Георге Попеску услышал о вампире в свой первый одесский день. Денщик Ионел, ходивший на Привоз, принес оттуда помимо курицы и вермишели (брали леи плохо, но лучше, чем остмарки) слухи о таинственном ночном убийце, похищавшем людей прямо с улиц. Их трупы, совершенно обескровленные, находили потом рядом с катакомбами, а, случалось, не находили вовсе. За последний месяц пропало около двадцати человек — и румын, и немцев, и местных полицейских. Сколько пропало гражданских одесситов, никто не считал, но, говорят, тоже изрядно.
Болтовне Ионела капитан не поверил. В комендатуре его предупредили, что не следует без крайней необходимости ходить по ночной Одессе, но причину назвали прозаическую — партизаны. Разубеждать денщика не стал — пусть лучше вечерами сидит дома, следит за порядком, а не шастает в поисках местных красоток.
На следующий день, получив новое назначение, Попеску уже не знал, смеяться ему или плакать: капитану предложили службу в сигуранце, в спецотряде по расследованию загадочной гибели военнослужащих.
Сигуранца, румынская сестра гестапо, среди офицеров популярностью не пользовалась, но Попеску выбирать не приходилось. К тому же он все равно оставался за штатом, и таким образом чести не терял. Сигуранце потребовался ученый — медиевист, и она нашла выздоравливающего после ранения пехотного капитана, до войны преподававшего историю в бухарестском лицее. Нашла и вызвала в Одессу. Впрочем, это лучше, чем возвращение на фронт.
Спустя три дня он уже не был в этом уверен. На фронте все ясно — рядом свои, напротив враг, здесь же враг был неведом.
Но само существование врага сомнения не вызывало. Попеску пришлось осматривать новые жертвы — двух полицейских из местного населения. Обоих нашли мертвыми у входа в Аид — так прозвали одну из катакомб почти в самом центре города. На вскрытии определили, что причиной смерти явилась колоссальная кровопотеря — они потеряли практически всю кровь. Но на месте находки следов крови не нашли, не обнаружили крови и на обмундировании, а, главное, не было никаких ран и на самих телах! Особо тщательно рассматривали шею — легендарные вампиры обыкновенно пьют кровь из яремной вены, но и на шее не отыскали никаких проникающих ран. Единственное, что обращало на себя внимание — это множественная сыпь, подобно той, что бывает при краснухе. Узелки розово-синюшного цвета размером с булавочную головку покрывали большую часть тела каждого полицейского. Подобную сыпь находили и у других жертв, но врач-инфекционист, по настоянию Попеску привлеченный к аутопсии, затруднялся с диагнозом.
Версию о партизанах, как виновниках гибели людей, пришлось пересмотреть. Если убивали они, то как? Нет, время от времени и партизаны совершали вылазки, но их почерк был прост — пуля, граната или нож.
К тому же — вот еще загадка — при убитых оставались и документы, и деньги, и, главное, оружие. Партизаны его взяли бы непременно.
В сигуранце служили люди, в глубине души остававшиеся суеверными крестьянами, и потому они только утвердились во мнении, что все случившееся — дело вампира, а уж зубами он впивается в жертву, или чем еще — не суть важно. Еще больше людей, не допущенных к расследованию, передавали друг другу леденящие кровь подробности — о двух ранках на шее каждого убитого, об огромном черном нетопыре, якобы неоднократно виденном в лунные одесские ночи, о том, что катакомбы под городом имеют выход чуть ли не в каждый подвал, и потому никто не может чувствовать себя в безопасности даже дома. Серебро стремительно повысилось в цене и стало дороже золота — всяк хотел повесить не шею серебряную цепь, распятие, амулет. Особым шиком считалось иметь обойму серебряных пуль, кому же серебро было не по средствам, наполняли фляги святою водой и жевали чеснок.
Полковник Садовяну, заместитель одесского управления сигуранцы, прямо спросил Попеску, насколько обоснованы слухи о вампире и что, по мнению науки, следует предпринять в данном случае.
Капитан доложил, что пока делать выводы рано. Не исключено, что в городе эпидемия неизвестной болезни, противник мог применить особое бактериологическое оружие. Другая версия — яд, солдат могли отравить в расплодившихся в последнее время кабаках. И, наконец, возможно, орудовал маньяк.
Следует ли понимать капитана Попеску так, что он начисто отвергает существование вампира, осведомился Садовяну.
Нет. Он, Попеску, совершенно уверен, что вампиры существовали, и, быть может, существуют поныне, но вампир не есть сверхъестественное существо, а лишь определенный подвид человека, наделенный особыми свойствами. Поймать его возможно, но для этого потребуются люди и время. Много людей и много времени.
А пока следует ужесточить меры предосторожности.
Ужесточать меры сигуранца умела. Комендантский час начинался еще до захода солнца а заканчивался после восхода. Передвигаться в ночное время своим разрешалось группой не менее пяти человек, при малейшей угрозе нападения следовало открывать огонь на поражение. Во всех домах, где были расквартированы солдаты союзников, следовало осмотреть подвальные помещения. Пообещали и пряник — за сведения о злоумышленниках, скрывающихся в катакомбах, как и о сведениях о самих катакомбах назначили вознаграждение.
Катакомбы были головной болью сигуранцы. Никакой схемы найти не удалось — либо ее уничтожили при отступлении русские, либо ее не существовало вовсе. Внизу, под землей, могло происходить все, что угодно. И это порождало неуверенность.
Некоторый толк от распоряжений был — в казино «Беруинца» отыскали вход в подземелье, а в нем — десятки бочонков крепкой виноградной водки, война войной, а контрабанда контрабандой. Задержали и несколько уголовников, промышлявших на ночных улицах Одессы. Партизаны затаились. Впрочем, сигуранца не церемонилась: каждый, задержанный во время комендантского часа, объявлялся партизаном.
Около недели вампир выжидал. Затем нанес удар — у Аида нашли трех румынских пехотинцев, отдыхавших в городе после выписки из госпиталя. Все та же картина — сыпь по телу, полное обескровливание и отсутствие свежих ран.
Капитан Попеску предложил спуститься вниз, в катакомбы. Садовяну обещал подумать. Обычно решительный полковник отчего-то не был в восторге от идеи. Это утвердило Попеску в худших подозрениях.
Капитан считал, что вампиризм — своего рода игра природы и случается от воздействия на человека, возможно, еще во время пребывания в утробе, каких-то пока неизвестных природных факторов. И потому упоминания о вампирах встречаются в одних местностях чаще, в других редко, а в третьих явление вампиризма совершенно неведомо.
Так вот, по мнению капитана вампир был не местным. Они привели его с собой из Румынии! Днем он солдат, офицер, кто угодно, а ночью...
Через день жертвою стали двое немецких военнослужащих. Нужно было что-то предпринимать, чтобы не выглядеть в глазах союзников слабодушными неумехами.
Облаву провели с размахом — около тридцати солдат спустились в Аид, а всего — обследовали более двадцати входов одновременно — задействовали два батальона. Никогда Попеску не видел более бестолковой операции. Шли, словно на прогулку — близость товарищей и ясный день придали храбрости даже малодушным. Но стоило углубиться на несколько десятков шагов, как веселье исчезло. К тому же выяснилось, что выданные электрические фонарики угасают на глазах. Факелы зажигать боялись из-за возможной встречи с рудничным газом, и потому волей-неволей пришлось повернуть назад. У них потерь не было, но вот в других отрядах из подземелья не вернулось несколько человек. Вряд ли виноват был вампир — в наступившей после темноты панике (а фонарики погасли практически у всех) кто-то начал стрельбу, ему ответили, и, если бы не решительный приказ отступать, потери грозили стать просто катастрофическими.
Все, разумеется, списали на партизан, сообщив, что в результате операции было разгромлено вражеское подполье.
Но союзников подобный результат не устроил. Они решили самостоятельно провести вылазку в Аид, и полковнику Садовяну лишь с трудом удалось убедить союзников взять в отряд Попеску.
Что немцы люди основательные, было ясно с первого взгляда. В свой отряд, всего семь человек, они отрядили опытных горняков и даже одного спелеолога. Вооружились шахтерскими лампочками, взяли по два фонаря на каждого с запасом свежих батарей, морские факелы — те, что горят и намоченные, взяли и специальное снаряжение — крючья, веревки, маркеры стен. И оделись, словно трубочисты, во все черное, лишь вместо цилиндров надели черные вязаные шапочки, оставляющие открытым только глаза и рот.
Идти в катакомбы решили не днем, а ночью, резонно рассудив, что под землею все равно темно, но поскольку неведомый враг проявлял активность в темное время суток, то и искать его нужно тогда же.
Попеску немцы приняли. Румынский «специалист по вампирам» им не требовался, но нашивки за ранение, а, главное, «Железный крест», отличие, которого румыны удостаивались исключительно редко, заставляли смотреть на капитана с уважением.
Оценив обмундирование союзников, Попеску попросил себе такое же. Удобно, а удобство не прихоть, в сложных ситуациях неудобное обмундирование и скверное снаряжение часто мешают жизни.
Вечером провели инструктаж, подробный, повторяя вновь и вновь возможные действия в ответ на нападение противника, согласуя взаимодействие в критических ситуациях заранее. Это вам не бухарестский гамбит.
Попеску дали вежливо понять: его дело советовать. Если спросят. Вперед не рваться, но и не отставать. Не стрелять, не будучи абсолютно уверенным, что перед ним враг.
К полуночи фургон с отрядом подъехал к Аиду. Дюжина немецких военных уже были там, наблюдая за черным провалом.
Ничего необычного, доложил лейтенант. Все тихо.
Сейчас, ночью, вход в катакомбу едва различался в свете полумесяца и люди, одетые целиком в черные одежды, растворялись во тьме. Попеску шел предпоследним, цепочку замыкал сержант, до войны проработавший несколько лет на строительстве берлинского метрополитена.
Фонари включили только внутри, и свет их показался особенно ярким. Первые метры, знакомые Попеску, прошли неторопливо, приноравливаясь к рельефу бывшей каменоломни.
Кошмар начался, когда они миновали развилку. Выбрав левое ответвление, отряд вступил в низкий длинный ход. И здесь им пришлось идти осторожно, поскольку всюду лежали трупы — мумифицированные трупы полицейских и солдат, лишь однажды они увидели труп женщины.
Попеску насчитал одиннадцать тел. Он был потрясен — но немцы шли вперед, нервы у них были покрепче. Или просто привыкли.
Ход расширился и они смогли выпрямиться. Облегчения это не принесло, Попеску ощущал гнет нависшей породы почти физически. Но вдруг впереди забрезжил свет, и он невольно устремился к нему. Сержант, что шел сзади, удержал и жестом приказал не трогаться с места. Действительно, это никак не могло быть естественным светом, кругом же ночь.
Свет был голубоватым, что и обмануло Попеску поначалу, но затем, приблизившись еще на несколько шагов, стало видно что он слишком голубой для дневного света.
Внезапно слабость нахлынула на Попеску. Он прилагал все усилия, чтобы остаться на ногах, но не сумел и мягко упал, пистолет и фонарь вывалились из рук. Остальные если и продержались дольше, то лишь на несколько секунд. Кто-то успел дать очередь из автомата, но куда, в кого стреляли, Попеску не знал. Даже язык не повиновался капитану, он мог только дышать.
Несколько минут тишины сменились тихим, едва слышным шипением. Свет усилился. Внезапно раздался стон, глухой, отчаянный. И опять несколько минут тишины. Вновь стон. Семь раз Попеску слышал стон и понимал — это умирает человек. Но отчего, по какой причине? Любопытство боролось со страхом.
Наконец Попеску увидел перед собой светящуюся массу, напоминавшую более всего губку, но губку огромную. Сплошным ковром ползла она по пещере, подбираясь ближе и ближе к Попеску. Он зажмурился.
Словно муравьи, тысячи муравьев бежали по нему, по пути покусывая кожу, но покусывали совсем не мучительно, было, скорее, приятно, перестала даже ныть старая рана, с болью от которой он уже смирился. Если это смерть, то смерть приятная.
Укусов становилось меньше и меньше. Когда Попеску решился открыть глаза, он увидел только свет от непогашенных фонарей.
Постепенно он смог овладеть собой настолько, что встал на колено, чуть позже даже поднялся во весь рост.
Рядом едва шевелился немецкий сержант. Остальные же лежали недвижно. Самого короткого осмотра было довольно, чтобы понять — шестеро из семи мертвы, а последний, сержант, очень слаб.
Он и сам едва держался и потом не мог понять, как ему хватило сил не только выползти из пещеры, но и вытащить на себе сержанта. Сознание он потерял только снаружи, у входа в Аид.
Очнулся Попеску через сутки. Стоящему у койки Садовяну он дал полный отчет о происшедшем в пещере и свою оценку случившегося. По его мнению в катакомбах обитает некое существо, возможно, дальний родственник морской губки. Существо это хищное. Парализуя неведомым образом жертву, оно высасывает из нее кровь. Существо способно перемещаться и, когда голодно, прокрадывается к выходу из каменоломни, где подстерегает добычу. Трупы в самой пещере наводят на мысль, что существо способно заманивать свои жертвы внутрь.
Откуда взялось существо, он не знает. Могло придти из моря — катакомбы сообщаются с ним. Могло придти из глубин земли. Могло быть выведено русскими биологами в результате экспериментов. Не знает он, одиноко ли это существо, или их несколько, растет ли оно, и если растет, то как быстро. Он считает, что нужно запретить дальнейшее обследование катакомб до более благоприятного времени — потом, после войны можно будет заняться ими всерьез. Сейчас же лучше заложить ходы, замуровать, привлекая для этого местное население, разъясняя ему всю опасность подземелий.
Рекомендации Попеску выполнили отчасти — замуровали, завалили при помощи взрывов известные входы, но представили это как борьбу с партизанами. Партизаны же наносили жестокие удары оккупантам и скрывались неведомо куда.
Вскоре Красная Армия перешла в наступление на всех фронтах, и потери румын и их союзников стали исчисляться десятками и сотнями тысяч. Им стало не до подземного вампира — Великая Транснистрия стремительно съеживалась, теряя завоеванные земли с поразительной быстротой.
За участие в операции и за спасение сержанта капитан Георге Попеску успел получить дубовые листья к своему кресту. После войны до пятьдесят третьего года он находился в плену, работал на восстановлении советских городов. По возвращении из плена жил в Бухаресте, одно время преподавал в университете, дважды, в шестьдесят девятом и семьдесят первом году приезжал в Советский Союз.
Во время свержения Чаушеску пропал без вести.