Пещера Лейхтвейса. Том второй

Глава 49 ПРИКАЗ ГЕРЦОГА

Дом старшины располагался в самом центре деревни Шенейх и выглядел самым опрятным. С первого взгляда можно было догадаться, что он принадлежит зажиточному крестьянину. Впрочем, ночью этот дом трудно было отличить от других домов деревни.

В доме все было тихо. По-видимому, все жившие в нем спали. И вдруг кто-то начал стучать кулаками в дверь. Залаяли собаки, зашевелились люди. Вскоре дверь отворилась и на пороге появился сам старшина. Это был высокий, широкоплечий старик с седой бородой.

— Вы старшина деревни Шенейх? — раздался громкий голос.

— Да, это я, — ответил старшина. — А вы кто будете?

— Я майор Зебург, курьер герцога, и явился сюда по важному делу.

— Пожалуйста, войдите, господин майор.

Старшина ввел нежданного гостя в комнату.

— Мне времени терять нельзя, — заявил мнимый герцогский посол, — и потому я сразу приступлю к делу. По всей вероятности вы уже слышали о злодейских подвигах разбойника Генриха Антона Лейхтвейса, которыми он наводит на всю страну страх и ужас. Человек этот в течение нескольких лет не дает спокойно жить подданным герцога, и до сих пор все усилия задержать его ни к чему не привели.

Старшина кивнул головой и сказал:

— О Лейхтвейсе, разумеется, мы неоднократно слышали. Но вместе с тем говорят, что он человек благородный, и что злодеяния его направлены больше против богатых, и что он не раз уже оказывал помощь беднякам.

— Странно вы рассуждаете! — вспылил майор. — Вы, пожалуй, согласились бы даже предоставить этому разбойнику убежище, если бы он случайно забрел в вашу деревню.

Старшина гордо поднял голову и смерил своего ночного гостя взглядом с головы до ног.

— Милостивый государь, — произнес он, — я знаю свой служебный долг и свои обязанности. Если бы Лейхтвейс явился в деревню Шенейх, то я арестовал бы его и выдал бы висбаденским властям. Я обязан поступить так и, несомненно, так бы и сделал.

— А если я вам сообщу, — насмешливо проговорил герцогский курьер (это был Батьяни), — что вы уже успели нарушить ваш служебный долг? Если я вам докажу, что разбойник Лейхтвейс вместе со своей женой и всей своей шайкой находится в вашей мирной деревне? Что скажете вы на это? Прибавлю, что он не только находится в деревне, но даже гостит у графа в замке.

Старшина, крайне озадаченный, отступил на шаг. На лице его появилось выражение недоумения и испуга.

— Как так? — воскликнул он. — Неужели разбойник дерзнул обмануть нашего старого графа? Нет, этого быть не может! Впрочем, я припоминаю, вчера в замок прибыла группа бродячих актеров. Неужели это…

— Да, это Лейхтвейс и его шайка, — ответил Батьяни. — Они переоделись очень искусно, но полиция все-таки не потеряла их из виду. Созовите скорее всех взрослых мужчин и следуйте за мной в замок. Там мы задержим Лейхтвейса и его шайку.

— Я к вашим услугам, господин майор, — ответил старшина, — но вы меня извините. Порядка ради я должен попросить у вас удостоверение вашей личности.

— Совершенно верно. Вы, я вижу, человек осторожный. Вот вам мои документы.

Тот взял бумагу, подошел к столу, на котором стояла лампа; внимательно прочитав документ, он вернул его Батьяни и сказал:

— Все в порядке, господин майор. Я подчиняюсь вашим распоряжениям.

Через несколько минут старшина, накинув на плечи плащ, вышел на улицу и, стараясь не произвести лишнего шума, обошел все дома деревни, созывая крестьян на поиски разбойника.

Как только крестьяне услышали, что им предстоит задержать разбойника Лейхтвейса, они тотчас же последовали зову старшины, так как всем было известно, что за поимку Лейхтвейса назначена крупная награда. Они рассуждали, что времена плохи и заработать несколько лишних талеров никогда не мешает. Вскоре составился отряд из тридцати человек, правда, крестьяне были вооружены лишь цепами, косами и железными ломами, но старшина знал, что они не побоятся врага и воспользуются редким случаем захватить разбойников.

Батьяни с довольной улыбкой на устах поглаживал усы.

— Не уйти тебе теперь от меня, Лейхтвейс, — бормотал он, — а что касается моего обещания, которое я дал Адельгейде, то я вовсе не намерен сдержать его. Лейхтвейс перестанет быть опасным для меня лишь тогда, когда будет в могиле. Он должен умереть под ударами разъяренных мужиков, а Лору я сделаю моей любовницей. Она не захотела быть моей женой, так будет моей рабой.

— Люди готовы, — доложил старшина, — и ждут ваших приказаний.

Батьяни вскочил на коня, поданного ему цыганом Риго, вынул пистолет и крикнул собравшимся крестьянам:

— За мной, ребята! Мы найдем разбойника в замке.

Отряд двинулся к дому графа. На востоке уже занималась заря, близился рассвет. Когда отряд добрался до ворот замка, из-за кустов показалась рыжая Адельгейда. Глаза ее сверкали. Лицо было мертвенно бледно.

— Скорее, чем можно было ожидать, — злобно прошептала она, — я нашла орудие мести. Ты погиб, Лейхтвейс, и ты, Лора, вместе с ним. Не будешь ты больше наслаждаться счастьем. Тот, кого я любила и люблю до безумия и кого ты похитила у меня, будет наконец принадлежать мне. Когда твоя жизнь, Лейхтвейс, будет принадлежать мне, тогда ты не станешь отказываться от меня. Могила холодна и сыра, а мои объятия страстны, и тебе нетрудно будет выбрать то, что лучше для тебя.

Она спряталась в кустах на большом выступе скалы у подножия холма, на котором стоял замок, и с бьющимся сердцем стала ждать исхода затеянного ею дела, от которого зависело все ее ближайшее будущее.

По отношению к старому графу Батьяни держался той же тактики, что и по отношению к деревенскому старшине. Он и ему представился курьером герцога, майором Зебургом, которому якобы приказано было задержать разбойника Лейхтвейса с его шайкой. Когда старый граф узнал, с какой целью явился мнимый майор Зебург, он побледнел и зашатался и, наверное упал бы, если бы Ядвига вовремя не поддержала его.

— Какой такой Лейхтвейс? — дрожащими губами произнес граф. — Я никогда не видел этого разбойника и не понимаю, на каком основании вы разыскиваете его в моем замке.

— Я отлично понимаю, ваше сиятельство, — ответил Батьяни, — что вы ничего общего не имеете с этим подлым преступником; дело в том, что вы сами сделались жертвой обмана. Лейхтвейс и его шайка нашли приют у вас под видом труппы бродячих актеров и в данную минуту продолжают пользоваться вашим гостеприимством.

Старый граф, дрожа всем телом, опустился в кресло. В нем заговорила отцовская любовь; мысль о том, что его сын может попасть в руки властей, что его арестуют, отдадут под суд и казнят, до того взволновала старика, что он чуть не лишился чувств. Он не нашел в себе силы ответить майору.

— Будьте любезны, ваше сиятельство, — снова обратился тот к старику, — прикажите проводить меня и моих людей, которых я на всякий случай привел с собой, в те комнаты, где находятся мнимые актеры. Не больше, как минут через двадцать, ваш замок будет очищен от непрошеных гостей.

Ядвига, все время находившаяся в сильном волнении, внимательно слушала то, что говорил Батьяни. Движимая сочувствием к своему брату, она выступила вперед и резким тоном, по которому мнимый герцогский курьер сразу же догадался, что она стала на защиту Лейхтвейса, проговорила:

— Вы опоздали, господин майор. Явившиеся вчера актеры уже успели уехать отсюда и, клянусь вам, вы слышите, клянусь, что их больше в замке нет.

— Если так, то их вовремя успели предупредить! — злобно воскликнул Батьяни. — Если Лейхтвейсу удалось скрыться, то надо полагать, что его охраняет какой-то добрый гений.

— Если вы на самом деле такого мнения, — с легкой усмешкой отозвалась Ядвига, — тогда вам ничего другого не остается сделать, как отказаться от преследования и вернуться домой, так как не людям бороться с судьбой.

— Ошибаетесь, графиня, — с злобной улыбкой возразил Батьяни. — Если Лейхтвейса защищают ангелы-хранители, то я, в случае надобности, напущу на него дьяволов. Я догоню Лейхтвейса, как бы он хитро ни устроил свой побег. Старшина, будьте любезны немедленно обыскать все помещения замка вместе с моим слугой. Быть может, вы найдете какие-нибудь следы, по которым можно будет догадаться, в каких костюмах разбойники покинули замок.

Старшина вместе с Риго вышел из комнаты, чтобы исполнить приказание майора.

Батьяни остался один со стариком и его дочерью. Старик поднялся с кресла и обратился к Ядвиге со словами:

— Дочь моя, запри, пожалуйста, дверь, мне нужно поговорить с этим господином. Сама ты можешь остаться здесь.

Ядвига заперла дверь на ключ и спустила портьеры, так что в другой комнате ничего нельзя было слышать.

Старый граф, по-видимому, крайне взволнованный, подошел к Батьяни, взглянул на него с мольбою и произнес:

— Я никогда в жизни не пытался убедить кого бы то ни было отступить от исполнения своего долга, тем более, если этот долг вменен приказом самого герцога. Сегодня я в первый раз нарушу долг совести. Умоляю вас: откажитесь от преследования разбойника Лейхтвейса.

— Но позвольте, ваше сиятельство, — возразил Батьяни, которому доставляло удовольствие мучить старика и показывать ему свою власть, — как вы можете обращаться с такой просьбой ко мне, уполномоченному герцога? Мне приказано во что бы то ни стало задержать разбойника Лейхтвейса и передать его в руки правосудия. Со своим слугой я всю ночь был в дороге, мчался, как бешеный, рискуя жизнью, и в ту минуту, когда я напал на след разбойника, когда мне стоит только протянуть руку, чтобы схватить этого негодяя и раз и навсегда обезвредить его, — вы просите, чтобы я отказался от своего намерения. Нет, ваше сиятельство. Честный человек и верноподданный герцога не может требовать этого от меня.

Старый граф в смущении опустил голову на грудь. Он смотрел то на Батьяни, то на Ядвигу, сознавая, что поступает неправильно и противозаконно. Но в душе его взяло верх отеческое чувство любви и желание спасти сына от угрожавшей ему опасности.

— Господин майор, — наклонился он к Батьяни, — я богат. И даже очень богат. Если вам нужны деньги — я готов заплатить вам десять тысяч талеров, но при условии, что вы прекратите свое преследование. Вы вправе презирать меня за то, что я предлагаю вам подобное, но вы не знаете, какие причины принуждают меня к этому, вы не подозреваете, как я терзаюсь и мучаюсь в данную минуту.

Батьяни насторожился. Он не понимал, почему граф Шенейх принимал такое живое участие в судьбе разбойника. Но вместе с тем он начал догадываться, что между старым графом и Лейхтвейсом существует какая-то тайна.

Десять тысяч талеров! Эта сумма пришлась бы мнимому майору весьма кстати, особенно в данное время. Он почти решился принять предложение старика. Но ненависть к Лейхтвейсу превозмогла все: она оказалась сильнее его стремлений к деньгам. Ему припомнилась Лора. Мнимый майор представил себе ее, самую красивую женщину на всем побережье Рейна, вспомнил свою свадебную ночь. Он вспомнил все, что произошло в комнате прирейнского замка; вспомнил презрение, с которым Лора оттолкнула его, законного супруга; вспомнил, что она любит преступника, бывшего лакея, подлого холопа герцога; он вспомнил наконец, что эта женщина пожертвовала для этого разбойника всем, даже браком с графом Батьяни. При этих воспоминаниях он подумал о том, что настал, наконец, долгожданный час расплаты и что стоит только сделать одно усилие, и Лора будет принадлежать ему.

Батьяни решил отказаться от денег, предпочитая им удовлетворение своей жажды мести.

— Ваше сиятельство, — спокойно произнес он, — я не могу принять вашего бесчестного предложения. Я — слуга герцога и дворянин, и честь мою я запятнать не могу и не желаю.

— Я старик, — дрожащим голосом воскликнул граф Шенейх, — одной ногой я уже стою в могиле! Если вы задержите Лейхтвейса, выдадите его властям и предадите суду, то вы нарушите покой моих последних дней; я сойду в могилу с разбитым сердцем. Знайте же теперь, в чем дело. Быть может, мое признание заставит вас пожалеть меня. Генрих Антон Лейхтвейс, разбойник, опасный преступник, он…

— Он еще не в вашей власти, господин майор, — громким голосом прервала своего отца Ядвига, решительно выступив вперед, — вам еще не удалось задержать его, и я надеюсь, что Господь Бог не допустит этого. Не печалься, отец, что этот человек, у которого, по-видимому, сердце каменное, произносит одни только угрозы. Они должны еще оправдаться. Поймать Лейхтвейса не так-то легко, и вряд ли этому господину удастся задержать его. Я знаю, я чувствую, что Лейхтвейс скорей погибнет в борьбе, чем сдастся живым в руки своих врагов.

Батьяни хотел было сделать насмешливое замечание, хотя и восхищался отважной девушкой, которая стояла перед ним с сильно раскрасневшимися щеками, но в этот самый момент кто-то громко постучал снаружи в дверь.

— Кто там? — спросил граф Шенейх. — Я никого не принимаю.

— Отворите, ваше сиятельство, — послышалось в ответ, — прибыл герцогский курьер с письмом для вас.

Батьяни, услышав это, так испугался, что побледнел как полотно и должен был опереться на спинку кресла, чтобы не показать своего испуга.

«Курьер герцога, — подумал он, — несомненно, это погоня за мной. Черт возьми! Неужели я попал в западню? Неужели я погиб сам, пытаясь погубить Лейхтвейса?»

Глаза его полузакрылись. Перед ним встал вопрос, не лучше ли будет броситься самому в бегство и отказаться от преследования Лейхтвейса?

Ядвига подошла к двери и открыла ее.

На пороге показался какой-то человек, весь в пыли, он, видно, проехал верхом большое расстояние. Незнакомец был в форме герцогского курьера, через плечо у него висела кожаная сумка, в которой курьеры обыкновенно хранили письма. Однако, взглянув на курьера, Батьяни немного успокоился: он видел этого человека первый раз в жизни и потому надеялся, что и тот не знает его. Тем не менее он предусмотрительно отошел к окну, куда не доставал свет лампы, так что лицо его нельзя было рассмотреть.

— Имею ли я честь видеть его сиятельство графа Шенейха? — спросил курьер, обращаясь к старику.

Граф Шенейх поборол свое волнение и спокойно произнес:

— Да, я граф Шенейх.

— В таком случае имею честь вручить вам письмо его высочества с просьбой немедленно вскрыть его и принять к руководству.

Старый граф взял письмо с пятью сургучными печатями и спросил:

— Известно ли вам содержание письма?

— Никак нет, ваше сиятельство, — ответил курьер, — но я полагаю, оно находится в связи с розысками очень опасного преступника и что в нем содержится приказ собственной его высочества канцелярии принять меры к задержанию этого преступника, как только он появится в ваших владениях.

Старый граф вздрогнул. Он не сомневался, что письмо содержит приказ о задержании его сына, разбойника Лейхтвейса.

— Вы устали с дороги, — обратился он к курьеру, — и потому, вероятно, не откажетесь воспользоваться моим гостеприимством. Мой управляющий отведет вам комнату и позаботится об ужине для вас.

Герцогский курьер, низко поклонившись, ответил:

— Благодарю вас, ваше сиятельство, за любезное приглашение, но, к сожалению, я не могу им воспользоваться, так как немедленно должен ехать дальше. Мне приказано доставить подобные же письма другим соседним с вами владельцам поместий, так как его высочество, по-видимому, сильно озабочен поимкой преступника. Со стороны властей приняты решительные меры не пропускать беглеца через границу герцогства; следует полагать, что он в конце концов будет водворен в тюрьму, из которой бежал.

Курьер еще раз поклонился и вышел из комнаты.

— Боже милосердный, — простонал старый граф, держа письмо в руках, — неужели я должен собственными глазами читать о своем позоре? Нет, я не в силах открыть письма, Ядвига! Вскрой его и прочитай мне вслух.

Волнение Батьяни дошло до крайнего предела. Он не спускал глаз с письма, которое должно было погубить его, и уж хотел было броситься к Ядвиге, чтобы вырвать у нее письмо из рук.

Но тут произошло неожиданное.

Ядвига взяла письмо из рук старика и положила его на карниз камина, сама села на табурет у ног старика и сказала:

— Тебе не следует подвергать себя новым волнениям, отец. Эта ночь и без того сильно повредила твоему здоровью, а потому мы пока не станем больше мучить себя. Ведь нам и так известно, что написано в этом письме, так что незачем вскрывать его до поры до времени.

Батьяни чуть не вскрикнул от радости. Ему на этот раз сильно повезло: грозная опасность на время миновала.

Снова открылась дверь, и в комнату вошел старшина вместе с Риго.

— В замке мы разбойника не нашли, — доложил старшина, — хотя нами обысканы все комнаты.

— Однако он должен находиться здесь! — злобно вскрикнул Батьяни. — Я отлично знаю, что он со своей шайкой под видом бродячих актеров остановился именно в этом замке.

— Совершенно верно, — отозвался старшина, — Лейхтвейс хитростью проник в замок и находился здесь. Но, по-видимому, он своевременно был предупрежден об опасности и ночью же бежал с товарищами.

— Как? Он бежал?

— Часа два тому назад разбойники покинули замок и деревню Шенейх, причем снова переменили наряды.

— Удалось ли вам что-нибудь узнать о теперешних нарядах?

— Да. Один из конюхов видел, как разбойники уехали. Они нарядились могильщиками, будто бы везущими покойника.

— Вы говорите, что часа два тому назад они уехали?

— Да, около этого.

— Если так, то они не могли далеко уйти! — воскликнул Батьяни. — Я пущусь за ними в погоню, а вы с вашими людьми следуйте за мной и окажите мне необходимое содействие. Вам известно, что за поимку разбойника Лейхтвейса назначена крупная награда? Награда эта целиком будет выдана вам и вашим крестьянам, если нам только удастся задержать негодяя.

Старый граф снова попытался встать и просить о пощаде сына, но Ядвига положила свою маленькую ручку на его плечо и избавила его от нового унижения.

— Имеется ли в этом замке какое-нибудь подобие темницы, где бы можно было заключить разбойника на несколько часов? — спросил Батьяни у графа, издеваясь над несчастным стариком.

— Имеется, — дрожащим голосом ответил граф. — В подвале есть подобное помещение, но оно пустует уже много лет, так как ни разу не приходилось сажать туда кого-либо из моих подчиненных.

— В таком случае сегодня туда попадет первый преступник после долгого перерыва, — заметил Батьяни, кутаясь в свой плащ, — в этой темнице будет сидеть один из опаснейших злодеев всей Европы.

— Довольно! — воскликнул старый граф и гордо выпрямился. — Вы начинаете оскорблять меня. Если вы находите удовольствие в охоте на людей, как кровожадный рабовладелец, преследующий беглого раба, то я, к сожалению, не разделяю ваших убеждений. Я требую, чтобы вы избавили меня от вашего присутствия.

При этих словах граф указал рукой на дверь.

— Вы не очень-то любезны, — расхохотался Батьяни, — но ваше волнение мне понятно. Если вы принимаете столь близкое участие в судьбе этого разбойника, то, конечно, его поимка вам крайне нежелательна. Впрочем, этим займется суд, которому, быть может, удастся установить связь, существующую между благородным графом Шенейхом и преследуемым властями разбойником Лейхтвейсом. Честь имею кланяться, ваше сиятельство.

Батьяни вышел из комнаты, старшина и Риго последовали за ним.

— Какой негодяй! — воскликнул старый граф, оставшись наедине с дочерью. — Как я был счастлив, дитя мое, в течение последнего года, уединившись в этом замке и избегая всякого общения с людьми, за исключением моих простодушных крестьян. Я уже успел отвыкнуть от гнусности и низости человеческой натуры. Но эта ужасная ночь снова ввергла меня в пучину, и я снова вижу, что люди так мерзки, как были и раньше, что они враждуют друг с другом, преследуют и уничтожают друг друга, как это делают хищные звери.

Старик зарыдал. Ядвига бросилась к нему и начала ласкать его. Отец с дочерью просидели молча некоторое время, предавшись своим мыслям и чувствам, угнетенные сознанием, что Лейхтвейс безвозвратно погиб. Вдруг откуда-то послышались громкие крики и шум.

— Посмотри, Ядвига, что случилось, — слабым голосом проговорил старик.

Молодая девушка подбежала к окну и открыла его. Выглянув из окна, она увидела, что курьер стоит на крыльце замка, окруженный разъяренной толпой вооруженных крестьян. Она услышала речь, которую произносил мнимый герцогский курьер. Он обещал крестьянам богатую награду, если они помогут ему поймать Лейхтвейса.

— А теперь пойдемте со мной в трактир, — заключил он свою речь, — там пейте и ешьте за мой счет, но только торопитесь. Времени терять нельзя. Надо поскорей пуститься в погоню, а когда мы задержим разбойника, то обещаю вам устроить в деревне большое торжество. Кроме крупной суммы денег, которую вы разделите между собою, я угощу вас вдоволь водкой и пивом.

Крестьяне, разумеется, пришли в восторг от этих обещаний и приветствовали Батьяни громким «ура». Они размахивали своими косами и цепами, затем окружили тесным кольцом коня Батьяни и с громкими криками направились толпой в трактир.

— Все погибло! — жалобно воскликнула Ядвига. — Бедный, несчастный брат! Настал твой последний час, судьба требует тебя к ответу за все твои грехи, совершенные тобою в роковом заблуждении.

Она позвонила и приказала вошедшему камердинеру отправиться в деревню, чтобы разузнать, что там делается. Камердинер вернулся через полчаса и доложил, что в трактире выпили весь запас водки и что герцогский курьер отправился вместе с крестьянами в погоню за разбойниками. Вместе с тем он сообщил еще об одном обстоятельстве, заставившем старого графа и Ядвигу сильно призадуматься.

— Рядом с майором, — продолжал камердинер, — мчалась верхом женщина. Я узнал ее, хотя она пыталась закрыть свое лицо воротником плаща. Это была Красная мамзель.

— Подлая предательница! — гневно воскликнул старый граф. — Преследование Лейхтвейса — дело ее рук! А я-то терпел ее под своей кровлей, удостаивал ее своим доверием и — стыдно сказать — позволил ей повлиять на меня во враждебном тебе направлении.

Ядвига поспешила прекратить беседу, чтобы избавить отца от необходимости произнести постыдное признание. Прошел мучительный час. Ядвига просила отца прилечь, чтобы заснуть, но старик отказался. Он подошел к окну и мрачно посмотрел наружу.

— Итак, предсказание исполняется, — пробормотал он, — вот и настал конец рода графов Шенейх. Сын мой закончит свою жизнь на эшафоте. Это проклятие Божье! Совершенный мною грех находит свое возмездие на мне и сыне моем. Не ты виновен в этом, бедный мой сын. Не ты заслужил постыдную кару. Виновен во всем только я один, так как не нашел в себе мужества вступить в брак с моей возлюбленной и выступить открыто на ее защиту, а вместо этого покрыл ее стыдом и позором.

— Отец! Ради Бога, выслушай.

Граф вздрогнул, когда услышал этот пронзительный крик своей дочери Ядвиги. Когда он обернулся и в изумлении взглянул на дочь, он увидел, что Ядвига стоит посередине комнаты, держа в руках письмо владетельного герцога. Она распечатала его и теперь уставилась на него широко открытыми глазами.

— Ядвига! — воскликнул старый граф, подойдя к дочери. — Что с тобой? Боже! Ты зашаталась! Тебе дурно? О каких новых ужасах прочитала ты в этом письме? Говори скорее. Я уж так надломлен всеми событиями, разыгравшимися в эту ночь, что мне ничего не страшно. Я все перенесу.

Ядвига залилась слезами. Она задыхалась от волнения, но не могла произнести ни слова. Шатаясь, подошла она к отцу и обвила его шею руками, смеясь и плача, и, наконец, радостно воскликнула:

— Нет, отец! Это не новое несчастье. Это избавление. Это спасение. Лейхтвейс спасен.

— Спасен? — в крайнем изумлении проговорил граф. — Что ты говоришь, Ядвига? Ведь это письмо содержит приказание задержать моего сына и выдать его властям.

Ядвига, радостно размахивая письмом, воскликнула:

— Да, оно содержит приказание задержать преступника, но только не Лейхтвейса, а того, кто мошенническим образом обманул нас с тобой, выдавая себя за герцогского курьера, того негодяя, который еще столь недавно издевался над нашими лучшими чувствами. Не Лейхтвейса, а его разыскивает полиция.

Старый граф точно окаменел. Он никак не мог понять того, что сообщила ему Ядвига. А молодая девушка торопливо продолжала:

— Это письмо извещает тебя о том, что преступник граф Сандор Батьяни ухитрился бежать из тюрьмы, в которую был заключен, и что он, по всей вероятности, вместе со своим лакеем Риго бежал к границе. Тебе и всем соседним помещикам разрешается при первой возможности задержать графа Батьяни, заковать его в кандалы и доставить в Висбаден.

— Негодяй! — гневно воскликнул старый граф. — Он дерзнул разыграть здесь комедию и даже намеревался задержать Лейхтвейса. Да, Ядвига, я велю приготовить темницу в подвале моего замка, но в сырых, мрачных стенах будет томиться не Лейхтвейс, а граф Батьяни и его гнусный сообщник, лакей Риго. Я немедленно отдам все необходимые распоряжения.

Старый граф уже схватился за колокольчик, чтобы позвонить, но Ядвига удержала его за руку.

— Нет, отец, — возразила она, — здесь в замке никто не должен подозревать, кто такой этот Батьяни, а то он улизнет в последнюю минуту. Надо действовать быстро и решительно, так как я убеждена, что Батьяни вовсе не думает о поимке разбойника, а просто-напросто хочет убить его и его спутников при помощи разъяренных крестьян. Надо помешать ему. Еще прежде чем Батьяни столкнется с разбойниками, я должна быть на месте, чтобы разоблачить негодяя перед нашими крестьянами. Поэтому разреши мне, отец, сесть на коня и нагнать Лейхтвейса, прежде чем это успеют сделать Батьяни и крестьяне.

Не дожидаясь разрешения отца, Ядвига позвонила и приказала вошедшему слуге оседлать лучшего коня. Сначала старый граф не хотел согласиться с намерением молодой девушки ехать, но отважная Ядвига заявила самым решительным образом, что ничего ее не удержит от исполнения ее плана спасти Лейхтвейса и уличить Батьяни.

— Ничего дурного со мной не случится! — воскликнула она, целуя руки своего отца и прощаясь с ним. — Я ведь твоя дочь, и в моих жилах течет благородная кровь графов Шенейх. Будь уверен, что я спасу твоего сына, моего брата, а негодяй Батьяни попадется в собственную ловушку.

Она уже хотела выбежать из комнаты, но старый граф еще раз остановил ее.

— Погоди, дитя мое, — сказал он, подходя к письменному столу и вынимая из ящика два пистолета, — если ты уж решила непременно ехать, то пусть хранит тебя Господь. Прошу тебя, возьми с собой эти два пистолета. Ты часто упражнялась в стрельбе, и я знаю, что ты стреляешь метко. Воспользуйся этими пистолетами при необходимости, но не проливай крови напрасно.

Ядвига взяла пистолеты, еще раз обняла графа и выбежала из комнаты.

Вскоре после этого граф Шенейх увидел из окна, как к крыльцу был подан один из лучших коней и как Ядвига вскочила на него при помощи конюха. Не пуская в ход хлыста, она погнала коня во весь опор и вскоре спустилась с холма. Она быстро скрылась в тумане.

Старый граф шептал молитву. Он молил Бога сохранить его детей, дочь и сына, находившихся в опасности.