Пик Сталина

ЗАГАДКА УЗЛА ГАРМО

Великая Октябрьская социалистическая революция вывела народы Средней Азии на широкую дорогу политического и хозяйственного развития. Советская власть дала узбекам, таджикам, киргизам, казахам, туркменам Средней Азии государственную самостоятельность и оказала могучую поддержку в развитии социалистической экономики и культуры молодых советских республик. Начались большие работы по социалистическому переустройству народного хозяйства среднеазиатских республик. В междуречье Амударьи и Сырдарьи создавалась сеть новых оросительных каналов. Они должны были дать воду колхозным хлопковым полям, созданным на бывших бесплодных засушливых землях. Строились промышленные предприятия. К жизни вызывались природные богатства еще в недавнем прошлом отсталых «среднеазиатских владений» царской империи.

По-новому был поставлен вопрос и об исследовании Памира. Насущные интересы страны требовали заполнения «белых пятен» на географических картах территории, занимающей около половины площади Таджикской ССР. Географическое изучение высокогорной зоны Памира должно было дать подробные данные о мощном оледенении, являющемся огромным естественным хранилищем влаги для крупнейших рек Средней Азии, источником жизни ее садов и полей. В глубине Памирского нагорья метеорологи искали разгадку закономерностей, управляющих погодой Средней Азии. Геологи разведывали богатства памирских недр и собирали данные, необходимые для понимания процессов горообразования нагорья и всего материка. Ботаники и зоологи изучали растительный и животный мир памирских долин. Советская наука широким фронтом начинала проникновение в самые неисследованные уголки Крыши мира. Глубокие знания природы этой замечательной страны впоследствии позволили советскому народу превратить ее из страшной и бесплодной высокогорной пустыни в горнорудный и сельскохозяйственный район республики.

В мае 1928 г. в Ош — тихий город на юго-восточной окраине Ферганской долины, сады и виноградники которого раскинулись в предгорьях Алайского хребта, начали прибывать первые участники экспедиции, предпринятой Академией наук СССР для изучения высокогорного Памира. Работы экспедиции должны были принять необычайно широкий для того времени размах, ее состав насчитывал более 100 сотрудников, в их числе были 26 советских ученых, представляющих различные отрасли знания. В число участников экспедиции по приглашению Академии наук СССР вошла также небольшая группа немецких ученых из Германского общества содействия развитию науки[41].

Область Памира, остававшаяся неисследованной, должна была подвергнуться географическому изучению. Основной задачей экспедиции было установление орографии области предположительного нахождения меридионального хребта Сель-тау, отыскание перевалов, соединяющих Восточный Памир с верховьями правых притоков Пянджа, и сбор материалов для составления первой карты всего Памира. Поэтому особое внимание было уделено картографической части экспедиции. Астроном должен был произвести точные определения положения ряда пунктов исследуемой местности. Геодезистам предстояло, воспользовавшись этими данными, вычислить расстояния между всеми значительными точками рельефа, определить высоту этих точек и таким образом создать основу для будущей карты. На долю топографов выпала съемка и изображение рельефа.

Для съемки труднодоступной местности в высокогорье был избран фототеодолитный способ, позволяющий достигнуть хороших результатов при значительной экономии времени и сил. По этому методу съемка производится при помощи фототеодолита, представляющего собой, по существу, соединение теодолита с фотокамерой. Участок местности снимается последовательно с двух точек, расположенных в нескольких стах метров друг от друга, на точно измеренном расстоянии. Полученная таким образом пара фотографий дает стереоскопическое изображение объекта съемки. Благодаря устройству прибора снимки строго ориентированы и поэтому взаимное расположение элементов рельефа может быть определено довольно точно. Перенесение изображения со снимков на карту производится при помощи специального прибора — стереоавтографа. При наличии таких пар фотоснимков, сделанных с ряда панорамных пунктов и вершин, можно создать довольно точную карту, правильно передающую подробности горного рельефа.

К 1928 г. в географии Памира оставалось еще много неясных вопросов. Но главной задачей экспедиции Академии наук СССР было обследование высочайших хребтов Западного Памира, включающих в себя область ледника Федченко. Продвижение отрядов экспедиции в район «белого пятна» должно было начаться с востока, со стороны долины Танымаса. Ледники, дававшие начало этой реке, даже после экспедиции Г. Е. Грумм-Гржимайло, Н. И. Косиненко и Н. Л. Корженевского оставались известными лишь в их нижней части.

Выступив из г. Ош, первые отряды экспедиции, после 10-дневного похода, прибыли к оз. Каракуль. Отсюда они повернули в сторону снежных хребтов на запад, к урочищу Кок-джар. На берегу р. Кок-джар (Шуралы), у слияния ее с потоком Танымаса, на высоте в 3300 м, путешественники увидели небольшую березовую рощу, прижившуюся невдалеке от вечных снегов[42]. Стволы деревьев были искривлены холодными ветрами Памира. В верховьях долины Танымас, несколько выше того места, где ж основной долине подходит язык бокового ледника Музкулак[43], был разбит базовый лагерь экспедиции. На ровной площадке, лежавшей за древней мореной, было установлено несколько палаток, в которых участники экспедиции могли укрыться от дневных ветров и ночного холода. Над площадкой лагеря высились безжизненные каменистые склоны долины и ледяные стены боковых ледников, сползавших к долине с ее правых склонов, со стороны неведомого южного хребта. Поток р. Танымас начинался выше, путь к его истокам лежал на запад, в сторону границы неисследованной области вечных снегов и льдов.

Как только караван прибыл к месту, выбранному под лагерь, из вьючных ящиков было извлечено альпинистское снаряжение. Участники экспедиции получили горные ботинки, окованные прочными шипами, десятизубые кошки, применяемые при передвижении по крутым ледяным склонам, ледорубы, горные лыжи, маленькие трехместные высокогорные палатки, пуховые спальные Мешки я свернутую в кольца прочную альпинистскую веревку. Были распакованы ящики со специальным продовольствием, припасенным для высокогорных походов, спиртовые кухни и примусы. Снаряжение экспедиции было достаточно прочным и в то же время наиболее легким. При движении в глубь ледников исследователи высокогорья могли для транспортировки питания и снаряжения рассчитывать только на свои силы. Все необходимое для походов должно было теперь переноситься на плечах членов экспедиции. Вес объемистых рюкзаков, не считая геодезических и топографических приборов и инструментов, достигал 22–26 килограммов. Казалось, что такой груз будет непосилен для людей, поднявшихся из долин на высоты Памирского нагорья. Однако действительность показала обратное: группы топографов и альпинистов-разведчиков совершили успешные выходы на склоны ближайших вершин и готовились к дальним походам в глубь ледников. В середине июля Л. А. Перлин и Ф. Кольхаупт направились к истокам р. Танымас и, увидев здесь большой ледник[44], поднялись на него и пошли на запад к его верховьям. Ледник вел в глубь неисследованной области. Но эти два члена экспедиции смогли установить только проходимость этого ледника и наличие больших ледяных пространств на западе.

Где-то здесь, за танымасскими хребтами, казалось совсем близко, лежали таинственные перевалы Кашал-аяк и Танымас, старинные пути в верховья Ванча и Язгулема. На поиски этих перевалов по пути, проложенному первыми разведчиками, отправилась другая группа участников экспедиции под руководством астронома Я. И. Беляева. Я. И. Беляев, после своего памирского путешествия 1916 г., хорошо знал истоки pp. Ванч с его притоком Абдукагор, Гармо и Мук-су. При исследовании ледника Гармо он ознакомился с расположением вершин хребта, замыкающего ледник Гармо с востока. По расчетам Я. И. Беляева, получалось, что, достигнув верховий Танымасского ледника, он выйдет на перевал, за которым начнется спуск в долину Язгулема.

26 июля тяжело нагруженные Я. И. Беляев и его спутники выступили из базового лагеря на запад, прошли мимо нескольких боковых ледников, достигли небольшого озера у истоков р. Танымас и вышли на ледник. Пологий подъем по его поверхности вывел исследователя к широкой седловине перевала. Анероид-высотомер показывал 4700 м над уровнем моря. Вид, открывшийся с перевала на запад, оказался для Я. И. Беляева и его спутников совершенно неожиданным. Перед ними не было никаких признаков предполагавшегося спуска в долину Язгулема или Ванча. За небольшим пологим склоном лежали многокилометровые снеговые поля огромного ледника, текущего не на запад от перевальной точки, на которой находилась группа, а с юга на север, мимо Танымасского ледника. Несколько ниже по течению русло вновь открытого ледника поворачивало почти под прямым углом на запад и дальше, после нового поворота на север, терялось в глубине ущелья. Верховье ледника, находившееся километрах в тридцати от перевала, замыкалось цепью вершин, одетых, вечными льдами. Склоны их высоко поднимались над снежными полями ледника. Во всех боковых ущельях также виднелись массы льда и снега.

Основное русло ледника-гиганта имело незначительный уклон; казалось, что мимо перевала спокойно течет огромный поток шириною в 2–3 километра. На поверхности ледника были видны три срединные морены; их огромные валы, сложенные из обломков горных пород, четко обозначались на чистой поверхности ледника. Темные полосы морен послушно следовали течению ледника, повторяя все его изгибы. Цепи гор, расположенные на запад от ледника, достигали наибольшей высоты в районе, лежащем позади поворота основного русла ледника на запад. В разрыве облаков Я. И. Беляев мог различить ряд остроконечных пиков хребта вершина одного из них имела форму скошенной трапеции.

Я. И. Беляев надел лыжи и осторожно пошел; по неизвестному леднику. Идти было трудно. То и; дело на пути открывались глубокие трещины и снежные озера — глубокий снег, пропитанный талой водой. Вскоре исследователь вернулся к своим спутникам, и они сообща начали располагаться на ночлег. Маленькая палатка была быстро установлена на вытоптанной в снегу площадке и растянута на ледорубах. Внутри ее разостлали спальные мешки, у выхода установили спиртовую кухню. За приготовлением ужина время шло незаметно; стало темнеть. Сперва на восточной части неба, а затем и в зените зажглись первые звезды, только вблизи склонов вершин западного хребта клубились тяжелые тучи. Заметно похолодало. Затихло журчанье потоков, воду в ледяных колодцах затянуло тонкой корочкой молодого льда. Исследователи забрались в свои спальные мешки и застегнули полы палатки.

На следующий день Я. И. Беляев и его спутники двинулись вниз по течению нового ледника. Справа и слева в основное русло вливались огромные ледники-притоки, широкие боковые долины были сильно заснежены. Продвигаться вперед было утомительно и небезопасно. Под жаркими лучами солнца снег размяк и пропитался водой. Снежные мосты, по которым приходилось переходить через глубокие трещины, подтаяли и были ненадежны. Многочисленные ручейки, сливаясь, образовывали непроходимые потоки, мчащие свои воды в крутых ледяных берегах. К исходу дня, 27 июля, Я. И. Беляев вернулся к своей палатке. Ему было ясно, что исследование нового ледника отнимет у членов экспедиции много сил и времени.

Вечером ученый долго не мог уснуть: вопрос о леднике не давал ему покоя. Он перебирал в своей памяти все, что могло иметь отношение к новому леднику. Ни Ванч, ни Гармо не могли получать свои воды от неизвестного ледника, потому что он спускался с юга на север и его верховья даже отдаленно не были похожи на ледник Гармо. Не мог ледник спускаться и к долине Абдукагора, это противоречило всем имеющимся сведениям о ее верховьях.

«Таким образом оставалось одно предположение, — вспоминал впоследствии о своих выводах, сделанных в тот вечер, Я. И. Беляев, — ледник питает Мук-су, то есть является не новым ледником, а ледником Федченко. Но тогда ледник Федченко приобретает грандиозные размеры, и эти размеры меня приводили в полное смущение»[45].

Поздно ночью один из спутников Я. И. Беляева, немецкий альпинист Кольхаубт, разбудил своих соседей по палатке и стал жаловаться на острую боль в глазах. Зажгли фонарь. Глаза Кольхаубта были красны, непрерывно текли слезы. Он уже с трудом различал предметы, даже огонь свечи казался ему задернутым густой темной сеткой. К утру Кольхаубт ослеп. Накануне, идя по леднику, он несколько часов находился среди снежных полей, освещенных ярким солнцем, пренебрег защитными дымчатыми очками и поплатился за это жестоким ожогом сетчатки глаз. Я. И. Беляев отправил часть своих спутников за помощью в базовый лагерь. Вскоре погода стала ухудшаться. Сперва сильный порывистый ветер принес с запада высокие облака. За ними поползли мрачные свинцово-черные тучи; клубясь, они тяжело переползали через перевалы западного хребта и скоро заполнили густой пеленой ледниковую долину. Когда начался снегопад, отряд отправился вниз… Кольхаубт шел с забинтованными глазами, опираясь на своих спутников.

^{_{Верхняя часть ледника Федченко}}

28 июля весь состав экспедиции узнал о замечательном открытии, сделанном в верховьях Танымаса. Сообщение Я. И. Беляева о громадном леднике оживленно обсуждалось во всех палатках. Теперь к этому леднику были прикованы помыслы членов экспедиции. Но что это за ледник? Какой реке дает он начало? Это оставалось неясным и требовало выяснения. Нужно было также наметить новые пути поисков западных перевалов. 1 августа для решения этих задач в поход выступил топограф И. Г. Дорофеев в сопровождении своего помощника красноармейца Гизятова и нескольких рабочих-таджиков, занятых подноской топографического инструмента.

На топографа И. Г. Дорофеева с первых дней работы экспедиции была возложена особая задача. Он должен был производить инструментальную топографическую съемку тех труднодоступных участков высокогорья, которые попадали в «мертвые» пространства, вне «поля зрения» объектива фототеодолита, и не покрывались фотограмметрической съемкой[46]. Уже с первой недели работы в горах топограф показал себя человеком, обладающим большой энергией и исключительной настойчивостью в достижении цели. На своем пути к лагерю в верховьях Танымаса он прошел со съемкой свыше 220 км, обследовал долину р. Кара-джилга и впервые нанес на карту сложную систему ледников и вершин, расположенных в хребтах Заалайском и Зулумарт. В его распоряжении не было достаточного количества легких палаток, спальных мешков и высококалорийного продовольствия, предназначенного для высокогорных походов. До приезда руководства экспедиции все высокогорное снаряжение находилось в безраздельном пользовании немецкой группы ученых и альпинистов. Ее руководители не спешили придти на помощь энергичному советскому топографу, рассматривая его как опасного конкурента в исследовательской работе. Но И. Г. Дорофеева это не останавливало. Со своими помощниками — тремя красноармейцами и рабочими-таджиками, он надолго уходил в глубь ледников и не раз, закутавшись в свой полушубок, ночевал под холодным звездным памирским небом.

Небольшой группе И. Г. Дорофеева пришлось пересечь языки нескольких ледников, спускающихся в узкую долину. Затем группа достигла края ледника Астрономического, также спускающегося с правых склонов и растекающегося своей нижней частью вдоль ущелья. К этому леднику примыкали ледяные массы, спускающиеся с запада от перевала, названного топографом Танымасским. Оставив четверых рабочих и все свои вещи возле озера, образовавшегося у края Астрономического ледника, перед самым началом подъема на перевал, исследователь отправился вперед со своим помощником и одним рабочим. Они несли с собой только инструменты. В середине дня топограф уже был на перевале и наблюдал неизвестный ледник. Закончив съемку с перевальной точки, он к вечеру вернулся в свой лагерь у озера с тем, чтобы назавтра продолжить работу. Однако следующий день начался для него неудачно. Он получил записку от руководителя немецкой группы, В. Р. Рикмерса, который в отсутствии начальника экспедиции ведал всеми хозяйственными и организационными делами. Рикмерс требовал от русского топографа отправить назад рабочих и единственную у его группы палатку. И. Г. Дорофеев вынужден был продолжать работу с помощью только красноармейца Гизятова и одного рабочего.

Будучи ограничен в возможности транспортировки; своих инструментов и других нужных вещей, топограф вынужден был перейти на полуинструментальную (буссольную) съемку, не позволяющую производить точные измерения.

2 августа И. Г. Дорофеев снова перевалил на новый ледник и пошел вниз по его течению, к повороту ледника на запад. По пути им были нанесены на карту мощные притоки основного ледника, получившие впоследствии название ледников Академии наук, Наливкина[47], № 8[48] и № 4. Последний соединялся с главным ледником в месте, где он, после изгиба, снова поворачивает на сервер. Дойдя до ледника № 4, И. Г. Дорофеев окончательно уверился в том, что он находится на леднике Федченко. Длина его, по первым определениям топографа-исследователя, составляла не менее 70 км; он принадлежал, таким образом, к числу величайших горных ледников земного шара.

На свой планшет И. Г. Дорофеев наносил окружающие хребты, вершины и ледники. В его распоряжении имелась предварительная схема расположения хребтов этого района, составленная Н. Л. Корженевским. Топограф решил сравнить свои наблюдения с этим документом.

«Сравнив результаты своей съемки со схемой Н. Л. Корженевского, я совершенно естественно принял за пик Гармо трапециевидный пик (впоследствии названный „пиком Сталина“), находящийся в системе хребта Академии наук и господствующий над остальными вершинами. Это предположение не вызвало (впоследствии. — Е. Б.) никаких сомнений ни у кого из участников экспедиции 1928 г. Из-за отсутствия инструментов я не мог точно определить его высоту…»[49].

К вечеру 5 августа исследователь снова вернулся к озеру Танымасским перевалом, чтобы пополнить свои запасы продовольствия доставленными туда из базового лагеря лепешками, вареной бараниной и взять двухместную палатку. Здесь к его группе присоединился ранее болевший красноармеец Сохоутдинов и еще один рабочий. 7 августа исследователи снова были на леднике Федченко. После разгадки тайны нового ледника, вновь встала в порядок дня задача отыскания перевалов на запад. Первый маршрут, предпринятый с этой целью, И. Г. Дорофеев сделал в верховья мощного ледового притока ледника Федченко, названного впоследствии ледником Академии наук. Группа быстро пересекла ледник Федченко в направлении к месту впадения в него ледника Академии наук. Там путь им преградил 50-метровый крутой ледяной подъем. Путешественники преодолели это препятствие, вырубив во льду лестницу в несколько десятков ступеней, и вышли на пологую часть ледника.

Поверхность льда здесь была покрыта толстым слоем рыхлого снега. Идти было очень трудно, и вскоре Гизятов сказал своим спутникам, что у него нет сил двигаться дальше. И. Г. Дорофеев оставил ему продукты и теплые вещи и велел дожидаться своего возвращения. Однако Гизятов через некоторое время почувствовал себя лучше и спустился к базовому лагерю экспедиции.

Группа продолжала утомительный подъем. На солнце было жарко. Мучила жажда, ее нечем было утолить.

«…Здесь, на высоте 4600 м, тающий снег не превращается в воду, а из-за сухости воздуха сразу переходит в газообразное состояние. Отсутствие воды очень сказывалось, особенно если принять во внимание нашу пищу — вареную баранину и сухие лепешки. Утолять жажду снегом было бесполезно, я пытался растопить на солнце снег в кружке, но он растаял, почти не смочив ее стенок»[50]. Изматывал силы тяжелый подъем. Идущий первым проваливался по колена в рыхлый снег и, сделав несколько шагов, останавливался для того, чтобы уступить место своему товарищу. Так было пройдено еще 7 километров. Наконец группа достигла высшей точки предполагаемого перевала, впоследствии названного И. Г. Дорофеевым Абдукагор I. Высотомеры показывали высоту в 4920 м над уровнем моря[51]. Спуск с перевала по пологому и широкому леднику привел (через два километра) разведчиков к глубокому обрыву, спускавшемуся в узкое ущелье, уходившее в направлении на запад. На дне ущелья можно было рассмотреть ледник, вся поверхность которого была изборождена трещинами. Дорофеев стоял у обрыва, завороженный открывшимся перед ним видом на горы Дарваза. Вокруг высились остроконечные пики, время от времени гремели огромные снежные лавины, срывающиеся с крутых западных склонов. Спуститься на запад здесь было невозможно.

Несмотря на резкие порывы юго-западного ветра, И. Г. Дорофеев быстро набрасывал на свой планшет положение ледников и долин. Расположенные глубоко внизу, они четко обозначались, как будто перед исследователем была гигантская рельефная карта. Топограф продолжал работу до тех пор, пока погода окончательно не испортилась и не началась метель.

^{_{Схема ледника Федченко и верховьев рек: Танемас, Язгулем, Ванч}}

Тесная палатка, в которой укрылись путешественники, сотрясалась от бешеных порывов ветра всю ночь и утро следующего дня. Иногда люди опасались за прочность растяжек палатки. Все вокруг было скрыто в тумане и серой пелене снегопада; буря не утихала, но в 2 часа дня группа все же решила начать спуск к лагерю экспедиции. Пришлось потратить немало времени на то, чтобы натянуть на ноги затвердевшие на морозе сапоги, отрыть из снега вce снаряжение и сложить промерзшую палатку. Свежевыпавший снег скрывал ранее открытые трещины ледника, и поэтому люди связались веревкой. Пользуясь своими записями о маршруте, топограф вел группу по компасу в густом тумане и при непрекращающемся снегопаде. Задыхаясь от усталости, исследователи брели по глубокому снегу ледника до полной темноты. Расположились на ночлег. Снежная буря не утихала в течение второй ночи.

Утром группа продолжала спуск. Тот, кто шел первым то и дело проваливался в трещины, задерживаясь на их краю или повисая над бездной на веревке. Извлечение провалившегося в трещину каждый раз отнимало много сил. Донимали холод и жажда.

Неожиданно в 11 часов дня, среди мутной пелены снегопада, открылся клочок голубого неба, а через час исчезли и последние следы непогоды: на небе не было ни облачка. Уставшие до изнеможения люди в это время шли уже по залитой солнцем нижней части ледника Академии наук. Только сверкающие в солнечных лучах тысячами искр, сугробы свежего снега напоминали о недавней буре. Все неровности ледника, камни, морены, русла ледниковых потоков были покрыты толстым слоем свежего снега.

В наше время известно, что ледник Федченко перехватывает большую часть осадков, идущих сюда с западных равнин; они накапливаются в его верховьях зимой и летом в виде снега. Огромные массы его со временем преобразуются в фирн, а затем в плотный лед, сползающий по пологому руслу долины ледника на север, к далеким истокам Мук-су. Так происходит непрерывное пополнение естественной убыли ледника.

Неудача попытки И. Г. Дорофеева найти доступный переход на запад обязывала к дальнейшей разведке перевалов. Немецкие альпинисты после нескольких походов преждевременно пришли к выводу о том, что перевалов из верхней части ледника Федченко на запад нет и спуститься оттуда в долины Ванча и Язгулема невозможно. Русский топограф отвергал эту точку зрения; он был по-прежнему уверен в том, что проходимые перевалы есть и путь к ним лежит через боковые ледники № 4 и № 8.

В результате обсуждения было принято решение: произвести еще одну разведку перевалов и, если они будут найдены, предпринять дальнейшие исследования. Группы должны были направиться в верховья ледника Федченко и ледников № 4 и № 8. В группу, направившуюся на ледник № 8, вошли профессор (ныне академик) О. Ю. Шмидт, бывший начальником альпинистской части экспедиции, и И. Г. Дорофеев. На второй день пути исследователи достигли гребня, замыкавшего верховья ледника. В этом гребне были видны две седловины, обследование которых позволило обнаружить доступный спуск в неизвестную глубокую долину, уходящую на юго-запад. Таким образом, один перевал был открыт. Но куда он вел? Через три дня И. Г. Дорофеев, во главе новой группы, опять был на вновь открытом перевале. Избрав более северную из двух седловин[52], группа перевалила на запад и начала спуск вниз, к неизвестной долине. Уже вскоре дальнейший путь оказался неясным и потребовал разведки, которую успешно произвели красноармейцы — постоянные спутники топографа. Переночевав среди снегов, группа на утро следующего дня начала спуск по узкому леднику, впоследствии названному Красноармейским. Ледник этот был весь рассечен трещинами; местами его падение было настолько крутым, что приходилось пускать в ход ледорубы.

Один из альпинистов, спускаясь шаг за шагом, рубил ступени, а его спутники внимательно следили за каждым движением товарища, придерживая конец веревки, к которой он был привязан на случай срыва.

После поворота долины на север, путешественники увидели, что вдали ледник Красноармейский впадает в какой-то большой ледник. До места слияния этих двух ледников группе удалось добраться лишь к вечеру. Здесь, на высоте 3250 м, люди впервые, после многих дней движения среди льдов и снега, вступили на землю, свободную от них. На небольшой площадке зеленела трава и росли цветы. Отсюда был хорошо виден большой ледник, стекавший на запад. В его верховьях несколько крутых перепадов льда выводили к неизвестному перевалу. Он, по-видимому, был более доступен, чем только что пройденный группой. Это предположение вскоре подтвердилось. Перевал этот, как стало известно впоследствии, выводил на ледник № 4. Перед группой был легендарный Кашал-аяк — перевал, который так долго и безуспешно разыскивали многие исследователи Памира. Ледник, к которому вышли исследователи, был ими назван именем Географического общества.

Всех членов группы живо интересовал вопрос о том, куда же они спускались — в долину Язгулема или Ванча. На следующий день путешественники продолжали спуск по леднику Географического общества в направлении к открывавшейся впереди широкой долине, где ледник заканчивался и видна была сверкающая на солнце лента горной реки. На ночлег группа расположилась перед ущельем бокового притока, впадающего в реку основной долины с юга. Впоследствии выяснилось, что этот приток — р. Абдукагор. На песчаной площадке были обнаружены свежие следы медведей. Вокруг было разбросано много сухих сучьев арчи, принесенных сюда со склонов гор зимними лавинами. Разожгли костер. Внизу, в долине, как бы в ответ, блеснул огонь далекого костра. Недалеко были люди!

В 10 часов утра следующего дня группа приступила к переправе через рукава потока Абдукагор. Связанные между собой веревкой, путешественники благополучно перешли через три из них и остановились на небольшом островке перед четвертым, самым бурным рукавом. Пока искали брод, вода начала заметно прибывать: вверху на ледниках уже началось дневное таяние. Размеры островка стали быстро сокращаться, и вскоре путешественники стояли по колена в воде между двумя ревущими горными потоками. Выхода, казалось, не было. Тогда Гизятов и Сохоутдинов решили переправиться обратно на правый берег Абдукагора. Крепко охватив друг друга руками, они вошли в поток и, борясь с течением, начали медленно продвигаться к берегу. За ними тянулась альпинистская веревка. Вскоре два смельчака достигли берега, а за ними, пользуясь веревкой, начали поочередно переправляться через вздувшийся горный поток и все остальные. Одного из членов группы — альпиниста Е. М. Россельса — вода сбила с ног, и поток повлек его, ударяя о камни. Когда товарищи соединенными силами подтащили его за веревку к берегу, альпинист был в полуобморочном состоянии.

^{_{Группа И. Г. Дорофеева спускается с перевала Кашал-аяк}}

Остаток дня группа провела за просушкой вещей, а к вечеру путешественники разожгли большой костер в расчете на то, что его заметят жители долины. На следующий день, ранним утром, когда вода в реке была на самом низком уровне, группа снова начала переправу и вскоре же благополучно достигла левого берега долины. Здесь было тепло и тихо. Рос кустарник, зеленела трава, на полянах цвели цветы. Не задерживаясь, путешественники начали спускаться вдоль течения реки. Вскоре кто-то из них крикнул: «Люди!» По тропе на противоположном склоне долины на двух лошадях ехали по два всадника, пятый человек шел пешком.

Встреча произвела большое впечатление на обе группы. В своих записках И. Г. Дорофеев вспоминает: «В бинокль мы разглядели, что это таджики. Мы сигнализировали им, кричали, хотя и знали, что из-за шума реки они нас не услышат. Когда мы спустились со скалы, незнакомые люди подъехали к берегу, и один из них что-то кинул в нас. Камни? Нет — яблоки! „Ура нашим спасителям!“ — закричали мы.

Пока один „бомбардировал“ нас яблоками, остальные что-то мастерили, собравшись в круг. Потом один из них с каким-то мешком, привязанным на груди, направился к реке и смело вошел в воду. Мы и ахнуть не успели, как он, словно пробка, понесся по волнам, искусно управляя подложенной под себя палкой. Течением его прибило к нашему берегу. Мы быстро окружили таджика, переплывшего реку на надутой бараньей шкуре (кожаный мешок — туреук), обнимали его, трясли ему руки»[53].

Незнакомец оказался председателем сельсовета таджикского кишлака Пой-Мазар, самого верхнего селения в долине р. Ванч. Он рассказал, что накануне пастухи заметили высоко в горах огонь костра и он приехал с товарищами, чтобы узнать, что за люди пришли через ледники в его родную долину. С удивлением он слушал рассказ начальника группы. Он впервые видел людей, которые осмелились придти из-за снежных гор через считавшиеся непроходимыми ледники.

Через два часа путешественники были уже в Пой-Мазаре и встретили здесь самый радушный прием. В этом кишлаке, расположенном всего в девяти километрах от языка ледника, желтели поля созревающего ячменя; ветви яблонь и грушевых деревьев гнулись под тяжестью плодов. После испытаний многодневного похода по ледникам небольшой горный кишлак казался исследователям райским садом.

Исследователи уже могли подвести некоторые итоги похода: впервые удалось путешественникам пройти через верховья ледника Федченко и отыскать легендарные перевалы, ведущие к долинам Западного Памира. «Белое пятно» было, наконец, пересечено с востока на запад. На той части карты Памира, которая много лет была отмечена знаком вопроса, вдоль маршрута группы на широкой полосе были нанесены контуры мощных ледников и расположение новых, неизвестных в прошлом горных хребтов.

По плану, принятому еще в Танымасском лагере до выхода группы через перевал, И. Г. Дорофеев, после успешного перехода на западные склоны хребта должен был отправиться в верховья р. Язгулем. Там его группа, в соответствии с планом, должна была соединиться с другой группой экспедиции, которая шла к Язгулему кружным путем, через долину р. Бартанг; соединенными силами отряд должен был снова проникнуть в верховья ледника Федченко на этот раз новым путем, из долины Язгулема. В кишлаке Пой-Мазар выяснилось, что пройти в Язгулем из Ванча можно перевалом Лянгар (Окиба); этим путем можно было без затруднений пересечь водораздельный Ванчский хребет. 30 августа группа И. Г. Дорофеева была уже в долине Язгулема, в маленьком кишлаке Барнавадж, в котором насчитывалось всего два глинобитных домика. На все расспросы о наличии перевалов на восток жители кишлака отвечали отрицательно. По их мнению, ледники Язгулема были недоступны.

«Там нет перевала, там нельзя пройти, никто никогда не проходил и не пройдет, — говорили они, — но дай бог пройти вам»[54].

Отряд выступил в поход 4 сентября и вскоре достиг нижней части ледников. С большим трудом по южному склону Ванчского хребта был обойден трудный ледопад. Впереди между цепями гор расстилались необозримые снежные поля. У скал отрога Ванчского хребта был разбит лагерь. Ночью спали плохо, несмотря на усталость. В отряде, насчитывавшем теперь 17 человек, было уже двое больных. Продовольствие было на исходе, дров оставалось только на одну варку. За два дневных перехода надо было во что бы то ни стало добраться до верховьев ледника Федченко, где у перевала Танымас группу должен был ожидать О. Ю. Шмидт с запасом продовольствия.

Но желанного перевала все еще не было видно. Разведчики выяснили к вечеру следующего дня, что намеченная к прохождению седловина, лежащая впереди в снеговом хребте на высоте в 5200 м, выводит в сторону ледников долины Абдукагор, т. е. снова в долину Ванча. Другая обследованная седловина также выводила к Абдукагору.

Вечером, перед остановкой на ночлег, путешественники обнаружили на фирне человеческие следы. На следующее утро группа пошла в направлении этих следов на восток. Следы могли принадлежать только альпинистам другой группы экспедиции, поднявшейся по леднику Федченко.

Перед группой развертывалась панорама безграничных заснеженных пространств; ширина снежных полей достигала здесь 10 километров. По краям ледника высились заснеженные горные хребты. И. Г. Дорофеев не мог установить, на какой ледник они вышли. Превышение отдельных пиков над ледником достигало 1,5 километра. Высочайшие из них находились в хребте, расположенном на юге. Здесь топограф нанес на свой планшет пик «26 комиссаров» высотою в 6841 м, Парижской Коммуны — 6865 м и высшую точку района — пик Революции — 6945 метров[55].

Очередная ночевка была организована на снегу на высоте около 5000 метров. Наступила холодная ночь, температура упала до — 15°. Больные чувствовали себя совсем плохо. Утром группа продолжала медленно продвигаться вперед. На севере был виден небольшой поворот ледника. Если бы за ним снова лежал спуск в долину Абдукагора, то группа очутилась бы в отчаянном положении. Но за поворотом открылись контуры знакомых вершин. Величественный ледник уходил на север; его широкая белая полоса простиралась вперед не менее чем на 30 километров. Теперь было совершенно ясно, что отряд прошел верховья ледника Федченко и разрешил задачу отыскания Язгулемского перевала, который путешественники миновали незаметно для себя.

На 18 день похода И. Г. Дорофеев замкнул свой кольцевой маршрут у Танымасского перевала. Верховья ледника Федченко были обследованы и нанесены на карту. У Танымасского перевала выяснилось, что лагерь экспедиции уже перебазировался в Алтын-Мазар. Спустившись по течению ледника Федченко, отряд уже через 3 дня достиг истоков Сель-су и 18 августа разбил палатки своего лагеря на зеленых полянах вблизи Алтын-Мазара.

Географические итоги Памирской экспедиции Академии наук СССР 1928 г. были настолько значительны, что определили направление исследовательской работы на Памире на несколько ближайших лет. В результате смелых походов советских ученых и топографов, действовавших в непосредственном контакте и при помощи альпинистов, была в основном расшифрована орография центральной части «белого пятна»; было установлено, что ледник Федченко простирается далеко в глубь неисследованной области и занимает по своей величине одно из первых мест среди горных ледников мира. Оказалось, что площадь оледенения ледника Федченко и его притоков составляет 900 кв. км, а вместе с ледниками верховий Мук-су доходит до 2000 кв. км, что равно общей площади всех ледников северных и южных склонов Главного Кавказского хребта. Экспедиция 1928 г. практически доказала возможность сообщения Алайской долины, через перевалы Кашал-аяк и Язгулемский, с притоками среднего течения р. Пяндж. Древние пути были открыты вновь. В последующие годы по маршрутам группы И. Г. Дорофеева и других групп экспедиции в верховьях ледника Федченко прошла уже не одна группа исследователей Памира.

Советские исследователи высокогорья приобрели богатый опыт, позволивший им в будущем решить самые сложные задачи обследования труднодоступных горных районов страны. Советским ученым удалось проникнуть в глубь «белого пятна» и пересечь его с востока на запад и с юга на север, потому что они пользовались опытом альпинистов, научились сами передвигаться по склонам хребтов и ледникам и распознавать опасности гор. Стало ясно, что успешное исследование гор возможно только в тесном содружестве с опытными альпинистами. Важнейшим достижением экспедиции было составление первой карты, охватывающей бассейн ледника Федченко. Эта карта, основанная, главным образом, на съемке И. Г. Дорофеева, была издана уже в 1929 г. Съемкой было безусловно установлено, что в хребтах, окружающих ледник, есть вершины, достигающие, по крайней мере, 7000 м над уровнем моря. Немецкие топографы, Р. Финстервальдер и Г. Бирзак, участники экспедиции, вели фототеодолитную съемку. Они выпустили свою карту Памира значительно позже, в 1932 г.; перед изданием эта карта была исправлена и дополнена на основании позднейших работ советских исследователей, о чем немцы умолчали.

Если работы экспедиции 1928 г. осветили строение неисследованной ледниковой области и расположение гор на восток от хребта Академии наук, то в отношении центральной части этого хребта и района, находящегося на запад и северо-запад от него, экспедиция не дала почти ничего нового. Более того, немецкие геодезисты, пытаясь с большого расстояния определить высоту и положение отдельных высоких вершин хребта Академии наук, «привязали» результаты этих своих измерений к предположительной схеме, составленной ранее Н. Л. Корженевским[56]. Это привело их к грубейшим ошибкам. Н. Л. Корженевский в 1925–1927 гг., на основании скудных данных того времени, полагал, что в узле, образованном соединением хребтов Дарвазского и Петра Первого с хребтом Академии наук, находится высшая точка района — пик Гармо, вершина, впервые нанесенная на карту русскими топографами, наблюдавшими ее из долины в верховьях р. Хингоу, вблизи кишлака Пашимгар. Немецкие участники экспедиции приняли трапециевидную вершину, так же как и И. Г. Дорофеев[57], видевший ее с ледника Федченко, за пик Гармо. То, что было естественно для И. Г. Дорофеева[58], вооруженного для своих измерений только буссолью, было совершенно непростительно для немецких топографов, обладавших точными геодезическими приборами и наблюдавших ранее пик Гармо с запада[59]. Ошибка немцев не была случайной, она была вызвана стремлением упростить орографическую схему района, подогнать ее к своим представлениям.

Уже в 1929 г. во время расшифровки фототеодолитной съемки высота трапециевидной вершины оказалась равной 7495 метрам. Таким образом, она была высочайшей вершиной нашей страны. Последующие работы советских ученых показали, что орографическая схема, предложенная немцами, была ошибочной. Наши исследователи доказали, что пик «7495 м» и пик Гармо — различные вершины, отстоящие друг от друга на большом расстоянии.

Однако после экспедиции 1928 г. ошибочное и упрощенное представление об орографии сложнейшего горного района еще не могло быть опровергнуто. Оно внесло путаницу и явилось причиной ряда неудачных попыток отыскать подступы к высочайшей вершине Советского Союза с запада и северо-запада, предпринимавшихся в последующие годы альпинистами и исследователями. Понадобилось еще три года общей напряженной работы многих советских ученых и альпинистов, чтобы распутать путаницу, внесенную немцами, и решить загадку узла Гармо.

В 1929 и 1930 гг. географическое изучение Памира ограничилось ущельями, прилегавшими с юга к Заалайскому хребту. Соединенными силами топографов и альпинистов было проведено тщательное обследование правого притока Мук-су р. Саук-сай, берущей свое начало из южных ледников пика Ленина. Только в 1931 г. представилась возможность приступить к планомерной разведке высочайшего узла Гармо. Академия наук СССР направила в восточную часть хребта Петра Первого рекогносцировочную группу, которая должна была дать географическое описание этого почти неизвестного района, составить его первые топографические карты и дать общую геологическую характеристику. В составе этой группы были альпинисты, уже имевшие достаточный экспедиционный памирский опыт. Картографические работы были снова возложены на И. Г. Дорофеева.

Экспедиция намеревалась начать свою работу с обследования ледников Мушкетова и Фортамбек, в восточной части хребта Петра Первого. Попытка проникнуть к ним из Алтын-Мазара окончилась неудачей: из-за высокой воды в реках переправа на левый берег Мук-су оказалась невозможной. Тогда экспедиция повернула назад в Алайскую долину и, обогнув западную часть Заалайского хребта, вышла к устью Мук-су.

У селения Девсиар часть членов экспедиции переправилась по единственному мосту на левый берег реки и свернула в долину, где находился большой ледник Сагран. Совершив трудный переход по леднику, исследователи прошли через перевал Пеший, в верховьях ледника Сагран, и пересекли таким образом хребет Петра Первого. Затем экспедицией было предпринято обследование неизвестных ледников в верховьях р. Хингоу. В поисках западных подходов к пику «7495 м» (предполагавшемуся пику Гармо) исследователи решили посетить все западные долины, примыкающие к хребту Академии наук. Так был пройден и впервые обследован район ледника Гандо[60]. И. Г. Дорофеев произвел здесь топографическую съемку и нанес на карту ряд ледников и вершин, достигающих высоты в 6700–6900 метров. Не обнаружив в верховьях Гандо искомой вершины, экспедиция, повторив маршрут Я. И. Беляева, проникла на ледник Гармо. На этот раз альпинистам удалось достичь верховий его притоков — ледников Вавилова и Беляева. По заключению экспедиции, ледник Вавилова — юго-восточный рукав ледника Гармо — должен подходить вплотную к подножию пика Гармо. Здесь же следовало искать перевал, ведущий, как предполагалось, к леднику Федченко. Средний, северный рукав ледника Гармо — ледник Беляева — выводил, по мнению разведчиков, к пику Евгении Корженевской[61] и сообщался либо с ледниками Фортамбек и Мушкетова, либо подходил своими верховьями непосредственно к алтын-мазарским высотам.

Экспедиция 1931 г. поставила, таким образом, ряд новых вопросов, относящихся к проблеме узла Гармо, но ни один из них практически разрешен не был. Альпинистам удалось совершить в верховьях ледников Гандо и Гармо ряд восхождений; наибольшая высота, достигнутая ими, — 5500 м над уровнем моря. Эта высота была недостаточна для того, чтобы получить возможность увидеть сверху истинное расположение хребтов района. Не удалось исследователям также выйти на какой-нибудь из перевалов, связывающих западные и восточные склоны хребта Академии наук. Орография северной части хребта Академии наук и восточной части хребта Петра Первого оказалась настолько сложной, что решить загадку узла Гармо в 1931 г. не удалось.

Эта задача была выполнена только в следующем, 1932 г. соединенными силами нескольких отрядов Таджикской комплексной экспедиции Академии наук СССР.

К этому времени, в результате успешного выполнения первой сталинской пятилетки, народное хозяйство и вся экономика Таджикистана значительно шагнули вперед. Изменения коснулись также и Памира; его богатства все больше и больше использовались в интересах дальнейшего развития республики.

Таджикская комплексная экспедиция, насчитывавшая до 300 научных сотрудников, должна была продолжить работы по изучению производительных сил Таджикской ССР, с тем чтобы облегчить их использование для нужд социалистического строительства. Значительное место в планах работ было отведено Памиру. Несколько отрядов экспедиции должны были вести систематическое изучение ледникового покрова Памира и его гидроэнергетических ресурсов. Решено было в 1932 г. в среднем течении ледника Федченко, вблизи перевала Кашал-аяк на высоте около 4000 м, построить постоянную гидрометеорологическую и гляциологическую станцию. Эта станция должна была стать центром изучения замечательного оледенения. Высотные отряды экспедиции должны были продолжить географическое обследование труднодоступных районов Памира.

Альпинисты, входившие в состав экспедиции, особенно стремились проложить путь к узлу Гармо, к месту расположения высочайшей вершины страны. Перед несколькими отрядами была поставлена задача подойти к подножию пика «7495 м» и отыскать пути к одному из его вершинных гребней. Некоторые группы надеялись даже предпринять попытку восхождения. Достижение высшей точки пика было бы большим географическим событием и вместе с тем выдающейся спортивной победой.

Однако все попытки, которые были предприняты в 1932 г. для отыскания пути к высочайшей вершине СССР со стороны ледника Гармо, снова потерпели неудачу. Альпинистской группе, продвигавшейся по пути разведки 1931 г., удалось выйти на гребень хребта Академии наук у северного плеча пика Гармо. Как и предполагалось ранее, отсюда на восток открылся вид на верховья какого-то левого притока ледника Федченко, который мог быть только ледником Бивачным. Подъем по гребню, ведущему на юг к вершине пика Гармо, был нелегким, но представлялся проходимым для группы квалифицированных альпинистов. Высотомер показал, что высота гребня хребта у северного плеча пика Гармо, куда поднялись альпинисты, достигала 5700 метров[62]. Но восходителям было известно, что произведенные с востока, со стороны ледника Федченко, точные геодезические измерения хребта у северного плеча пика Гармо («7495 м») показали высоту около 6700 метров. Разница в высоте таким образом достигала километра. Это противоречие было отнесено за счет неточности прибора и влияния погодных факторов.

В это же время другая альпинистская группа подходила к «пику Гармо» («7495 м») с востока, со стороны ледника Федченко. Она успешно поднялась по леднику Бивачному до его левого притока, названного впоследствии ледником Сталина, и подошла к подножию вершины у ее восточного гребня, или, вернее, ребра. Снизу было видно, что подъем по этому ребру мог вывести к снежным полям, лежащим вблизи вершинного гребня пика. Как показала разведка, путь по ребру был нелегким, особенно в его скальной части, на высоте от 5600 до 6400 метров. Движение по ломким скалам было опасным, путь по гребню здесь преграждали шесть крутых скальных выступов на гребне, называемых альпинистами «жандармами». Разведчики в состоянии были преодолеть только первые два «жандарма» и поднялись до высоты около 5900 метров. Восхождение, возможно, было бы продолжено, но плохие метеорологические условия заставили альпинистов отступить.

Третья группа исследователей узла Гармо, под руководством геолога Москвина, пыталась проникнуть к пику от северных склонов хребта Петра Первого.

^{_{Высочайшая вершина СССР (7495 м), названная в честь великого вождя пиком Сталина}}

Членам группы удалось, поднявшись в верховья ледника Фортамбек, подойти к северо-западному подножию «пика Гармо» («7495 м»). Перед альпинистами открылся величественный вид на гигантскую, почти отвесную скально-ледовую стену, возвышающуюся над поверхностью ледника более чем на 2000 метров. Выше стены лежали широкие горизонтальные снежные поля, образующие, на высоте около 6200 м над уровнем моря, огромное плато. С него в сторону ледника Фортамбек периодически обрушивались мощные снежные и ледяные обвалы. Еще выше над плато возвышалась пирамида высочайшего пика СССР. Ее северо-западные склоны спускаются к плато крутыми снежниками, и только у самого вершинного гребня имеются обнажения скал. Положение пика и других вершин, поднимающихся над верховьями ледника Фортамбек, было нанесено на карту.

Уже после окончания работ экспедиции 1932 г. в Москве были подведены итоги разведки узла Гармо, сличены данные всех отрядов и сопоставлены заснятые ими карты.

Результаты получились совершенно неожиданные. Они положили конец загадке узла Гармо и позволили, наконец, расшифровать самый запутанный узел высокогорного Памира. Было установлено, что пик Гармо, расположенный в верховьях одноименного ледника, не имеет ничего общего с пиком «7495 м», находящимся в верховьях левого притока ледника Бивачного.

Пик «7495 м» оказался самостоятельной, до того не известной вершиной и отстоял на расстоянии около 20 км на север от настоящего пика Гармо.

Выяснилось также истинное положение хребтов в этом районе. Предполагавшегося стыка трех хребтов не существовало. Пик «7495 м» поднимался в месте, где к хребту Академии наук примыкал широтный хребет Петра Первого. Пик Гармо, издавна называемый так таджиками, живущими в долине Хингоу, находится в месте примыкания Дарвазского хребта, расположенного значительно южнее, к хребту Академии наук. Между хребтами Дарвазским и Петра Первого располагалась обширная ледниковая область систем Гандо и Гармо. Этим же объяснялось расхождение высот, удивившее альпинистов, поднявшихся на северное плечо Гармо.

Орография гор, поднимавшихся над левым берегом р. Мук-су, также оказалась значительно сложнее, чем это предполагалось. Восточнее ледника Фортамбек к реке подходили уже не отроги хребта Петра Первого, а северная часть хребта Академии наук, завершавшегося алтын-мазарскими высотами. Пик Евгении Корженевской (Кух-и-санталак) поднимался в северо-западном отроге хребта Академии наук.

В связи с этими открытиями встал вопрос о наименовании новой вершины высотою в 7495 метров. Мнение работников экспедиции было единодушным. В знак глубокой любви и преданности советских ученых и исследователей великому вождю советского народа, высочайшей вершине СССР было присвоено имя великого Сталина.

Открытие пика Сталина завершало огромную многолетнюю работу русских и советских исследователей Памира, пытавшихся, начиная с 1878 г. по 1932 г., раскрыть тайну расположения высочайших хребтов, поднимающихся в верховьях рек Западного Памира. Открытие пика Сталина не может быть поэтому приписано заслугам какого-либо одного исследователя или заслугам какой-либо одной группы. Оно явилось результатом многолетнего коллективного труда многих русских и советских ученых и исследователей и означало новую победу советской географической науки.

Пути к подножию пика Сталина были проложены. Советские альпинисты начали деятельно готовиться к штурму высочайшей вершины Советского Союза.