Певчие Ада

Племя Болотного Змея

Первым, по крайней мере, в Российской Империи, племя, или как бы сегодня сказали, малую народность цмоков описал в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году Зарецкий Никодим Евграфович, отошедший от дел богатый фабрикант.

С цмоками он познакомился случайно — во время охоты на болотах своего недавно купленного поместья Лисья Норушка Зарецкий ранил одного из дозорных племени, приняв того за дичь.

Дело в том, что цмоки живут не на болотах, а, скорее, в болотах, земноводным образом, и распознать в притаившемся цмоке человека практически невозможно. Дозорного подвело собственное любопытство — он впервые видел ружейного охотника, гром выстрелов его напугал, он пошевелился — и получил заряд дроби.

Зарецкий донес раненого до усадьбы: весил тот немного, а новоявленный помещик физически был очень крепок. Уездный доктор, срочно позванный Зарецким, помимо прочего назначил раненому для успокоения боли лауданум. Препарат произвел парадоксальное действие: раненый стал словоохотлив и рассказал многое, чего говорить был не должен.

Зарецкий понимал раненого с трудом — говорил тот на языке, который напоминал русский лишь отчасти. Похожий говор Зарецкий встречал в глухих деревушках под Вильно, куда доводилось ездить по делам, были и слова, напоминавшие болгарские.

Все, что удалось разобрать из слов раненого, Зарецкий тщательно записывал.

Неприметное выживание — так можно охарактеризовать основу поведения племени. С незапамятных времен цмоки избегали не то что войн — любых ссор с соседями и безропотно уступали им все: поля, дома, леса, оставив себе лишь то, на что никто не зарился — болота. Но уж болот они держались крепко, живя исключительно замкнуто и никогда не вступая ни в какие контакты с чужаками.

Племя цмоков немногочисленно. На Брусничном болоте, что располагалось преимущественно в границах поместья Зарецкого, их было человек пятьдесят, не больше. Никакого понятия о православной религии и о христианстве вообще у болотного народа нет: поклоняются они гигантскому змею Цмоку, по имени которого прозвали и себя. Змей Цмок — добрейшее существо, защитник слабых и, особенно, женщин, поэтому женщины у цмоков существа главенствующие, а роль мужчин явно второстепенна. Змея Цмока не видит никто, кроме Матери Цмоков, самой уважаемой женщины болот. Ей Змей передает свои мудрые советы, и горе тому, кто ослушается Матери Цмоков! Иерархии женщин раненый не знает, для мужчины-цмока любая женщина священна, а среди мужчин положение определяют по пальцам. Он, раненый, Мизинец, и потому должен подчиняться всем, кроме других мизинцев.

Живут цмоки собирательством и охотой, причем всю добычу мужчины обязаны приносить женщинам, а те уж решают, кто достоин трапезы обильной, кто скромной, а кому и того много. Женщины цмоков все жирные и красивые, но детей приносят редко, только когда разрешит Матерь Цмоков. Летом мужчины живут более-менее привольно, охотятся и собирают запасы на зиму, зиму же проводят в полуподводной хатке все вместе. Если год был плох и запасов собрано мало, самых негодящих мужчин в хатку не пускают, и они умирают от холода и голода вне тепла своей дружной семьи. Да, цмоки одного болота — одна дружная семья. Иногда из других болот приходят за мужчинами, но это бывает очень редко, на памяти раненого — ни разу.

Из болот цмоки выбираются только ночью — иногда в реки, что впадают в болота или вытекают из них. В реках они ловят рыбу и раков. Иногда отважные цмоки пробираются в окрестные леса, где собирают орехи, грибы и коренья. Есть священная земля, островок, со всех сторон окруженный непроходимыми болотами. Островок этот зовут Землей Цмока. На нем живут женщины цмоков с маленькими детьми.

С чужими цмоки никогда не должны встречаться, а если уж встретятся — то, если встреча произошла неподалеку от Зимней Хатки или Земли Цмока, этих людей нужно завести в самую глубокую трясину да там и оставить. Иногда пришельцев приносят в жертву Стерегущему Цветку, но это только по повелению Матери Цмоков.

Сам он, Мизинец, смотрел за Зарецким из любопытства, Зарецкий был далек от священных мест племени и опасности не представлял. Мизинец прежде людей не своего племени видел очень редко, и все они были другими — похожими на женщин цмоков, но на самом деле те женщины обманные, приближаться к ним нельзя. И к мужчинам приближаться тоже нельзя, он и не приближался, только ударил непонятный гром и стальные осы изжалили бедного Мизинца. Человек пожалел его, но Семья Цмоков, наверное, будет недовольна, что он не приносит ей припасов и на зиму оставит его замерзать.

Зарецкий был человеком сметливым и предприимчивым. Он скупил у зашедшего в сельцо коробейника весь немудреный товар, и когда Мизинец окончательно выздоровел, сказал ему, что он и сам — цмок, только особенный. В глубь болота местных цмоков он ходить не будет, только по окраинам, промышлять всякую мелкую дичь. А Матери Цмоков он готов посылать дары, но только через Мизинца. Дарами были пара жирных гусей, шмат соленого сала, полголовы сахару и — вот оно, оружие цивилизации! — бусы, колечко, платочек и зеркальце.

Зарецкий довел Мизинца до места их прошлой нечаянной встречи, передал ему дары, упакованные в особый каучуковый мешок и договорился встретиться через луну (счет у цмоков, как и положено при матриархате, велся на луны).

Спустя оговоренный срок Зарецкий явился на условленное место — с новыми дарами и с парой шестизарядных револьверов: кто знает, что им, цмокам, на ум придет. Его несколько смутили слова Мизинца о жертвах Стерегущему Цветку. У местного старосты он знал, что за десять лет в болоте пропало шесть человек, и потому крестьяне обходили его стороной, опасаясь попасть в трясину.

Зарецкий около часа ждал своего знакомца и собрался уже было уходить, как услышал тихий смех: оказывается, Мизинец все это время лежал в шаге от Зарецкого. Перемазанный грязью и травой, он дышал через камышинку и был совершенно невидим. Позднее Мизинец показал Зарецкому технику передвижения по трясине: наглотавшись воздуха так, что желудок и кишечник стали своего рода плавательными пузырями, Мизинец плашмя ложился на поверхность и змееподобными движениями довольно быстро продвигался там, где пройти, казалось, было невозможно. Мизинец (впрочем, Матерь Цмоков повысила его до Указательного) показал и способы плетения силков на птиц, и как он ставит верши на рыб, и как ловит раков... Грошовая бижутерия явно нравилась Матери Цмоков, а Зарецкий ходил только по самому краешку болота, не вторгаясь в жизнь племени.

Но пришла зима, и Мизинец (в записках Зарецкого он навсегда остался Мизинцем) распрощался с Зарецким: его ждала счастливая пора в Семейной Хатке.

Всю зиму Зарецкий пытался классифицировать полученные сведения и пришел к выводу, что цмоки — тупиковая ветвь человечества. Чувство самосохранения возобладало у цмоков над всем остальным, и потому никакого развития их общество не получило и получить не могло. Отошли они от общеславянской ветви еще в языческие времена, веке в девятом, когда многочисленные княжества поедом ели друг друга, и потому язык их — протославянский.

Он не собирался публиковать сведения о своем открытии, так как дал слово Мизинцу, а слово свое Зарецкий ценил, и, помимо того, он знал по собственным наблюдениям, что примитивные народы отчего-то цивилизация одаривает прежде всего спиртом, сифилисом и скоротечной чахоткой.

Отдельно описано посещение Стерегущего Цветка, которое случилось год спустя.

По деловой надобности Зарецкий май и июнь провел в Санкт-Петербурге, а когда вернулся в имение, его встретило известие: пропал некто Архип Батура, известный среди деревенских тем, что баловался браконьерством. Пользуясь отсутствием хозяина, он часто наведывался на Брусничное болото, и вот неделю назад не вернулся. Искать его особо и не искали, где ж искать? Если засосет трясина, то ищи, не ищи — одно.

Заречный поспешил к болоту, где выставил условный знак — требуется срочная встреча. На следующий день она состоялась — Мизинец пришел в условленное место. Да, цмоки знают о человеке, который ходил по болоту. Этот человек был слишком назойливым и все пытался пробраться к священному Острову Цмока. По велению Матери Цмоков его завели к Стерегущему Цветку.

На вопрос, нельзя ли вернуть Архипа на землю Мизинец посмотрел на Зарецкого с недоумением: от Стерегущего Цветка не возвращаются.

Тогда Зарецкий попросил, чтобы ему показали Стерегущий Цветок. Мизинец ответил, что передаст просьбу Матери Цмоков, и уплыл, унеся с собою очередное подношение: три аршина ситца, катушку ниток, две иглы, ножницы (железа цмоки почти не знали — изредка находили кое-что у заблудившихся в трясине людей) и коробочку румян.

Позволение увидеть Стерегущий Цветок было дано, но обставлено такими условиями, что Зарецкий задумался. Во-первых, его поведут туда ночью. Во-вторых он, Зарецкий, должен был быть совершенно нагим и никакого убивающего грома с собою не иметь. То есть придти-то он мог одетым и с громом, но все это придется оставить на берегу.

Все-таки любопытство взяло свое. Любопытство и расчет — Матерь Цмоков вряд ли захочет лишиться постоянных подношений.

Ночью (хорошо, светила почти полная луна) его встретил Мизинец и еще двое мужчин племени. Они натерли Зарецкого грязью (от комаров и пиявок, как объяснил Мизинец) и повели по болоту. Плыть, к счастью, не пришлось — вряд ли бы Зарецкому это удалось, но дорога была сложной, где по пояс в жиже, где по грудь, а где и выше. Вели его, как приметил Зарецкий, путем кружным — то ли чтобы запутать, то ли и в самом деле путь был таков.

Внезапно он почувствовал холод — поблизости били ключи. Вода вокруг оттого стала прозрачной, и он увидел то, что хотел — Стерегущий Цветок. И еще то, чего бы предпочел не видеть — Архипа Батуру.

Цветок, насколько можно было судить в неверном свете луны, был гигантской, в полтора аршина гидрой — или похожим на нее растением. Своими щупальцами гидра оплетала тело несчастного браконьера, и местами через изъеденную плоть уже проступали кости. Несомненно, Стерегущий Цветок питался своею жертвой, поскольку естественное разложение в болотистой воде идет крайне медленно.

Вернулся домой он совершенно потрясенным. Похоже, Матерь Цмоков нарочно показала ему Стерегущий Цветок — чтобы он не вздумал преступить установленных границ.

Он и не думал. Цмоки потеряли для него всякую привлекательность. Простодушие детей природы крепко отдавало смертью. Но Зарецкий считал, что исследование племени — его долг, и потому продолжал время от времени встречаться с Мизинцем. Впрочем, к тому, что он узнал от него прежде, особенно в дни ранения, прибавилось совсем немного. Фактов из жизни племени Мизинец не приводил, а говорил только о Цмоке, Змее, который живет глубоко в болоте, настолько глубоко, что вода кипит, а камень плавится. Еще он рассказывал про других цмоков, что живут далеко, там, где звезды над головой другие, среди огромных болот, где нет зимы и всегда много добычи, и потому мужчине не приходится каждую осень гадать, возьмут его в хатку или оставят умирать.

Из рассказов выходило, что говорил Мизинец об Африке или даже о Южной Америке.

В то время начали бурно развиваться торговые отношения между Россией и Южной Америкой, и Зарецкий решил сам наведаться в Амазонию. Осенью одна тысяча восемьсот семьдесят седьмого года он отплыл из Санкт-Петербурга в Лондон, а оттуда — в Рио-де-Жанейро. Поместье он оставил сестре, а вместе с поместьем и свои записи о цмоках, которые хранились в усадьбе вплоть до 1927 года, после чего были переданы, наряду с другими документами, в фонды Дерптского Архива, где они и хранится по настоящее время (Дерптский архив ГУ, Ф. 32/Ч Оп 232 д. 5).

Известно, что Зарецкий остался в Бразилии, возобновил коммерческую деятельность, женился и дожил минимум до одна тысяча девятьсот двадцать пятого года — в номере от 24 октября «Русские Бразильские ведомости» писали: «Известный предприниматель Никодим Евграфович Зарецкий снарядил экспедицию на поиски пропавшего весною полковника Фоссета. Преклонный возраст не позволяет Никодиму Евграфович лично принять участия в спасательном походе, но его сын Антон возглавит отряд численностью в восемь человек...»