Песнь крови

9

Эмеральд шел вразвалочку, насвистывая, сунув руки в карманы. Эх, дурачки! Вот тебе и хваленая Ездокова банда! Жаль, не было дюжины крепышей с арбалетами за поддельной стеной — бедняги и не поняли бы, как на тот свет отправились. Но, увы, парней теперь нет, потому что Господин и этот кретин Влазос настояли: людей Ездока брать живьем! Этот драный Влазос пусть теперь местных спецов ищет.

Кто-то возник на пути. Эмеральд остановился, глянул — и взвизгнул от страха. Святоша ухмылялся.

Эмеральд оглянулся — трое других подходили. Тяп уже был футах в двадцати и похлопывал ладонью о кулак, предвкушая.

Но коренастый оказался еще проворнее, чем ожидали. Святоша успел лишь охнуть — и уже полетел на Тяпа, а Эмеральд рванул прочь. Гнал его дикий страх. Что теперь делать? Ведь уверен был: призрачная стена собьет с толку! Как избавиться от погони? Ага, с самого начала план не удался. Не все ведь из лаборатории вышли. Господин знает, что делать. Но к нему нельзя — погоню приведешь.

Поразмыслив, Эмеральд усмехнулся — нет, не к Господину их вести надо, а прочь, и подальше. Гонять по городу, пока Господин не обеспокоится отсутствием слуги и не отправится выяснять в чем дело.

— Мы так весь день собрались бегать? — выдохнул Вар, остановившись у свечной лавки. — Или мы ловить его взялись?

Прочие тоже замедлили бег. Выдыхаться ни к чему — пока Су-Ча может след вынюхать, Эмеральд не уйдет.

— С умом давайте! Он никуда нас не приведет, а если устанет очень и перепугается, попробует нас по одному взять из засады. Нужно его брать, пока не поздно.

— И как ты собираешься это делать? — осведомился Су-Ча. — Святоша с Тяпом уже раз запороли.

— Веревку купи да и увяжи его, как оленя. Потом на плечи — и в цитадель!

— Отлично! — Су-Ча хихикнул. — Ага, целые связки, мотки, кучи, или в чем там еще веревка измеряется? Милю веревки! Мы из него катушку с ушами сделаем!

Тремя минутами позже приятели неслись по следу с мотками бечевы в руках. Через четверть часа Эмеральд оказался в окружении.

Намерение он разгадал, начал метаться туда-сюда, нож вытянул, кривой и страшный. Кинулся вроде на Святошу, но обманно, прыгнул на Тяпа. Замелькали руки, ноги, нож отлетел, Тяп с Эмеральдом покатились, кряхтя и завывая, Су-Ча заскакал вокруг, норовя сунуть голову врага в петлю. Вар же сумел накинуть лассо на щиколотку и потянул. Святоша зацепил руку, отскочил. Распластанный Эмеральд забился, сквернословя, задергался. Тяп приложил ему по голове пару раз, Вар накинул еще веревки. Затем все четверо принялись увязывать коренастого.

Это происходило на людной улице, но прохожие усердно смотрели мимо. Столетиями Жерк-старший старался привить жителям Шасессеры гражданскую сознательность, однако те с завидным упорством держались за прежнее. Так что никто и бровью не повел, когда Тяп с Варом, хохоча, подняли и потащили замотанного Эмеральда.

— В подвал, за решетку! — напевал Вар. — Приятель, в клетку! Кто-нибудь, найдите тележку — этот поросенок будто свинца нажрался!

Святоша нанял рикшу, уложил Эмеральда, компаньоны побежали рядом, глумясь и хихикая.

Чаз, открывший двери лаборатории, улыбнулся во весь рот, завидев Эмеральда, но прижал палец к губам предостерегающе:

— Потише — Ездок чинит Сеть.

Вар со Святошей свалили увязанного Эмеральда под открытое окно — пусть полежит, проветрится, посмотрит на труп Защитника и поразмыслит о грядущей судьбе. Сами же отправились в библиотеку, где Ездок разложил запасные карты Сети на столе пятнадцати футов длиной и пяти — шириной. Ездок, не тратя слов ни на приветствия, ни на упреки за самовольство, тут же вовлек пришедших в дело.

Час проходил за часом. Солнце сползло к горизонту, прыгуны уже были в паре ярусов от верхней площадки.

Наконец Ездок встал и заметил устало:

— Пока хватит. Доделаем, когда с заговором управимся.

— У нас для тебя подарочек, — каркнул Су-Ча, приплясывая и пуская дым из ушей. — В лаборатории прохлаждается.

Ездок вышел за бесом из библиотеки. Эмеральд сидел там же, где его оставили.

— Это он, — указал Су-Ча. — Он прошлой ночью на башню залез и машину поставил.

— Ну и нервы же у него — спать сейчас, — заметил Чаз.

Ездок кинулся к пленнику — не хотел терять еще одного языка. Но Эмеральд и в самом деле спал. И никакого возмущения в Сети, никакого толчка. Ездок закрыл глаза, позволяя рассудку растечься по нитям Сети, впуская ее в себя, ощущая всю магию на пять миль от Скалы. Все замеченное — известное и законное. И ни следа Кралижа Одехнала.

— Выньте кляп, — приказал Ездок. — Снимите с него путы, и пусть разомнется. Отсюда он никуда не денется.

Развязанный Эмеральд длинно и грязно выругался, встал нерешительно на ноги, покачиваясь. Заметил Карацину — и принялся переругиваться с нею на языке вовсе невразумительном. Разозлились оба — Эмеральд обвинял сердито, Карацина огрызалась, явно оправдываясь. Он делался все бледнее, задрожал.

— Ты готов говорить с нами? — осведомился Ездок.

Эмеральд плюнул на пол.

— Значит, допрос. Шпат, Тяп, займитесь.

Коренастый вдруг застыл, всматриваясь. Ездок проследил за его взглядом — а, на труп Защитника уставился. В очередной раз подумал: «Надо с телом что-то делать». И тут раздалось:

— Э-эй!

— Держи его!

— Су-Ча!

Ездок повернулся — а уже и Эмеральдовы ноги скрылись за окном. Бес, вцепившись в одну, отчаянно пытался ухватить за руку Чаза, но не успел. Падающий Эмеральд и не вскрикнул ни разу. Су-Ча же, кому опасность вовсе не грозила, визжал за восьмерых.

Жерк-младший протиснулся к окну. Не глянув на останки Эмеральда, осмотрел площадь: кто заметил? как отреагировал?

Ничего — коренастый явно выбросился по собственному почину.

— Эй, ведьма удирает! — крикнул Шпат.

Пока наблюдали кончину Эмеральда, Карацина ускользнула. Ездокова банда кинулась к дверям, но глава ее заметил:

— Пусть удирает. Захотим, отыщем снова.

— Это как?

— Су-Ча поможет?

— Нет, Сеть. Когда мы были в библиотеке, я ее пометил. Шпат, проследи за ней. Может, она к Одехналу побежит. Остальные — сидите здесь и будьте начеку. Я вернусь ко времени, когда нужно будет раздавать призы прыгунам.

— Куда ты? — спросил Вар.

— На аудиенцию с королем. Не самое приятное занятие.

Уходя, услышал, как Чаз со Шпатом принялись спорить о Карацине. Чаз объявил, что безумно в нее влюблен и что она впечатлилась его мужскими достоинствами. Шпат же считал, что у Чаза голова мякиной набита, и в том Шпата активно поддерживали остальные.