Пещера Лейхтвейса. Том второй

Глава 59 ШПИОН ФРИДРИХА ВЕЛИКОГО

Здоровый, могучий организм Лейхтвейса победил угрожавшую ему нервную горячку. Благодаря заботливому уходу Елизаветы, неутомимо хлопотавшей около больного, Лейхтвейс спустя несколько дней поправился. Оказалось, что он не сломал, а лишь вывихнул левую руку. Когда орудия и зарядные ящики австрийской артиллерии проехали через Лейхтвейса, он лежал так удачно, что колеса не причинили ему большого вреда: лошади же, как известно, всегда стараются не ступать на лежащего на земле человека.

Однако, хотя тело Лейхтвейса осталось цело, друзья его начали беспокоиться за состояние его души. Лежа еще в постели, он все время в бреду призывал к себе Лору, нетерпеливо выкрикивая ее имя. Мало-помалу он понял, что его постигло ужасное несчастье, что утрата Лоры произошла наяву, а не во сне, что ее на самом деле нет. Одна эта мысль могла свести его с ума, была способна лишить его рассудка. Кроме того, он знал, что Лору похитил тот, от кого нечего было ждать пощады, что жена его находится во власти Батьяни. Сознание этого лишало его последней надежды.

Когда он выписался из лазарета, Зигрист и Рорбек, по его просьбе, подробно рассказали ему все то, что произошло после того, как Лора скрылась за крепостной стеной. В их рассказе было мало утешительного. Они не скрыли от него, что Батьяни отказался обменять Лору на своего слугу Риго. Таким образом, Лейхтвейс убедился, что коршуну все-таки удалось схватить нежную голубку, за которой он охотился так давно.

— Благодарю вас, друзья мои, — произнес Лейхтвейс, выслушав рассказ Зигриста и Рорбека. — Итак, с сегодняшнего дня я уже не состою больше вашим атаманом.

— Лейхтвейс, что с тобой? — в один голос воскликнули они. — Что ты говоришь? Неужели ты оттолкнешь нас именно теперь, когда мы лучше всего можем доказать тебе нашу преданность и дружеские чувства.

— Все это хорошо, — задумчиво ответил Лейхтвейс, низко опуская голову, — но мои мысли и чувства в настоящее время настолько заняты моим личным горем, что я не в состоянии более посвящать себя вам, как прежде. Почем знать, быть может, через несколько дней меня не будет более в живых. Моя участь скоро решится, мне времени терять нельзя. Друзья мои, я расстанусь с вами сегодня же.

Тут подошли Отто, Бруно и Елизавета.

— Товарищи, идите сюда! — громко воскликнул Зигрист. — Присоединяйте ваши голоса к моей просьбе. Атаман только что заявил нам, что покидает нас.

Разбойники тотчас же окружили Лейхтвейса, начали пожимать ему руки и обнимать его; они собрались вокруг него, как дети вокруг любимого отца, и со слезами на глазах умоляли не оставлять их.

— Ты хочешь покинуть нас! — взволнованным голосом воскликнул Зигрист. — Но ты не даешь себе отчета, что это может значить для нас. Это значит, что все мы сразу ощутим весь ужас нашего положения. Вместе с тобой мы были воинами, которые смело идут вперед за своим начальником. Мы не чувствовали позора, не сознавали, что мы разбойники и преступники. Нам казалось, мы бичуем злодеев, которые заслуживают кару за свои мошеннические проделки. Но если ты покинешь нас, мы будем низвергнуты в бездну, мы окажемся только обыкновенными преступниками, которым одна дорога — на виселицу.

— Останься с нами, — упрашивали все остальные, — мы не отпустим тебя! Ты должен остаться нашим атаманом.

У Лейхтвейса выступили слезы на глазах. Он был взволнован, как никогда. Поддаваясь умилению и горю, он обнял всех своих друзей.

Невдалеке от стоявших на маленькой возвышенности разбойников раздались сигналы трубы. Солдаты собрались на молитву. Вслед за этим со стороны лагеря донеслись мощные звуки общей молитвы. Разбойники молча выслушали ее.

Когда кругом все смолкло, Лейхтвейс решительно произнес:

— Пусть будет по-вашему. Я останусь с вами. Но вы должны дать мне три дня, прежде чем я уведу вас отсюда, прежде чем мы снова примемся за наше мрачное дело. Все вы отлично знаете, что я должен исполнить священный долг. Мою Лору похитил дьявол в образе человека, и я не успокоюсь до тех пор, пока не вырву ее из когтей похитителя!

— Что же ты намерен делать? — печально спросил Зигрист. — От одного твоего слова не падет ведь крепостная стена, как некогда рушились стены Иерихонские. А если бы даже такое чудо свершилось, то каким образом разыщешь ты Лору в суматохе, царящей в осажденном городе, как ты найдешь место, куда Батьяни спрятал свою жену?

— Я сумею найти ее, — твердым голосом произнес Лейхтвейс. — Будь покоен, Зигрист, я найду ее. Не знаю, жива ли она или мертва, но если мне не суждено застать ее в живых, по крайней мере отомщу извергу, который отнял ее у меня.

Даже разбойники вздрогнули, так ужасен был Лейхтвейс в эту минуту.

— Значит, ты намерен проникнуть в крепость?

— Конечно, сегодня же вечером.

— Но это совершенно невозможно! — воскликнул Отто. — Не говоря уже о том, что перелезть через стену никак нельзя, здесь по приказанию короля никого не пропускают за сторожевую цепь армии. Каким образом думаешь ты справиться с этим двойным препятствием?

— Этого я пока еще и сам не знаю, — ответил Лейхтвейс, — знаю только, что я должен проникнуть в крепость и что я это сделаю.

— Не можем ли мы помочь тебе? — спросил Бруно. — Располагай нами, в особенности мною. В моем лице ты видишь человека, которому жизнь, быть может, еще менее дорога, чем тебе.

— Благодарю тебя, дорогой мой, — участливо ответил Лейхтвейс, понимая, почему именно Бруно не дорожит жизнью, — но мне людской помощи не нужно. Мне нужна помощь Господа Бога, и да смилуется Он надо мной и над Лорой.

Вдруг Рорбек торопливо махнул рукой, давая своим товарищам знак замолчать. По дороге, ведущей на холм, медленно шли два генерала. Едва только Лейхтвейс взглянул на приближавшихся, как воскликнул:

— Король идет! Он не должен видеть нас здесь. Скроемся поскорее за теми кустами, пока он пройдет мимо.

Лейхтвейс и его друзья тотчас же скрылись за кустами и там прилегли на землю.

Король медленно поднялся на вершину холма. С ним шел генерал Цитен. Оба они остановились недалеко от того места, где лежали разбойники, и король начал рассматривать через подзорную трубу неприятельские укрепления.

— Все это ни к чему, — вдруг резко произнес он, опуская трубу и обращаясь к генералу Цитену. — Я не могу принять никакого решения, не зная численности неприятельской армии, скрывающейся в крепости. Надо, чтобы кто-то отправился туда. Но у меня нет хороших шпионов. Мои офицеры — между ними есть такие, которые были бы способны узнать то, что нужно, — не соглашаются нести службу шпионов. Оно и немудрено. Занятие позорное и крайне опасное. Но тем не менее сведения мне нужны.

— Ваше величество, — возразил Цитен, — не попытаться ли нам пойти на приступ? Быть может, достаточно будет одного сильного натиска?

— Чтобы разбить себе череп о крепостные стены? — прервал его король. — Приступом ничего не добьемся. Вы старый рубака и все рветесь биться врукопашную. Это хорошо в открытом поле, лицом к лицу с врагом. Но когда неприятель скрывается за стенами укрепленного города, то следует действовать осторожно. Между тем времени у нас немного. Мне сообщили, что из Вены сюда идет многочисленная австрийская армия под командой генерала Дауна. Меня хотят поставить между двух огней, а потому я должен знать, много ли войска в Праге и следует ли его опасаться.

— Так и быть, ваше величество, — воскликнул генерал, — пошлите меня в Прагу! Ради моего короля я готов превратиться в шпиона.

— Нет, вы слишком мне дороги, — усмехнулся король, — вы мне нужны и без того. Но мне нужен отважный человек, которому сам черт не брат. А где я найду такого?

— Пошлите меня, ваше величество! — раздался низкий грудной голос.

Король и Цитен в изумлении оглянулись. Они увидели, как из кустов вышел высокого роста красивый мужчина. Король осмотрел его с головы до ног и резко спросил:

— Ты слышал все, что я здесь говорил?

— Так точно, ваше величество.

— Знаешь ли ты, что за это можешь поплатиться жизнью? Кто подслушивает беседу, которая его не касается, должен быть наказан. Ты подслушал мои планы и можешь выдать их.

— Подлец тот, кто предает своего короля.

— Ты как будто знаком мне, — произнес король. — Твое отважное лицо, твои ясные глаза — я ведь все это уже видел. Ах да, помню, ты…

— Я тот, которого ваше величество удостоил этого подарка! — воскликнул Лейхтвейс, вынимая золотые часы, подаренные ему королем. — Если вашему величеству угодно будет вспомнить, вы разрешили мне обратиться к вам с просьбой. Я и хочу воспользоваться теперь этим.

— Да, да! Совершенно верно! Знаете, генерал, он говорит правду. Этот человек — разбойник, браконьер, но тем не менее он молодец. Он спас меня от шайки кроатов. Сравнение для вас, генерал, не лестное, но должен сказать, что это такой же человек, как и вы: он смело идет на всякую опасность. Кажется, тебя зовут Лейхтвейсом?

— Так точно, ваше величество.

— Значит, у тебя есть просьба ко мне? Что же, говори. Король должен исполнить данное обещание. Я готов исполнить твою просьбу, в чем бы она ни заключалась.

— Если так, ваше величество, то умоляю вас, пошлите меня шпионом в Прагу.

С этими словами Лейхтвейс опустился перед королем на колени. В первый раз в жизни он становился на колени, высказывая просьбу.

Король, по-видимому, был сильно озадачен. Он тяжело опирался на костыль, а другой рукой стряхнул крошки табака с отворота мундира.

— Встань, Лейхтвейс, — решительно произнес он. — Я принимаю твое предложение, и ты будешь моим шпионом. Но это не будет исполнение предоставленной тебе просьбы. Напротив, этим ты снова окажешь мне огромную услугу. Мне думается, ты человек подходящий. Кто привык бродить по лесам, кто постоянно готов встретить опасность, кто приучил себя видеть в темноте, кто умеет ходить, не поднимая шума, кто вынослив, кто упорен и ловок — тот несомненно будет отличным шпионом. Все эти качества соединяются в тебе, Лейхтвейс.

— Благодарю вас, ваше величество! — радостно воскликнул Лейхтвейс, и в первый раз после исчезновения Лоры бледные щеки его зарделись. — Вы осчастливили меня!

— Но знаешь ли ты, что за шпионство ты рискуешь поплатиться жизнью? Виселица высока, веревка крепка, и австрийцы шутить не станут, если поймают тебя.

— Ваше величество, — спокойно возразил разбойник, — я давно уже заслужил виселицу своими деяниями, а если меня теперь и повесят, то я буду утешаться тем, что умираю за своего короля.

— Хорошо. Когда же ты намерен отправиться в путь?

— Как можно скорее. Сегодня же ночью.

— Нужен ли тебе для этого какой-нибудь наряд?

— Это я все устрою сам, ваше величество. Дело только в том, что в настоящее время у меня нет денег, а в Праге они мне могут понадобиться.

— Возьми мой кошелек, в нем много золотых. Австрийцы меня ненавидят, но золотые монеты с моим изображением примут.

Лейхтвейс взял из рук короля шелковый кошелек, наполненный золотыми монетами, и сказал:

— Ваше величество, я в свое время верну вам все деньги, которые мне теперь предстоит израсходовать.

— Честный ты разбойник! — воскликнул король. — Как вам это нравится, Цитен? Разбойник, который обещает вернуть золото! Ведь это редкое явление.

— Ваше величество, — гордо произнес Лейхтвейс, — я враг тех, кого презираю, вас же я уважаю и почитаю.

— Значит, дело будет сделано? — сказал король. — Так как ты подслушал мою беседу с генералом Цитеном, то уже знаешь, что мне нужно и какие сведения мне требуются. Я хочу быть осведомлен относительно численности неприятельской армии в Праге и хочу знать, кто в настоящее время ею командует. Если тебе удастся раздобыть мне эти сведения, то будь уверен в моей милости. А теперь прощай. Если тебе понадобится еще что-либо, то обратись к генералу Цитену, он все устроит. Но никому ни слова: никто, кроме нас троих, не должен знать о возложенном на тебя поручении. До свидания.

Король слегка приподнял свою маленькую треуголку и ушел вместе с генералом.

Когда они удалились, разбойники вышли из-за кустов и обступили своего начальника. Лейхтвейс еще более вырос в их глазах, так как удостоился поручения от короля.

— Итак, прощайте, друзья мои, — произнес Лейхтвейс, пожимая руки своих товарищей, — теперь оставьте меня, так как я должен наедине обдумать, каким образом мне проникнуть в Прагу. Надо придумать что-нибудь очень хитрое; австрийцы не дремлют, и обмануть их нелегко. Но я уповаю на Бога, который Сам дал мне знамение. Недаром же королю именно теперь понадобился шпион, и, благодаря этому, я не только пройду за сторожевую линию прусской армии, но и проникну в крепость. Простимся, друзья мои. Быть может, мы больше никогда не увидимся. Если это случится, не поминайте лихом. Но мне думается, что мы расстаемся не навсегда, что Господь снова соединит нас. Если я вернусь, то вернусь не один, а с Лорой, или вы больше никогда не увидите меня.

Лейхтвейс по очереди обнял и расцеловал своих товарищей. Разбойники плакали, да и у Лейхтвейса навернулись слезы на глаза, но он поборол свое волнение. Простившись с Зигристом, он вынул из потайного кармана на груди кожаный бумажник с кипой банковских билетов.

— Вот это ваши деньги, Зигрист, — сказал он, передавая своему товарищу бумажник. — Если я больше не вернусь, разделите их между собой. Их не слишком много, но все же на каждого из вас хватит на поездку в Америку и на первое время спокойной жизни в чужой стране. А теперь прощайте. Будем надеяться, что мы расстаемся не навсегда и что мы снова увидимся.

Разбойники уныло разбрелись, а Лейхтвейс остался один на вершине холма. Долго стоял он там и смотрел на дома и башни осажденного города, как бы пытаясь увидеть свою дорогую жену и найти утраченное счастье.