Пиранья. Охота на олигарха

Глава одиннадцатая Ностальгия поутру

Ах, что это было за зрелище! Жаль только, никого из старых знакомых не случилось поблизости, чтобы полюбоваться и оценить в полной мере...

Из знаменитого отеля «Негреско» (числится в десятке лучших отелей мира) беспечной походочкой хозяина жизни вышел адмирал Мазур – в светлом легком костюме, светло-синей рубашке и соответствующих туфлях. Швейцар распахнул перед ним дверь, и Мазур небрежно прошествовал, так привычно, словно был благородным доном из тех, у кого даже собака в конуре и мыши за печкой имеют родословную, уходящую к крестоносцам.

Двигаясь все так же раскованно и несуетливо, с видом человека, которому все окружающее успело смертельно надоесть, он шел по знаменитой Английской набережной. Справа росли темно-зеленые пальмы, в большом количестве и совершенно прозаически, как в России лебеда. За пальмами и невысокой балюстрадой, значительно ниже, опять-таки во множестве торчали зонты, синие в белую каемочку, и синие шезлонги, пустые пока что все до единого. Справа белело скучное здание, больше всего похожее на коробку из-под обуви с минимумом архитектурных излишеств, – Мазур так и не выяснил, что там расположено, да и не собирался этим заниматься. Лениво врастал в буржуазный быт, поскольку делать было совершенно нечего, а до назначенной встречи оставалась еще чертова уйма времени.

Опершись на балюстраду, он оглянулся на знаменитый отель. Честно говоря, Мазура он разочаровал. Впервые он это название встретил еще в детстве, читая том из «Библиотеки приключений» с романами о комиссаре Мегрэ, – да и потом не раз сталкивался. А когда увидел своими глазами, разочаровался. Подсознательно ждал увидеть некий огромный дворец – а оказалось, довольно скромная построечка, без особого размаха и грандиозности...

Какое-то время он пытался определить, по какой именно дороге удирал по крыше от полиции убивец из повести Сименона, но скоро бросил это бесполезное занятие – столько насчитал п у т е й о т х о д а, что и гадать бесполезно. Лично он, доведись ему смываться по крыше «Негреско», выбрал бы...

– Кирилл Степанович? – негромко произнесли рядом. – Не уделите ли немного времени?

Произнесено это было по-английски – либо коренной американец изъяснялся, родом из Новой Англии, либо удачная подделка. Голову Мазур повернул абсолютно спокойно, без малейшей нервозности. В конце концов, он здесь пребывал совершенно легально и не было поводов бояться кого бы то ни было. Да и работодатели – люди серьезные, за ними, как за каменной стеной...

Рядом с ним, так же опершись на балюстраду, примостился абсолютно незнакомый субъект, одетый вполне прилично, примерно ровесник Мазура, разве что пониже и поуже в плечах. Физиономия у него была примечательная: все по отдельности, нос, губы, взгляд, прическа и прочее было самым обыкновенным – но, собранное вместе, позволяло сходу обозвать незнакомца ш п и к о м. Такая уж у него была рожа, моментально вызывавшая не самые приятные ассоциации – то ли с худшими образчиками отечественных особистов, то ли опять-таки не с самыми лучшими импортными сыскарями, в свое время пытавшимися то там, то сям осложнить жизнь тому, за кого в данный момент выдавал себя Мазур.

– А вы прекрасно держитесь, – сказал незнакомец с ухмылочкой. – Даже ухом не повели...

С ленивым любопытством Мазур спросил:

– А вы что же, ждали, что я с диким воплем изумления и паники взлечу на верхушку пальмы? Какие пошлости...

Разумеется, он успел в секунду окинуть взглядом окрестности – и не усмотрел ничего похожего на п о д м о г у. Никто его пока что не обкладывал, не пас, не маячил грозно в непосредственной близости. Так что для пессимизма пока что не усматривалось причин.

– Замечательно, – сказал незнакомец. – А вот двадцать лет назад, когда мы в ж и в у ю виделись первый и единственный раз, у вас было гораздо более взволнованное лицо, эмоции все же присутствовали...

Уже в открытую Мазур прямо-таки п р о с в е т и л его взглядом, как рентгеном. И вновь подумал, что в жизни не видывал этого типа. Очень характерная рожа, если бы где-то пересекались п о д е л у, непременно бы в память врезалась.

Мазур никогда ничего не забывал из того, что касалось д е л а. Он просто-напросто з а д в и г а л все в дальний уголок сознания, но при необходимости всегда мог п р о к р у т и т ь. Нет, исключено. Они никогда не сталкивались вживую.

– Ну, не буду вас мучить, – хмыкнул незнакомец. – Кирилл... Вы позволите вас так называть, попросту, без отчества? Мы, американцы, никогда не могли привыкнуть к вашим отчествам...

А вот э т у фразу он произнес уже по-русски. На неплохом, надо сказать, русском – хотя незнакомец все же не сгодился бы на нелегальную заброску в СССР под видом чистокровного рязанца или москвича... Игра приобретала интерес.

Знание русского, соответствующая рожа, все прочее... Из этого уже сейчас можно было делать кое-какие выводы.

– А вы? – спросил Мазур. – Я имею в виду, ваше имя? Можно узнать вашу последнюю фамилию?

Незнакомец широко ухмыльнулся без малейшего напряга или неловкости:

– Куинлин Хагерти. Можно просто Куин. Разведка военно-морского флота США. Правда, я уже шесть лет как в отставке... – внезапно его физиономия, вот чудо, словно бы осветилась некоей мечтательностью. – Вот именно, двадцать лет назад... Вы стояли на корме той скорлупки под польским флагом, а я был на борту эсминца, который имитировал таран. Лица у вас у всех были если и не испуганные, то чертовски выразительные. Впрочем, мы тоже себя чувствовали неуютно – ваш «Маршал Ворошилов» мог и шарахнуть главным калибром... Эль-Бахлак, ага.

– А вы меня ни с кем не путаете, старина? – со светской небрежностью спросил Мазур.

Американец тихонько засмеялся:

– Ну что вы, Кирилл... Я много лет работал по в а м. Ну, я не имею в виду вас лично. Советские боевые пловцы, вы понимаете, что я имею в виду. С эсминца вели киносъемку, конечно. Хотя тогда я еще не знал вашего имени. Признаюсь честно, я его узнал значительно позже. Знаете, у нас много лет первостепенной задачей было – попытаться захватить кого-то из вас целым и невредимым. Не удалось, конечно, – он сузил глаза. – Не нужно смотреть свысока. Я точно знаю: перед в а ш и м и много лет стояла та же самая задача... и вы ее не решили.

Тут он прав, великодушно подумал Мазур. Нам тоже так и не удалось зацапать живехоньким ни одного «котика», хотя за него, все прекрасно знали, полагалась золотая звездочка...

– Впоследствии мне пару раз удавалось напасть на ваш след, – сказал Куин все так же мечтательно. – Я имею в виду случаи, когда речь не могла идти ни о ком другом, кроме вас. И еще в паре случаев я п о д о з р е в а л именно ваше присутствие, именно ваш почерк. Не буду перечислять страны и даты. Все равно вы с обязательной улыбкой ото всего отопретесь.

– Вот именно, дружище, – сказал Мазур безмятежно. – Я всю жизнь занимал скучные канцелярские должности, был флотской кабинетной крысой, бумажки перебирал... Скажу вам по совести – я даже не представляю, где расположен этот ваш Эль-Бахлак и что это вообще такое – полуостров, озеро, оазис?

– Ну разумеется, – сказал Куин. – Я бы на вашем месте держался точно так же. Но, положа руку на сердце, мы-то с вами прекрасно понимаем, о чем идет речь. Эль-Бахлак, Сан-Матурин... Ведь это вы были в Сан-Матурине? Самолет радиоэлектронной разведки, похищенные сверхсекретные схемы... Я все помню.

– Знаете, это плохо, – серьезно сказал Мазур.

– Что именно?

– Что вы все помните. Куин, многое нужно уметь забывать... или хотя бы задвигать в самые потаенные закоулки.

– А если это было лучшее время в моей жизни?

Очень уж открыто он смотрел Мазуру в глаза, чуть ли не простодушно, всем своим видом демонстрируя: вот он я, как на ладони, прост как три копейки... Мазур начинал чуточку злиться на себя за то, что не мог понять смысла и цели завязавшейся игры, – а ведь должны у нее быть и смысл, и цель, т а к и х совпадений попросту не бывает: отставной американский морской контрразведчик приехал в Ниццу развеяться и на Английской набережной столкнулся нос к носу именно с адмиралом Мазуром... Расскажите это вашей бабушке, джентльмены, как выразился бы классик...

– Ну, это ваши личные дела, – сказал Мазур. – От меня-то что вам нужно?

– Деловой разговор, не особенно длинный.

– Не пойдет, – сказал Мазур. – Я на отдыхе.

– Ах, как привычно вы напряглись... Это рефлекс, конечно. Не беспокойтесь. С т а р ы е дела, боевое противостояние сверхдержав и все такое прочее меня совершенно не интересуют. Я же сказал, что давным-давно вышел в отставку.

– В каком чине? – светски поинтересовался Мазур.

– В невеликом. Даже до коммодора не дотянул. Не всем же везет, как вам. Вы вот адмирал, и не отставной...

Вполне возможно, тут не было игры, и в голосе настырного Куина не прозвучали отголоски вполне искренней обиды, и завидовал он по-настоящему, а не в рамках хитрой игры. В конце концов, любой военный всегда мечтал взмыть как можно выше...

– Хотите, раскрою страшный секрет, Куин? – сказал Мазур искренне. – Адмиральские погоны представляются чем-то невероятно прекрасным, пока их на плечах н е т. Но потом обнаруживаешь, что Экклезиаст был прав и все на свете – суета сует...

– Возможно. Давайте о деле?

– Ну, попробуйте, – сказал Мазур. – Хотя я, откровенно говоря, не представляю, какие у нас с вами могут быть дела...

– Извольте, я объясню. У меня хорошая пенсия, Кирилл. У нас в Штатах с этим обстоит гораздо лучше, вы сами знаете. Практически «полное жалованье». Но мне было скучно без дела. Черт побери, я же еще не старая развалина? Можете вы поверить, что мне стало скучно без дела?

– Да, разумеется, – сказал Мазур. – Охотно верю. И что же вы предприняли?

– Открыл частное бюро. Нечто вроде частного сыска, только с упором на морскую специфику и... э-э, предшествующий опыт. Человек с вашим опытом в разъяснениях не нуждается, а?

– Пожалуй, – подумав, кивнул Мазур. – Вот уж не загадка. Военно-морская специфика и предшествующий опыт... Интересно, а вы, часом, не имеете ли отношения к недавнему инциденту в Ньянгатале? Я про тот случай, когда какие-то невоспитанные ребята с аквалангами без спроса нагрянули в гости к президенту?

Куин картинно пожал плечами, разинув рот с видом деревенского простака, впервые в жизни узревшего паровоз:

– Ньянгатала? А где это и что это вообще такое – полуостров, озеро, оазис?

Они вежливо улыбнулись друг другу, и американец продолжал серьезно:

– Вы прекрасно понимаете: я не стану отвечать прямо на некоторые вопросы, как не станете этого делать вы. Но в одном признаюсь откровенно: я и сейчас оказываю определенные консультационные услуги некоей группе бизнесменов, чьи интересы в Ньянгатале пересекаются с той группой бизнесменов, на которую работаете вы...

Мазур с лучезарной улыбкой поправил:

– Вы имеете в виду, что консультируете ту группу, которая хочет в л е з т ь в Ньянгаталу?

– А какая разница, как это называть? – пожал плечами Куин, на сей раз без малейшей дурашливости. – Главное, чтобы вы уловили суть. Вы уловили, конечно?

– Ну да. Дело нехитрое...

– Именно здесь, на Лазурном берегу, мои работодатели получили серьезный удар... и чувствительный укол по самолюбию. Не далее как вчера ночью. Я имею в виду тот «нечаянный приступ аллергии», случившийся на вилле «Фортеция» с человеком, который из-за этого не смог вылететь в Ньянгаталу...

– В жизни не слышал о такой вилле, – сказал Мазур.

– Ваше счастье, что охрана виллы была возложена на классических с у х о п у т ч и к о в, Кирилл. Будь там я... Конечно, я не буду врать, что предвидел бы именно в а ш визит, – но, поверьте, принял бы все меры предосторожности против нападения с моря. Меня этому хорошо учили, я этим занимался достаточно долго.

– Я вас прекрасно понимаю, Куин, – сказал Мазур без тени улыбки. – Беда, когда охрана возлагается на классических сухопутчиков, хотя рядом присутствует море... О чем бы ни шла речь – о вилле «Фортеция» или Ньянгатале...

– Я не верю в совпадения, Кирилл. Не бывает т а к и х совпадений. Ночью на виллу проник аквалангист, устроивший химическую атаку, а через несколько часов я узнаю, что неподалеку уже несколько дней обретаетесь вы... Не бывает таких совпадений. Это несерьезно, нереально – говорить о совпадениях... Вы знаете, я приехал на виллу буквально через полчаса после случившегося. Один парень из охраны оказался крепок задним умом и высказал версию, показавшуюся ему сначала фантастической, но очень быстро оказалось, что она – реальная. Мы взяли пробы воздуха в спальне – там присутствуют явные следы некоего химического соединения, вызвавшего у нашего клиента приступ астмы с последующими осложнениями. Более того, я проследил ваш путь от моря до виллы и обратно. Есть особые тепловизоры... Прошло не так уж много времени, и ваши следы я видел в окулярах соответствующего прибора совершенно четко – они все еще были теплее на какие-то доли градуса, чем земля и трава...

– М о и следы? – сказал Мазур, подняв брови в наигранном изумлении. – Вы их как-то зафиксировали этим своим суперприбором?

– Нет возможности их зафиксировать. Я их просто в и д е л. И легко восстановил всю картину происшедшего – в вашем блистательном исполнении...

– Это, конечно, интересно, – сказал Мазур. – Вот только я бы вас попросил не связывать столь демонстративно какие-то следы, какую-то химию на вилле с моей персоной. Мы – в цивилизованной стране, Куин. Адвокатов здесь, конечно, меньше, чем у вас в Штатах, но от легкого заработка они не откажутся, возьмутся за дело со всем пылом. Что мне стоит возбудить против вас процесс о клевете? Вы, насколько я понимаю, обвиняете меня в том, что я, нарушив кучу законов, проник на виллу и распылил там какую-то химию? Тогда, может быть, подойдете вон к тем бравым полицейским и выдвинете против меня обвинение? Посмотрите, какие они бравые, как они готовы выступить на защиту законов... Вы в самом деле уверены, что они, выслушав вас, кинутся на меня с наручниками?

– Ну конечно, я так не полагаю, Кирилл, – чуть поморщившись, ответил Куин. – У меня нет никаких улик. Но мы-то с вами прекрасно знаем, что это сделали именно вы... Давайте исходить из этого – что мы оба все прекрасно знаем и понимаем... Никакой полиции, судебных процессов и полицейских расследований...

– Тогда к чему вообще наша беседа?

– Двадцать лет назад все было проще, – сказал Куин. – Тогда мы оба работали каждый на свое государство и задачи наши были четко очерчены: вы нападали, мы защищались, а порой и наоборот. Сейчас все совершенно иначе. У нас уже нет за спиной ни страны, ни к о н т о р ы, ни у меня, ни у вас. Вы работаете на одних бизнесменов, а я – на других. Качественно иная ситуация. Но мы-то с вами – два профессионала, которые понимают друг друга с полуслова... И ничто нам не мешает договориться.

– На предмет?

– Давайте без дипломатии, хорошо? К чему она меж такими, как мы? Назовем вещи своими именами, а?

– Ну, попробуем, – сказал Мазур. – Любопытства ради. Все это, Куин, как вы, должно быть, понимаете, совершенно не означает, что я веду с вами переговоры или на что-то соглашаюсь. Я вас просто слушаю и высказываю свои соображения...

– Разумеется, Кирилл...

– Ну, в таком случае валяйте. Сколько будете предлагать и в какой валюте?

Американец удивленным не выглядел. Он просто-напросто осклабился в классической голливудской улыбке:

– Я вижу, Кирилл, вы прекрасно все поняли...

– Господи боже ты мой, ну и загадка... – сказал Мазур даже с некоторой скукой. – Поскольку вы больше не играете в с т а р ы е игры, в нынешних условиях предлагать мне можете только одно: продать моих нынешних работодателей. Задачка для школьников... Так сколько вы намерены мне предложить?

– Больше, чем вам платят ваши наниматели.

– А если они мне обещали миллион? – небрежно спросил Мазур. – Баксов, я имею в виду. Тьфу ты, черт! – воскликнул он с искренним сожалением. – Нужно было просить в евро, плохой из меня коммерсант. Ваш бакс, простите великодушно, худеет и худеет...

– Я вам по страшному секрету признаюсь, что жалованье получаю в евро. Это не вполне патриотично, согласен, но нельзя все на свете измерять патриотизмом... Миллион, говорите? Значит, будет больше. Мне не хотелось бы унижаться, долго и многословно доказывая, что никто не собирается вас обманывать. Мы с вами, как не раз уже произносилось, профессионалы.

– Откуда такая щедрость, Куин?

– Законы рынка, – серьезно сказал американец. – В подобных ситуациях тот, кто уже д е р ж и т территорию, всегда платит своим меньше – у него все схвачено, налажено, обустроено и взято под охрану. Соответственно, тот, кто пытается в л о м и т ь с я, не жалеет никаких денег. Азбука ремесла. При тех ставках, что имеют место быть, скупость неуместна. Ньянгатала – это нефть, алмазы и прочие весьма полезные ископаемые, миллионом больше, миллионом меньше – какая разница? Акционеры против таких расходов протестовать не будут.

– Очень мило, – сказал Мазур. – И что я должен сделать в обмен на этакую благодать? Взять автомат и перестрелять своих нанимателей к чертовой матери?

– Ну зачем же? Останемся цивилизованными людьми. Какое-то время вы будете выполнять прежнюю работу, но при этом... – он выразительно замолчал.

– Закладывать, – понятливо подхватил Мазур.

– К чему такие пошлости? Информировать. Могу вас заверить, у меня есть все полномочия вести переговоры о конкретных суммах. Разумный аванс вы сможете получить незамедлительно. Естественно, я не буду с вас брать никаких подписок – мы же не в государственные игры играем. Достаточно будет вашего слова...

– Ну да, – сказал Мазур, – а потом, поставляя информацию, я и сам автоматически влипну настолько, что дороги назад не будет?

– Ну, если вам угодно это так называть... Суть не в терминах, Кирилл. Это бизнес, и никаких гвоздей, как у вас говорят. Итак?

– Простите, дружище, вынужден отказаться, – сказал Мазур. – Я уже слишком стар, чтобы играть в агента-двойника, очень уж непривычное амплуа, могу запутаться, напортачить...

– Я говорю серьезно.

– Я тоже, – сказал Мазур. – Не будем увлекаться болтовней, ладно? Распрощаемся, как культурные люди...

– Вы полагаете, у нас есть такая возможность? Увы... Кирилл, это бизнес. Большой бизнес. Чертовски большой. Когда на кону целые страны, никому нельзя откланяться и уйти с милой улыбкой. Порядочки здесь еще жестче, чем в наших с вами играх в старые времена. У меня есть поручение, и я обязан его выполнить. Либо вы будете на нас работать, либо... Мои наниматели просто-напросто не могут себе позволить оставить в руках конкурентов столь эффективное и надежное орудие, как вы. И, как ни грустно, я опять-таки уполномочен применить любые меры. Любые. Можете не оглядываться так озабоченно. З д е с ь с вами ничего не случится: Европа, цивилизованная страна, избавиться от трупа – не такая уж простая задача. А вот в Африке... Примерно через сутки вы отправляетесь в Африку, мне это прекрасно известно. У меня есть свои люди в аэропорту, где базируется самолет ваших нанимателей... о нет, никто не будет в него подкладывать бомбу, не думайте. Есть некий неписаный кодекс. Точнее, два кодекса – один для благополучной Европы, другой для Африки. В Африке, вы сами прекрасно знаете, сплошь и рядом чья-то насильственная смерть не вызывает особой паники и часто остается безнаказанной. Так что з д е с ь вам ничего не грозит – но вот через сутки, в Африке, вы можете ожидать чего угодно. Я не пугаю, конечно. Пугает слабый. Я предупреждаю.

– А мне, откровенно говоря, плевать, как это называется – пугать или предупреждать, – сказал Мазур. – Куин, вы же профессионал, охотно этому верю. Так пораскиньте мозгами и задайте себе вопрос: можно ли м е н я запугать смертью? С моей-то биографией и жизненным опытом? Как по-вашему?

– А вот и нет, – сказал Куин с напряженной улыбкой. – Ситуация качественно и н а я. Абсолютно не похожая на прежние расклады, когда у нас с вами за спиной стояли могучие империи... Совершенно ничего похожего. Когда-то вы воевали за идею. Я не принимаю эту идею... оказавшуюся к тому же нежизнеспособной, – но признаю, что вами в старые времена двигала верность идее. Равным образом и вы, думается, согласитесь, что я в те времена воевал за идею...

– Не спорю, – сказал Мазур.

– Вот видите... Это был могучий побудительный мотив – верность идее, системе, государству, флагу, присяге. Сейчас у вас этого мотива попросту нет... как, впрочем, и у меня. Вы что, всерьез готовы умереть за ваших нанимателей? Что у вас с ними общего? Ни черта! Они как раз и разрушили тот мир, в котором вам было уютно и престижно, мир, где вы имели огромное значение...

– Господи, Куин! – воскликнул Мазур, глядя с величайшим изумлением (наигранным, конечно). – Вы, будучи на пенсии, не в коммунисты ли подались от скуки? В точности то же самое у нас говорят коммунисты...

– Но ведь в этом есть своя правда? Вы для ваших нанимателей ч у ж о й. Совершенно.

– Как и вы – для своих.

– Кто бы спорил! Но расклад выпал такой, что я делаю вам определенное предложение, а не наоборот... Кирилл, в старые времена ваша смерть на поле чести сделала бы вас героем. О вас всерьез скорбели бы и сослуживцы, и система. Сейчас ничего этого не будет, если кто-то пустит вам пулю в спину в Африке или всадит нож в сонную артерию. Ваши хозяева пожмут плечами, внесут расходы на вас в графу «убытки» и очень скоро забудут о том, что вы жили на свете... И все. Понимаете? Это все. Никто из этих набитых деньгами скотов о вас не вспомнит, никого не тронет ваша старомодная верность...

– Куин...

– Что?

– Мне представляется, что с в о и х нанимателей вы не любите еще больше, чем моих.

– Не люблю, – кивнул американец. – Это еще мягко сказано... как-никак, я тоже служил идее и империи, а теперь вынужден прогибаться перед всякой сволочью, у которой больше денег, чем у меня. Именно поэтому я, верите вы или нет, чувствую к вам неподдельную симпатию. Мы с вами – одного поля ягоды. И потому мне хочется, чтобы мы договорились. Вы опять-таки можете не поверить, но чисто по-человечески мне будет тяжело планировать против вас... окончательное решение. Однако, как вы, должно быть понимаете, я буду все же вынужден... Пусть и с нешуточной болью в сердце. Ничего личного. Бизнес, увы...

– Старина, – сказал Мазур тихо, глядя ему в глаза, – а вам не приходит в голову, что меня трудновато убить? Не буду строить из себя супермена, но меня столько раз пытались с м а х н у т ь с этой шахматной доски... А я жив, тем не менее.

– Но это не может тянуться до бесконечности.

– Знаете, я все же рискну.

– Ну ладно, – сказал Куин. – Я к вам отношусь очень серьезно, а потому не буду вести себя в стиле мелкого коммивояжера, мельтешить вокруг, ныть, хватать за рукав... Вот моя визитная карточка. Телефон включен круглосуточно. У вас есть сутки. Поразмыслите хорошенько над тем, что я говорил, – наедине с собой, не торопясь. Задайте себе еще раз эти вопросы – что вы для ваших нанимателей? Стоят ли они того, чтобы умирать за них? Вам ведь предлагают не предательство интересов системы, страны, армии. Вы всего-навсего смените работодателя на более щедрого. Проникнитесь ощущением того, что ситуация качественно и н а я... Иначе... Ну, не буду стращать. Расклад для парней вроде нас с вами насквозь понятен. Либо вы переходите к нам – либо мы сделаем все, чтобы ваши хозяева лишились столь великолепного инструмента. Если вы сядете в самолет, так и не позвонив мне, – будем считать, что договоренность не достигнута. И там, в Африке, в отношении вас никто уже не будет связан ни моралью, ни законами, ни прочей ерундой. Одна голая целесообразность. Подумайте как следует, Кирилл, я вас прошу, можно сказать – умоляю. Времени у вас достаточно. Жду звонка...

Он кивнул, повернулся и не спеша побрел вдоль парапета. Судя по спине, ему чертовски хотелось оглянуться, но он все же превозмог себя, так и скрылся из поля зрения. Мазур длинно и насквозь непристойно выругался про себя: кто бы мог подумать, что ясным утром нежданно-негаданно настигнет этакое вот ностальгическое наваждение в лице, можно сказать, чуть ли не сослуживца, пусть и с д р у г о й стороны... Принесла ж нелегкая! Судя по всему, пребывание в Африке станет еще более п и к а н т н ы м, нежели ему поначалу представлялось...

Сердито глядя в ту сторону, где скрылся американец, Мазур пробормотал сквозь зубы:

– Очень, очень удивился маленький котенок: ты откуда появился, желтенький цыпленок?

Взглянув на часы, убедился, что время начинает чувствительно поджимать. Быстрым шагом перешел улицу (слежка вроде бы отсутствовала), свернул за угол направо, прошел квартал и махнул незанятому такси, бежевому «мерседесу».