что для качественной вспашки Елисейских полей двух тракторов будет мало. И не пожелает ли любезнейший герцог Нарвикский приобрести для нужд своего колхоза небольшой заводик по производству сенокосилок? В этом месте американцы обязательно старались заговорщицки подмигнуть.

— Мы всё больше вручную привыкли, — отбивался от предложений Александр Фёдорович.

— Конечно-конечно! — не унимался самый ушлый, которого можно было бы принять за пьющего механизатора, кабы не маленькая медалька на разноцветном бантике, украшавшая чёрный фрак. — Никто не говорит о тяжёлой технике, исключительно всё ручное. Так я отдаю распоряжение о демонтаже и упаковке оборудования? Если пожелаете, можно разобрать цеха и каждый кирпичик завернуть в мягкую бумагу.

— Нет, каждый кирпич не нужно, — неосторожно отказался Беляков.

— Я так и знал, что мы договоримся! — американец чуть не расплакался от счастья. Проклятый завод простаивал уже пятый год — у армии не хватало денег на новые пулемёты. — И даже согласен на рассрочку. Сколько нужно? Год, два, пять? Могу взять советскими рублями. Тем более моя Софочка практически уговорила меня принять одесское гражданство и вернуться в Россию.

— Простите, какое гражданство? Советское?

— Мы с Софочкой люди скромные… Но если по-другому нельзя…

Спустя несколько дней.

Переезд поездом в Детройт Александра Фёдоровича не впечатлил. Он откровенно скучал, пытаясь разглядеть в проплывающих за окном пейзажах хоть одного ковбоя в стетсоновской шляпе и с кольтом на бедре, или хотя бы индейца с перьями на голове. Не было даже прерий, хотя во всех прочитанных книгах и увиденных фильмах американские поезда ездили исключительно по прериям, и пассажиры увлекательно проводили время, тренируясь в стрельбе по многочисленным грабителям, лица которых непременно скрыты под чёрными платками.

Арманд Хаммер и мистер Смит беспробудно спали в своих купе. Их здоровье, и без того подорванное лишь недавно отменённым сухим законам, всё никак не могло придти в норму после вчерашнего ужина. И Беляков коротал время за шахматной партией со своей собакой. Вернее, с Таксом, которого уже привык считать своим. Оказалось, что пёс играет весьма недурно, почти не жульничая, только с одним существенным недостатком — съев какую-либо фигуру противника, он немедленно отправлял её пасть. Поначалу председатель очень беспокоился за пищеварение четвероногого друга, но после того, как почти все пешки пришлось заменить на патроны, несколько успокоился. Их Такс не ел. Видимо не нравился запах ружейного масла.

Иногда американцы просыпались и наведывались в купе к Александру Фёдоровичу, и партию приходилось откладывать для участия в русской народной забаве под загадочным названием opokhmelka. Такса не приглашали, но он с пониманием отнёсся к причудам столь достойных людей. Тем более случались они всё реже и реже, а продолжительность всё меньше и меньше. Гости быстро доходили до кондиции и уползали по местам, а повеселевший и слегка разрумянившийся председатель возвращался к шахматам.

За такими вот интеллектуальными развлечениями время в дороге пролетело незаметно. В Детройте они поселились в гостинице, как две капли воды похожей на ту, из которой выехали в Нью-Йорке.

— Это специально так делается, — пояснил Хаммер, стараясь не дышать на пожилого гарсона, несущего их чемоданы. — Мозг американца устроен так, что в непривычной для него обстановке может попросту выключиться. Поверьте, Александр Фёдорович, Соединённые Штаты никогда не начнут войну с Россией, предварительно не настроив там своих забегаловок и не завалив прилавки магазинов "кока-колой". Солдаты элементарно откажутся идти в бой, если их не будут окружать знакомые с детства вывески и этикетки.

— Забавно, — ответил Беляков, остановившись у двери своего номера.

— Простите, после коньяка меня всегда тянет на философию.

— Ничего. А что вы думаете о русских?

— Я о них не думаю. Они и без меня такого надумают! Русские вообще странный народ. Только вы можете сломать что-то хорошее и вполне нормально работающее, чтобы на этом месте попытаться построить более лучшее. Причём с сомнительной перспективой, что построите вообще, а не бросите на половине, потому как найдёте себе более увлекательное занятие. У вас даже столицы две!

— Три, — обиделся Александр Фёдорович.

— Да, извините, забыл про Нижний Новгород. Петербург — голова России. Всегда что-то придумывает. Москва — это сердце, большое и доброе. Поэтому делает всё не советуясь с другими частями тела. А кошелёк за причуды расплачивается, с завидной регулярностью выступая в роли спасителей от последствий авантюр.

— Это мы можем, — кивнул председатель и взялся за ручку двери. — Значит, завтра едем смотреть завод?

— Мистер Смит обещал прислать машину к часу дня, — Хаммер посторонился, пропуская вспотевшего гарсона, наконец-то дотащившего его чемодан. — Не проспите.

— Постараюсь, — пообещал Беляков и прошёл в номер.

И Такс прошёл. Но не просто, а с чувством гордости за будущий родной город, в котором никогда ещё не бывал, но успел заранее полюбить. И так вдруг захотелось ему совершить хоть что-то героическое, спасти кого, что лапы сами пошли обратно к выходу. Обретённой Родине нужно соответствовать.

— Решил прогуляться перед сном? Назад дорогу найдёшь? — спросил Александр Фёдорович, выпуская четвероногого друга в коридор. — И поосторожнее, пожалуйста. Здесь водятся злые ирокезы и эти… как их там… подлые гуроны. Я в книжках читал.

Последняя информация привела Такса в совершеннейший восторг. Вот он — неведомый враг, от которого нужно всех спасти. И если с гуроном всё было понятно — судя по названию они должны были походить на чёрный и липкий гудрон, применяемый для изготовления асфальта, но как же тогда выглядят злые ирокезы? Но пёс решил потом вернуться к решению этой загадки, справедливо рассудив, что противник обязательно себя обнаружит. Он прошмыгнул к пожарной лестнице, огляделся, не желая попадаться кому-либо на глаза, и выпрыгнул в открытое окошко. В сгустившейся темноте никто и не заметил, как на притихший Детройт упала тень от крыльев отважного спасителя американских городов.

Старый Джимми Хендрикс спокойно покуривал на посту любимую трубочку, вырезанную из кукурузного початка, что было вполне простительно. Ведь он не солдат, а работу свою выполняет на совесть. Да и заключалась-то она в охране трёх громадных цистерн с патокой, стоявших на окраине железнодорожной станции. В отличии от обычных, перевозимых по рельсам, эти являли собой сооружения поистине циклопические, и постоянно приманивали к себе воришек, пытавшихся умыкнуть под покровом ночи ведро-другое сладкого содержимого, чтобы согнать из него недурной самодельный виски.

Но Джимми всегда был начеку, и не оплаченные звонкой монетой попытки пресекал строго. В нынешние тяжёлые времена пожилому, сорокалетнему, негру очень трудно найти хоть какую-нибудь работу, а потерять — проще простого. Вот и сейчас он насторожился, услышав в темноте подозрительные звуки.

— Кто здесь?

Ответом была тишина. А потом звуки возобновились, и на освещённом фонарём пятачке появилось что-то, напоминающее крокодила. Только с ушами. Таких зверей Хендрикс ещё не встречал.

— Ты кто?

Неведомое существо не ответило, а стремительно бросилось вперёд. Выстрел в ночи показался нестерпимо громким и ярким.

Такс издалека приметил курившую трубку фигуру с большим ружьём, отдалённо напоминающую человеческую, и теперь размышлял, подходит ли тот под определение гудрона. И если да, то насколько подлого? По внешнему виду вроде бы вполне соответствует. Чёрный, страшный, и прячется в темноте, вынашивая коварные планы. Пёс решил подойти поближе. Предполагаемый противник насторожился и выкрикнул грязное ругательство. Ничем иным это его "ху ар ю" быть не могло. Несомненно гудрон. И обязательно подлый. С которого места приступить к спасению мирно спящих жителей?

Защитник американских городов вышел под свет фонаря и пригляделся к врагу. Похож на обычного медведя, вставшего на задние лапы. И что тут думать, если технология охоты на них уже неоднократно опробована? Такс с разбегу ухватил противника за самое уязвимое место, и гудрон от испуга выстрелил. Заряд крупной дроби ударил в цистерну, но не пробил её, а только заставил загудеть. Показалось даже, что исполинская ёмкость задрожала от пробежавшей волны.

Над головой что-то хлопнуло пистолетным выстрелом и с визгом унеслось в ночь. И ещё раз. Пёс разжал челюсти и отпрыгнул в сторону. Видимо на помощь к врагу спешили злые ирокезы. Но нет, вот злодей посмотрел вверх и опять заорал. На этот раз, если Такс правильно перевёл с американского, про заклёпки.

Где он их там нашёл? Заклёпки — это когда одни дяденьки с тётеньками пишут книги про оружие и военную технику, а другие читают и ругаются, тыкая пальцем в раскрытую книгу или монитор компьютера. Или имеются ввиду те железные блямбы, похожие на большие пуговицы, которые то и дело вылетают с громким хлопаньем? Такс решил уточнить, но было не у кого. Подлый гудрон уже убегал, одной рукой сжимая бесполезное ружьё, а другой тоже уже бесполезное покусанное место.

Ага, всё таки спас город от злобных происков! Благородный охотник пренебрежительно тявкнул вслед побеждённому, и с чувством законной гордости покинул поле битвы. А где-то там, внизу, рухнувшая цистерна повалила соседнюю, совместными усилиями обрушили третью, и пятиметровая липкая волна двинулась в наступление на станцию, смывая на своём пути железнодорожные составы, в одном из которых совершенно случайно были два вагона с дрожжами.

А спасённый от подлых гудронов Детройт спал так сладко, что поневоле думалось — а стоит ли ему вообще просыпаться?